Ранним утром, когда на небе еще горели звезды и нарастающие Луны вершили свой ход, в небольшом доме-грибе, примыкающем к центральной башне Порта Телваннис, раздался плач ребенка. Затем мелодично прозвенело заклинание левитации, и плач прекратился. Малыш зачарованно смотрел на мир, ставший вдруг невесомым, воздушным. Потолок то приближался, то отдалялся. Уютная, мягко освещенная спальня вращалась вокруг него.
– Он станет великим волшебником, – заявил отец, глядя на левитирующую колыбель. – Ему интересно, а не страшно!
Иначе быть и не могло.
Раннее детство Рейн провел в мире волшебства. Колыбель качалась на волнах уплотненного воздуха, под потолком звенели подвески, в которых играл теплый магический ветер. Сменяли друг друга вкрадчивые запахи. Ложки пританцовывали на столе, а в окнах рисовал причудливые узоры элементальный мороз. Магия была повсюду. Она была незаметна, как дыхание, и одновременно осязаема, ощутима так ярко и так бурно. Необходима, как воздух.
Первым заклинанием, которому научила Рейна мать, было Развеивание. «Ощути потоки магии. Направь их в себя и закрути спирально», – отпечаталось в голове мальчика. Этот прием данмер будет отрабатывать бесконечное множество раз. В будущем ровно столько же раз он спасет Рейну жизнь.
Учился будущий Архимагистр вместе с другими знатными детьми – как из рода Телванни, так и из вассальных Домов. Упор в образовании, естественно, делался на магию. Любимой Школой Рейна навсегда стало Изменение. Одним из наиболее ярких воспоминаний детства были ошибки на уроках трансмутации. Бруски дерева, наполовину превратившиеся в эбонит. Фантастические конструкции из кристаллов, жидкий блеск вулканического стекла, камни, застывшие на полпути к золоту. Фосфорическое свечение. Буйство форм и чудеса фактуры. Мальчик забирал продукты неудавшихся превращений себе в коллекцию и рассматривал при солнечном и лунном свете, при свечах и в магическом сиянии…
С не меньшим интересом молодой мер постигал секреты Школы Восстановления и Мистицизма, варил зелья и осваивал азы зачарования. Однако, остальные магические Школы его почти не интересовали. Он прогуливал скучные занятия. Его ловили и заставляли учиться. Он пытался спорить с преподавателями. Его наказывали. Он задирал учеников курсом постарше. Его вызывали на «дуэли» в переулках Телванниса. Поначалу приходилось несладко, но Рейн был несомненно талантлив. Постепенно поединки со своенравным данмером сменились групповыми нападениями с неутешительными для атакующих результатами. Когда активность молодых волшебников переходила все границы, вмешивалась стража. Именно во время побега с места прерванной «дуэли» Рейн впервые, совершенно самостоятельно, применил заклинание прыжка. Правда, не окажись местом приземления тент из кожи нетча, натянутый над прилавком торговца, данмеру пришлось бы в экстренном порядке изучать заклинание замедления падения. Впрочем, Рейн быстро исправил эту оплошность, и вскоре его можно было увидеть резво прыгающим с одной крыши-шляпки гриба на другую.
Независимость и свободолюбие Рейна Телванни, граничащие с откровенным своеволием и бесшабашностью, были известны всем – ученикам, преподавателям, магам, чьи исследования он прерывал, прыгая мимо их окон. Внушения, смысл которых заключался в том, что эксцессы позволены только старшим Телванни, не оказывали особого эффекта. Кумирами Рейна были, как ни странно, не высокопоставленные маги, чьими своеобразными аспирантами были его родители, а… эшлендеры. Для него они воплощали вожделенную полную свободу. Учебники и учителя об эшлендерах говорили лишь «грязные дикари, не знающие настоящей магии». Но у Рейна была и другая книга, выменянная у одного старшекурсника – труд опального в телваннийских кругах исследователя, намного более убедительный, чем скупые ругательства в адрес жителей Эшленда из уст преподавателей. Рейн читал, и чувствовал на своих щеках горячие ветра пепельных земель, слышал скрип черного песка под ногами, и ноздри его щекотал аромат смолы, используемой для склейки хитиновых масок…

Пришла пора юности, и ветер свободы, гуляющий в душе Рейна, крепчал. Все чаще его можно было увидеть на крышах домов-грибов, а когда он освоил левитацию – и вовсе в небе. Все реже другие данмеры звали его в пустые переулки выяснять отношения. Зато начались многочисленные, скоротечные, но яркие, как Луны в Эльсвейре, романы с однокурсницами. Дальше задушевных разговоров под звездами, правда, дело ни разу не заходило – отчасти потому, что молодого мера не интересовало ничего, кроме эмоций, отчасти оттого, что в глазах девушек Рейну виделось покушение на его личную свободу.
С юностью пришла пора выбора. Продолжать скакать по крышам и вести разговоры под Лунами – или браться за учебу намного, намного серьезнее, чем раньше.
– Хочешь остаться волшебником или стать Волшебником? – спросил у него наставник.
