В лесу царила какая-то торжественная тишина, нарушавшаяся лишь пением птиц, от чего его так и хотелось сравнить с храмом. Впрочем, он таковым и был. Храмом природы. Простёршие свои сучковатые ветви к небу вековые деревья-великаны казались стенами, а их раскидистые кроны, сквозь которые едва можно было разглядеть небо, вполне сошли бы за витражный потолок. Единственным звуком, помимо птичьего щебета, служившего своего рода природным вариантом неразборчивого молитвенного бормотания, был негромкий треск сучьев. Кто-то пробирался через лесную чащу. И то, как невпопад трещали под его ногами ветки, ясно давало понять – кто бы это ни был, лесным обитателем он не являлся и определённо сильно устал. Ветки молоденького деревца заколыхались, и из-за него на полянку вышла полноватая альтмерка, чьи нечёсаные рыжие патлы блестели от жира даже в создаваемом деревьями полумраке. Отряхнув от листьев и щепок грязно-белую потрёпанную мантию, она облокотилась на поросший трутовиками древесный ствол и вытерла лицо рукавом. На её лице возникло страдальческое выражение – гостья леса была уверена, что, наконец, добралась до опушки, но вышла всего лишь на поляну от оной явно далёкую. Она блуждала уже полдня и почти выбилась из сил. Забраться в лесную чащу, оказалось не так уж и сложно. Её привели туда поиски редкого цветка, который хоть и боялся солнечного света, но при этом рос исключительно на земле, так как в пещерах для него было слишком сыро. Чтобы найти его ей пришлось всё утро бродить по чащобе, однако её усилия были вознаграждены – в лощине, на которую она вышла почти случайно, оказалось достаточно цветов, чтобы из них можно было составить букет. А вот обратная дорога как-то не задалась. Уже начинали медленно, но верно сгущаться сумерки, а лес всё не желал выпускать свою гостью. Альтмерка прошла в центр полянки и присела на прогнивший ствол упавшего не меньше года назад дерева, который недобро затрещал под её весом. Её ноги гудели от усталости, она хотела есть, а солнце постепенно клонилось к закату. Более неприятной ситуации представить было сложно. Ей и раньше доводилось попадать в подобные ситуации и даже оставаться ночевать в местах, на первый взгляд совершенно непригодных для ночлега, но удовольствия ей подобные приключения не приносили.

Альтмерка в очередной раз обвела полянку усталым взглядом и, наконец, поняла, что очутилась на ней не одна. У кустов на самом её краю лежало чьё-то тело. Алхимик не торопясь поднялась на ноги и подошла к распростёртой на земле девушке, на чьём лице застыло выражение, характерное для глубокого спокойного сна, и, не будь оно таким бледным и даже окровавленным, можно было бы подумать, что совсем юная человеческая девушка, чьи правильные черты выдавали имперское происхождение, просто прилегла отдохнуть. Альтмерка привычными движениями проверила, жива ли она, но никаких признаков сердцебиения или дыхания ей определить не удалось. Алхимик мрачно покачала головой – вот и свежая жертва леса. Будь она суеверна, то решила бы, что перед ней зловещее предзнаменование того, что вскоре он заберёт и ещё одну жизнь. Альтмерка тяжело села прямо на влажную землю, и склянки в её сумке глухо звякнули. Она рассеянно заглянула в неё и вдруг хлопнула себя по лбу. Судьба подарила ей возможность испытать новую формулу эликсира, не возвращаясь в лабораторию! В её глазах тут же вспыхнул почти безумный огонь, и она полезла в сумку за склянкой со своим чудодейственным зельем и злополучными цветами, поиск которых и завёл её на эту полянку. Наполнив пробирку эликсиром, алхимик быстро растолкла в ступке несколько соцветий, смешала их с отжатым из стеблей соком, долила получившуюся полужидкую массу в пробирку, заткнула её пробкой и как следует взболтала, перемешивая новую версию своего особого зелья. Посмотрев его на просвет и убедившись, что все ингредиенты растворились полностью, альтмерка сняла с пояса кинжал и перевернула найденный труп лицом вниз. Увиденное заставило её довольно улыбнуться – от неё даже не требовалось делать надрез – затылок покойницы был испачкан чем-то красным, и алхимик даже не стала проверять, что это, так как была уверена – она взирает на ту самую рану, которая и стала причиной смерти имперки – чёрные ягоды, маслянисто блестевшие на колючем кусте, хоть и были ядовиты, но вели не к смерти, а к подобному летаргии состоянию, которое часто было невозможно отличить от истинной кончины. Задержав дыхание, алхимик вынула пробку из пробирки, и несколько капель эликсира оросили центр предполагаемой раны, после чего альтмерка перевернула имперку на спину и, памятуя о том, как обычно себя вели её оживлённые подопытные, тут же отошла от неё локтя на три, ожидая, когда эликсир подействует.

