Вот не любил герцог мантии, ой как не любил. Признавая их с эстетической стороны привлекательными, он также находил сей вид одежды жутко неудобным и неподходящим для повседневного ношения. Однако же, вопреки этому мнению, именно сегодня он обрядился в длиннополую мантию с широкими рукавами, богато украшенную и надетую поверх лёгких узких штанов и простой тонкой рубашки.
- Стой, стой, поставь это на место, - положив руку поверх тонкой девичьей кисти, герцог отрицательно покачал головой, без злости, но с явным неодобрением смотря на Сайсу. Стушевавшись, девушка положила на место причудливую, старую на вид табличку с непонятными надписями, больше похожими на бессмысленные завитушки.
На удивление выспавшийся и активный, старший Роштейн планировал посвятить весь день чтению и не желал высовываться из дома - город не манил его ни своеобразной, экзотической для жителя Даггерфолла красотой, ни живостью многочисленных улиц и улочек, ни разнообразием ассортимента на пускай и поредевших, но всё ещё работающих рынках столицы. О чём тут говорить, если прямо сейчас Волдери предпочёл бы позабыть о привычке сорить деньгами и затянуть пояс потуже - война сказалась на финансах не только королевской казны.
- Лучше принеси мне чаю с лимонной цедрой и корицей, - и почти сразу же: - Без сахара. В этой пустыне и так всё слишком... сладкое.
Проводив взглядом поклонившуюся девушку, как если бы желал точно убедиться, что остался в одиночестве, Волдери прошёлся до письменного стола и взял в руки лист пергамента с нанесёнными мелким почерком записями. Пресловутая находка осталась лежать там же, где и до сего момента - на низком столике в передней части комнаты.

Подпись автора

«Ты будешь служить, живой или мёртвый».

К моменту, когда Себрис заглянул в комнату, герцог уже сидел на диване и, неторопливо отпивая чай, читал лежащую на коленях табличку, или скорее пытался читать - часть символов ускользали от понимания, не желая выстраиваться в цельный текст.
- У Клинков бывают выходные? - вопрос Волдери задал ещё до того, как поднял голову, а когда увидел брата, только слабо улыбнулся. - Не настолько, чтобы отослать тебя.
Попыток подняться и пойти навстречу Себрису он не предпринимал, мельком глянул на окна, часть из которых не зашторены для освещения комнаты, что для первого этажа - как жить в аквариуме, на виду у всякого, кому в голову придёт мысль прогуляться по внутреннему двору поместья.
И всё-таки Волдери радовался, пускай и не выказывал этого пока что явно: за последние несколько дней он успел соскучиться так, как, казалось, не скучал все те прошедшие пять лет, а потому теперь жадно пожирал гостя взглядом, отмечая и крой одежды, и осунувшееся усталое лицо. Отложив наконец табличку и отставив чашку, герцог поднялся и прошёл вперёд.
- Я распоряжусь принести еду. Пропустишь? - нарочито неуверенно прозвучавший вопрос, отразился на лице лукавой улыбкой.
- Бывают, но не в этот раз. Хотя до заката я свободен - почти что выходной.
Уточнять, что это время вынужденного отдыха глупо, и так ясно, что он не в самоволке, и Себрис, сощурившийся на слишком яркий для уставших глаз свет, отложил недоеденную лепёшку, задёрнул портьеры на окне ближайшем, чтобы хотя бы на облюбованную им створку двери не падал слишком уж яркий свет.
- А если не пропущу? - устоять совершенно невозможно и вот Себрис не устоял - уложил обе ладони брату на плечи, придавил, а теперь разглядывал пристально, подметив и тонкую рубаху под мантией и саму мантию.
- А если не пустишь, - задёрнутая штора и правда сказалась плодотворно и успокаивающе, позволяя не оборачиваться в сторону окна всякий раз завидев чью-либо тень, чем герцог и воспользовался, спрятавшись в тени брата и обняв его вокруг талии. - ...придётся потчевать тебя голым чаем.
Мимолётное, секундное послабление - при незапертой-то двери средь бела дня, и всё же пока что Волдери отходит от повседневных правил игры, полностью доверившись интуиции и желаниям.

Подпись автора

«Ты будешь служить, живой или мёртвый».