Юноша усмотрел в необходимости учиться несвободу. Родители, терпению которых подошел конец, предупредили сына: если он не возьмется за ум, в самом ближайшем будущем его отправят в отдаленную Тель – в подмастерья дальнему родственнику. Взбешенный данмер совсем потерял голову, вылетел из дома и, после пылких излияний перед тогдашней своей пассией, закончившихся разрывом, не нашел ничего лучше, чем сбежать.
Он покинул Порт Телваннис той же ночью с полупустой сумкой за плечами, воображая себя непонятым и отринутым, изгнанником и изгоем. После бессонной ночи, проведенной в водах моря (Рейн очень переоценил свои силы, решив добраться до материка при помощи магии; трагическая смерть в волнах, какой романтичной она ни казалась ему до этого, в его планы не входила), юношу подобрало вовремя вышедшее из Порта торговое судно. Рейн предложил мореходам свои магические навыки в качестве платы за спасение и право остаться на корабле. Когда судно входило в пролив между Телваннисом и Вварденфеллом, данмер задал капитану вопрос, решивший его судьбу:
– Что там за огни, на берегу Азуры?
Капитан мрачно усмехнулся:
– Костры эшлендеров. Ахеммуза. Кочуя, они доходят до самого берега.
Рейн замер. Он просил, умолял пристать к берегу или хотя бы подплыть поближе. Капитан отказал.
– И не вздумай бросаться за борт, летун. Мы с тобой условились – до самого Вивека ты тут с нами колдуешь.
Рейн вспыхнул, почувствовав угрозу своей свободе, но сник: он дал капитану слово. Плавание продолжалось. Корабль прошел мимо пустынных островов, усеянных острыми скалами, точно панцири жуков – колючками. Грейзленд по правому борту уступал Молаг Амуру. Юный данмер снова пришел к капитану с просьбой освободить его от данного слова, позволить ему добраться до берега. Мечта юноши рушилась. Ему нужно было в Грейзленд – туда, где запах травы, где теплый ветер и много пыльцы, где шумят заросли креш-травы и вздымают к небу свои листья старые хакльклоу… Вдруг его осенило, и он сказал:
– Я могу заплатить по-другому! Приготовлю зелья водного дыхания! Вы сможете продать их паломникам в Вивеке.
Рейн упросил капитана задержаться на три дня. Ему позволили сойти на берег, чтобы нарвать листьев хакльклоу. Так юноша впервые ступил на Вварденфелл. Как бы ему ни хотелось полюбоваться пастбищами, понежиться в тени редких деревьев, подышать наполненным ароматами воздухом, надо было спешить. Единственным утешением была надежда успеть за отведенный срок – тогда ему позволят остаться здесь. В первый день Рейн нарвал листьев. Во второй, пользуясь заклинаниями водного дыхания, быстрого плаванья и поиска предметов, он собрал в прибрежных водах несколько неплохих жемчужин. Наконец, с корабля ему прислали бочонок молочка квама, оставшийся с прошлого рейса. Пользуясь пустыми бутылками из трюма и своими познаниями в трансмутации, молодой волшебник соорудил импровизированный кальцинатор. К концу третьего дня Рейн был полностью измотан частым применением заклинаний, но, закупоривая бочонок, полный игристой фиолетовой жидкости, не скрывал счастливой улыбки. Его учитель алхимии был бы доволен. Отведав зелья, капитан, сам не раз пользовавшийся подобными, одобрительно кивнул.
– Не знаю, зачем тебе Грейзленд, но… Удачи, парень! – сказал он, хлопнув Рейна по плечу. Кинув прощальный взгляд на отчалившую шлюпку, молодой данмер повернулся к душистым пастбищам, сделал несколько шагов и упал без чувств.
Очнулся Рейн после полудня. Голодный, все еще слабый, как только что вылупившийся скриб, он бесцельно побрел вперед. Остаться-то он остался. А вот что делать дальше и где искать эшлендеров, волшебник не знал. Несколько дней он бродил по зеленеющим лугам, вдыхая вожделенные ароматы. Ночью его загнал на дерево алит. Последствия перерасхода магической энергии никак не проходили. Алит ушел лишь к утру. Обессиленный мер свалился на землю. Его едва хватило, чтобы доползти до ближайшего хакльклоу и сорвать несколько наполненных прозрачным соком листьев.
Силы постепенно восстанавливались. Юноша уходил все дальше от берега. Одним жарким полднем уже ищущий место для привала Рейн увидел вдалеке черные утесы, ступенями громоздящиеся над равниной. То была древняя кимерская крепость, известная, как Индоранион. Забыв об отдыхе, волшебник поспешил туда. Добравшись до стен, мер забрался по растрескавшимся камням на верхнюю площадку. Крепость выглядела заброшенной, и Рейн решил задержаться здесь на какое-то время. Но его планам весьма стремительно помешали. Раздались пронзительные крики, и из всех входов в Индоранион повыскакивали эшлендеры племени Зайнаб. Юного волшебника, не успевшего ни словом, ни жестом показать, что он не собирается причинять им вреда, связали. Речь нападавших была незнакома – эшлендисом Рейн не владел. Зайнаб собрались в круг, связанного парня, словно тюк, швырнули в центр. Непонятные вопросы сыпались со всех сторон, и волшебник собирался уже, несмотря на путы, попробовать сотворить пару заклинаний, пока не поздно. Но вдруг властный голос приказал всем замолчать. Гулахан племени, знавший данмерис, вышел вперед и склонился над Рейном. Его допросили. Ему не поверили. Его посчитали лазутчиком. Эшлендеры поспешили собрать свои вещи и покинуть старую крепость.