Альтмерка внимательно наблюдала за подопытной, не желая пропускать ни малейших изменений в её состоянии. Поначалу ей показалось, что новый вариант её особого эликсира и вовсе не подействовал, но вдруг грудь девушки начала быстро и шумно вздыматься, свидетельствуя о том, что жизнь всё же вернулась в её молодое тело. Алхимик отступила ещё на шаг. Обычно её подопытные именно так и начинали оживать – сперва появлялось дыхание, а за ним почти тут же следовали кошмарные хрипы, от которых стыла в жилах кровь, и потому она морально уже приготовилась к тому, что результат этого эксперимента окажется таким же, как и всегда – сейчас ей придётся со всех ног улепётывать по лесу, а оживлённое тело будет мчаться за ней, рыча что-то невразумительное, но при этом обладая вполне конкретной целью. Однако свежеоживлённая имперка хранила молчание, а потом внезапно распахнула зелёные глаза, в которых отразилось исчерченное древесными ветвями небо. И, несмотря на то, как они принялись вращаться в орбитах, пытаясь обозреть всю поляну, взгляд их был вполне осмысленным. На бледном лице альтмерки заиграла робкая улыбка. Имперку явно невозможно было отнести к её бесчисленным однозначным неудачам. Как минимум потому, что она, по всей видимости, всё же сохранила способность к осознанию себя. Однако сюрпризы определённо не спешили заканчиваться. Девушка заговорила. И хотя произнесла она всего четыре слова, их осмысленность заставила алхимика окончательно уверовать в свой триумф. Подопытная задала два вопроса, которые как нельзя лучше вписывались в представления учёной о том, как должно вести себя тому, чья душа вернулась в Нирн из Обливиона. Имперка пыталась понять, где она вдруг очутилась, и кто перед ней оказался. От счастья альтмерка закружилась в своеобразном неуклюжем танце, больше похожем на какие-то совершенно безумные прыжки.
- Получилось! Получилось! Она жива! Жива! – алхимик радовалась столь долгожданному успеху словно маленькая девочка, напрочь забыв, где находится, и что подопытная взирала сейчас прямо на неё. Наконец, она запуталась в собственной мантии и неуклюже растянулась на земле, едва не шлепнувшись в тот самый куст, шипы которого разорвали платье воскрешённой ею имперки. Только теперь она, наконец, вспомнила, что уже не одна на злополучной полянке. Её бледно-голубые глаза горели совершенно безумным огнём, а сальные рыжие волосы растрепались подобно звериной гриве.
- Где вы? В Нирне. А точнее – в Сиродиле. Не так далеко от его столицы, – с трудом выговорила она, давясь словами от возбуждения. – Кто я? Я та, кто вернул вас с того света! Не удивляйтесь и не пугайтесь, леди, но вы умерли, и если бы не мой чудодейственный эликсир, мы бы сейчас не разговаривали! Потрясающе! После стольких лет неудач я наконец-то добилась успеха! Это будет переворот в научном мире! – она неуклюже вскочила на ноги, видя перед собой газетные заголовки и выведенные безупречным почерком на дорогой бумаге приглашения в лучшие в Тамриэле лаборатории и на встречи с виднейшими учёными мужами и жёнами. – Вы понимаете, что это значит? – обернулась альтмерка к девушке, хватая её за плечи.

Алхимика всё ещё трясло от восторга, и всё же в ней постепенно начала просыпаться свойственная ей наблюдательность. Горевшие совершенно безумным энтузиазмом глаза альтмерки буквально пронизывали воскрешённую девушку, словно она и сама всё ещё до конца не верила в собственный успех, но поведение подопытной определённо свидетельствовало о сохранности всех её мыслительных функций. Попутно она отметила, что та была не просто имперкой, но, судя по её речи и платью, хоть то и было изорвано, явно относилась к особам голубых кровей, как вернувшая её с того света учёная. Альмерка так сосредоточилась на своих наблюдениях, что даже после того, как имперка представилась ей, не сразу поняла, что та прекрасно осознаёт происходящее.