Веский аргумент, нечего сказать, и Волдери бы даже поддался, если бы не одно-единственное слово "позволю" в начале ответа. Выйти из комнаты он не может, вырываться из объятий брата - не хочет, остаётся последний вариант:
- Сайса! Еду в комнату на двоих, живо! - судя по отдалённому, где-то в районе входной двери, шуму - его услышали.
Что ж, во всяком случае он никуда не отходил.
- Спасибо, - ну и что, что крикнули ему прямо в ухо? У Себриса натренированные уши, привыкли к громким крикам и внезапному шуму, так что отстраняться он не спешит. Конечно, скоро от двери придётся отлипнуть, иначе пища в комнату так и не попадёт, но это ещё не сейчас - сейчас можно погладить брата по спине, прижать к себе теснее и сообщить шёпотом:
- Я соскучился...
Как-то не выходило у герцога последнее время спокойно стоять рядом с братом, не обращая внимание на тепло тела под ладонями, знакомый до одури запах, не реагировать на прикосновения - хоть самую малость, хоть трепетом, но выдавал себя - и оставаться привычным самому себе безэмоционально-эмоциональным. И говорить меньше - тоже.
- Я тоже, братик, я тоже. Но красть у тебя время за счёт твоего же здоровья не могу. Ты с ночной службы, верно? Можешь воспользоваться моими ванной и кроватью, и гардеробом, конечно же.

Подпись автора

«Ты будешь служить, живой или мёртвый».

- Да. Банально, - если брату по душе другое слово, то пожалуйста, такое найдётся.
Еду готовили в основном здании поместья, здесь, где поселился герцог, кухни не наблюдалось, поэтому, раз Сайса ещё не вернулась, посчитала необходимым послать Скьялди до комнат прислуги в центральном здании.
Что ж, значит, прямо сейчас их никто отвлекать не станет. 
Волдери ловит губы брата своими, целует его не менее страстно и горячо и пользуется моментом, отстранившись от Себриса лишь затем, чтобы дать себе возможность пока ещё уверенными движениями справиться с завязками на безрукавке и рубашке младшего. Самому ему жарко, ещё терпимо, но одежда уже становится эдаким лишним элементом между ним и Себрисом, мешающим даже больше, чем дневной свет со всем его наполнением. Взгомонившись, старший теперь требует от брата не только присутствия, но и полного подчинения своим желаниям: прижать крепче, принимать поцелуи, которыми тот его одаривал, мириться с неудобным положением и терпеть настойчивые руки, блуждающие по спине, торсу и то и дело спускающиеся ниже, на ягодицы и пах.
Фантазия рисовала поистине безумные картины и лишь одна-единственная разумная мысль слабо пульсировала на задворках помутнённого сознания: "запереть дверь, не забыть запереть дверь!".
Завязки? Через несколько мгновений Себрис расхристан, словно упившийся ротмитом норд, и вёдёт себя примерно настолько же неприлично. Сложносоставную одежду на герцоге Альдкрофта он расстегнуть не пытается - просто обходит заслон запахов, дёргает за попавшиеся по пути мешающие тесемки, запускает жадные ладони под рубашку - гладит, забыв о всяких разумных и неразумных мыслях.
Неудобное положение скрашивают желанные торопливые поцелуи, да и живая тёплая кожа под пальцами будоражит и касания ниже талии воспринимаются слишком уж болезненно-остро, заставляя прижимать и притискивать к себе старшего брата в попытке справиться. Себрису их хрчется так же сильно, как не хочется, и лучше уж самому начать Волдери требовательно целовать и гладить, чем снова не выдержать и выдать себя звуком-выдохом.
Нет, герцога не устраивает сдержанность, помимо тяжёлого дыхания и учащённого сердцебиения он жаждет слышать настоящую реакцию: в голос, без ухищрений.
- Мой, - в самое ухо, через шипение и стиснутые зубы. Прямо сейчас, одурманенный властью, он чувствует себя сильнее и значимее всех империй, орденов и монархов, и абсолютно точно не желает делиться со всеми ними своим младшим братиком. Отыскал, дорвался, почувствовал. И уже не хотел отпускать.
Но ему и самому неудобно, неуютно на фоне яркого света с улицы, неспокойно... А кровать - та слишком далеко, на другом конце комнаты.
Волдери тяжело выдыхает, отстраняется - ещё мгновение и уже сложно будет что-либо поделать, и маг это прекрасно осознаёт, отходя подальше и закрывая дверь, а затем, поманив жестом за собой, вглубь комнаты, минуя все "яркие" окна, в ту часть помещения что ещё тонет в полумраке. Мантия остаётся на подлокотнике дивана, сброшенная на ходу.