Юношу усадили на гуара и повезли вглубь Грейзленда. Рейн мог сбежать. Но зачем? Его мечта – оказаться среди эшлендеров – сбылась, пусть его и считали пленником. Он намеревался объясниться на первом же привале, но его не слушали. Дни шли за днями, и пейзаж вокруг становился все более диким и прекрасным. Наконец, на горизонте показался лагерь, разбитый у пустого панциря силт-страйдера. Рейн уже давно понял, что захвативший его отряд – это не все племя, но до этого момента даже не представлял, насколько большим и процветающим окажется клан Зайнаб. Ему засунули в одну из юрт, под охрану нескольких хорошо вооруженных охотников. Потом пришли сразу четверо гулаханов и устроили новый допрос. Рассказам о побеге из дома, плавании на корабле и скитаниям по Грейзленду так и не поверили – мало ли, что сочинит лазутчик. Рейн просил позволения поговорить с ашханом или Мудрой Женщиной, но так ничего и не добился. Ему швырнули спальный мешок из выделанной шкуры гуара и, казалось, забыли о его существовании. Прошло несколько дней, а Рейн так ничего и не добился. Однако, он был среди эшлендеров. Слышал их песни, такие странные и волнующие. Видел то, о чем читал. И много больше. Плен его возмущал, но это было единственным способом остаться у Зайнаб. Юноша сделал свой выбор.
Вскоре, увидев, что он не пытается сбежать, Зайнаб позволили ему выходить из юрты. Молодой данмер с интересом вглядывался в лица эшлендеров, в особенности девушек. В последнем случае ответом были гневные, неприступные, гордые взгляды. Он пытался запомнить обрывки фраз. По вечерам, лежа в спальнике и разглядывая потолок юрты, Рейн раздумывал над значением отпечатавшихся в сознании слов. Следующим утром проверял свои гипотезы. Пытался говорить на эшлендисе. Ему не отвечали. Однажды, выдав проходящему мимо охотнику кое-как составленную фразу, Рейн услышал в стороне девичий смешок. Оглянувшись, он увидел молодую данмерку. Поймав его взгляд, та тут же отвернулась. Но юноша увидел в ее глазах достаточно. С тех пор он всегда смотрел только лишь на нее. Прошло много дней, прежде чем она подошла к нему достаточно близко, чтобы услышать вопрос. Рейн очень старался узнать, как ее зовут, но не знал, произнес ли он правильно хоть одно слово. Девушка ответила. Рейн запомнил на всю жизнь. Повторял про себя без конца. Потом выяснилось, что слово это буквально переводилось, как «без-имени» и было метафорическим отказом назвать себя. Но даже это не испортило его счастья. А девушку он так и продолжил называть этим словом. В его мечтах данмерка представлялась ни кем иным, как дочерью самого ашхана Зайнаб. В реальности оказалась простой пастушкой. Рейна это не волновало. Он пытался говорить с ней. Она тихо смеялась, прикрывая улыбку ладонью. Ему было достаточно.
Однажды утром в его юрту (он уже стал называть ее своей) вошли двое с хитиновыми мечами и потащили Рейна к панцирю силт-страйдера. К тому времени волшебник достаточно изучил эшлендис, чтобы понять из разговора, что все это время его держали в лагере в ожидании, что из Воса пришлют выкуп за «лазутичка». Когда гонец вернулся и объявил, что выкупа не будет, юношу и потащили. Понятно, куда. Рейн впервые за долгое время применил магию. Среди поднявшегося переполоха левитирующий волшебник попытался взглядом отыскать безымянную пастушку – хотел посмотреть на нее в последний раз. Вдруг откинулся полог большой, стоящей на отшибе юрты, и молодого Телванни поразил магический паралич такой силы, которой он еще не видывал. Мудрая Женщина приказала оттащить беспомощно переворачивающегося в воздухе Рейна к себе.
Когда потоки энергии, сковавшие его тело, рассеялись, данмер начал было говорить на том, что в его представлении было эшлендисом – но был немедленно прерван.
– Не коверкай речь Велоти, – сказала Мудрая Женщина. – С сыном Дома я буду говорить на языке Домов.
Рейн поспешно перешел на данмерис. Рассказал, как оказался в плену. Рассказал о безымянной пастушке. О ее смехе. О ее взгляде. О том, что хочет остаться. О том, что значит для него свобода.
