Мирасо, что было вполне ожидаемо, оказалась выведена недавними событиями как из своей зоны комфорта, так и из душевного равновесия вообще. Остаток этого хмурого дня, словно под влиянием предгрозовой погоды, данмерка провела, будучи погруженной в собственные мрачные мысли. Причем дело (по крайней мере, так казалось ей самой) было даже не в ее малодушной трусости, из-за которой Дрет боялась и лекарей том числе, а в том, от кого исходила инициатива данного «лечения».

От Данеля она, конечно, такого вопиющего предательства не ожидала. О категорической его дерзости девушке, безусловно, было уже давно известно, но до сих пор он это свое качество, как ей казалось, не проявлял в столь настырной манере, да еще и по отношению к ней, своей сожительнице. Мирасо, искренне считая Теласа виноватым во всем, что происходит, дулась на вора весь день, по приходу домой демонстративно решив заняться уборкой, чтобы иметь причину старательно его игнорировать – мол, я делом занята, отвали. Несмотря на жару, Дрет развила активную деятельность, призванную кроме всего прочего ненавязчиво показать Данелю, кто в доме на самом деле хозяин – всемогущая сила веника и простого «пшел» то и дело побуждала данмера перемещаться по комнате, чтобы его пассии было, где мести. Ведомая собственным максимализмом, она даже отказывалась с Теласом разговаривать, лишь иногда кидая в его сторону укоризненные взгляды, призванные пробудить в том совесть. И то ли та спала в воре крепким сном, то ли он сам ее старательно вырубал ударом тупым предметом по голове, но позже, уже ближе к ночи, отсутствие улучшений в его поведении вынудило девушку сменить тактику.

Еще вечером небо окончательно затянули черные тучи, раньше времени погрузившие город в вязкую темноту. Вскоре, наконец, после многочисленных раскатов грома в течение дня, на Блэклайт сплошным потоком обрушился дождь. Иногда сверкали молнии, на миг прояснявшие сгустившуюся тьму, но свет их был, в сущности, бесполезен. Потому как натырить достаточное количество свечей да фонариков данмеры еще не успели, они, за неимением иных занятий, волей-неволей были вынуждены лечь спать. Дрет ведь не то, что даже прикасаться к себе не позволяла – дойдя до крайности, она и вовсе соорудила на кровати, между собой и Данелем, преграду из подушек, которые в огромном количестве специально для этого вытащила из закромов, опять же недвусмысленно демонстрируя, что она о нем думает.

Однако и это, несмотря на все Мирасовы старания, на Теласа нужного эффекта не возымело – он не то, что вслух не признал за собой никакой вины, но еще, сволочь такая, смел молчать в ответку. По расчетам Дрет, на тот момент лежащей на боку, кислым лицом к стенке,  он уже должен был попросить прощения за свое отвратительное поведение и отменить встречу с неведомым лекарем, однако все ее усилия шли прахом. Данмерка, осознавая, что время поджимает, призадумалась над тем, что делает не так и как это можно исправить, пока не поздно. Потому как гордость ее не позволяла ей начать умолять или, чего уж там, малодушно реветь в попытке Данеля разжалобить, единственным приемлемым выходом ей виделось проявление своего крайнего к нему расположения. Столь резкая смена настроения Мирасо странной, как ни удивительно, не показалась, потому как в данном случае она считала ее весьма оправданной – в конце концов, может же она осознать свою ошибку и сделать первый шаг к примирению? Чем не хороший пример для неразумного Теласа, такой широтой души не обладавшего?

Объективно, наверное, нет, потому как при нормальных условиях бы этому помешала ее врожденная упертость, но сейчас случай был особый – Дрет не гнушалась, где надо, прибегать к притворству. Посему, про себя решив, что если уж это с падким на проявления нежности Данелем не сработает, она точно срезается и будет «лечиться», данмерка тихо перевернулась на другой бок и по одной убрала с дороги подушки, прежде делившие кровать на две половины. Отчего-то уверенная, что, судя по дыханию, он еще не спит, Мирасо все так же осторожно, чтобы не привлечь его внимания раньше времени, вплотную подползла к Теласу, едва коснувшись грудью его спины. Потому как за время дождя, шумно проливавшегося на улице, в комнате вдруг стало прохладно, у нее замерзли ноги, что она, пользуясь возможностью, решила исправить, осторожно прислонив ступни к теплым Данелевым пяткам. План ее был предельно прост, банален, стар как свет и оттого гениален – запудрить ему мозги, при этом не доведя до греха, чтобы не расслаблялся, и тем самым получить возможность в дальнейшем жертвой манипулировать.

Положив голову на ладонь согнутой руки, локтем которой она упиралась в подушку, другую руку воровка аккуратно определила Теласу на висок. Едва касаясь соседа по кровати пальцами, она стала осторожно гладить его по волосам, при этом едва сдерживаясь, чтобы не вдавить его наглую, упрямую башку в подушку, тем самым придушив или придавив до такой степени, что мозги потекут из ушей. Тем не менее, Дрет решила не бросать дело на полпути, и, слегка приподнявшись на локте,  заглянула тому в лицо. Стопроцентно сказать, спит ли засранец, возможным не представлялось, но все же, считала она, следовало попробовать с ним заговорить. Естественно, начав издалека – то есть, с его хороших качеств, позже развив разговор в сторону негативных, что должно было, опять же, как бы намекнуть.

-Данель, - прошептала девица, продолжая активно вторгаться в его личное пространство. – Ты же хороший мальчик, правда ведь, м?.. Ты умный, - Мирасо, уже активно запуская пальцы в Теласовы патлы, стала методично заправлять их тому за ухо, по себе зная, как это приятно. – Краси-и-ивый, э-э-эм, любозна-а-ательный… – воровка, недоумевая от собственных слов, задумчиво скривила физиономию, силясь придумать еще какую-нибудь похвалу. - Работя-я-ящий, да?..  И работу ты свою всегда хорошо делаешь… И меня ты ценишь, не так ли, падл-э-э, милый? Ценишь ведь, да? – данмерка, все еще не получившая никакого отзыва от сопящего носом сожителя, снова уставилась ему в лицо, силясь там найти какие-то знаки осмысленности. Безуспешно. Что ее дух, однако, не сломило. – Ты же обо мне заботишься… И я это правда ценю, - Дрет провела пальцем по контуру уха своего предполагаемого слушателя, едва не заржав, когда то дернулось. – Только вот непослушный ты, Данель. Прямо сил моих с тобой нету, - Теласова волосня снова подверглась атаке лучами ласки и добра, направленной на ее зачесывание за ухо. – Вот зачем ты уперся рогом в этого лекаря, а? Ну зачем мне лечиться, от чего?.. Я что, по-твоему, больная, м-м-м? – вор упорно не реагировал, чем начинал раздражать. – Ну я же слышу, что ты не спишь, хмыренок… Зачем притворяться? – Мирасо наклонила голову к его лицу, из-за чего на Теласову физиономию рассыпались ее нечесаные длинные волосы, и постаралась в шуме нестихавшего ливня расслышать его дыхание. – Ну не спишь же… Может, мне тебя тыркнуть, а? Или пощекотать? – угроза, как и ласка, осталась без ответа. – Ах, вот ты, зна-ачит, как, да-а-а? – сладким голоском протянула девица, уже не особо заморачиваясь с его громкостью. – Ну ладно. Хорошо. Мне все понятно. Тебе на меня наплевать. Мои чувства тебя вообще не волнуют. Ты эгоист, Телас, понял? – Дрет, обиженно хмыкнув, откатилась от Данеля обратно к стенке, и, нарочито громко взбив откинутые было в ноги кровати подушки, с их помощью снова выстроила между ним и собой барьер. Поерзав на месте, чтобы залезть под одеяло, она снова улеглась лицом к стене, вперив в нее расстроенный взгляд.