- Моё имя Максина, – произнесла она после долгой паузы и сделала книксен. – Рада познакомиться с вами, леди Серториус, – на её лице заиграла ответная улыбка. Можно было только порадоваться, что её первым успехом стала столь миловидная девушка – в её воскрешение даже искушённые учёные мужи, принёсшие себя на алтарь науки, поверили бы с куда больше охотой, нежели если бы результатом первого удачного эксперимента альтмерки стал какой-нибудь обезображенный годами старик.
- Не думаю, что ваш отец посмеет поднять на вас руку, если узнает, что с вами случилось, – ободряюще, хоть и запоздало, произнесла алхимик. – Мой отец говорил, что смерть – достаточный повод, чтобы опоздать на семейный ужин, – улыбка на её лице стала ободряющей, а пугающий безумный огонь в светло-голубых глазах чуть угас, но внезапно вспыхнул с новой силой. Максина достала из сумки свой верный дневник и чернильницу с пером, после чего в её взгляде вновь появилось изучающее выражение.
- Уверена, вы не станете возражать, если я захочу записать ход и результат моего эксперимента, леди Серториус, – произнесла она, явно не спрашивая, а предупреждая Амиллу, что их разговор ещё только начинается, и, обмакнув перо в чернила, открыла дневник. Из-под потрёпанного пера альтмерки выходили на удивление красивые буквы, притом, с какой скоростью она водила им по бумаге. Быстро записав рецепт нового варианта своего чудодейственного эликсира, алхимик вновь подняла глаза на свою подопытную.
- А теперь, леди Серториус, поведайте мне, что успело открыться вашим глазам после того, как вы умерли, перед тем как я вернула вас в Нирн? – её взгляд опять вспыхнул безумным огнём.

Всё внимание алхимика было поглощено своей подопытной. Она ловила каждое её слово, каждый жест, малейшее изменение мимики, каждый звук. Пока имперка вела себя вполне естественно, но альтмерка стремилась не упустить малейших признаков того, что возвращения разума в тело произошло не полностью, ибо это означало бы, что даже этот эксперимент всё же нельзя будет назвать её триумфом, но всё указывало на то, что ей, наконец, удалось достичь полного успеха. Лицо учёной не покидала довольная улыбка.
- Бестелесный полёт в пространстве, где Мундус, Этериус и Обливион сходятся в одной точке? – скорее подытожила она, нежели спросила. – Потрясающе! Вы говорите, тьма и свет в конце длинного коридора появились в самом конце? – учёная пожевала разлохмаченный кончик пера. – Получается, что это были уже именно телесные ощущения. Тьма – закрытые глаза, свет – то, что вы увидели, приоткрыв их. А на границе всех сфер бытия вы не только созерцали самое прекрасное, что в нём есть, но и услышали песню? Колыбельную? Хотя какая ещё песня может встречать покинувшую своё тело душу? – Максина поставила точку и приготовилась было закрыть дневник, решив, что самое важное уже записано, но в этот момент Амилла задала вопрос, заставивший её вздрогнуть и быстро дописать об обострённой подозрительности последней. Ей доводилось убивать своих подопытных непосредственно перед экспериментами, дабы обеспечить максимальную свежесть трупа, но на этот раз природа всё сделала за неё.
- Нет! Конечно же, нет! – возмущённо воскликнула альтмерка. – За кого вы меня принимаете, леди Серториус? Я – учёная, а не разбойница с большой дороги! – она убрала писчие принадлежности и поднялась с земли. – Как можно подумать, что такая уважаемая учёная как я станет убивать ради своих экспериментов! Ведь если бы я пошла на это, мои достижения не приняла бы ни одна коллегия магов! – Максина, изображая оскорблённую невинность, скрестила руки на груди и вздёрнула острый нос, но стоило Амилле задать следующий вопрос, и она тут же раскрыла свою сумку.
- Пейте, леди Серториус! – альтмерка протянула имперке бутыль прозрачной воды, которую использовала в своих опытах в качестве растворителя.