Подпись автора

«Ты будешь служить, живой или мёртвый».

Столкновение со стеной вышибло дух - вот как-то о стене герцог не думал, претворяя в реальность секундный порыв, но и против ничего не имел, только скалился в ответ, ядовито усмехался и всячески дразнил младшего, то отворачиваясь от поцелуев, то впиваясь ногтями в обнажённые плечи, то вовсе брыкаясь.
Себрис тянул, слишком для светлого времени суток во взаимоотношениях, о которых никто не должен бы знать, нервировал сим старшего, и тот, подтрунивая, желал вынудить поторопиться. Без слов. Одними лишь жестами и звуками. Замерев на миг, Волдери тихо и томно замычал, по-кошачьи щурясь - спешка боролась с наслаждением от происходящего и стоило брату малость осмелеть, как часть моральных оков полетели псу под хвост.
Додразнился, в общем. У кого там моральные оковы куда полетели, а у Себриса просто отключились мозги. Совершенно и намертво - старший слишком уж дразнил, подтрунивал и выводил из себя, чтобы Себрис вспомнил, как там развязываются штаны и что их вообще стоит развязывать: есть же универсальное решение. Он перехватывает брата под голую задницу, чтобы точно чувствовать, где начинается брат и кончается ткань штанов - большего и не нужно, хорошо заточенный кинжал распарывает натянутую ткань без малейших проблем и возвращается в ножны быстрее, чем Волдери успевает запротестовать. Да Себрис и не намерен давать возможность протеста  - притискивает герцога Альдкрофта к стене, затыкает поцелуем рот - не хочет больше ни думать, ни опасаться. На то, чтоб справиться со своими штанами сил тоже хватает. На то, чтоб притормозить и двигаться помедленнее - нет: Себрис желает обладать и реализует это желание немедленно, безо всяких там... компромиссов и полумер.
Нет, штанов не жаль, но оружие в подобной близости - не из ряда привычных для герцога явлений и, на мгновение перестав доверять умениям брата и немало испугавшись, он вжимается в стену, а от Себриса всеми правдами и неправдами старается отдалиться. Хотя куда уж там, без путей для отхода. Вероятно, в этот момент у него было глупое выражение лица, вероятно, младший этого даже и не заметил в запале страсти.
И буквально секундами позднее картина резко меняется. Волдери успевает разве что тонко вскрикнуть прямо в губы младшему, а только после прервать навязанный поцелуй, закусить губу и тяжело выдохнуть, вцепиться зубами брату в плечо, чтобы не взвыть и не скулить. Это именно то, чего он добивался, подначивая, да не вполне то, чего ожидал - об этом маг понимает только теперь, стараясь не забывать дышать, то и дело постанывая. Несколько раз он пытался оттолкнуть от себя Себриса - действия не вполне осознанные, интуитивно-безвольные и совершенно безрезультатные, потому что через пару мгновений уже сам вновь льнул к обнажённому телу, не давая себе отчёта и не сдерживая громких частых стонов.

Подпись автора

«Ты будешь служить, живой или мёртвый».