С Гаем Мароном, которого в Морровинде недолюбливали так же, как и во всех остальных уголках Тамриэля, в тот день приключился неприятный курьёз. Дело в том, что в Блэклайт этот доктор-самоучка с весьма интересными научными изысканиями – поиском Кнахатенского гриппа – прибыл в ответ на зов сумасшедшего бродяги, что, дескать в одной из гробниц влиятельных семей Редорана лежат вымершие тысячу лет назад именно от этой болезни кости. Ах, глупый-глупый Гай Марон (можно подумать, имя заставляло его лишиться здравого смысла на пути в зрелость и выживать лишь божьей милостью, которая сегодня закончилась)! Ну кто же без опытного колдуна и целителя лезет в крипту, населённую недоистлевшими из-за сухости воздуха в пепельной земле темноэльфийскими аристократами! Мало того, что злой отец семейства приварил к тощей сморщенной заднице человека средних лет его тяжёлый плащ, который должен был защищать его от болезней и был даже зачарован (липовой) аргонианской древоусткой в борделе в Анвиле, пополам с "прядильщицей", которая заказывалась в комплекте; так в гробнице ещё и были живые родственники, которые оттащили вторженца в тюрьму и кинули на растерзание расово и религиозно правильным данмерским заключённым. Правда, отковырять н'ваху-богохульнику голову заточками они не успели.
Молния ударила сначала в навес на краю рыночной площади, где в начале ночи всё ещё сидел со своим не то вяленым, не то гнилым мясом босмер, а сразу затем – в выступающий из тёмной пепельной земли угол камеры темницы, куда пихали нарушителей порядка до тридцати, пока они не замирали, как рыбка в бочке с маслом, от тесноты.
- Пам-пам-ПА-АМ!
- Куы-куы-ыр! – ответил симпатичный карликовый гуар, испуганно глядя красными бусинами глаз на явление. А вы бы не испугались, если бы момент назад были данмером, а потом в вашу уютную камеру вломился с ударом молнии широко известный в узких кругах полоумный гурман с тростью с тремя орущими пастями и н'вах примерно такой же, как тот, которому вы ковыряли горло только что? Весь остальной новообразованный курятник из маленьких тёмно-серых красноглазых гуаров сбился у двери, курлыча в панике, а стихийное бедствие посмотрела на подхваченного под локоть босмера и спросило:
- Так где это?.. – взгляд Шеогората упал на его трость. – О! – он повернул взгляд на куриц и уже почти совсем мёртвого человека в приваренных к телу одеждах и хрипло, с коварной заговорщицкой ноткой протянул. – А-а-а! О-бо-жаю эту страну, у них здесь даже курицы ненормальные!
И группа вторжения принялась за дело. Напрасно кричали курицы, то есть гуары – ну, знаете, огромная пасть, пара мясистых ножек и щипать пух не надо, шкура пупырчатая, как у лягух – Дядя Шео бы не орал, если бы мир его слышал. А мир не слышал, он слушал музыку осенней грозы и жался по сухим тёплым углам, как можно дальше от проломанной и оплавленной по краям дыры в углу камеры.

- Проснись и пой! – приказал даэдра, стянув уже удостоившуюся лестного комментария маску в форме птичьего клюва с лица вывалившего язык лекаря-калекаря. Тот не ответил. Тогда Шео поддел его пальцами за ноздри и встряхнул. Тем временем его протеже, последний владелец Ваббы на этот год, уже снимал с пострадавшего доктора кожу. И не одну. И до костей. Как известно, босмер был гурман и любил любое мясо, начиная с его тухлоедки-жены.
Закатившиеся глаза почти отколупанной от позвоночника головы медленно завращались и обрели тень смысла в них. Никакой безумец не смел отказать Шеогорату, даже если он был мертвец!
- У тебя дела, грибной доктор!
- Гри-ипх-пх-пх? – пробулькал пробитым горлом Гай.
- Нет, не гриб! Но, говорят, баба, которая, как ты, любит без спросу трогать чужое!
- Гри-ипх-пх… – просвистел скорее мёртвый лекарь, отводя грустные, как собачьи, глаза в сторону. В сторону…
- То есть, помочь дальнему во имя спасителя своего ты не хочешь?! Лентяй! – впрочем, Шеогорат проследил взгляд Марона и увидел, как босмер обгладывает снятые, точно перчатка, с костей пальцы рук лекаря, вскрывая припёкшуюся к коже кожу перчаток.
- Эй! ЭЙ! Остановись, дитя голодного края, чем он калечить мне данмеров будет! И как влезает-то в тебя… А-агрх!
Бантам гуары, притихшие у двери камеры, закрякуреркали в панике вновь.
Босмер посмотрел невинными глазами, не давая вырвать у себя из руки больше похожую на связку колбасок руку и промычал что-то звучащее как: "Н-мфе-гхуснта!". И только потом разжал зубы и пояснил:
- Слабая прожарка – такого почти нигде не умеют или не подают!
Намира могла утереться: каннибализм в этом эльфе был основан не на пафосных ритуальных объеданиях лиц, а на исключительном вкусе к пище. Пожалуй что ему следовало сойтись с сыроделом, предыдущим хозяином Ваббы, раньше, чем того убили.
- И как он с костлявыми пальцами будет с женщиной общаться? О, ты и вторую снял…
Как босмеры умудрялись так быстро свежевать что угодно – Шеогорат не знал и даже не догадывался. По крайней мере срезанная и стянутая точно перчатка кисть Марона казалась произведением гения Изменения. Он даже попытался втиснуть пальцы в оставшиеся от костей пустоты и – Шеогорат не был бы Шеогорат, если бы не делал естественно самые невообразимые вещи, это у него было от смертной мамочки ещё в забытом прошлом – удовлетворённо хмыкнул.
- А что, почти не жмёт!
- Уб-бхейте мень-ха, – простонал доктор.
На том и порешили.