Стоило Амилле извиниться, и Максина тут же сменила гнев на милость. Признание имперской аристократки в том, что она далека от научного мира, несколько успокоило альтмерскую учёную – для официальной науки она и её зловещие исследования не существовали, а потому, если бы имперка оказалась того же склада ума, что и она, то её маленькая ложь, вызванная скорее гордостью, нежели развеять подозрения девушки, могла обернуться для альмерки большими проблемами в дальнейшем.
- По моему виду сложно догадаться, но я, как и вы, голубых кровей, леди Серториус, – гордо произнесла она. – Но мир закулисных интриг и сочетаний улыбок на лицах с кинжалами за спиной оказался не для меня, и мне пришлось найти себя на другом поприще. Так что я могу понять, почему вы заподозрили меня, и принимаю ваши извинения, – на её лице заиграла дружелюбная улыбка. Амилла не подозревала, но Максина ничуть не меньше хотела сохранить её расположение, но только лишь потому, что в случае ещё ряда удачных экспериментов та стала бы необходима ей в качестве живого доказательства её успеха перед лицом официальной науки. Она подала девушке руку, помогая подняться с земли.
- Вижу, мой эликсир сработал в полной мере – вы даже встали на ноги, – алхимик довольно кивнула. – Сделайте пару шагов. Так-так… Превосходно! – она едва сдержалась, чтобы не хлопнуть в ладоши. За тем, как Амилла пила, Максина наблюдала не менее внимательно, нежели за её пробуждением и первыми действиями.
- Да, все рефлексы работают именно так, как и должны. Это успех! Несомненный успех! – забирая бутыль, она чуть было не обняла свою подопытную, но вовремя опомнилась.
- Итак, леди Серториус, полагаю, в ваши планы не входит ночь в чаще леса?

Ответ юной аристократки несколько огорчил алхимика, но она не подала виду, боясь ударить лицом в грязь перед своей подопытной. В сложившейся ситуации обеим гостьям леса оставалось лишь попытаться выйти из леса наугад, положившись на известную поговорку „одна голова – хорошо, а две – лучше“. Альтмерка ободряюще улыбнулась имперке, закрывая сумку.
- Нам – туда, – стараясь придать голосу уверенное звучание, произнесла она, указав наугад. Из чащи донеслось зловещее уханье какой-то крупной совы, и Максина вздрогнула от неожиданности. В её сумке достало бы зелий и порошков, чтобы пережить надвигавшуюся ночь в относительной безопасности, и всё же она предпочла бы провести её под крышей таверны, в которой занимала самую дешёвую каморку.
- Идёмте, леди Серториус! – позвала она и подала пример, смело шагнув за пределы полянки. Поначалу альмерка собиралась идти прямо, никуда не сворачивая, в надежде, что куда-нибудь они да придут, но вскоре ей пришлось повернуть, поскольку на пути им попалось расщеплённое молнией дерево, мимо которого она проходила, когда шла к полянке, на которой встретила имперку. Но и новым маршрутом девушки не смогли пройти далеко – вскоре на их пути непроходимой стеной встали кусты и молодые деревья, так и норовившие вознаградить любое неловкое движение болезненным ударом гибкой ветки. Поначалу Максина решила попытать удачу, углубившись в чащу, но несколько раз из-за собственной неловкости схлопотав тонкими ветками по лицу, едва не лишившись глаза, она всё же решила вновь свернуть. На её бледном лице алели, пересекаясь, восемь полос. Новое направление сначала казалось верным – лес будто начал редеть, верхушки деревьев стали видны, но опушки всё не было. Сумерки же тем временем неуклонно вступали в свои права. В лесу воцарялся приятный звериным глазам полумрак, предвещая, что вскоре выйдут на охоту хищники.