Магия, магия, использовав её единожды, невозможно отказаться и после: слабый, невидимый кокон обволакивает двоих любовников, действует не хуже не-магической поддержки, позволяет вздохнуть глубже и полнее прочувствовать находящегося рядом. Прикосновения, каждое, разливаются будоражащей волной по всему телу, возвращаясь обратно в ласках, дыхании, голосе.
Волдери отдаётся брату всецело, подчиняясь безоговорочно, подыгрывает и дарит столько внимания и нежности, сколько имеет в своём запасе. Он не тянет Себриса, когда желает быть ближе, а приподнимается на локтях сам - помнит прошлые "уроки".
Себрис вот как раз и не имел возможности узнать, как это, когда брат приподнимается навстречу, подчиняется - так, с желанием и нежностью, а времени на то, чтобы ласки отдавать просто-таки не было, но есть теперь и можно не торопиться, отвечать - до поры, пока присутствие рядом не становится прямо-таки болезненно недостаточным, заставляя торопиться снова, добиваться того, что Волдери даёт сам и ещё чего-то сверх, заставляя прижиматься резче, теснее, настойчиво звать по имени и не давать ответить, прикусывая губы и перехватывая руки - не до ласк, Себрису становится не до ласк и ради того, чтобы присвоить Волдери целиком ласками можно пренебречь - приятнее чувствовать принадлежность, напоминать о ней, прикусывать собственнически, оставляя отпечатки по всему телу и синяки на запястьях - и звать, настойчиво и громко требовать откликаться на имя,  до тех пор, пока не станет и не до этого тоже. Имена, глупости какие.
Ни сил, ни желания сопротивляться у Волдери не оставалось. Он только и мог, что протяжно стонать, выгибая спину, упираться ногами в кровать, хвататься цепкими пальцами и мять покрывало на постели. И, конечно же, отзываться - сипло или через тяжёлое дыхание, повторять имя брата раз за разом, будто оно - магическая формула некоего необычайно важного, полезного заклинания. Не ясно, звал он так младшего или требовал от него чего-то, а, может, компенсировал тем самым ограниченность движений. Да и важно ли это теперь...

Подпись автора

«Ты будешь служить, живой или мёртвый».

- Ты есть хотел, - тихо, лениво. - Надо пойти глянуть, куда там задевалась наша еда.
Слова расходились с действиями: Волдери вовсе не спешил подпрыгивать и искать новые, целую не мятую одежду, собирать разбросанные по комнате вещи брата и вообще проявлять активность.
- Останешься ещё ненадолго? - прижимаясь крепче, словно если не сделать этого, брат испарится также скоро, как появился.
- Останусь ещё надолго, если не выгонишь, - Себрис отводит с лица старшего брата налипшие пряди, перебирает ласково пряди волос, - до вечера останусь. Можно?
Волдери уже даже не фыркает на это "выгонишь", принимает как должное, часть ритуала, не иначе.
- А после сразу на дежурство?
- Да, а после - сразу. И потом ещё утром, - вместе со вздохом приходит усталость, напрыгивает, словно из засады, заставляет недовольно потянуться - самому, а потом всё же зачерпнуть магии Восстановления - для бодрости.
- Не советую, - это о магии. - Лучше уж пара часов сна, но настоящего. Но сначала - еда.
Через нехочу вставая, герцог медлит, прикидывает как распланировать день, а только после поднимается, чтобы перво-наперво избавиться от той части одежды, что до сих пор была на нём, а затем пройти к шкафу и выбрать что поскромнее, без множества завязок и пуговиц.
- Потом, спать - перед самым дежурством, а пока что - так. Ну, или полчасика.. но сперва всё равно есть,  - Себрис переворачивается на бок, зевает отчаянно, потряхивает головою.
- 3верски совершенно голоден! - брата он на ходу дёргает за штанину и принимается самого себя утаптывать в шаровары. Ему проще, у него тесёмок нет, да и рубашка необъятной ширины запросто натягивается через голову. Покончив с одеждой первым, он оборачивается и смотрит жадно, как облачается герцог.
- Ничего удивительного.
А что герцог? Герцог достаточно долго выбирает из, в общем-то, не слишком обширного гардероба, что именно надеть. Будь это Альдкрофт, а не клятый Хаммерфелл, такой проблемы не возникло бы, но он-то на войну собирался, а не в отпуск. Выбрав в итоге не сильно отличающиеся от прежних вещи, он скоро оделся и вернулся к дивану - за оставленной мантией нежно-голубого цвета.
Прежде чем подойти к двери и отпереть её, он оглянулся назад, придирчиво осмотрел комнату и только после вышел - искать, где там заблудились те, кого ранее послали за едой.

Подпись автора

«Ты будешь служить, живой или мёртвый».

