Предыстория рождения Мирасо, подлежащая объяснению отчасти в силу своей необычности, отчасти из-за условий, в которых она была вследствие этого взрощена, началась в эшлендерских пепельных пустошах. Дядя ее, морровиндский торговец, звавшийся Раинил Дрет, на момент начала описываемых событий едва стал главой своего стремительно беднеющего рода после смерти отца. На плечи бедного Раинила, тогда уже довольно взрослого, но все же неопытного, свалились и дело, и непутевая младшая сестра, которая и при жизни почивших родителей не скрывала своего любвеобильного нрава и частенько сбегала из дома под покровом ночи. Часто лупивший непутевую дочь отец уже подумывал привязать распутницу за ногу к кровати, но не успел, потому как умер вскоре после того, как эта мысль посетила его умудренную сединами голову. Его наследник не разделял методов родителя и не оставил попыток уговорить родственницу прекратить искать приключений хотя бы во имя памяти их Предков, но тоже не преуспел. Почти отчаявшийся усмирить ее нрав Раинил вынужден был таскать сестрицу с собой повсюду, чтобы иметь ее перед глазами, в том числе и в свои нечастые вылазки в пепельные пустоши, где покупал кое-какой товар у эшлендеров. Бедняга и не подозревал, что опасность подкрадется незаметно и со стороны, с которой, как он думал, им уж точно ничего не грозит.
Вскоре после возвращения из продолжительной экспедиции в пустоши выяснилось, что сестра беременна. Раинил, будучи в ужасе от данной новости, был даже не в состоянии ругаться или пытаться что-то выяснить у своей непутевой родственницы, которая хранила молчание как относительно обстоятельств своего зачатия, так и имени отца ребенка. Он был уничтожен этой новостью и позором, который, как данмер справедливо полагал, обрушится на их род, если кто-то вне дома узнает о случившемся. Его собственная бездетная жена рвала и метала, заявляя, что жить в одном доме со шлюхой не намерена, равно как и воспитывать впоследствии ее ублюдка. Однако, эта конкретная проблема вскоре отпала сама собой, когда его скандальная супруга скончалась от какого-то сердечного расстройства, которым страдала в последнее время. Раинил же, успокоившись, решил, что будет действовать по обстоятельствам и уже после рождения ребенка сестры придумает выход из сложившейся щекотливой ситуации.
Сестра его вскоре разродилась девочкой, которую нарекла Мирасо. Еще во время своей беременности данмерка по собственному желанию с самым виноватым из возможных видов сообщила брату, что отцом ее ребенка, судя по всему, является некий охотник из эшлендерского племени, с которым они контактировали во время экспедиции. Имени его она, конечно, спросить не удосужилась. Да, наверно, и не нужно было – Раинил смирился с тем, что ему придется взять заботу о племяннице на себя, так как мать Мирасо умерла вскоре после родов и в воспитании дочери теперь участия принимать не могла.
Некогда глава семьи, Дрет теперь остался совсем один, да еще с малолетней и вечно просящей жрать племянницей на руках. Желая искупить вину перед Предками за свое, как он считал, неумелое управление делами рода, дядя Мирасо с новыми силами приступил к работе, желая поправить дела семьи. Вскоре он снова женился на такой же, как он сам, дочери купца, семейство которой была ненамного богаче Дретов, естественно, утаив от нее наличие в доме новорожденного ребенка. Теперяшняя тетка Мирасо, считая себя обманутой, была в ярости и тогда поклялась, что ребенком заниматься ни в коем случае не будет. Обещание она свое все же впоследствии нарушила, и, то ли она просто была отходчива, то ли в ней проснулся материнский инстинкт, Нилана иногда принимала участие в воспитании дитяти, но больше была все же занята вскоре родившимся у нее собственным сыном – наследником рода.