Максина осторожно провела ладонью по вспухшим на её лице красным полосам и поморщилась – удары веток оказались неожиданно болезненными. Вопрос Амиллы заставил её остановиться и посмотреть по сторонам. Никаких признаков опушки в стремительно сгущавшихся сумерках ей разглядеть не удалось, а потому она лишь мрачно покачала головой, но всё же вновь свернула, уже особенно и не надеясь найти выход из леса. Стоило подумать о ночлеге, но алхимик не желала ударить в грязь лицом перед своей подопытной, а потому просто не могла смириться с тем фактом, что так и не смогла вывести их из леса. Где-то совсем близко громко заухала сова, заставив альтмерку крепко сжать руку имперки, но по-настоящему её испугал донёсшийся откуда-то издалека волчий вой. Конечно, летом волки не сбивались в стаи, а потому большой угрозы не было, но даже один зверь мог доставить девушкам хлопот. Максина ускорила шаг и почти сразу же об этом пожалела – в воцарившемся в лесу сумраке ей едва удавалось различать деревья. Она полезла было в сумку, чтобы достать зелье кошачьего глаза, но внезапно споткнулась о корень и рухнула на сухой древесный ствол, при этом сильно ударившись коленом. Амилле повезло больше – хоть альтмерка и увлекла её за собой, девушка упала на неё, а потому не пострадала. Максина попыталась встать, но её ногу тут же пронзила сильная боль, от чего она вскрикнула и схватилась за пострадавшее колено. Словно в ответ ей из темноты донёсся волчий вой, и на этот раз он казался куда ближе, нежели несколько минут назад, если это был тот же зверь. Альтмерка тяжело опустилась на землю и, постанывая от боли, вытянула перед собой пострадавшую ногу.
- Похоже, нам придётся сделать привал, – стараясь не выдать страха, произнесла она. – Леди Серториус, простите, что обращаюсь к вам с такой просьбой, но, если мы хотим провести эту ночь в хоть немного комфортных условиях, нам понадобится хворост, а я, как вы можете видеть, немного не в состоянии его собрать. В моей сумке есть зелье, которым его можно будет без труда разжечь, но необходимо, чтобы кто-то принёс его, – она опёрлась спиной на ствол, о который разбила колено.

Отредактировано Максина (28.03.2016 17:51:29)

Максина не слишком-то и надеялась, что Амилла сумеет набрать хвороста – юная имперка показалась ей случайной гостьей старого леса, незваной и не слишком-то и желавшей, чтобы её пригласили в самую чащу, куда они забрели в вечернем сумраке, а потому ожидала, что девушка устроит истерику, обвинив альтмерку во всех своих бедах, но вместо этого та и в самом деле, пусть и не рискнув уйти далеко, набрала достаточно сухих сучьев, чтобы развести костёр хотя бы на первые полчаса. Алхимик уже распланировала эту ночь, а потому собиралась зажечь огонь и, обработав разбитое колено, отправиться за топливом уже самостоятельно, но не потому, что так уж дорожила своей подопытной, пусть та и была живым свидетельством её триумфа, а по той простой причине, что из них двоих она одна обладала хоть каким-то опытом выживания в лесу.
- Благодарю вас, леди Серториус, – она кивнула девушке и принялась складывать сучья в своеобразный маленький шалаш. До чутких ушей Максины вновь донёсся волчий вой, заставив её поспешно запустить руку в сумку.
- Где же оно? – пробормотала она, быстро перебирая склянки. Каждую из них алхимик знала на ощупь, а потому не боялась ошибиться, достав в темноте не то зелье, вот только нужная колба никак не находилась. Откуда-то из-за деревьев послышался тихий треск сухих веток. Альтмерка зажмурилась, но именно в этот момент её пальцы нащупали характерные царапины на горловине очередной склянки, и она тут же вытащила её из сумки. Повоевав со скользкой стеклянной пробкой, Максина всё же сумела откупорить её и быстро плеснула зелье на костёр, после чего тут же вновь запечатала. Пару мгновений спустя сухие сучья вспыхнули, заставив успевших привыкнуть к ночной тьме девушек зажмуриться. Алхимик вслепую убрала склянку обратно в сумку и осторожно приоткрыла глаза. Того хвороста, который набрала перепуганная имперка хватило бы от силы на четверть часа, но сейчас и этого было достаточно. Максина ободряюще улыбнулась Амилле и чуть приподняла подол грязно-белой мантии, открыв распухшее и посиневшее колено. Она осторожно прикоснулась к нему и поморщилась от боли.
- Всё в порядке, – кивнула альтмерка имперке. – Бывало и хуже, – она запустила руку в сумку и достала оттуда почти плоскую склянку с какой-то жидковатой пастой. Набрав немного на ладонь, алхимик принялась втирать её в разбитое колено, прикусив губы, чтобы не закричать.
