Родилась в Кватче, в семье молодой кухонной женщины и пронырливого бизнесмена, ведущего дела с Гильдией воров. Мать об особенностях деятельности отца знала, но предпочитала не лезть и помалкивать. Молодая имперка была образцовой домохозяйкой, любящей женой и неплохой, хоть чуть недалекой (о чем Сцилла сможет рассуждать многим позже), матерью. Девочка росла, окруженная заботой, нужды не знала ни в чем и никакого рода тяготами не была обременена, была тихоней и редко плакала.

Когда Сцилле исполнилось четыре года, отец привел в дом Фаустина. Сцилла плохо помнит себя в том возрасте, но девочка сблизилась с братом легко и быстро. Фауст помогал, с Фаустом всегда было интересно и весело. И тепло, как с мамой и папой.
Куда бы Фаут не уходил, Сцилла всегда знала, что он вернется.

Девочкой Сцилла была болтлива и весела, обаятельная и ладная Сцилла легко сходилась с людьми, хоть годам к семи сообразительная Сцилла стала задумываться о смысле жизни, неравенстве социальных ролей и полукровках (видя как нелегко приходится порой брату).

Вынужденное разлучение с братом Сцилла переносила очень тяжело. Тогда же стал являть себя спесивый и упрямый характер.
Чтобы увлечь дочь, Юлиана стала обучать Сциллу алхимии. Тогда же Сцилла стала заниматься еще и с учителем, обучаясь чтению и письму. Именно из рассказов первого учителя Сцилла узнала о Ноктюрнал. И с тех пор Сцилла словно потеряла покой. Таинственная и могущественная даэдра, владыка теней, дающая смертным удачу — у маленькой Авидии от страха стыла в жилах кровь, но тем лишь интереснее.

В семейные дела маленькую Сциллу не слишком посвящали, предпочитая заботиться и оберегать, хоть, конечно, Сцилла всегда все понимала, чувствовала людей рядом, их настроения.

Когда бизнес собаководов пошел в гору, Сцилла стала заниматься магией с учителем (Иллюзии и Изменения).
Его звали Альдус и он был высоким эльфом до кончиков ушей. Его нашел отец, разорившись на частные уроки волшбы для любимой дочери. Учитель имперке не нравился, у Сциллы к тому времени уже сформировалось предвзятое отношение ко всем альтмерам, слишком часто имеющим претензии к ее брату из-за его происхождения и бизнеса. Цилла упорно видела в Альдусе соглядатая, но тот, преисполненный чувства собственного достоинства, все же учил ее. А магия имперке пришлась по душе. Держа дистанцию с наставником, она постепенно развила способности. Учитель, в отличие от предыдущего наставника, не трогал историю и политику, но с удовольствием рассказал многое о создании Нирна, углублялся в мифологию и крупные магические происшествия в мире.

Также Альдус продолжил дело Юлианы и показал много новых алхимических приемов. Однажды и вовсе расщедрился: преподнес ученице в подарок отличный набор алхимических аппаратов, с которыми, правда, она еще не доросла заниматься. Так бдительность имперки была усыплена. Напрасно.

Альдус действительно приглядывал за домом Авидиев изнутри, представившись всем как независимый исследователь из столицы и умолчав о том, что является также талморским агентом. Зело размечтавшись по хрусту шейных позвонков ушлых отца и сына, агенты в городе приставили к семье альтмера, тщательно спланировав всю операцию. Не Цилла сболтнула и никто другой из домашних, а только он все же пронюхал подробности ведения дел Фауста и Флавия. Он же дал наводку своему брату, контролирующему поставки в Кватче, на очередной проплаченный досмотр, для которого и было организовано обнаружение ереси — чтобы наверняка расправиться с недругами.

Сцилла думала, что не переживет заключение брата. Удушающая тоска и всепоглощающее чувство вины (она могла предупредить, она ведь чувствовала, знала!).

И беды посыпались на семью Авидиев одна за другой. Разорение. Уход отца. Юлиана, не желающая влачить нищенское существования, не желающая оставаться покинутой, заключила сделку с даэдра и, собрав вещи, покинула дом (Сцилла знает о сделке, слышала разговор матери и Клавикуса Вайла).

Сцилла перестала чувствовать опору под собой, незыблемую опору людей рядом, семьи. Семьи не стало. Сцилла по существу осталась одна, со своими детскими страхами, переживаниями, со всем. Одна.