– История твоя достойна сожаления, сын Дома, – ответила Мудрая Женщина. – Детям Зайнаб ее рассказывать буду я в назидание. Ты говоришь о свободе. Твоя свобода подобна урагану, что налетает с моря и терзает наш зеленый берег. Свобода Велоти же как легкий ветер над лугами. Говоришь, что для тебя ничего лучше жизни Велоти. Детские игры, а не жизнь Велоти, тебе по душе. Знаешь ли, сын Дома, что для клана Зайнаб жизнь и земля, очаг и стада, облака и дожди? Говоришь, тебе полюбилась дочь Велоти. Как ты смеешь? Ты любишь лишь только себя, ты хочешь заполучить ее лишь только для себя! Возвращайся в Дом свой.
Пошатываясь, Рейн вышел из юрты и направился, куда глаза глядели. Эшлендеры расступались, пропуская его. Взгляд юноши упал на пастушку, боязливо поглядывающую на него из-за чьей-то спины. Бешенство охватило его. Он не мог уйти! Не хотел! Но оставаться было нельзя. Несколько дней Рейн тенью бродил в виду лагеря Зайнаб, питаясь одними листьями хакльклоу. Наконец, через неделю, на рассвете, юноша увидел пастушку, идущую к дереву, на котором он провел ночь. С бешено колотящимся сердцем данмер спустился и заспешил навстречу. Подойдя, он был потрясен выражением бесконечной тоски в глазах девушки.
– Я пришла, – тихо сказала она на данмерисе, явно повторяя выученные за ночь фразы. – Мудрая Женщина говорила со мной. Я пришла к тебе. Чтобы сказать. Пожалуйста, сын Дома… Уйди.
И, более не сдерживаясь, будто в горячке, заговорила на эшлендисе:
– Если твое сердце не из камня, если то, что ты сказал Мудрой Женщине обо мне, правда, то прошу тебя, оставь Зайнаб, уйди, уйди! Если ты думаешь не только о себе, если ты… если ты и вправду любишь меня, уйди.
Слов, которые выучил Рейн, хватило, чтобы понять смысл. Собрав все свои познания в языке эшлендеров, он прошептал:
– Скажи мне свое имя. Я люблю тебя.
Девушка повторила, глядя ему в глаза:
– Без-имени.
И добавила совсем тихо:
– Спасибо.
Рейн побрел на северо-восток, не оглядываясь, словно проснувшись после долгого-долгого сна. Лишь через несколько часов он осознал, что сжимает в руке амулет из когтя гуара и пера скального наездника, скрепленных смолой – прощальный подарок. Через несколько дней на горизонте показались мерцающие теплыми оранжевыми огнями башни Воса. Рейн вернулся к сынам Домов.

Родители встретили его на удивление спокойно. Данмеру еще раз объяснили, что в его возрасте и при его положении в Доме Телванни эксцентричное поведение не одобряется. Рейн не сказал ни слова про эшлендеров, ограничившись морским путешествием и скитаниями в Грейзленде. Отец потребовал продемонстрировать, чему юноша научился за время отсутствия. Рассказ о зелье водного дыхания и выживании на диких просторах не впечатлил опытного волшебника.
– С сегодняшнего же дня поступишь в распоряжение Совета, – бескомпромиссно заявили Рейну.
Один Голос в Совете Телванни нуждался в помощнике. Еще совсем недавно предложение стать чьим-то протеже взбесила бы юного мага, как уздечка – дикого гуара. Но теперь он знал, что свобода может принимать разные формы. Рейн сделал сознательный выбор.
Началась жизнь мальчика на побегушках, с поправкой на то, что мальчик свободно пользовался серьезными заклинаниями, а под побегушками понималась доставка посланий, ультиматумов или «белых флагов» весьма непредсказуемым личностям в мантиях, искрящихся от избыточных чар. Это была школа настоящего Телванни. То свободные недели, то – вызов к Голосу посреди ночи, скупые объяснения и приказ немедленно отправляться к очередному волшебнику с сообщением. Или несколько таких вызовов подряд. Адресаты, наотрез отказывающиеся принимать гонцов, запирающиеся в своих башнях и призывающие атронахов или кого похуже. Необходимость говорить быстро, вежливо и убедительно, пока не иссякло терпение собеседника. Наконец, готовность применить магию в любой момент, защищаясь от гнева старших волшебников.
Покровитель-Голос был доволен молодым данмером. Тот быстро учился, был изобретателен и упорен. Достаточно скоро способный юноша привлек внимание акул телваннийских вод – самих Советников, которым служили Голоса. В короткие сроки Рейну пришло несколько посланий от лордов-магов, желающих видеть его в своей свите. Молодой мер вежливо, но с затаенной яростью отверг эти предложения – он понял, что среди Советников началось очередное соревнование, на этот раз под девизом «кто приберет к рукам Рейна, тот и лучше». Становиться призом в чьей-то игре волшебник не собирался.
