Темнота... она оглушала.
  Все органы чувств, до единого - оглушала. Зрение: потому, что исказитель пространства, мрак, не позволял увидеть дальше полулоктя от себя. Обоняние: потому, что орсимер не чуял ничего, помимо пробирающихся в ноздри теневых клубов. Вкус: потому, что стекающие по губам капли пота были преснее любой воды. Осязание: потому, что, даже ощущая под ногами надежную твердь, он не был уверен в следующем шаге. Что там? Пустота? Падение? Конец, конечность? Гро-Гат не рискнул бы ступить там, где, вероятно, дремлющий змей устроил кончик своего хвоста.
  И только слух был абсолютно мертв.
  В полной тишине, наступившей после заявления Йагронака, казалось, замер даже горевший на ладони огонек. Данмерка молчала. Берегла тишину, мысленно сочетаясь со своим божеством - или, судя по расслабленному, почти безвольному телу, не умела ее нарушить.
  И, будь он проклят, если эта тишина не была жутче, чем любой крик, взывавший бы о каре на голову посмевшего ослушаться раба.
  Когда же орсимер подумал: "Все. Хватит этих игр. Продолжит в том же духе - прикончу", она, наконец, шевельнулась.
  Или, будет лучше сказать: изволила шевельнуться. Ни у кого более он не видел столь угрожающе плавных, едва уловимых, жестов.
  Жесты. И больше ничего. Глупышка-эльфка в совершенстве знала язык тела, но мастерством владения речи похвастать не могла. На то она, по-видимому, и была даэдротовой куклой.
   "Конец? Не всему... только тому, что слишком много болтает".
  Подумал гро-Гат, в раздражении скаля желтые клыки. Ибо раскрывшая в кои-то веки рот, данмерка не поведала ему совершенно ничего из того, чего он тщетно пытался от нее добиться. Пф. Танец! Ну кто бы мог подумать. Видать, Мефала более не в ней и не его - ее ли? - воля сейчас передается словами красноглазой.
   "И все же", - мысленно произнес воин, разглядывая желтые брызги пламени в алых глазах. - "Все же... если это не лучший танец за всю мою траханную жизнь, то я - облезлый сутай".
  Что это было? Приязнь? О, нет, нет, нет. Не мог Йагронак испытывать симпатию к той, что насильно лишила его свободы. Той, что подчиняется без противу самым мерзостным тварям, когда-либо созданным со времен Эт-Ада. Той, что - если забыть о высоких материях - побила его, как щенка, будучи совершенно безмозглой пигалицей. Будь он хоть трижды выращен среди людей, а гордость его свербит по-орсимерски.
А потому ни единой мышцы не дрогнуло на его лице; ни улыбки, ни ободрения. Ни даже кивка. Соглашаться на такое, в аэдра душу, "предложение" от служительницы Мефалы? Дураков не делают рыцарями-протекторами.
  Но на этом он не остановился.
  Подался вперед: едва наклонившись к щуплой девице, обдал ее губы горячим дыханием. И рокочуще проговорил:
   - Знаешь, малышка. Я бы посмеялся. Очень, очень громко посмеялся, глядя на то, как там, в твоем чахлом Морроувинде, ты попытаешься меня узнать.
  Огонь на его ладони заискрился, и орк, сжав пальцы в кулак, мгновенно его погасил.
  Все погрузилось в темноту.