Флавий, как и просила Клавикуса Вайла Юлиана, вернулся. Истекающего нехорошей темной кровью отца семейства доставили под покровом ночи какие-то бродяги. Пребывающая в состоянии шока Цилла как смогла залатала папашеньку припарками собственного изготовления, но то ли ее сил не хватило на полноценное оздоровление, то ранение в печень - явление слишком серьезное, но тот стал явственно загибаться. Последний рубеж, ознаменовавший полное разорение семейства, - выпотрошенные остатки приданого и проданная псарня - был преодолен, и теперь Авидии были без пяти минут нищими. Страшась полного одиночества, девочка оставила при себе двух любимых некогда братом собак и одного молодого песика, названного Рулетом за смешной хвостик, свернутый на манер поросячьего.

Тринадцатилетней Цилле пришлось самой решать проблемы с долгами отца и заботиться о поддержании его жизни. Она не стала его истязать вопросами о том, где он был и почему покинул семью - не хотела слышать оправданий. Цилла уже не любила отца ни капельки и относилась к нему, как к куску мяса, за которым волей-неволей приходится ухаживать. На нее резко и шумно навалилась взрослая жизнь: помочь было некому. Она искала подработки, но с членами ее фамилии все еще никто не желал знаться, поэтому все, что могла Сцилла, это петь и играть на лютне на улицах города. Те, кто еще вчера с ней носился наперегонки по всему Кватчу, теперь насмехались, глядя на новое амплуа белоручки Авидии. Зато она стала ближе к самому низшему классу и у нее, как ни странно, появились действительно полезные товарищи среди бездомных детей и прожженных попрошаек. Особенно сблизилась девочка со старым каджитом по имени Й’Раша, который больше всех других рассказывал ей байки и легенды о Гильдии воров и Ноктюрнал. А однажды, решив, что девочка того достойна, показал ей святилище Императрице тени в своей ночлежке - единственное, что было достойно внимания в этих стенах. К нему Цилла стала частенько заглядывать и возносить нехитрые молитве обожаемой даэдра.

Дом продолжали осаждать бывшие партнеры и конкуренты отца. Выплатить долги не представлялось возможным тринадцатилетней Сцилле. Сцилла оказалась на грани, повисла над бездной и...

Особенности ритуала вызова Ноктюрнал Цилла знала с ранних лет, начитавшись книг, наслушавшись своих новых друзей-оборванцев и докопавшись до знающих стариков из Гильдии. Собрать нужные для его проведения вещицы было не так уж трудно: свои запасы алхимические разворошила да подлизалась с монеткой к скользкому типу из попрошаек, чтобы нужный ингредиент раздобыл. Восьмого числа месяца Огня Очага Сцилла со всеми заготовками разместилась дома у Й’Раша, с которого была взятая клятва неразглашения, будучи полностью готовой к вызову даэдра и имея к ней точно оформленную просьбу.

    «- Зачем ты призвала меня, смертная?
    Цилла сглотнула, почувствовав себя очень жалко, сидящей на полу в грязном платье в окружении ритуальных элементов. Ноктюрнал возвышалась перед ней словно башня, статная и неумолимая. Вороны на ее плечах немигающим взором смотрели на организатора сего мероприятия.
    - Госпожа Ноктюрнал, взываю к твоей милости. Прошу, верни Фаустина Авидия домой, - пролепетала Цилла.
    - Что ты можешь предложить взамен?
    - У меня нет ничего, что я могла бы дать тебе, Императрица тени. Возьми то, что сочтешь нужным.
    Ноктюрнал помолчала несколько мгновений, словно размышляя. Ее лицо ничего не выражало.
    - Хорошо. Я решила. Твой брат вернется в скором времени. Но ты не увидишь его возвращения. Ожидай.»

    Растворение в воздухе Ноктюрнал - последнее, что увидела юная Сцилла. Загадочная даэдра забрала с собой девочкину способность видеть, и зашедший спустя некоторое время в ночлежку Й’Раша мог лицезреть сжавшуюся в комок Авидию, не шевельнувшуюся с момента окончания ритуала. Что ощущала Цилла - невозможно описать. Старый мудрый каджит сказал, что такова цена сделок с даэдра, но всему есть причины. Раз Ноктюрнал так пожелала, значит, Цилла не должна сомневаться в ее выборе.

    Дома ее ожидали ходьба на ощупь, бесконечные спотыкания о предметы, разбитые локти и коленки, оставленный без присмотра отец. Два инвалида в доме Авидиев кое-как продолжали жить. Флавий дураком не был. Он понял, какую глупость совершила дочь вслед за своей матерью, но у него было слишком мало сил на то, чтобы делать из опилок целое бревно. Он знал, что вернулся домой умирать, и теперь только того и ждал. Цилла была сама по себе.