У Хуро была собака… Он ее любил.
Она съела кусок сала – он ее убил…
Гром бил в незримые барабаны в такт повторяющейся присказке, отлично рифмуясь со всё новыми рваными строками, кончающимися на "сгноил", "морил", "давил" и по кругу. В конце концов, у Хуроласа была всего одна жена и три собаки, верно? Это даёт весьма малый полёт фантазии, придумать, что ещё оригинального он мог с ними сделать, прежде чем съесть.
Вообще, Шеогорат был пожилым солдатом, несмотря на манеры факира пополам с шутом, всякие работники заумного труда были не вполне его образом – ему было легче изобразить графиню Каро, потому что он видел Её Сиятельство голой (равно как и всю присутствующую знать). Но длинный чёрный плащ доктора, особенно без птичьей маски, сидел на нём отлично, как и взгляд доброй уличной собаки и детсковатое лицо, а уж пиратская шляпа, заменившая маску с капюшоном, и вовсе делала его… модным доктором. О, Роштейнам стоило молиться, чтобы он не явился к ним наниматься в таком виде, присобачив себе куда-нибудь, на пояс или на треуголку серый волчий хвост!
- Где эта улица, где этот дом… – продолжал напевать Доктор Шео, уже прицеливаясь сапогом по двери.
Та отлетела даже слишком резво, точно не запертая, и припечаталась…
- А-а-а, здравствуйте, не болейте, извините за поздний визит, а чего у вас двери не закрыты, о, вам больно? – выдал шквал слов гиперактивный для дождливой погоды и тёмного времени суток человек, едва войдя в скромное жилище вора вменяемого и воришки того. Ну, и вора того, а просто "того".
- Где больная? – начиная раздеваться с великолепной шляпы, штурмовал пространство дома Теласа поздний гость, – Уже нюхали морозные соли? Или это не грипп?
Наконец, он добрался до данмерки и прищурился, точно ища следы на её тёмной коже:
- А, да, конечно, это же никогда не Кнахатенский грипп… Высуньте язык, милочка.

[nick]Гай Марон[/nick][status]экспериментальная грибная медицина[/status][icon]http://i.imgur.com/tWIshPL.png[/icon][nick]Гай Марон[/nick][status]ну ой, болит[/status][icon]http://i.imgur.com/tWIshPL.png[/icon][sign]кто сказал гриб?[/sign][info]<b>Возраст:</b> ??<br><b>Род деятельности:</b> дохтур<br><b>Раса:</b> н'вах[/info]

Отредактировано Шеогорат (18.11.2016 07:37:15)

Н'вах, кажется, абсолютно неподавленный величием Мирасо и ее обширными познаниями в патогенезе эпидемических заболеваний, любезно пояснил, что животное, которое едва не лишило данмерку последнего рассудка, являлось гуаром. Его мини-копией, конечно. "Бантам" версий морровиндских ящеров воровка почему-то до сих пор в жизни никогда не видела. И образовываться далее в этом направлении не желала. Тем не менее, факт того, что человек – явно не местный! – владеет гуаром, ей показался достойным внимания и даже возмущения. Действительно - какого скампа н'вахи грабастают себе их, моричей, животных? Своих что ли нет?

-Зачем тебе гуар, чужеземец? – Дрет, по-прежнему забитая в угол кровати, с опаской посмотрела в сторону, где ховалось урчащее животное. Лекарь, однако же, не ответил. Вместо просветительских бесед с начинающим натуралистом он, сдобрив свою речь рядом ненужных восклицаний, предпочел начать оного лечить – в общем и целом, выполнять свою прямую обязанность. Однако способ, которым подозрительно веселый человек собрался подвергать Мирасо терапии, снова вызвал у той сомнения.

-А н'вахи все играми что ли лечатся? – буркнула данмерка, продолжая сидеть в своем углу, и с выражением снисходительности на лице посмотрела на неведомую блескучую бурду, что лекарь держал в руках. Нет, подобные конструкции ей с детства знакомы не были – развлечения маленькой клептоманки имели несколько более приземленный характер, нежели наматывание шнурков на руки в попытке создать что-то эстетически ценное. Мирасо предпочитала либо в гордом одиночестве возиться со спертыми у тетки побрякушками, либо тырить новые вне стен дома, либо же, когда ее тянуло устроить скандал, драться с кузеном в несомненно милосердной попытке задушить того шарфом. Опять же, прибранным к рукам в самовольном порядке.

Впрочем, вещица, которую лекарь держал в руках, выглядела достойной того, чтобы посмотреть на нее поближе и узнать о н'вахских способах лечения больше, чем бы ей хотелось. Дрет, стрельнув глазами поочередно в сторону Данеля и лекаря, с опаской приползла обратно на край кровати, откуда обзор на новоявленную игрушку был лучше. В темноте видимость была хреновой чуть менее, чем полностью, но клептоманско-бабской душе и того было достаточно, чтобы возрадоваться открывшемуся зрелищу – на нитках, что человек намотал себе на руки, каким-то макаром держались множество разноцветных и блескучих камней, бликующих даже в темноте. Мирасо, еще раз глянув на лекаря, чтобы убедиться, что тот стоит на месте и против ее исследований вроде бы не возражает, нерешительно потыкала дрожащим пальцем в нитку. Каменьев было велено не дотрагиваться, что ее безмерно огорчало – подержать в руке, а еще лучше прикарманить какой-нибудь такой данмерка бы не отказалась.

-На паутину похоже, - заметила Дрет, обращаясь не то к человеку, не в пустое пространство. Молния, блеснувшая за окном следом за ее словами, заставила данмерку подскочить на месте и отдернуть руку от блестящей бурды, в которую она было собралась потыкать снова. Впрочем, гроза возымела на нее и отрезвляющее воздействие – Мирасо,  уперто не желая признавать свое незнание, снова с выражением недоверия на харе уставилась на игривого костоправа.

–А почему камни нельзя трогать, м? Зачем им… наказывать? – карательная способность блестящих побрякушек, нанизанных на тонкие нити, кажется, вызвала у нее сомнения небезосновательно. Как могут такие красивые каменья причинить ей зло, ну право же? Дрет, нахмурившись, снова потыкала пальцем в центр замысловатого узла, натянутого на грязные н'вахские ручищи. Камушки, закачавшись в такт, заманчиво заблестели.
–И что мне делать-то с этой… Штукой? – вторая молния уже не вызвала с ее стороны прыжков на месте, но заставила дернуть рукой в момент, когда чрезмерно любопытный палец тыкал в чужеземную игрушку в попытке постичь ее истинную природу – камень, кажется, желтый, обжег палец каким-то неживым, леденящим кожу холодом. Мирасо, вздрогнув, замерла на месте с выставленной вперед фалангой и вопросительно посмотрела на лекаря – мол, а где наказание-то? И это все?..

Спрашивать не пришлось – красивый камушек оказался воистину зол и коварен, лишний раз подтвердив пресловутую мудрость об опасности суждений по обложке. Дрет, лишь моргнув, вдруг обнаружила себя в абсолютно ином пространстве, нежели дом Теласа в Блэклайте. Взору ее открылся унылый пейзаж пепельной пустоши Вварденфелла, где ей «посчастливилось» побывать добрый десяток лет назад. Данмерка, вполне ожидаемо, не вполне понимала, что происходит, и, тут же запаниковав, принялась вертеться на месте, чтобы осмотреться. Со стороны, вероятно, все выглядело как ерзание чем-то напуганной девицы по кровати, но для самой Мирасо открывшаяся картина была пугающе реальна – даже ветер дул такой, каким она его помнила, и пепел под тонущими в нем ногами был мягкий и теплый. Вдалеке виднелась Красная гора. Поблизости серыми скалами возвышалась фояда. Где-то вдалеке слышался стрекот местной живности.