- Минут десять – пятнадцать, и всё пройдёт, – произнесла она, обработав ушиб, после чего убрала склянку и подняла глаза на Амиллу. – Простите мне моё любопытство, леди Серториус. Я уже давно не бывала на званых вечерах, а потому могу сама не замечать, что задаю бестактные вопросы. Но что привело вас в лесную чащу, да ещё и совсем одну?

Максина молча кивала, чуть заметно, но искренне улыбаясь. Хоть они с имперкой и принадлежали к разным мирам – она – к той категории учёных, кого в глаза и за спиной называют сумасшедшими и брезгуют приглашать на светские мероприятия, её подопытная – судя по всему, как раз к тем, кто не видел жизни без подобных увеселений, – и всё же между ними было нечто общее, помимо благородного происхождения – обе они были готовы действовать наперекор всем, не считаясь с возможными последствиями подобных решений. А эту черту своего характера алхимик ценила особенно высоко.
- Иногда бунт против родительской воли просто необходим, чтобы заставить их с собой считаться. Если бы я в своё время не пошла наперекор их воле, то была бы сейчас какой-нибудь высокомерной волшебницей, больше заботящейся об интригах, нежели о магии, – она подмигнула юной аристократке. Слова её были правдивы лишь частично, но сейчас ей хотелось подбодрить Амиллу, которая определённо не была довольна тем, как закончился для неё этот день, и, даже несмотря на успех своего эксперимента, Максина не могла её за это винить. Она осторожно пошевелила ушибленной ногой и чуть заметно поморщилась – хотя раздувший пострадавшее колено синяк уже почти рассосался под действием её мази, боль, пусть уже и куда более слабая, всё ещё сохранялась. Хворост уже почти прогорел, но у девушек всё ещё было в запасе около пяти минут до того, как от него остались бы лишь тусклые угольки.
- Есть один цветок, который растёт лишь в самой дремучей чаще самых древних лесов, – спокойно ответила Максина на вполне предсказуемый вопрос Амиллы. – Я была проездом в Имперском Городе и решила попытать счастья в этом лесу. Сегодня мне во всём сопутствовала удача – забраться в чащу я смогла без особого труда, по пути не встретив никаких опасных хищников, найти цветок, причём далеко не один, мне тоже удалось почти сразу, а на обратном пути я наткнулась на ваше тело, леди Серториус, и получила возможность испытать новый рецепт моего уникального эликсира, не выходя из леса. Должно быть, выделенное мне на сегодня везение на этом и закончилось, иначе вы бы уже были дома, а я – приводила бы в порядок свои записи в какой-нибудь дешёвой таверне.

Максина ободряюще улыбнулась.
- К счастью для всех нас, история не терпит сослагательного наклонения. Так что не стоит изводить себя, представляя кошмары Обливиона. Лучше думайте обо всём этом как о маленьком приключении, леди Серториус, – она подмигнула Амилле. Вопрос о еде застал её врасплох – учёная не планировала ночевать в лесу, а потому захватила с собой лишь весьма скромный запас сухарей, но к счастью для юной аристократки, она так и не успела за него приняться, слишком увлёкшись своим экспериментом, а потому была сейчас голодна не меньше имперки, и не будь та столь долгожданным успешным результатом её опытов, алхимик сперва перекусила бы сама, а подруге по несчастью отдала лишь объедки, но так как та была её подопытной, а потому представляла для альтмерки большую ценность, последняя, сглотнув голодную слюну, протянула первой небольшой мешочек и осторожно поднялась на ноги.
- Надеюсь, вас не смутит, что я могу предложить вам лишь сухари, но, увы, я не могу себе позволить брать в походы изысканные блюда, – Максина виновато развела руками. – Ужинайте, леди Серториус, а я пока пойду – поищу ещё хвороста для костра, – с этими словами, заметно прихрамывая на ушибленную ногу, она скрылась в ночной тьме. Отойдя на несколько локтей от костра, алхимик достала из сумки склянку с зеленоватой жидкостью и отпила около трети. Зелье кошачьего глаза подействовало мгновенно, избавляя её от необходимости брать с собой импровизированный факел. Хвороста альтмерке предстояло насобирать на всю ночь, а потому она не вернулась ни через минуту, ни через две и даже не через пять. Костёр, собранный Амиллой начал угасать. А из темноты всё чаще слышался голодный волчий вой.