Сама Мирасо вплоть до более-менее сознательного возраста решительно ничем от сверстников не отличалась. Юная данмерка развивалась нормально, особой красотой, умом или какими-то ученическими способностями не выделялась, и, в общем-то, ничто не предвещало какой-то уготованной ей особенной судьбы. Странности начались в период вступления племянницы Раинила в пору, когда еще несформировавшаяся личность детей обычно начинает активно проявляться и они экстензивно познают окружающий мир, иными словами, во время, когда за ними нужен глаз да глаз. В случае Мирасо эта самая экстензивность перешла толерируемые ее домашними границы, так как та стала втайне воровать. Причем сначала никто не заподозрил семилетнего ребенка, часто, подобно матери, сбегавшего из дома, как раз потому, что дома ее часто не бывало и никто не понимал, как она успевала вершить свои темные делишки так, что никто ее ни разу за ними не застал. Сначала служанка и тетка просто заметили, что в доме стали пропадать вещи, причем самые разнообразные по своей природе, казалось бы, никак меж собой не связанные и уж точно ценности для обычных воров не представлявшие – ложки, черепки от разбитой посуды, платки, бумага, другие письменные принадлежности. Домашние пришли к выводу, что, вероятно, хозяйство ведется нерационально и следует лишь более бережно обращаться с вещами, раз те теряются со столь завидной частотой. Однако, масштабы проблемы были оценены по достоинству вскоре после того, как из теткиной комнаты загадочным образом пропали бусы, что она неосторожно положила на самом видном месте. Тогда-то Нилана забеспокоилась. Обыскав весь дом и раздав по нескольку звонких пощечин служанкам, до смерти напуганным сложившейся ситуацией, тетка все же решила осмотреть и комнату сидевшей тихо Мирасо. Стоит ли говорить, что бусы были вскоре найдены под ее кроватью, где заодно были обнаружены и пропавшие ложки, платки, бумага и прочие завалявшиеся дома мелочи, прежде в изобилии разложенные по разным углам дома семьи Дрет. С этого момента начинается история Мирасо- патологической воровки, иначе говоря – клептоманки.
Едва ли стоить уточнять, что клептомания в Тамриэле как психическая болезнь всерьез не воспринимается, так что всем несчастным ее жертвам приходится бороться сразу с несколькими последствиями своего недуга – конечно, в первую очередь это предубеждение окружающих, не желающих верить всей серьезности ситуации и принимающих клептомана за обычного вора, которых обычно никто не любит и стремится уконтрапопить. Во-вторых, это постоянное ощущение собственного бессилия перед лицом болезни, поражающей все ваше существо, подчиняющей себе вашу личность, чем часто портит и всю вашу жизнь, иногда даже подвергая ее риску. И, наконец, в-третьих, факт того, что вы не можете остановиться перед кражей, даже если очень этого хотите, и потом бываете вынуждены бороться с грызущим вас чувством вины. Мирасо с самого детства пришлось тягаться со всеми этими неприятностями, причем, фактически, в одиночку – никто не верил ее объяснениям, даже родной дядя, все время где-то пропадавший. И в один прекрасный день она, плюнув на все, просто перестала оправдываться и продолжила бессознательно красть, умом все же понимая, что после этого будет серьезно наказана, ибо это был единственный способ воспитания, применявшийся к ней с тех пор, как раскрылись ее странные склонности. Теперь ее младший кузен стал дразнить ее не только дурой, похожей на гуара, но и воровкой, за что Мирасо ему мстила либо избиением, либо, что не удивительно, умышленной кражей имущества маленького дерзкого данмера.
Естественно, одним домом ее угодья не ограничивались, и покидать его пределы, чаще все же в самовольном порядке, юная данмерка с тех пор стала практически на постоянной основе. Дома была тетка, лупившая ее теперь не только за кражи, но и за драки с подросшим кузеном, чего гордая натура Мирасо терпеть не могла. А на улице свободы было хоть отбавляй и там было полно очень нужных ей вещей, как думала юная Дрет, алые глаза которой загорались нездоровым блеском каждый раз, когда она смотрела на прилавки рынка, где девочка и ошивалась большую часть своего времени. Клептомания вскоре действительно стала второй ее натурой, забирая большую часть ее времени и сил. Мирасо, как водится среди жертв этой болезни, в момент кражи не отдавала себе отчета о том, что она делает и насколько серьезны могут быть последствия ее поступка. Она была действительно больна и ей требовалась помощь, которую ей неоткуда было получить, и юная данмерка продолжила, сама того не понимая, подрывать экономику родного Морровинда.