    В первую неделю она чуть до смерти на расшиблась. Во вторую сердобольный Рулет уже предупреждал хозяйку лаем, а то и укусами о том, что та вот-вот покатится кубарем с лестницы. На третью дело пошло на лад: на кухне обнаружился длинный черенок от ухвата, которым можно было неплохо "прощупывать" местность. Все это время за домом кое-как приглядывал Й’Раша, не только испытывающий сострадание к девочке, но и нашедший ее в своем роде избранной Ноктюрнал. Он хлопотал по хозяйству, материально, впрочем, не способный помочь. С ним Цилла заново познакомилась с домом и улицей.

    Юная имперка полагала, что в день, когда вернется Фауст, все чудесным образом наладится. Но она сама от себя не ожидала такого тяжелого чувства, вдавливающего в пол, когда услышала голос брата. Было очень странно не видеть его, ведь именно желание увидеться держало ее все время до момента ослепления. А еще была невыразимая горечь. Брат вернулся на пепелище. Может, и не стоило ему видеть то, во что превратился его дом и семья. Й’Раша тихо удалился, оставив Циллу одну справляться с новой старой жизнью.

    Конечно, ситуация с возвращением Фауста в мгновение ока не наладилась. Втайне Цилла надеялась, что они уедут из проклятого Кватча, но у семьи совершенно не было денег на переезд, даже продажа дома вряд ли бы спасла. Флавий отошел к праотцам вскоре после приезда сына. Цилла на то почти не среагировала: этот болван, из-за которого у них, собственно, и было столько проблем, давно не беспокоил дочернее сердце. Он наверняка знал, по чьей милости в их дом перестали ломиться стервятники и как Сцилла лишилась зрения, но, кажется, всю правду Фаусту не рассказал. Это был последний его добрый поступок: неизвестно, как отреагировал бы брат на безумные выкрутасы тринадцатилетней сестрицы.

    Они зажили бедно, но понемногу справлялись. Первый этаж дома был сдан в аренду лавочнику, Фауст приносил чуть-чуть денег да еды, хотя, этого все равно было очень мало. Цилла же усердно занималась. Она уже приноровилась на ощупь работать с алхимическими аппаратами, по запаху определять ингредиенты и степень готовности зелья. Ее оставшиеся органы чувств сильно обострились, и девушка стала намного увереннее себя ощущать в пространстве. Кроме того, магия Изменения иногда помогала чуть вернуть зрение, световые пятна и хоть какие-то очертания окружающего мира (очень размытые) помогали ориентироваться на улицах. Это подтолкнуло ее к дальнейшему изучению магии. Только вот книг она читать не могла, а даже если бы и могла, то денег на них у нее не было. Как и на учителей. Так что пришлось шлифовать то, что уже имелось.

    Цилле иногда казалось, что если она протянет руку и пощупает воздух в доме, то без труда найдет в нем напряжение Фауста. Тот мужался как мог, но сестра понимала, что рано или поздно он впадет в депрессию, и тогда оба они потонут. Цилла приободряла его как могла, держала подальше от попоек и разборок, что, конечно, получалось плохо. Не раз и не два ей приходилось крепко прижимать его к себе и гладить по голове, пока он делал вид, что совсем не рыдает ей в рубашку. Фауст иногда мог впасть в истерику, и тогда Сцилла становилась скалой, об которую разбиваются волны: терпела, пережидала, утешала и иногда жестко приводила в чувство. За окном зрела революция, в стране наступили действительно тяжелые дни. Эльфы развили самую активную деятельность на памяти Сциллы, никем не сдерживаемые, и теперь существовала реальная угроза того, что ее брата прикончит обезумевший от ненависти люд.

    Так прожили они, опираясь друг на друга, несколько лет. Казалось, что они с Фаустом отдалились, но на деле оказались связанными друг с другом больше, чем то обеспечивали обстоятельства. Обстановка в стране накалилась до предела. Цилле больше не надо было подслушивать недовольный ропот горожан, теперь он гремел во все услышанное. И в один день город сошел с ума. Под раздачу попал и дом Авидиев, ведь там проживал отпрыск эльфийских кровей, а на первом этаже и вовсе работал полноценный эльф. Сжечь еретиков!

    Сцилла думала, что если не сгорит, то так от удушья умрет - это точно. Вход был заблокирован, а через окно слепой девушке с тремя собаками выбираться не вариант. Вовремя вернулся брат. Он спустил на улицу домашних, но сам здорово обгорел, а у имперки даже не было при себе хоть каких-то средств для лечения - все осталось в полыхающем доме. Потеряв свой последний клочок надежности и обретя сомнительное счастье идти на все четыре стороны, Авидии забились в щель и пережидали волнения. Цилла не знала, плакать ей или смеяться: проклятье над их семьей никуда не делось, и, вероятно, не денется, пока они не перемрут. Осталось только идти вперед: брату - куда глаза глядят, а ей - за ним.