- Обещал, - без лишних эмоций, спокойно и даже холодно. - Как только шанс выпадет.
От двери герцог всё же отходит, садится в кресло, закинув ногу на ногу, смотрит куда-то  в пустоту поверх посуды.
Ох, вот и гроза. Теперь самое время отложить бережно табличку, заправить как следует рубаху, одёрнуть и застегнуть жилет и подойти к столу. Приставать сейчас к брату совершенно неразумно,  тем более из-за пустяков и всякие желанные глупости  вроде обнять за плечи и поцеловать могут сейчас закончиться плохо, Себрис это задницей чует, а значит держится на расстоянии, расставляет тарелки, раскладывает приборы, возится громко, но не нарочито шумно. Потом только зовёт:
- Поешь со мною, я положу?
Волдери отрывается от созерцания пустоты и смотрит на еду придирчиво, как если бы не доверял тем, кто её принёс. Враз превратившись из домашнего старшего брата в спесивого даггерфолльского аристократа, он не старается скрывать своего плохого настроения, будто предупреждая тем самым Клинка - не трогай!
- Чай, салат и хлеб.
В отличие от Себриса, Волдери не был сильно уж голоден. Но составить компанию... почему бы и нет.
- И, будь добр, подай мне табличку.
- Именно чай? - Себрис под горячую и тяжелую (сколько лет помнит) руку брата лезть не собирается, салатом и хлебом одаривает щедро, пододвигает тарелку. Затем накладывает себе - всего понемногу, пробуя больше, чем и впрямь насыщаясь. Главное тут не торопиться, так что Себрис спокойно отвлекается на табличку, передает ее из рук в руки, но избегая касания, потом только отламывает кусок хлеба и, удобно на полу в ногах брата устроившись, неспешно принимается за еду.
Это ему в Хаммерфелле нравится - сидеть на полу можно.
- Что тебя смутило в чае?
Тарелку Волдери держит навесу: низкий стол никак не подходит для того, чтобы за ним трапезничать по всем правилам бретонского этикета, а садиться прямо на пол, сейчас - выше его сил. В каждом жесте герцога столько изящества, что будь он даже одет в лохмотья и неумыт - с простолюдином не спутаешь, даже пресловутую табличку он принимает так, словно ему протягивают, как минимум, корону, кладёт её себе на колени и периодически смотрит на символы, неспешно при этом жуя. Когда в голову ему приходит мысль, на фоне спокойной мирной трапезы, прямо-таки гениальная! - он тянется к магике, но черпает не из Этериуса, а из Обливиона, кладёт ладонь на хорошо сохранившуюся глиняную табличку и шепчет слова заклинания. Не призыв, не подчинение, нечто совершенно иное... поначалу не происходит ничего, но уже через полминуты, насытившись, письмена "отзываются" - маг чувствует нарастающее тепло, еле ощутимую пульсацию и откладывает тарелку, а слова заклинания становятся громче - зная язык, на котором оно читается, можно разобрать слова.
Волдери уже не помнит где он находится и кто рядом с ним, как не помнит совершенно и того, что давным-давно прекратил занятия Колдовства, особенно настолько тонкие, требующие огромного багажа умений и опыта.

Подпись автора

«Ты будешь служить, живой или мёртвый».

Старая магия, какой народ не возьми, куда проще, чем новомодные многоуровневые заклинания-обереги и шифры, но что именно "простого" нужно сделать, чтобы активировать артефакт, которому лет больше, чем, возможно, самому государству Хаммерфелл - этого альдкрофтский аристократ не знает и оттого действует по наитию.
Сколько ещё потребуется сил табличке, чтобы... а чтобы что, собственно? Чтобы записать или поделиться? Ведь она внутри содержит уже готовое заклинание, сплетение старой первобытной магии, и его стоит только активировать...
И без того не слишком яркие глаза тускнеют, зрачки заволакивает пелена и, с подпиткой брата или без неё, Волдери погружается в транс, близкий к забвению, если не коме. Он не слышит, не видит, не чувствует и магия мало-помалу тускнеет, так же быстро, как обмякает тело мага, сидящего в кресле.
- Зарраза, - вот и вся Себрисова реакция для желающих послушать. Обернув пальцы тканью рукава он первым делом отбирает табличку у брата, перепрятывает её так, чтоб не бросалась в глаза. Прихватывает от двери бутылку с выпивкой и собирает на кровати самое нужное: брата, себя, бутылку. Причём если мага он укладывает и полураздевает, а потом терпеливо растирает Волдери грудь и виски бренди. Себе он позволяет ровно один глоток, но прямо из горла, пока брат не видит. Зато потом, набравшись сил (поесть не судьба, то Себрис осознал),  попытался разобраться.., пульс, температура, цвет век и губ - наставник в Даггерфолле что-то таки вбил в его голову, - прежде, Чем бездумно лечить непонятно что, следовало подумать...
Первое, что почувствовал Волдери - дикая головная боль. Он по привычке потянулся рукой ко лбу, но не сумел даже сколько-нибудь сконцентрироваться, не то чтобы применить магию. Даэдрова усталость никуда не девалась, а вместе с ней пришли тошнота, головокружение и полная дезориентация.
Где я? Что со мной? Это первое, что смог подумать маг, не успев ещё открыть глаза.
Попытка пошевелиться отозвалась звонкой болью в висках и, тихо застонав, Волдери оставил попытки встать или сменить положение. Последнее что он помнил - злость, застилающая разум, тепло и яркое свечение, а больше ничего.
- Са!.. Ох, охохо, моя голова...