-Э?! - веско заметила данмерка, медленно поднимаясь на ноги. – Хм, - она, более не замечая перед собой ни лекаря, ни Данеля, сделала два шага вперед, чтобы спуститься с холма, на котором стояла. Следовало разведать обстановку.
Впрочем, пастись на месте ей тоже долго не дали. Воистину, жизнь, особенно в пепельных пустошах, прекрасна, удивительна и полна сюрпризов! А глюки здесь какие замысловатые выходят!..
Чье-то рычание, раздавшееся за спиной (как бы со стороны кровати, но как бы с вершины холма, да) заставило Дрет, стремительно теряющую контроль над собственными ощущениями и эмоциями, обернуться. Кагути! С бивнями, каждый размером с ее руку! Прекрасно. Но страшно.
Ор ее, в отличие от видения, весьма реальный, раздался тут же после обнаружения оной зверушки в опасной близости от ее задницы. Мирасо, кажется, по жизни имела сложные отношения с животным миром Морровинда, и тот с завидным постоянством заставлял ее паниковать и улепетывать прочь в попытке спасти оную.
Данмерка, споткнувшись обо что-то по пути, ломанулась вперед. То есть, в сторону двери. С размаху врезавшись в створку, закрытую на щеколду, Дрет, видевшая вместо двери только пустое пространство, отчего-то не желавшее пускать ее дальше, в панике стала шарить по нему руками. А кагути, судя по фырканью и рычанию, раздававшимся из-за спины, был все ближе и ближе. Мирасо, тут же панически захныкав, стала скрести по двери ногтями, оставляя на той глубокие борозды.

Отредактировано Мирасо Дрет (22.11.2016 17:53:01)

- Конечно! Ну, если только всё тело не гниёт и гной из глоз не сочится, но вы же, сэрочка, душная? Э-э-э… душевная я имел в виду!
Шеогорах похихикал нездорово, присогнувшись над девушкой с выставленной на узловатых пальцах паутиной шнурка. Лицо не вполне нормального бретонского дохтура было близко, особенно прорезанным морщинами лбом, бровями с парой топорщащихся, точно вибриссы, волосков и отливающими бледной желтизной во влажном блеске глазами. У эльфийки был не менее безумный взгляд, и она не отрывала его от камушков. Скажи смертному не делать чего-то – обязательно попробует. Из этого черпал силу Сангвин, из этого получал немалую долю будущих сумасшедших магов, маньяков и комбинированных чокнутых, вроде Булочки (в смертном мире Максины) Шеогорат. Ну и сам он, знаете ли, был охоч вышибать ногой загрытые двери.
- Меняй рисунок, девочка, чем быстрее и с меньшим вниманием к камням – тем лучше… для тебя. Аха!
Он намеренно напомнил ей, и она неудержалась. Глупая девочка, безумная девочка!
- Ох, затанцевала! – хохотнул, убирая кошкину колыбель с собой вместе и отступая в сторону, Шеогорат. На ответ парня он бросил небрежно: – А скампы её знают, камни укусили, в назидание, я предупреждал! Мне эту шоротерапию подсказал один норд! Он ещё бутылками с дурманами страшными алкоголиков лечил там! УСПЕШНО, МЕЖДУ ПРОЧИМ, А ВЕДЬ ЭТО НОРДЫ!
Но, конечно, Шеогорат не мог никого исцелить от маний и психопатий, даже если бы хотел. Ну, разве что, он мог снять свою собственную хватку с личности смертного, но Мирасо Дрет уже была долбанутая и место на Островах для её буйной натуры, утони она, скажем, в грозу, было зарезервировано как почётной гостье. И не только из-за мании. Общая придурочность вписывалась в пёстрый концепт.
Взбешённая пока не обращённая гуариха с воображаемым кагути на хвосте врезалась в стены, в мебель, в вещи, чудом не разбивая себе нос. В какой-то момент доктор просто исчез с пути девушки, которая летела скрестись в дверь, и возник прямо рядом с пригрозившим чем-то Данелем.
- А, что-что сделаешь?
Пёстрый жилет "доктора" отливал бесноватой золотой нитью, совсем не плебейской. Шеогорат хлопнул по ключу в халате и тот превратился в странный, вырезанный из чьего-то ребра, причудливый и как кинжал большой, а потом даэдра захватил локтем голову Данеля и притянул полиловевшим в баклажановый цвет ухом к самому своему рту.
- Ты. Слышишь. Музыку. Бури? – рявкнул свой волшебный вопрос Шеогорат, и приказал: – Так открой эту дверь и иди танцевать на моём Языке напротив Посеревшей Горы!
Отпустив парня в халате оглушённым своим голосом, Шео фальцетом хихикнул и напутствовал, потрясая полами жилета, Мирасо приложить к ушибам и укушенной воображаемым кагути заднице мягких чешуйчатых данмерских цыплят. Как из полов плаща торговца краденным у Шеогората сыпались карликовые гуары, и "доктор" по мере того, как заветная дверь с испорченным ключом переставала вести на улицу Блэклайта и начала вести куда-то на древний алтарь на горе недалеко от Крагенмура всем своим видом молодел, стройнел и богател до образа Шеогората времён Той Деформации Запада.

-Я вна-а-аю, фупица, - промямлила Мирасо, продолжая упрямо стоять с запрокинутой головой и высунутым наружу языком, на который почти что сплошным потоком лилась дождевая вода, стекая ей в глотку. А Телас почему-то нервничал. И продолжал держать данмерку за запястье, хотя она мысленно и физически уже отпустила его на все четыре стороны - он был слишком скучный и невеселый. Да к тому же надоедливый - все тянет и тянет за собой, приговаривая что-то о том, что, мол, надо спрятаться от дождя, бла-бла-бла, и все такое.
Слишком разумно, слишком рационально!

-Я знаю, что мы не в Блэклайте, идиот! - повторила Дрет, уже напившаяся дождевой водой, и потому вернувшая язык обратно в рот. Жаль, конечно, что она его так и не оставила закрытым. - Потому что мы в Пус-то-шах! На Ввар-ден-фел-ле! Ха-ха-ха!.. Пусти, мать твою, руку больно! - Мирасо, задергавшись, сделала попытку поднести грабку Теласа к своему лицу, чтобы укусить его за нее, но, не преуспев, сама наклонила к ней харю с раскрытым ртом. Данель дернулся и заехал ей по зубам. - Ай, крети-и-ин! - воровка сорвалась на писк и возмущенно выпучила на вертухая глаза. - Катись-ка ты к скамповой матери, кто бы ты ни был!.. Я сама пойду в лагерь! Без всяких! О, а это кто?! - на почву поближ данмеров внезапно спикировал рыжий хмырь явно н'вахского происхождения, весь такой разодетый и явно очень деловой. Пикировал мужик в буквальном смысле, потому как в качестве летательного аппарата, стартовав на вершине холма, откуда Дрет недавно катилась, успешно использовал розовый гриб, один из таких, что растут в стране моричей вместо деревьев. Даже ливень с ветром ему не помешали - человек летел ровно и явно туда, куда первоначально хотел. Да, на н'вахской роже его была написана явная решимость и непоколебимая смелость, свойственные всем летчикам-испытателям (наверное... откуда ей знать). Это воровка оценила уже тогда, когда мужик еще находился в подвешенном состоянии. И это воодушевляло и уже заранее к нему располагало!
Происходящее, конечно, не показалось ей странным - это ведь сон. А здесь возможны даже рыжие летающие н'вахи!