Однако, он знал, что Советники отказов не любят. Нужно было как можно скорее выбрать себе могущественного покровителя, сделать следующий шаг к вершинам Дома Телванни. Он попросил у родителей организовать встречу с Советником, в чьей свите те состояли. Рейн умел быть убедительным. Так он встретился со своим двоюродным прадедушкой – господином Альд Садритом (то есть, Старым Грибом), как его за глаза называли все, кто не слишком этого боялся. Старый Советник не только не выходил из башни, но и почти не покидал своего грибного трона. Завернутый в несколько слоев зачарованной ткани, в фиолетовой маске из цефалопода, Старый Гриб принимал лишь по рекомендациям от ограниченного числа родственников. Советник выслушал молодого данмера, проворчал что-то из-под своей маски и отправил его в экспедицию на Шеогорад, снабдив списком двемерских развалин и целой книгой вопросов, на которые желал получить ответы.
Через несколько недель, ушедших на подготовку, Рейн ступил на землю северного острова. Его целью был Мчулефт. Долгие месяцы молодой маг исследовал – сначала территорию вокруг двемерской цитадели, затем верхние уровни, наконец, глубинные залы. На осмотр каждого уходило около недели. Книга вопросов постепенно дополнялась ответами – иногда подробными, иногда односложными. Рейн делал наброски, рисовал диаграммы. Древний, ржавый, своенравный Мчулефт понемногу раскрывал свои секреты. Построенная посреди поля гейзеров цитадель стала магу временным пристанищем. Он не торопился возвращаться. Но нужды специально задерживаться и не было: перелистав книгу вопросов через пару месяцев, мер понял, что не заполнил ее даже на четверть. Рейн стал чаще покидать Мчулефт, чтобы поразмыслить над ходом исследований и одновременно посмотреть остров. Он уходил далеко. Видел мрачные стены Ротерана. Прохаживался по грибному лесу. Однажды он набрел на руины Нчардарка.
Вернувшись в Телваннис и пережив первую бурю, случившуюся по поводу незаполненной книги вопросов, Рейн был немедленно отправлен – «в назидание», как выразился Старый Гриб – в самую глубь Вварденфелла, в даэдрическое святилище Уларрадаллаку, с новой книгой и новыми задачами. Молодой мер был не в восторге, но Альд Садрит, по крайней мере, не считал его своей игрушкой. Рейну даже импонировала трудность работы с ним.
По возвращении он получил следующее направление. И еще. И еще. Старый Гриб вознаграждал его по настроению: то величал подарками, то учил заклинаниям – а порой лишь ворчал что-нибудь вроде «прочь с глаз моих». Иногда Рейн чувствовал, что больше не может быть легким ветром, играющим в тростнике. Хотелось полной, необузданной свободы, хотелось снова стать ураганом, сметающим все препятствия. Он «пропадал» на заданиях, наслаждаясь одиночеством. Но, насытившись такой свободой, маг всегда возвращался назад, к мерам. К семье. К немногочисленным друзьям. Со временем Рейн почувствовал, что быть мягким бризом все приятнее и проще. Оглянувшись на свое прошлое, волшебник с удивлением заметил, что годы стали лететь все быстрее. И быстрее. Однажды он посмотрел в зеркало из отполированного металла и был поражен: из холодных глубин, словно застывший во льду, смотрел на него взрослый мер. Пылкого юноши больше не было. Не осталось мальчишеских восторгов от открытий – только профессиональный интерес исследователя. Исчез кураж – осталась лишь сообразная решимость. Не было мечты – только амбиции. Не нужна была неукротимая свобода урагана – достаточно стало разумной независимости. В тот день волшебник плакал, как ему казалось, в последний раз.
Вернувшись из экспедиции, ставшей последней, Рейн узнал о нападении Тайбера Септима на Морровинд. Вскоре был заключен мирный договор, и Совет Телванни после долгих споров присоединился к соглашению. Альд Садрит, злостный изоляционист и ярый приверженец традиций, сложил с себя полномочия Советника Дома, распрощался со своим Голосом и разогнал половину свиты. Под горячую руку попал и Рейн заодно с родителями.
Волны от камня решения, брошенного Советом в недвижимыме воды телваннийского мира, прокатились по всем Телям. Грянул шторм. Интриги, заговоры, бурные споры, сотрясающие башни-грибы и озаряющие ночное небо магическими всполохами… В такие времена устоять поодиночке могли лишь самые наглые, беспринципные, амбициозные и хитрые. Рейн выбрал другой путь. Он не был один. Вместе со своими родителями волшебник удерживал в равновесии бешено вращающийся гироскоп статуса. Но нужно было не просто удержать, а упрочить его. Без протекции старого Советника семья была почти беззащитна от телваннийских акул. Но Рейн работал. Методичный, упорный и скрытный, он постигал секреты магии. Собирал паззлы из обрывков информации, подчерпнутой в старинных фолиантах. Переводил с даэдрического и двемерского. Искал. И нашел. Нашел свой путь к могуществу. Любимая с детства школа Изменения стала главным оружием и защитой. Рейн научился менять мир вокруг себя, превращая сталь вражеского клинка в дерево, а легкий доспех – в крошащийся камень. Он делал свое тело тверже эбонита, и немало кинжалов сломалось в руках незадачливых заговорщиков. Вторым щитом и всегдашней отрадой стала для него Магия Восстановления. Рейн научился защищать себя от разрушительных огненных шаров, взрывов элементального мороза, магических молний и потоков кислоты. Чародей с интересом следил за тем, как магическая энергия заполняет все его тело, утоляя боль, изгоняя усталость, придавая сил и обогащая новыми идеями. И словно чужими делались хрупкие руки, завязывающие в узел стальное копье. Рейн нашел в Восстановлении свой путь к долголетию Телванни, регулярно насыщая себя жизненной энергией. Под присмотром одного мага из числа тех, кому семья Рейна могла доверять, будущий Архимагистр учился искусству Мистицизма. Он стал достойным чародеем, экспертом по защитным заклинаниям, гордостью родителей и силой, с которой необходимо было считаться. Способный защитить себя и свою семью в трудные для Телванни времена, Рейн из потенциальной жертвы превратился для многих в желанного союзника.