Подпись автора

«Ты будешь служить, живой или мёртвый».

Волдери слушает молча, положив ладонь поверх руки Себриса. Вставать он и не планировал, чувствуя насколько ещё не готов к таким откровенно безумным подвигам, а собирался вспомнить в подробностях что именно делал до того, как потерять сознание.
- Надо было догадаться, что у этой безделицы есть какой-то уровень защиты - примитивная весьма магия, но, да, я купился как новичок какой...
- Ну, ты же таких раньше не видел. Хорошо, что не взорвалось потом...  но и поесть ты тоже не успел. Думаю, прошёл час-полтора, не меньше.
Сопротивления и попыток встать нет, а значит и Себрис скорее гладит, чем прямо держит браиа силком.
- Поесть попробуешь? Или сперва воды и магики?
- Не взорвалась? - герцог смотрит из-под прищура, смуреет и строит недовольные гримасы. - Это не камень Душ, вряд ли она... удержит энергию. Но если её там и правда так много, как ты говоришь, то ничего хорошего в том нет. Попробую... да, что-нибудь, в общем, попробую. Не волнуйся, в этот раз я буду осторожнее. С табличкой мы уже познакомились, она, как и всякая уважающая себя дама, показала что не стоит к ней лезть неподготовленным, я запомнил.
Волдери мягко улыбается и пытается принять сидячее положение, не торопится, "прощупывает" ощущения, но всё равно, стоит принять мало-мальски вертикальное положение, хватается за голову, закрыв глаза, и скрепит зубами.
- Сейчас, сейчас, я только пойму... ш-ш-ш, что это... - от помощи он отмахивается, только вдыхает поглубже и тянется к Этериусу, приняв более-менее удобное и "безопасное" положение полусидя.
"Неужели магика ещё не восстановилась?" - тишина в ответ не пугает, но угнетает и вызывает вопросы.

Подпись автора

«Ты будешь служить, живой или мёртвый».

- Что ты... - договорить герцог не успевает, утыкается носом Себрису в грудь, замирает. Ему малость страшно, он не имеет ни малейшего понятия, что затеял младший, но мысленно запрещает себе паниковать и сомневаться.
Нос брата, это хорошо, это добавляет уверенности и помогает успокоиться - Волдери тут не единственный переживает и сомневается. Делать этого нельзя категорически - любое сомнение совершенно лишнее и Себрис, обхватив брата-герцога за плечи, прикрывает глаза, дышит мерно, стараясь сосредоточиться на важном и не отвлекаться на панику. Место которой сейчас не здесь. А здесь вот для паники места нет ни малейшего и, успокоившись, младший Роштейн таки применяет навык Мистицизма с полной уверенностью, что получиться должно. Уже получалось, в конце концов, а при Волдери у него всегда выходило значительно лучше, чем в среднем.
- Никогда такого не видел, - признается он чуточку позже, тянет слова задумчиво.
- Похоже на кандалы для магов, только это заклинание. Даже не на кандалы, а барьер: ты отдельно, магика отдельно. Сильное, похоже что твои усилия ушли в него. Раз не в табличку...
Чувствует ли Волдери, что делает Себрис? Скорее догадывается, чем ловит магический ток и определяет школу. Кажется, когда-то давно он сам же рассказывал, как пользоваться магией, называемой в большей части Тамриэля Мистицизмом - в прошлой жизни, где-то на грани реально существующего и Плана Вермины.
- На... - не знает как спросить, подбирает слова, - что конкретно он похож по природе? Хотя бы примерно.

Подпись автора

«Ты будешь служить, живой или мёртвый».