-О, пр-ривет! Я тебя знаю? - поздоровалась данмерка, глядя на новоявленного хмыря с тупой деловитостью, написанной на лице. Вместо внятного ответа она получила тростью (или что это было?) по лбу. В мозгу снова что-то щелкнуло, по телу пробежала холодящая дрожь. Ментальные шлюзы закрылись и физиономия ее из неадекватно-придурковатой трансформировалась обратно в просто неадекватную. А мужик уже исчез, будто его тут и не было. Только зонт его остался у девицы в руках.
Мирасо вздрогнула, почувствовав судороги, вдруг волнами накатившие на все выставленные неприветливой ночной холодрыге конечности. Словно ее окунули в ванну с ледяной водой, вытащили наружу и облили уже сверху из ведра. И то ли дождь усилился и внезапно похолодел, то ли это она стала острее чувствовать окружающую непогоду. И немудрено - данмерка успела промокнуть насквозь. Все - и патлы, и рубашка, пришли в полную негодность, плотно налипнув на дрожащее от вопиющего дубака туловище, и вода теперь стекала с них ручьями, противно щекоча ободранные коленки.

Дрет поежилась и судорожно втянула в себя воздух сквозь зубы. Зонт спасал от дождя, но не от холода.
-С-снимай халат, Телас, я тебе рубашку отдам, - и она, не дожидаясь согласия близстоящего товарища, которое, в принципе, и не требовалось, взяла его за воротник халата, чтобы стянуть с него оный. Впрочем, прикладывать никаких усилий, равно как и снимать с себя рубашку для бартера, ей не понадобилось, потому как вор сам буквально вышагнул из широких одеж, оставив их в руках девицы, и бодро пошуровал вверх по склону, в сторону руин, позвав ее идти за собой. Мирасо, стоя на месте с халатом в одной руке и с грибным зонтом в другой, с подозрительно рациональным недоумением посмотрела полуголому данмеру вслед - ее недавняя бодрость словно передалась ему, оставив свою прежнюю хозяйку уныло киснуть под развеселой розовой шляпкой в крапинку. Дрет молча осмотрелась кругом. Что-то этот пейзаж ей определенно напоминал. И да, это абсолютно точно был не Блэклайт. Но почему-то у Мирасо появилось ощущение, что все идет как надо. Все двигается будто бы по чьему-то плану. И Данель своим уверенным и повеселевшим видом внушал какое-никакое, но все же спокойствие.

Воровка кое-как влезла в тяжелый, напитавшийся водой халат, и, запахнувшись, вместе с подоспевшим бантам гуаром пошуровала по размытой холмистой поверхности вслед за Теласом, что уже ушел сильно вперед. Наверняка он знает, где они и куда теперь идти.
Ветер дул в харю, заставляя ее щуриться от летящих в глаза капель воды и, стуча зубами, про себя проклинать стоявший дубак. Маленький ящер, беспокойно урча, скользил по грязи и едва не скатывался под порывами налетевшей непогоды вниз. Где-то высоко над головой гремел гром. Зонт, к слову, Мирасо тоже мешал, потому как залетавший под него ветер заставлял работать гриб по принципу парашютного тормоза. От него пришлось избавиться, и, взяв фыркающего гуара на руки, воровка поспешила догнать чрезмерно активного Данеля, не желавшего подождать своих бабу и питомца на месте.

На вершине холма добежать до входа в некое выстроенное там же каменное сооружение труда Дрет не доставило, и она, тщетно стараясь спрятать лицо от заливавшей его воды, с ящером в руках дотопала до входа, где можно было выдохнуть. Руины оные доверия, в отличие от рыжего н'ваха, прилетевшего на грибном зонтике, у нее не вызывали - только жуть и стойкое нежелание идти дальше по коридору, образованному двумя высокими каменными дугами, что будто вырастали из земли. Все поросло мхом и грибами, и это говорило о вопиющей старости, а, в понятии Мирасо, и небезопасности данного места. Телас уже успел ушуровать дальше и скрылся за поворотом внутри руин, что вел куда-то в их вглубь.
-Дане-ель, - позвала она, выпуская из рук гуара и опасливо осматриваясь кругом. Ответа не было. - Дане-е-ель!.. - Мирасо показалось, что она услышала эхо. - Прокл-лятье, - воровка, встав на месте, принялась выжимать мокрые, словно после головомойки, волосы, скручивая их, как свежевыстиранное белье. Гуар же, нелепо шевеля своими передними лапокрыльями, прикрыл глаза и попытался отряхнуться по-собачьи.
-Эй! - раздалось в адрес Теласа еще через некоторое время, когда воровка отжимала от воды уже халат, тяжело давивший на плечи. - Ты там подох что ли уже?! - Дрет, морщась из-за каменной крошки, что налипла на мокрые ноги и теперь больно впивалась в ступни при каждом шаге, направилась в сторону, где исчез Данель - то есть, к главному входу.
Вор был найден там же, внутри руин. И вор, судя по сосредоточенной роже и пафосной позе, вдруг внезапно решил переквалифицироваться в мага.

-Э... Э! - Мирасо и гуар, следовавший за ней по пятам, успели броситься врассыпную перед тем, как их обоих настиг бы огненный шар. Мерка метнулась влево, зверь - вправо. Оба упали каждый за свой булыжник и там в ужасе застыли. Девица посмотрела на гуара, словно вопрошая того, что это было. От осмысленности, которую она увидела в красных зеньках трясущегося животного, стало еще более жутко. Она выглянула из-за камня, высунув наружу только верхнюю половину лица, и отыскала глазами огнеопасного Теласа.
-Ты псих ненормальный! - с надрывом крикнула данмерка, испуганно глядя на Данеля со своей позиции.

Отредактировано Мирасо Дрет (07.12.2016 02:44:36)

Телас абсолютно точно стал (или, может, уже был) психом ненормальным - угроза жизни Мирасо, недвусмысленно ею самой обозначенная, данмера не то, что не пристыдила, но показалась тому фактом столь незначительным, что над ним можно было раскатисто посмеяться. И, немного погодя, при этом продолжая ржать, как проклятый, весело убежать в темные глубины руин, чтобы продолжить уже там испускать горячие лучи тепла и доброжелательства. Воровка, конечно, не понимая, что дело вовсе не в его внезапно открывшейся жестокости, но в даэдрическом мозгоразжижении, тут же возмутилась и всерьез обиделась на недоделанного факира. В этот раз он действительно переступил границы дозволенного. Дрет вообще не любила, когда над ней шутят. А когда шутки эти еще и тупые, и опасные одновременно, ей было неприятно вдвойне.

Нахмурившись, Мирасо встала со своего места за булыжником и отправилась греться к корыту с подожженным маслом, устроенным неподалеку все тем же развеселым засранцем. Знай она, куда можно пафосно скрыться от провинившегося Теласа, и, сердито нахохлившись, ожидать извинений, данмерка бы без сомнения и тут же отправилась в оную обитель. Но так как округа данная была ей неизвестна, так же как и причины их с Данелем нахождения здесь, Дрет была вынуждена смиренно оставаться поблизости и руин, как следствие, не покидать. Это располагало к озлобленной прокрастинации и осмотру внутреннего пространства этой архитектурной древности, на каменных стенах которой весело плясало яркое горячее пламя. Кругом все было одуряюще старое, замысловато рельефное и очень негостеприимно выглядящее. Мирасо, грея руки над синеватым огнем из корыта, с хмурой физиономией крутила головой настолько, насколько ей позволяла ее не совиная, но мерская шея. Потолки, как выяснилось, в этом жутком месте были очень высокие, и даже свет от импровизированного костра не достигал их, оставляя крышу руин сокрытой во тьме.

