Ожидать, будучи в Винтерхолде, хорошей погоды - это как возмущаться обилием пепла и песка близ Красной горы. Глупое сотрясание воздуха. Торбьорн Лукавый, советник короля, который достаточно часто теперь вынужден был посещать Винтерхолд и конкретно Коллегию, все чаще задавался вопросом, что, вероятно, чтобы жить в таком месте, надо быть человеком, особо тяготеющим к лишениям и испытанием, поскольку даже дорога до этого города была делом достаточно серьезным: краткие летние месяцы отличались только тем, что снега было меньше, чем зимой. А зимой его было очень много. И с ветром. Маленькие белые мухи врезались в лицо, забивались за шиворот, собираясь в миллиарды и миллиарды, заваливали дороги и перевалы, превращая даже коротенький маршрут между Винтерхолдом и Виндхельмом в "дело всей жизни".
В очередной раз Лукавый вместе со своим хускарлом Мехфой возвращались горными тропами по этому маршруту. И в очередной раз Торбьорн проклинал тех идиотов-предшественников, бывших у власти в Скайриме, которые проложили дорогу таким образом, что даже небольшой снегопад делал из нее вытянутый вдоль многокилометровый сугроб, через который сейчас их кони прокладывали межу глубиной в полметра.

Ко всему прочему, поднялась пурга и снег повалил такой густой, что видимость упала буквально до нескольких десятков метров, и стало совсем мрачно. Хлопья снега дополнили и без того плотную облачность, и хотя еще была далеко не ночь, а напротив, только миновало обеденное время, на улице стояли натуральные сумерки. Лукавый остановил Снежноягодника и обратился к Мехфе, пытаясь перекричать завывавший в ушах ветер:
- До Виндхельма нам не добраться, но тут по пути есть форт. Может быть, попросим приюта там, как ты думаешь? - норд давно привык обращаться за советом к редгардке. Это было и полезно - как в народе говорят - "две головы лучше одной". Но кроме того, норд давно считал ее очень близким человеком. Ведь кто может быть ближе чем тот, кто своим телом закрывает тебя от стрелы врага?

Молчание, как известно, знак согласия, хотя даже если бы Мехфа и подала голос, вряд ли Лукавый смог бы разобрать хотя бы слово, потому что сразу вслед за тем, как он обратился к редгардке, ветер усилился и засвистел в ушах, мочки которых предательски горели студеным пламенем. Однако та кивнула, и Торбьорн, также кивнув в ответ, тронул поводья коня. Двое всадников двинулись по зловеще гладкому белому пространству, в которое превратилось ущелье меж двух гор, оставляя позади себя глубокие борозды.
Торбьорну его собственная идея была совсем не по душе. Быть в такой глуши и в хорошую погоду вдвоем было не слишком безопасно, а в плохую - и подавно. Снег белым покрывалом своим прятал кочки и расселины. И если бы конь тана или его хускарла оступился бы и упал в яму, невидную под сугробами, помощи было бы ждать совершенно неоткуда. Любой перелом, любой вывих мог сковать каждого из них и обречь на медленную смерть среди этой зловещей белизны.
Но помимо этого Ворон постоянно ощущал чье-то незримое присутствие. Как в таких случаях говорил когда-то его отец: "У холмов есть глаза". Он имел в виду предгорья, недалеко от которых лежало родное селение Торбьорна - Рорикстед. Каждый раз, когда Лукавый вспоминал эти слова, у него по спине пробегали мурашки и он вспоминал как порой тревожно всматривались в синеватые склоны сидящие на лавках старики-селяне с морщинистыми лицами и неопрятными бородами, словно ждали пока между камней что-то появится. В этом ожидании всегда было что-то жутковатое, безысходное, словно судьба. А через некоторое время приходили Изгои. Одетые в шкуры дикари с шишками вместо сердец и оленьими рогами. Тут не было изгоев. Но и тут у холмов были глаза. Лукавый ощущал это внутренностями. Он постоянно тревожно оглядывался, словно силясь что-то увидеть, как эти старики. Как свойственно людям торопить свою судьбу, и даже встречающийся злой поворот ее они стараются ускорить! Но за сильным снегопадом была лишь темно-синяя мгла, все более обретавшая черный оттенок.
Однако вскоре через этот морок где-то спереди и слева проступили очертания громадины...Старый заброшенный форт, который путники из Винтерхолда в Виндхельм часто использовали как место стоянки: большая круглая башня и кольцо стен, более ничего. Ни одна из бойниц не горела.
- Внутри никого нет. - прокричал Лукавый, - Раз нет света. Там холодно, свет должен был бы быть от костра, иначе замерзнешь.
Он остановился, словно ожидая нового кивка от Мехфы.