Постепенно буря, поднявшаяся в телваннийских водах, утихала. Положение стабилизировалось. Семья Рейна, заключившая союз с могущественными магами-лордами, была в безопасности. Выждав достаточное количество времени, чтобы удостовериться в том, что шторм не возобновится, данмер решил, что пришло время его семье еще сильнее упрочить свое положение. Он помнил слова наставника. Пришло время получить ранг Волшебника. Пришло время выращивать Тель. Процесс занял несколько лет. Какие-то маги пытались мешать, впрочем, достаточно вяло, как будто просто потому, что так полагается. Наконец, в Порту Телваннис появилась еще одна достопримечательность – Тель Нуруру, башня новоявленного Волшебника. Рейн не планировал в обозримом будущем получать место в Совете, не желая забираться в лабиринты интриг. Он удовлетворился достигнутым, посвящая все больше времени семье, от которой раньше вынужден был отгораживаться, чтобы защитить. Но его покой был нарушен весьма неожиданным образом. К нему пришли с просьбой почтить своим присутствием – и прочитать несколько лекций – в том самом заведении, в котором он когда-то постигал основы магического искусства. И тогда Рейн впервые ощутил себя не просто взрослым – старым. Конечно, не физически. Он не был старым даже по меркам обычных данмеров – что уж говорить о высокопоставленных Телванни. Но ощущение не проходило
Он вернулся в знакомые с детства стены. Увидел детей, так похожих на его сокурсников, какими он их помнил. Рейн встал на место наставника, учившего его азам Изменения. Он обратился к ученикам с речью и прочел свою первую лекцию. И ушел, с трудом сдерживая слезы – не умиления, а тоски. Впервые он думал о том, какую судьбу уготовило ему магическое долголетие. Впервые думал о том, как все, что он знал, все, чем он жил – его надежды, мечты, радости – превратилось в подобие сна, в воспоминание, ожившее в стенах аудитории, полной учеников. Рейн видел в их глазах тот интерес, то удивление, тот восторг, который когда-то испытывал сам. Он на всю жизнь запомнил вздох, вырвавшийся у аудитории в тот момент, когда брусок дерева в его руках превратился в слиток эбонита и ослепительно блеснул. Уходя, Волшебник был очень тих и неразговорчив. Пообещав, что придет снова, он медленно воспарил в воздух и ступил на ближайшую крышу. Перелетел на следующую. На следующую. И еще. Вечер он провел в одиночестве, в кабинете на самом верху Тель Нуруру. Он вспоминал.
Рейн исполнил свое обещание. Маг приходил все чаще и чаще. Читал лекции, переходящие в практические демонстрации. Рассказывал об особенностях трансмутации, о приемах Восстановления, о трудностях зачарования. Возвращаясь к себе, он иногда взлетал и задумчиво глядел на крыши. Однажды он решил пройтись по переулкам Телванниса. Как он и надеялся, за одним из поворотов открылась до боли знакомая картина. Волшебник разнял «дуэлянтов», выяснил причину столкновения и отпустил перепуганных подростков. Глядя вслед убегающим во всю прыть мерам, Рейн не удержался и, сотворив заклинание прыжка и замедленного падения, запустил фиолетовую сферу в спину бегущему последним. Парень от неожиданности подпрыгнул. Дальше Рейн смотреть не стал, но на его губах появилась улыбка. Он давно не улыбался так по-мальчишески.
Вечером того дня он был особо почтителен с родителями, словно ребенок, задумавший шалость. Ночью же окно Тели открылось, и Рейн выплыл из него в небо. Он долго парил в холодном воздухе, высматривая что-то внизу. Наконец, маг заметил сидящую на одной из крыш влюбленную парочку. Осторожно подлетев поближе, Рейн услышал слова. Когда-то и он говорил что-то подобное…
Волшебнику все яснее становилось, на что он себя обрекает. Разглядывая свое лицо в зеркале, Рейн представлял его сморщившимся, иссохшим, застывшим, как маска. И все отчетливее представлялась ему старая башня с наглухо закрытыми окнами, холодный зал, освещаемый магическими огнями, и панцирь цефалопода на подлокотнике трона. Данмер понял, что ждет его. Он станет Старым Грибом, и молодые будут кланяться ему, просить покровительства, перешептываться за спиной, посмеиваться в кулак. А он так и будет восседать на своем троне, старый, замкнувшийся в себе. Могущественный и бессильный. Страшный и смешной. Нужный всем и никому.