Мирасо, несмотря на лютую обиду, вдруг захотелось позвать Теласа, ржущего где-то из глубины коридора, чтобы тот вел себя неадекватно где-то поблизости, потому как находиться тут одной ей было страшно. Впрочем, идти на сделку с совестью воровке не пришлось, и сожитель прискакал на покинутую было площадку сам, напугав и гуара, едва успевшего отбежать в сторону от его смертоносных ног, и девицу, снова завидевшую в его руках заклинание пламени.
-Данель! - возмущенно гаркнула Дрет, отпрянув следом за ящером. - Ты охренел что ли совсем?! Ты что творишь?!
Вор, видимо, решив ответить на вопрос любопытствующей наглядно, тут же выстрелил огненной субстанцией в одну из каменных когтеобразных конструкций, выраставшую из земли и как бы нависавшую над мерами со своей немалой высоты. Та, и без того хрупкая от времени, не выдержала напора пиромана и с треском осыпалась прямо на него, подняв с сухой землицы облако пыли, придав окружающему пейзажу смертельную дозу трагичности. Мирасо, испуганно вскрикнув, понеслась проверять, что сталось с Теласом. Гуар, возмущенно курлыча, посеменил следом - мало того, что этот урод в него неоднократно целился, так теперь в довершение всего решил еще и самоубиться, лишив свою бабу последней опоры как в жизни в целом, так и в данной конкретной ситуации.

Кучка гальки, камней покрупнее и одного приличного булыжника доминантно возвышались над Данелем, образуя своеобразный курган. Из-под завала торчали только волосы данмера, позволяя определить примерное местонахождение его тупенькой головушки. Дрет, своим открытием непольщенная, тут же запаниковала, закашлялась в облаке поднятой пыли, и, закрыв рот влажным рукавом халата, упала на колени рядом с новоявленной радостью какого-нибудь упоротого археолога с садистскими наклонностями.
-Данель! Данель, ты меня слышишь? Ты жив, Данель? - ответа не последовало, и данмерка, благородно приняв на себя роль оного неадекватного Индианы Джонса, принялась голыми руками откапывать вора из-под завала гальки, в которую тот разнес бывшую колонну. Действовать следовало быстро, иначе он мог задохнуться, но маленькие ладони и слабые руки Мирасо скорости спасения не способствовали. Тем не менее, следует отдать ей должное - в этот раз воровка не стала разводить сырость. Видимо, отчасти потому, что ее кругом было и так достаточно. Гуар же, удивительно сообразительное животное, взбежал на вершину кургана, и, работая задними лапами, стал спускать недружественные камни с другого его склона.

Вскоре голову Теласа они откопали, но все еще оставалось неясным, жив ли тот. Дрет, убрав с лица нависавшие мокрые патлы, подставила ухо вплотную к исцарапанному носу вора. Тот дышал, но как-то хрипло. Однако, и это ее очень обрадовало.
Два больших камня, приземлившиеся куда-то в район груди данмера, она с него кое-как спихнула, постаравшись, чтобы те не придавили жертве завала руку и не сломали ребра. Но вот с крупным булыжником, осколком колонны, что упокоился сверху на ногах Данеля, ей было определенно точно не совладать.
-Данель! Данель, очнись! - затвердила Мирасо, приподнимая голову того над землей. Кажется, на глазу у него зрел качественный фингал. - Н-ну, очнись! - девица, вспомнив о самом действенном способе заставить обморочного персонажа очнуться, опустила его башку обратно на пыльную землю и отжала у него над лицом по-прежнему мокрые волосы. Струя воды разлилась данмеру по лбу, размывая кровоточащие царапины, и часть ее попала ему на глаза.

Отредактировано Мирасо Дрет (08.12.2016 22:48:59)

Мокрый метод сработал - Телас, к счастью, не потерявший чувствительности, но по-прежнему заваленный камнями, подал признаки жизни.
-Ты как? Данель? - Мирасо, поняв, что вор ее то ли не видит, то ли не слышит, нависла над ним так, чтобы ее физиономия была единственным, что тот мог бы потенциально созерцать из всего окружающего пространства. Данмерка почему-то полагала, что ее вид Теласа в случае чего успокоит и даст надежду на окончательное освобождение из-под завалов, хотя сама она была в своей физической мощи не уверена - уже после тех двух булыжников девица была на грани собственных возможностей, а теперь предстояло разгребать остальную гальку и тягать более крупные глыбы впридачу. - А? Что ты сказал? - переспросила воровка, заслышав какую-то осмысленность в бормотании прибитого сожителя. Тот, будучи завален недружественной породой чуть менее, чем полностью, потребовал себя "вышатшить". Данмерка озадаченно моргнула и вопросительно вскинула брови, готовая было снова уточнять смысл его искаженных слов, но оный настиг ее сам.
-Вытащи его! Сам, дурак, снес эту колонну, а мне теперь камни ворочать... - ворчливо заметила Дрет, тем не менее, с жалостью глядя на расцарапанную харю пострадавшего. Неизвестно еще, насколько сильно он пострадал из-за этого завала на самом деле. Мирасо о возможных последствиях думать не хотелось, а потому, встав с колен, она отправилась продолжать операцию по "вышатшиванию" шепелявого пиромана.

Самый большой камень Мирасо решила даже не пытаться двигать с места, благоразумно опасаясь надорваться, а потому они в дуэте с дресированным (иначе как объяснить его вопиющую разумность?!) гуаром сосредоточились на раскапывании гальки и тягании камней помельче. Данмерка в процессе работы поглядывала на Данеля, чтобы убедиться в стабильности его хренового состояния и отсутствии намерения снова ее поджечь, ибо после освобождения его руки угроза снова стала реальной. Благо, хуже вору не было, даже наоборот - он нашел в себе силы снова открыть глаза и окликнуть сожительницу все тем же подозрительно слабым и шепелявым голосом.
-Что?.. Ох, Азура! - не сдержалась Дрет, увидев в улыбке Теласа две бреши на местах, где еще недавно белели зубы. С нижней губы данмера тонкой струйкой стекала вязкая кровь вперемежку со слюной, уже заляпавшая и самого эльфа, и камни вокруг. По крайней мере, решила воровка, не мозги же у него текли из ушей и пачкали окружающее пространство - уже можно было порадоваться. Хотя улыбку Данеля, безусловно, было жалко. - Закрой рот, р-ради всего святого, - Мирасо, тут же испугавшись того, что ее фраза звучала грубо, улыбнулась сожителю в ответ, правда одними губами, потому как от вида брешей в его лыбе у нее самой свело зубы. - И помоги копать.