Вскоре все местные торговцы уже знали ее в лицо, и, едва завидев ее в поле своего зрения, угрожающе брались за веники и палки, давая понять, что свой товар будут отстаивать до конца и в этот раз пощады не будет. Раздасадованная Дрет была вынуждена сменить основные угодья и стала заходить глубже в город, в более удаленные его районы, где ее клептомания открыла для себя новые просторы для разгула. Тем не менее, она продолжала возвращаться и на тот рынок, где ей иногда все же кое-что перепадало – не с прилавков, так из чьего-то кармана, если посчастливится. Возвращаясь домой, Мирасо бережно складывала наворованное добро в специально отведенный для этого ящик комода, который вскоре оказался переполнен и был сменен старым сундуком. Позже она, уже укладываясь спать, ревела в подушку от безысходности ситуации, в которой оказалась и из которой, как ей казалось, не было выхода. Чувство вины и обиды на родственников каждый день грызло и терзало юную душу данмерки, не находящей ни у кого поддержки, а только лишь наказания, оскорбления и угрозы.
Раинил же, всегда озадаченный больше материальным положением семьи, бывшим довольно затруднительным, узнал о масштабах пагубного пристрастия своей племянницы лишь после того как, по наущению уставших терпеть ее кражи торговцев, стража все же поймала Мирасо на месте преступления. Дядя, впоследствии вынужденный заплатить штраф, прежде не придававший этой странности племянницы большого значения, был озадачен чуть ли не так же, как когда-то, когда сестра объявила ему о своей беременности. Он действительно не предполагал, что дело зайдет так далеко и племянница начнет воровать разные безделицы и вне дома, причем в таких масштабах, что об этом будет знать чуть ли не весь район. Пристыженный Раинил, понимая, что в этом есть часть и его вины, решил подумать, что он в своем положении может сделать для Мирасо. Сам глава рода Дрет на тот момент уже довольно давно, где-то со времени, когда племянница впервые украла бусы его жены, занимался торговлей крадеными артефактами, которые он сам покупал у воров и затем перепродавал с наценкой другим торговцам или коллекционерам, что было делом весьма рискованным – в любой момент сам хозяин краденой вещи мог наткнуться на принадлежащий ему артефакт и Раинил бы тогда попал в очень неприятную ситуацию. Да и полагаться на наемных воров было довольно ненадежно и его в любой момент могли обмануть или подставить. В общем, вместо того, чтобы действительно помочь Мирасо в ее беде, дядя, как и остальные, не смог понять истинной природы ее недуга, и стал иногда просить собственную племянницу выкрасть кое-что для него в чьем-то доме, суля ей за это возможность заодно стырить и кое-какую безделушку, которые она так любит, там же. Так как процесс кражи из домов торговцев, часто уже заранее подготовленных к подобным поползновениям со стороны воров, был несомненно более сложным, чем просто хватание безделушек с прилавков, Раинил использовал свои связи в криминальном мире и отдал Мирасо в обучение к одному из своих "торговых" партнеров. Неназвавшаяся темная личность, естественно, за определенную денежную плату, обучила Мирасо некоторым приемам взлома и обезвреживания ловушек.
Причем сам Раинил, к тому же остро нуждавшийся в деньгах, искренне хотел помочь ей, так как небезосновательно полагал, что процесс воровства доставляет его подопечной удовольствие и она только и ждет возможности, чтобы уволочь что подороже. Мирасо же часто вовсе не разбиралась в природе вещей, что она периодически прибирала к рукам, ведомая лишь жаждой еще раз пережить ощущение тестирования судьбы и адреналина, ударяющего в мозг каждый раз, когда она тянулась рукой за чужим имуществом. Данмерка, ведомая чувством долга перед дядей и желая заслужить его одобрение, которого ей так не хватало по жизни, вскоре перестала отличать проявления своего недуга от преднамеренного воровства. Клептомания, только усугубившаяся с возрастом, теперь действительно стала второй ее натурой, рискуя полностью вытеснить личность, забитую и загнанную куда-то в глубины ее сознания.