Всё с ног на голову перевернулось. В который раз уже. Страх перед невозможностью колдовать, бессмысленный, впрочем-то, покуда они не разберутся с эффектом и не попробуют его снять, полностью перетекает в желание быть если не зависимым от младшего, то хотя бы на время оставаться рядом. Настолько рядом, насколько это вообще возможно. Теперь каждая попытка от герцога "убежать" воспринимается им, как локальный конец света, он и отпускает-то Себриса без охоты, только на тренированной сдержанности и вежливости.
Волдери устраивается у подлокотника, принимает полулежачее положение и пристально наблюдает за братом, не забыв при этом о необходимости рассказать про то, что он знает о заклинании.
- Ты знаешь, как работают заклинания мистицизма, знаешь и с чем они работают, а что, как не магика, подходит под понятие "энергии", причём внутренней, принадлежащей отчасти самому Мундусу, а не Планам аэдра и даэдра. Считается, что ранее - старая история - ещё когда школ-то не было, маги вовсе не задумывались, как они творят заклинания. Просто брали и делали. Одни примешивали к колдовству тауматургию, другие взывали к богам, чтобы использовать разрушение. А итог один - путаница при попытке изучить. Ты вспомнил про лича и, пожалуй, это уместно. Редгардская магия обычно не заходит дальше каких-то определённых рамок, того же простейшего колдовства или шаманизма, основанного по большей мере на изменении. Вполне вероятно, что, пролежав столько лет в руинах, табличка попала кому-то другому, кому-то, кто, по всей видимости, планировал за ней вернуться, но по каким-то причинам не сумел. А вот зачарование в подарок оставил.
Взяв из рук брата тарелку, Волдери благодарно кивнул и на время задумался, замолчав. 
Себрис и  не уходит никуда, - добирается, наконец, до еды и устраивается с нею вместе у брата в ногах, в этот раз даже не на полу. Отламывает кусок хлеба, жуёт жадно, торопливо, но аккуратно, прислушиваясь к тому, что Волдери рассказывает.
- Можем поискать там вокруг, вдруг что ещё осталось от того доброхота...
Себрис косится в тарелку, хмурится, потом переспрашивает:
- Ты говорил, что табличка древнее руин, помнишь? Из-за того, как она записана. Может быть наоборот нужно снять зачарование и увидим её настоящую?
Кусок хлеба осторожно окунается Клинком в тарелку - Себрис любит сок, соус и подливку:
- Говорят ещё если уничтожить то, что заколдовало, дескать заклинание разрушится. Это правда?
- Возраст таблички не мешает наложить на неё зачарование. Даже сейчас. Если снять старое.
Приниматься за еду старший не спешит, ему интереснее наблюдать за братом. В особый восторг герцога приводят движения рук и некоторая их поспешность, он отдельно выделяет изгиб подбородка и подвижность кадыка, тень на скуле от пряди волос и абрис губ - ниже взгляд мага не падает. Смотреть так, прямо и пристально, почти не моргая - неприлично, об этом почти каждый бретон знает, как и о том, что приём пищи - занятие столь же священное, как, скажем, молитва аэдра перед ответственным рискованным делом. Как уроженец Хай Рока герцог с ними соглашается, а потому и не мешает.
Волдери медлит с ответом, точно не желает говорить, но потом всё же сдаётся:
- Ты спрашиваешь, смогу ли я колдовать, если ты разобьёшь табличку? Вряд ли. Можно "извлечь" заклинание, будучи зачарователем, но тогда предмет придёт в негодность.

Подпись автора

«Ты будешь служить, живой или мёртвый».