Вскоре Телас с помощью обоих копателей окончательно выбрался из-под завалов и, находясь под пристальным взглядом своей освободительницы, с грустью регистрирующей каждое его ранение, отправился греться к импровизированному костру. Мирасо присеменила следом и остановилась сбоку и немного сзади от него, чтобы успеть скрыться в случае новой огнеопасности.
Покорство ее было иллюзорным. Как можно было уже догадаться, она ничего не забыла. А потому, стоило Теласу проявить инициативу в конверзации, при этом вдобавок упомянув свое недавнее отвратительное поведение, в ходе которого он ее едва не поджег, Дрет тут же изменилась в лице и сердито скрестила руки на груди. Слава Азуре, он был жив и относительно цел - значит, можно было его уже не жалеть и при случае добивать собственными силами.
Как и всегда, она была намерена построить свой ответ как реакцию только на те слова собеседника, которые считала достойными своего внимания. Все ненужное и непонятное отсекалось.
-Где ты тут, - Мирасо раздраженно кивнула на жуткие каменные барельефы, сокрытые в полумраке догорающего костра. - Собрался живую душу искать, а? Кого ты в такой заднице найдешь, если не призрака какого-нибудь или нежить? Я пока ты тут бегал и жег все подряд чуть со страху не подохла! А тебе, по ходу, теперь еще и память отшибло! Ну раз так, позволь напомнить пару деталей, - она с ехидным видом продемонстрировала собеседнику подпаленную полу халата, повернувшись к нему боком. - Ты и меня сжечь пытался, говнюк. Допился ты, Телас!.. Вот что, - данмерка, по-прежнему не давая Данелю вставить в свою нотацию и слова, погрозила ему пальцем. - Сейчас подсохнем и валим отсюда. Пусть я и похожа на нищенку, а ты на недобитого поклонника самого Боэтии. Идем искать город, раз мы не на Вварденфелле, как ты говоришь, - Дрет зашла за спину вора и проворно стянула с себя мокрую рубашку, чтобы секундой позже с задорным шлепком мокрой ткани определить ее тому на плечо. - На, надень... И, знаешь что, лучше пошли прямо сейчас, - Мирасо, которой вдруг неожиданно захотелось отправиться в путь-дорогу, запахнула халат, проворно подхватила с земли курлыкающего гуара и взяла за руку Данеля, требовательно тягая его в сторону выхода из руин.

Отредактировано Мирасо Дрет (14.12.2016 00:10:51)

Шеогорат передумал. То есть как: он постоял, погоготал над ди-и-ивным результатом мозголомания смертных, а потом соскучился от того, что всё было так просто.
- Эй! Эй-эй-эй, червие! – всё ещё задыхаясь от своего надрывистого смеха, господин протанцевал вокруг пытающихся, кажется, зачать нечто постигшее ЧИМ с самой пепельной землёй, данмеров и потыкал в них тростью с глазом. – Ну, я так не играю!
Он рассчитывал на сопротивление, на проявление какой-то силы воли, а они… видимо, он опять не заметил, как загнул палку в колесо. Упс, ну бывает. БЫВАЕТ ЖЕ?!
Хотя, конечно, феерия и старание помешавшихся червеэльфов была зрелищем, которое здоровый разум не представит в страшном сне, Бог безумия ощутил прилив трезвости. Ну или гениального мракобесия, тут уж в каком контексте разбирать. Как присутствие не очень понимающих юмор и наводящих порядок на своей стороне Островов кланов даэдра, Хаос поддерживал Порядок, Порядок обеспечивал Хаос, всё это очень сложно переключало в голове Безумной Звезды мысли разной степени чокнутости. К тому же дождь постепенно сникал, уступая знобящей свежести и какой-то тоске по ушедшей ярости, и Шеогорату уже не хотелось отрываться настолько, особенно на этих славных данмерах.
Он замер с вытянутым от удивления лицом, точно впервые увидел эти существа. Перепуганный бантам гуар тоже поддался общему настроению и инстинктам, прежде чем превратиться в мера в тюремных обмотках, выгрызающего из гриба червей, и всё было так тихо и мирно, что оставлять совершенно нельзя.
- Так, бишь, что мы вообще с вами хотели делать, м? – спросил гуара, который уже помогал себе отросшими назад руками, но пока не понял, бретонец. И сам себе ответил где-то в пучине хаоса в голове.
Точно-точно! Точно-точно-точно-точно!
Это была великая комбинация, не на одну хлещущую дождём ночь, но нужно было правильно перевернуть опрокинутые локтём фигуры!
- Эй! Всё! Я передумал! Вставайте, вы эльфы, не черви, не гуары, всё, хватит грязь жевать! – брезгливо и осторожно подтягивая то одного, то другого землелюба за подмышки, эпатажный персонаж не стеснялся применять нечеловеческую силу (или невозможные законы природы, тут уж как поглядеть), чтобы поставить грязную и отвратительную как девять намиропоклонников с трапезы Мирасо прямо и не дать ей сползти назад.
- О-о, срам! – картинно вознегодовал калекарь душ, всплеснув руками и запахнув тряпку прямо поверх грязной груди, поднял и попытался с парнем. Но парня он тоже сломал, и, кажется, ещё в процессе зубы. Забрать память попавших в шторм эльфов было проще, чем предотвратить вопросы про кровь и песок на дёснах.
- Безобразие! Да эти камни вообще подделка, что вы завелись! Шут-ка, шут-ка! Вообще, забудьте всё! Приказываю!
Последний раз в гриб, уже сломанный и лежащий на земле, ударила молния, унося вместе с Шеогоратом и бурей прошедшую ночь.

Утренний туман в Крагенмуре – явление не редкое. Если вулканы спят, а северный ветер гонит из Моря Призраков холодный влажный морок, в честь которого оно и названо, густым белым саваном накрывает холмы и пригорки так, что руку протяни – пальцев не сосчтёшь. А, может, это всё ослабевшее зрение и слабо дурманящий сушёный фунгус в курильнице.
Но это утро было особенное, и какое-то странное, так решил выгнавший на рассвете на выпас гуаров данмер. Ночью по кровле и туфовому камню его небольшого дома гремела гроза, и теперь он зябко ёжился всякий раз, когда сухая рука с белёсыми пятнами по коже вынимала из карманов в широких рукавах его тёплой робы ещё щепотку фунгуса: старый пастух не сомкнул глаз. Впрочем, разменяв пятую сотню лет и ещё не собираясь к Предкам, тяжесть жизни в теле ощущаешь иначе, чем в молодости и зрелости, и тебя не клонит в сон, а, скорее, погружает в лёгкий транс, в котором наслаждаешься удивительной ясностью мысли и отсутствием боли в суставах. По крайней мере, пока дымится в трубке гриб.
Гуары с привизгом разбегались от мрачного как туча данмера, шагавшего по влажной хляби босыми ногами, в одном паршивом рубище, и тащил на себе двоих ещё более грязных меров. Лицо старика бесстрастно обратилось к пришельцу, не двигаясь, только тускло-рубиновые глаза под рыхлыми сиреневатыми веками изучали троих.
- Сэра, дай попить, – стрекочущим от сухости голосом попросил данмер, дав сползти бессознательным на мазкую чёрную землю с объеденными гуарами кустиками травы с онемевших рук. Старик даже не поморщился от невероятного амбре, исходящего от гостей, и протянул глинянный кувшин с затычкой и чашку, которые вынес с собой на пастбище, а уже потом спросил:
- Что, стража погнала?
Прополоскав первым глотком рот, данмер не торопился отвечать, пока в кувшине не осталось меньше половины. Пастух молча потягивал своё курево и только лениво наблюдал за телами, которыми точно плугами, вероятно, пытались вспахать ниву, так они были грязны, да ещё и неодеты.
- Мы… в бурю как-то попали. Молния в фунгус ударила, так я в себя и пришёл, а что до того было – как отрезало, – пояснил мер, но глаза у него бегали.
- Уж чую я, что в ядовитый фунгус молния ударила, немудрено, что стражи Дома за работу побоялись и не пустили таких красавцев, как вы. Пойдём.
Опираясь на посох, без украшений и с хорошо втиснутым в кость камнем душ – и не поймёшь, что колдовской, только почти выдохся – пастух кивнул на жирного гуара, которому без упряжи было несложно навалить два тощих тела на спину, и отвёл гостя к небольшому неподалёку пруду, являвшемуся, скорее, естественной лужей и только набравшемуся после лета, отчего он и выгонял скот пастись в эту сторону. Вода была в нём ледяная, до близких к поверхности лавовых потоков и горячих прудов от Крагенмура было с день пути, а потому пробуждение практически голым и грязным данмерам от безудержной свежести было гарантировано. По крайней мере, Данелю, у которого от прошедшей ночи в голове звенело и вроде как громыхало словами, но работало всё неплохо настолько, что болело конкретно во рту. А у Мирасо со слипшейся где-то в халате цепочкой проклятых камней под веками танцевали скампы.