От Максины не укрылось, каким взглядом Амилла встретила предложенное ей угощение, но не сказала ни слова. Когда-то она и сама была крайне привередлива в еде, но годы самостоятельной жизни самым жестоким образом выбили из неё это качество. Заметила алхимик и то, что юная аристократка никак не отреагировала на её хромоту, однако она тут же вспомнила, что сама же уверяла свою подопытную, что с ней всё в полном порядке. Вот только сейчас, когда ей приходилось то и дело приседать, чтобы собрать очередную охапку хвороста, альтмерка начала жалеть, что не попросила имперку пойти с ней – несмотря на целебный бальзам, колено едва ли ни при каждом движении простреливала сильная боль, заставлявшая её прикусывать губы, чтобы не застонать. Пук сухих ветвей в её руках рос невыносимо медленно. Внезапно откуда-то сзади послышалось приглушённое рычание. Альтмерка резко обернулась, но никого не увидела. Мгновение спустя до её заострённых ушей донёсся жалобный крик Амиллы.
- Не бойтесь, леди Серториус! – отозвалась она, обернувшись на едва заметный огонёк прогоревшего костра. – Я уже… Ааа!!! – её прервал выскочивший из кустов матёрый серый волк, хищно оскалившийся и приготовившийся наброситься на весьма аппетитную добычу, столь милостиво пришедшую к нему по своей воле. Алхимик выронила собранный хворост и запустила руку в сумку. В тот же момент хищник прыгнул. В темноте склянка, брошенная ею ему навстречу, могла показаться камнем, но стоило ей разбиться о волчий хребет, и ночной лес тут же озарила яркая вспышка, а повисшую было тишину разорвал полный неподдельной боли вой. Зажигательная смесь загорелась мгновенно, и злополучного зверя охватило пламя, которым он, прежде чем воя, словно бешеный, скрыться в лесной чаще, щедро поделился с Максиной, заставив её с криками кататься по земле, пытаясь сбить огонь. Минут пять спустя, когда от костра осталась лишь кучка ещё красных от угасающего жара углей, альтмерка, от которой теперь ощутимо пахло палёным, наконец, вернулась. Она осторожно сложила сухие ветки над угольками и принялась раздувать пламя. Вскоре костёр вновь задорно трещал, и в его свете стало заметно, что и без того потрёпанная грязно-белая мантия алхимика в нескольких местах серьёзно опалена, а кое-где и прогорела насквозь. А вот слышавшийся несколько минут назад со всех сторон вой почему-то стих.

Максина была почти уверена, что перепуганная аристократка так и просидит до утра, пребывая где-то между бытием и сном с открытыми глазами, а потому едва сумела скрыть удивление, когда девушка вдруг подлетела к ней с вполне искренним беспокойством. Впрочем, особенных иллюзий о его причинах альтмерка не питала — имперкой, как ей казалось, руководило, в первую очередь, беспокойство за собственную судьбу, а оная сейчас была неразрывно связана с жизнью и здоровьем алхимика.
- Несколько ожогов, но ничего смертельного, леди Серториус, не стоит беспокойства, — улыбнулась та. — Главное — мне удалось хоть ненадолго прогнать волков, хотя не думаю, что они не вернутся, но теперь уж точно будут осторожнее, а это значит, что мы точно доживём до утра, — она благодарно кивнула, принимая из рук подопытной мешочек с сухарями. Взвесив его на ладони, альтмерка решила, что имперке столь скромные яства всё же пришлись не по душе, но не сказала ни слова.
- Не стану скрывать, за этот день я успела проголодаться, — произнесла она и захрустела сухарями, словно забыв обо всяком этикете. Острые зубы учёной без особого труда справлялись с сухим хлебом, однако она съела лишь половину того, что оставила ей подопытная, рассудив, что утром им потребуется хоть какой-нибудь завтрак.
- Воды, леди Серториус? — альтмерка протянула имперке уже знакомую ей склянку. — Увы, как учёная, я не могу позволить себе брать в экспедицию вино, хотя оно сейчас было бы куда уместнее. Запейте свой скромный ужин и ложитесь спать. Полагаю, при помощи моих зелий я смогу прободрствовать до утра, а когда рассветёт, нам уже ничего не будет угрожать, — она улыбнулась, доставая из сумки уже знакомый её подопытной бальзам, чтобы обработать ожоги. В этот момент со всех сторон послышался голодный волчий вой, несколько дальше, чем прежде — звери всё же не решались подойти близко, и всё же было ясно, что просто так они уходить явно не намерены.