И Рейн сделал выбор. Не такой, как когда-то давно, а осознанный, тщательно обдуманный, взрослый выбор. Он долго, спокойно и почтительно говорил со своей семьей. Объяснял, рассказывал, строил планы, отдавал указания, просил. Прощался.
Одним весенним утром Волшебник поклонился родителям, взял посох и сумку и покинул Тель Нуруру. Он шел, не оглядываясь, впервые за долгие годы чувствуя себя по-настоящему свободным – не только от видений одинокой старости, развеявшихся, как сон. Свободным от всего. Он стал ветром.

Рейн отправился в Сиродиил. Используя вымышленную фамилию, чтобы не привлекать внимания, маг путешествовал, изучая жизнь, нравы, законы и магические практики центральной провинции Третьей Империи. При регентстве Катарии он получил доступ к Волшебному университету Имперского города. Многие недели он не выходил из библиотек и оранжерей, лабораторий и лекционных залов. Однако, имперские маги вскоре наскучили Рейну. Данмер жаждал большего, а ветер в его груди никак не утихал. Волшебник принялся за исследование айлейдских руин. На несколько лет его пристанищем стали развалины Вилверин. Но ветер не мог задерживаться надолго. Рейн двинулся дальше.
Наслушавшись рассказов о диких лесах, он направился в Валенвуд. Многое из слышанного им оказалось просто-напросто выдумками, однако, он находил в густых зарослях такое, что оказывалось удивительнее любых рассказов. Рейну понравились дома-деревья, выращиваемые подобно грибам Телванни. Какое-то время он жил в Фалинести, в домике на кончике ветви блуждающего дуба-великана. Маг не испытывал трудностей в передвижении по живому городу. Все эти переплетения ветвей, недоступные с земли двери, лабиринты переходов были знакомы ему. «Тель Фалинести», – усмехнулся данмер однажды. Однако, как ни были привлекательны тайны, скрытые в непроходимой, вечно шумящей, движущейся, живой гуще леса, Рейн не смог долго терпеть босмеров, орков и имга. Привыкшего к порядку и тишине данмера постоянно беспокоили. Визг, уханье, свист стрел из костей, периодически вонзающихся в подоконник, запах мяса, жарящегося где-то внизу, отвлекали мага от исследований. Его все время пытались обокрасть. Однажды маленький имга выхватил дневник волшебника прямо из-под пера и выскочил обратно в окно. Рейн едва успел сгустить воздух вокруг негодяя и спасти свои записи.
Вскоре данмер покинул Фалинести и направился в сторону Арентии. Там он пересек границу Эльсвейра. Пески, напомнившие магу пустоши Эшленда, оказались столь же гостеприимны. Рейн поспешил повернуть на север, в сторону Сиродиила. Каджиты были неприятны ему.
Волшебник продолжал свои исследования. В пути и во время отдыха он наблюдал. Смотрел, как живут люди, о чем говорят, чего желают. Рейн посещал отделения Гильдии Магов, учился и учил. Однажды став ветром, он не смог, не захотел остановиться.
Он путешествовал по всему Тамриэлю, нигде не задерживаясь, не останавливаясь подолгу. Иногда его одолевала тоска по дому, но Рейн вспоминал Альд Садрита и спешил дальше. Не привязываясь ни к кому, ни с кем не делясь тайной своего происхождения. Годы летели, как листья, подхваченные шквалом. Рейн не считал их. Перед его взором возникали и разрушались союзы людей и меров, вспыхивали и сходили на нет конфликты – быстротечные, бессмысленные. Данмер наблюдал.
Наступил третий век его путешествия. Рейн чувствовал приближающуюся грозу. Странные, пугающие слухи распространялись по Тамриэлю. Рассказывали, что в Аргонии происходит нечто необычное, только никто не мог сказать, что именно. Говорили, что Фалинести остановился и пустил корни. Что-то приближалось.
Рейн находился в льдистой тишине айлейдских руин, когда содрогнулась земля. Волшебник почувствовал, что в мир ворвалось что-то… чужое. Выбравшись на поверхность, он замер. Потому что вокруг него бушевала пепельная буря. По крайней мере, так ему показалось в первое мгновение. Небеса пылали. В воздухе пахло горелой травой. Врата Обливиона разверзлись. Потрясенный, но не потерявший способности действовать, чародей сотворил защитные заклинания и шагнул навстречу даэдрам.
Закрыв первые врата, Рейн поспешил к цивилизации. Его ждало новое потрясение: эти врата не были единственными. Всюду было одно и то же – жар, пепел и разрушение. Кризис Обливиона сотрясал Тамриэль. Волшебник заспешил на родину – но дороги были запружены войсками и беженцами. Путь преграждали порталы, извергающие орды врагов. Рейн боролся плечом к плечу с испуганными легионерами, ополченцами, наемниками, волшебниками. Затыкал пасти Обливиона и спешил дальше.