А вот к "нетактичному" вопросу герцог относится вполне серьёзно: закрывает глаза, прислушивается к себе и понимает - манна так и не стала восстанавливаться, видимо, заклинание блокирует не возможность колдовать, а течение энергии, голова ещё гудит, давит в районе переносицы, но это, возможно, из-за не совсем удобного положения.
- Жить буду, - не слишком-то оптимистично. Во время войны ему довелось в полной мере почувствовать, какого это, когда манны нет, сил нет, зелий нет, возможности поспать или перекусить - нет. С ног валишься, орёшь на всех, что нерасторопные, глупые, слабые, а всё равно отдаёшь приказ: "следующего!". Не самые приятные воспоминания, но ещё слишком свежие и тревожащие душу.
С остатками еды Волдери расправляется куда быстрее брата, отставляет тарелку, выпрямляется и смотрит в потолок. А потом ни с того, ни с сего распростёр руки необозримому небу и заговорил чётко, точно распределяя интонации и играя со словами:
- Узрите! Узрите же глупца, тщетно тратившего большую часть собственной никчёмной жизни на непостижимые объёмы знаний необъятного, что пространство за пределами эмпирея, мира, о котором в конечном итоге не узнал ничего! Полюбуйтесь, не это ли тот, кто вотще смотрит в пустоту и видит в ней потенциал, навеянный снами владычицы Вермины? Кому мало оступиться, чтобы узреть истину, кто раз за разом идёт по старой тропе, видя в ней новую и, слышите! верит! верит в иллюзию! - сорвавшись на последних словах, Волдери только усмехается: - Навязанную кем-то другим... 
- Днесь я увидел, о брат, превозмогший меня днями жизни,  - Себрис пытается вторить старшему брату, но с пафосом у него так же плохо, как с артистизмом и выражением собственных эмоций вербально. Плохо, если не сказать, что ещё хуже. Попытавшись скомпенсировать недостаток ораторского искусства, младший Роштейн решился принять позу, как это делали сановники, но преуспел не шибко. Заодно и слова растерял:
- Славных деяний твоих опрометчивый ..эээ,.. в общем последствий. Последствию... Короче, вот! Мудрым деяньям твоим злополучный итог!
Отложенная тарелка знаменует собою окончание трапезы. Краткий ответ "буду жить" - не совсем то, о чём Командор спрашивал.
- Делать что будем с этой иллюзией. Не так же это оставлять? Или отдыхать сперва?
Волдери резко поворачивается и берёт руку Себриса, заключая её между ладоней.
- Не великая буря натиском злобным принудила к берегам золотым подойти, но высокого рока веленье. Бил он словами, слухов чёрных плетьми хлестал, подгоняя не умеющего противиться воле высшей. Царь наш, Эйдан даггерфолльский, рождённый от рода Драконов, тому свидетель прямой.
Наклонившись вперёд, он улыбается и припадает губами к пойманной руке младшего, чтобы вскоре вновь вскинуть голову.
- Я же, спасшийся от котлов даэдрических и лезвий вражьих, о малом прошу - не оставлять, не отворачиваться, не тревожиться. Ну же, Себрис, обними меня!

Подпись автора

«Ты будешь служить, живой или мёртвый».

Волдери кивает в ответ, соглашается, обещает успокоиться, только сейчас, секундочку, он возьмёт себя в руки и... и ткань вырисовывает острые лопатки на согнутой дугой спине. Пытается вспомнить себя, каким был дома, в Альдкрофте, или при дворе короля, где нельзя показать слабость, и ему становится только в разы хуже, будто всё что было до - плутание впотьмах.
Лица брату он не показывает: слишком светлая кожа, слишком ярко пятнами вспыхивает, если дать волю слезам, никакой загар не спасёт, и крылья носа в таких случаях разбухают сразу же, как и губы. Да и глаза, небось, раскраснелись. Обхватить голову руками, впиться пальцами в волосы и склониться так низко как только выйдет - так лучше.
Видел бы меня отец...
От этой мысли Волдери чуть ли не подпрыгивает на месте, озирается, но, не обнаружив в комнате даже тени прошлого герцога, кривится как от боли.
- Будет... - "иначе всё зря", - конечно.
Где не спасет загар спасёт магия Восстановления и холодная вода, - проверено не раз, а пока... пока брат не вспоминает чего-то, не вскакивает, ладонь Себриса гладит его по спине и по вздыбившимся крыльями лопаткам, пытается утешить. Сам Себрис осторожно поворачивает лицо брата к себе, сцеловывает с ресниц солёные капли, осторожно растирает по щекам брата мокреть.
- Нет, - Себрис улыбается уверенно, за двоих сразу, - не так. Как я сказал...
- Или так.
Не дышит, смотрит настороженно. Слушает. Слышит. А вот отвечает без желания, невольно, вздрагивая от касаний.
- Или так.
Отерев рукавом мантии слёзы, Волдери обнимает брата за шею, но сидеть так, рядом, неудобно, - на коленях, лицом к младшему, да, так несомненно лучше.
Всё равно никто не видит.

Подпись автора

«Ты будешь служить, живой или мёртвый».