Максина неожиданно для себя улыбнулась, наблюдая, как Амилла, несмотря на весь пережитый страх, забылась спокойным сном младенца. Всё же за этот вечер на её долю определённо выпало куда больше впечатлений, чем она привыкла испытывать за один день, причём отнюдь не самых приятных, а потому сейчас её усталый разум искал во сне убежище от всех обрушившихся на неё невзгод. Альтмерка подбросила в костёр сучьев и достала из сумки пузырёк, на донышке которого плескалась зеленоватая жидкость, и тут же осушила без остатка. Она и сама изрядно вымоталась за этот день, а потому в своей борьбе со сном предпочла довериться зелью собственного приготовления. Тяжелевшие веки почти сразу же перестали смыкаться, и алхимик почувствовала себя бодрой и отдохнувшей. Она достала из сумки свой дневник и продолжила документировать все подробности успешного эксперимента и последовавших после него наблюдений за подопытной. Записи настолько захватили её, что она прерывалась лишь на то, чтобы не глядя подбросить хворосту в костёр, не обращая ни малейшего внимания ни на то, как медленно, но верно уменьшалась набранная ею охапка, ни на постепенно приближавшийся волчий вой. Сухие сучья убаюкивающе трещали, и мало-помалу учёную вновь начало клонить в сон. Она почти не спала уже несколько суток, а потому её зелье, которым она все эти дни откровенно злоупотребляла, более не могло подстёгивать теперь уже окончательно исчерпавшиеся резервы её организма. Альтмерка и сама не заметила, как перо, минут на пять замерев на исписанной странице, от чего с него натекла огромная клякса, выпало из её руки, а потом сполз с её колен и сам дневник. Его хозяйка ещё какое-то время продержалась в сидячем положении, пусть уже и ничего не соображая и не замечая, но вскоре усталость окончательно взяла своё, и она медленно осела на бок. Сон альтмерки, как с ней это часто бывало после каких-либо особенно увлекательных исследований, оказался куда менее приятным, нежели у её подопытной. Чаще всего в её кошмарах за ней приходили результаты тех её экспериментов, которые она считала своими худшими провалами, но не потому, что они ей совсем не удались, а потому, что их итоги обернулись для неё большими неприятностями. Однако на сей раз она обнаружила себя в темнице, куда её бросили за безнравственные опыты. Решётчатая дверь открылась с невыносимым скрипом, и двое дюжих стражников поволокли преступницу по каменному коридору. Её грубо бросили на скамью подсудимых, и обвинитель долго, смакуя подробности, расписал всем её ужасающие преступления. Главным же доказательством вины алхимика стала как раз возвращённая ею с того света девушка. Защита не нашла ни единого довода в пользу обвиняемой, и, как только обвинительный приговор был объявлен, всё те же два дюжих стражника выволокли её на площадь перед тюрьмой, где уже был сложен костёр, на котором надлежало сжечь гнусную преступницу. Вскоре она уже стояла привязанная к столбу, а палач подносил факел к куче хвороста. И тот самый миг, когда языки пламени уже лизали её ноги, внезапно откуда-то донёсся полный неподдельного ужаса крик, заглушивший её собственный. Альтмерка резко вскочила, не сразу сообразив, где она находится, но вид перепуганной имперки тут же заставил её вспомнить все события минувшего дня. Где-то совсем близко раздался волчий вой, и Максина перевела взгляд на костёр, готовившийся погаснуть. Она тут же подбросила в него щедрую охапку хвороста и только после этого обнаружила, что от набранной ею вязанки почти ничего не осталось. В темноте со всех сторон блестели янтарём волчьи глаза. Алхимик подошла к аристократке и положила руку ей на плечо.
– Вам приснился дурной сон, леди Серториус, – успокаивающе произнесла она, опасаясь, что если имперку не успокоить, то хищники почувствуют её страх и нападут, не взирая на пламя костра. – Не волнуйтесь, пока горит огонь, мы в безопасности.