Рыгая землей и издавая измученной глотанием камней и песка глоткой булькающие звуки, иногда походившие на стоны дистрофика, по которому пробежала муха, Мирасо все же покорно вставала на ноги или оседала на земь пластом, когда как просили. Эльфийская идентичность вернулась к нажравшейся субстрата данмерке, вместе с определенным облегчением привнеся в ее существование значительные сложности - такие, например, как плохо гнущийся позвоночник, мешавший эффектно складываться пополам и волочиться уже в бессознательном состоянии. А в том, что на каком-то этапе этой ночки ее куда-то тащили по земле, у Дрет сомнений быть не могло - расцарапанные ноги и ноющие руки, за которые, видимо, ее и тянули, просто орали о чьем-то непростительном нахальстве.

Впрочем, физически себя Мирасо может и чувствовала неважно, но моральная ее составляющая сигналы туловища интерпретировать отказывалась. Ибо не могла.

Отчасти, конечно, потому, что выход из мутного обморока произошел по вине ледяной водицы, при вдохе еще и попавшей в нос. Данмерку в грязнущем халате, сползшую с гуара головой вниз, тряхнуло, как ошпаренную кипятком кошку, сердце пропустило удар, и она, придурочная больше, чем когда-либо в жизни, наконец, очнулась, резко вдохнув ртом и тут же закашлявшись. Воровка, от слабости заваливающаяся на спину, стала активно барахтаться, делая воду в озерце мутной и малопригодной для питья. Лужа сия, в общем-то, была недостаточно глубокой, чтобы плавать, но воды в ней хватало, чтобы сидеть задницей на дне с торчащей над поверхностью головой и, при должном везении, захлебнуться насмерть.

Эльфа Дрет напоминала только местами и общей формой. Открывавшийся наблюдателям видок мог скорее навеять ассоциацию с упитой скуумой ворожеей (даже если они ничего такого в жизни не видели, всегда можно додумать) - черты лица заострились, глаза впали, словно вдавленные кем-то поглубже в череп, растрепанные черные волосы практически полностью закрывали все это великолепие, вися грустной паклей - точно только что со дна колодца вылезла, и грязная подстать. Жирному гуару, прежде спокойно попивавшему воду подле Мирасо, фыркающая и стонущая под ухом девица, к тому же, взбаламутившая озерцо, не понравилась, и он, ворчливо урча, пошагал к берегу за ее спиной.

Дрет, конечно, не понимала, где она находится и кто эти два мутных мужика на берегу, воняющие грибным куревом, но вот Теласа в этот раз идентифицировать удалось. Ведомая примитивным желанием выбраться из холодной воды, данмерка, по-прежнему не задававшая никаких вопросов, даже риторических, поползла к берегу на четвереньках - сил, чтобы удержаться на ногах, у нее не было. Или ей казалось, что не было.
С халата, что был Мирасо явно не по размеру, но в мокром состоянии умудрился плотно облепить туловище, с журчанием полились струи грязной воды. Глаза, в которых Телас пытался найти осмысленность или початки истерики, были абсолютно пусты и равнодушно смотрели сквозь него, куда-то в сторону деда с посохом. Вполне слышимо стуча зубами от холода, Дрет словно машинально откинула паклеподобные волосы с лица на спину, открывая взору окружающих ожерелье из крупных разноцветных камушков, плотно обнимавшее тонкую шею и слабо бликующее капельками воды.

Данмерка, все еще стоя почти по колено в луже, рассеянно опустила глаза на свое отражение, искаженное рябью, что бегала по глади гуарьего озерца. Медленно села на корточки, чтобы лучше себя, грязную и лохматую, рассмотреть, и зачем-то потыкала в воду пальцем, со стороны выглядя, по меньшей мере, блаженно, потому как физиономия ее по-прежнему выражала только полнейшую незаинтересованность в происходящем вокруг и пристальное внимание к тому, что она видит в отражении. Она не помнила ни событий вчерашнего вечера, когда ссорилась с Теласом, ни ночи, когда к ним в разгар грозы приперся лекарь-н'вах, ни того, что оный лекарь с ними обоими вытворял. Разум ее был чист. Почти.

Единственным, что Мирасо помнила хорошо, был факт наличия у нее маленького носа. Особенно маленького по сравнению с шнобелем Теласа, который она имела счастье наблюдать ежедневно. Раньше проблема величины дыхательного органа не казалась воровке важной, но сейчас... Сейчас мало того, что и нос, и глаза, и скулы, и губы ее сами по себе ей показались страшно уродливыми, так теперь еще и ноздри сузились и прямо на глазах вышли за пределы носа, прорастая в направлении щек и расходясь в стороны, вытягиваясь и углубляясь, как трещины на высохшей земле. Нос не то расплющился, не то исчез с лица вовсе. Дрет моргнула и наваждение прошло, но от панического ора и стремления спрятать лицо в руках это ее не спасло. Повизгивая, Мирасо, уже снова упавшая на задницу, стала отползать подальше от берега и причитать, отмахиваясь от Теласа, пытавшегося выяснить природу этой неожиданной истерики.

-Я страшная! Страшная! Не смотри! У меня страшный нос! - заверила она вора, становясь на четвереньки, чтобы оказаться к нему и данмерам на берегу спиной. Посиневшая от холода и ужаса, девица стала судорожно умываться, уверенная, что эту "грязь", как и всякую остальную, можно смыть водой. А Дрет себя чувствовала грязной, как никогда, и смыть с себя пыталась не только уродливый нос, напоминавший по виду скампов шнобель, но и оную выдуманную "грязь", покрывшую ее, как она полагала, повсеместно, словно корка. Мирасо, забывшись, порывисто стянула с себя халат и стала скрести по себе ногтями в тщетной попытке "очиститься".

Отредактировано Мирасо Дрет (17.03.2017 02:51:05)