 
  Давно следовало понять, что от данмерки толку не будет. Да что тут балакать: это было бессмысленно от первого и до последнего слова. А сам Йагронак давно должен был осознать, что просить помощи у вражеского служки, не имея под рукой никаких рычагов давления - глупость. Глупость слабого. Мольбы, угрозы, просьбы из веку подтачивали силу просящего в глазах того, кого просят.
  Но сам гро-Гат, уже собравшийся спустится в нутро корабля и уже оттуда пытаться решать проблемы, никак не мог предугадать столь неожиданного воплощения своих чаяний.
  Свет не был ослепляющим: тусклый тугой комок, неожиданно вспыхнувший посреди мрака. И все же Йагронак был вынужден зажмуриться. Надо же... всего несколько секунд в тенях и он уже не выносит какого-то магического лучика.
  А в том, что свет порожден магией, сомневаться не приходилось.
  Вокруг стояло с десяток существ. Тех, что он видел доселе, бесцельно бродящих, и тех, лица которых ему были незнакомы совсем. Кто-то был растерян, кто-то напуган, а кому-то было откровенно плевать.
  Интерес же на лицах всех прочих был столь омерзительно ярок, что гро-Гат, пробормотав под нос нечто вроде: "Начинается!" выступил вперед, вглядываясь в гущу полумрака.
  Долго ему ждать не пришлось.
  Цок-цок-цок.
  По телу пробежала колючая дрожь. Невольно; но и этого хватило, чтобы зарычать от досады. То же, что показалось шажками грязекраба на поверку вышло мерной поступью козлиных копыт. Тяжелых копыт, никак не сравнимых с семенящими ножками речной твари.
  То, что он перепутал их так легко, напрягло не на шутку. Если это не злонамеренный морок, то что же еще? Приближающееся существо было опасно, смертельно опасно - и он чувствовал это каждой клеточкой своей тела.
  Козлоногий, тем временем, приближался. Кряхтя от натуги, он тащил на своем горбу небольшой столик. Выйдя в центр залы - орсимер на мгновение задрал в голову, чтобы убедиться: ему не чудится. Корабль-темница исчез, - он с грохотом опустил его на пол. Фривольно уселся верхом... и заговорил.
  Речь его перепрыгивала с одного на другое. Он казался придворным шутом: со всей своей неуместной шутливостью и нелепым гонором, "козлик" вызывал желание как следует съездить ему по челюсти. И не знай Йагронак, что все сказанное тем - чистая правда, решил бы, что даэдра снова пытаются над ним подшутить.
  На кону стояло само его существование. И то, что предлагал обливионов выродок...
  Отведя взгляд, орсимер взглянул на свои ладони.
  Ему предлагают силу. Настоящую силу: да, из лап даэдрота, да, сомнительное могущество, в котором, само собою, кроется какой-то подвох. Но именно что это сейчас интересовало воина в последний момент.
  Обличье. Облик, который он спустя два века вернул себе, может вновь стать лишь дымкой, иллюзией, сном.
  И готов ли он с ним так просто расстаться?..
  Вскоре из ничто, составляющего все окружающее пространство, появилось и новое, женское, лицо. Странная леди и двуногий скот спорили о чем-то, не повышая голос, с тем азартом, с каким проигрывают первый круг бывалые картежники: с расчетом на победу.
  Да только слушатель - не слушал.
  И, едва, двое закончили свой спор, выступил вперед. И, безо всякого перехода, объявил.
   - Лестное предложение. Самое лестное из всех, что я получал. От цирка уродов. И вот, что я вам скажу, - орсимер сплюнул. Поднял руку и указал поочередно на всех присутствующих. - Я. Не желаю. Иметь с вами. Ничего. Общего. Да, каюсь. Я чуть было не купился на весь этот даэдротов трюк: былое тело, новые возможности... но знаете что? Идите вы все в задницу. Самую глубокую, мать ее, рэдгардову задницу, и чтобы ни один из вас - слышите? - ни один из вас не посмел больше лезть в мою жизнь!
  Последнее гро-Гат буквально проревел. Голос его раздался в тишине зала, как раскат грома. Сжав кулаки, он развернулся и направился обратно: в темноту из которой вышел.
  И лишь единожды он остановился. Обернулся через плечо, и бросил: негромко, устало. Но зычно, как и всегда.
   - Сделки с даэдра заключают только безумцы и дураки. Я, слава богам, не то и не другое. А что насчет вас?
   После этого он, не колеблясь, вновь продолжил свой путь. "Через тернии - к звездам", сказал ему как-то один пьяный вдрызг босмер-поэт. И, по-видимому, оказался прав.
  Через мрак - к победе. И, если он пройдет до конца, она достанется именно ему.
  Следы уходящего в никуда орсимера светились слабым, призрачным светом, и постепенно - совсем постепенно, - они становились все меньше и меньше. А под конец остались лишь блестящими точками-звездами на черном глянце стеклянного пола.
  Но вскоре погасли и они.

[AVA]http://sa.uploads.ru/oAdKh.jpg[/AVA]
[STA]Обыватель[/STA]

Отредактировано Йагронак гро-Гат (16.10.2014 22:57:22)