По дороге к Имперскому городу кто-то из беженцев рассказал, что легионы из Морровинда переправляют в Сиродиил. У Рейна подкосились ноги. Империя бросила его страну на растерзание даэдрам. Чародей так и не успел добраться до дома вовремя. Он бессильно наблюдал за схваткой Акатоша с Принцем Разрушения с берега Румаре. Когда битва закончилась, Рейн, сжав зубы, заспешил дальше, на восток.
Он нашел Морровинд истерзанным, но живым. На подгибающихся ногах он ходил по городам. Не верил своим глазам. Но не сломался. Работал вместе со всеми, спасая то, что можно было спасти. Вернувшись в Порт Телваннис, Рейн с облегчением узнал, что его Дом пострадал не так сильно, как другие. Телванни очень помогли Морровинду, закрывая врата Обливиона. Теперь у волшебников были сигильские камни, редкие ингредиенты и бесценные сведения. Рейн вошел в Тель Нуруру. Он пришел домой. Пусть многие пожары до сих пор не потухли, пусть улицы были засыпаны обломками – он пришел домой. И приложил все силы, чтобы вернуть Морровинду прежний вид.
Пять лет Рейн трудился, не покладая рук. Был единогласно принят в Совет Телванни. Снискал уважение многих бывших врагов и обзавелся новыми союзниками. Казалось, жизнь вернется в прежнее русло.
А потом грянул Красный Год. Не веря, не желая поверить происходящему, Рейн смотрел, как гибнет его страна. Он творил заклинание за заклинанием, пытаясь спасти свой дом. Спасти данмеров. Спасти свою жизнь.
Он рыдал – впервые за несколько веков. Пытался забыть то, что видел. Но не мог. Сцена за сценой отпечатывались в его памяти навсегда. Казалось, Красная Гора никогда не утихнет. Но даже этот кошмар закончился. Закончился, чтобы уступить место аргонианскому нашествию.
Рейн пришел в себя в Зале Совета Телванни. Его обескровленные губы сами произнесли нужные слова:
– Я принимаю ранг Магистра Великого Дома Телванни.
Назвав себя Магистром, Рейн тем самым сообщил о желании возглавить Дом. Архимагистр Арион в тот же день назначил встречу за закрытыми дверями, на которой добровольно уступил свое место более достойному. Так началось правление Архимагистра Телванни Рейна.
Волшебник объединил Дом. Интриги были отложены. Магия Телванни, знания Телванни требовались народу данмеров. И Рейн работал без конца, заседая в Совете без посредничества Голоса, убеждая следовать его примеру волшебников, творя заклинания, проводя встречи, беседы, лекции, уроки. Он трудился на благо Морровинда. Лишь сто девяносто лет спустя мер понял, что в этом он наконец обрел настоящего себя.

Архимагистр Рейн нисколько не отвечает всеобщим представлениям о том, как должен выглядеть и вести себя данмер его происхождения и ранга. Менее знакомые с реалиями Дома Телванни ждут встречи с мудрым, загадочным и могущественным волшебником. Знающие больше ожидают весьма неприятного знакомства с бесконечно эгоистичным, непредсказуемым и опасным мером, преисполненным гордыни и презрения. Увидев Архимагистра Рейна, первые едва скрывают разочарование, вторые же неслышно выдыхают с облегчением. С виду этот мер ничем не напоминает семисотлетнего волшебника: молодое, открытое лицо, с аккуратными, будто резными чертами; сдержанное, но обходительное отношение; спокойный голос без следа заносчивости или подобострастия. Он говорит, взвешивая каждое слово. Плетет замысловатую вязь изящных конструкций. Вежливый. Спокойный.
Однако те, чьей проницательности хватало для того, чтобы заглянуть в глубину его рубиновых глаз, отметить мимолетный жест, пораздумать над незначительной оговоркой, понимали – в большей или меньшей степени – что перед ними совсем не тот учтивый и выдержанный мер, за которого они его приняли. То, что открывалось их взору, правильнее всего было бы сравнить с двемерским анимункули. Снаружи – оболочка, говорящая вам: «Всё в порядке. Я такой же, как вы. Я живой. Видишь, я двигаюсь, как мер. Говорю, как мер. Из моего рта доносятся слова, которые вы хотите услышать. Мое лицо – это же не маска, верно? – выражает что-то, что вы хотите видеть. Оно такое спокойное. Вы же хотите, чтобы оно было спокойным?». Но приглядитесь. Эти губы приводятся в движение не мышцами лица. Внутри этих рук с аккуратными пальцами нет данмерской кости. В этой узкой груди не бьется сердце. Посмотрите внимательнее. Загляните в эти глаза. И вы увидите: стоящий перед вами не такой, как вы. Его внутренний мир – как механизм анимункули под напоминающей человека оболочкой. Поршни мотивов, плюющиеся маслом компромиссов. Кипящая в миниатюрных котлах вода страстей. Беспрестанно вспыхивающие электрические искры идей. Бешено вращающиеся гироскопы воспоминаний. Движущаяся мозаика шестерней. Всё другое. Всё чужое. И достаточно лишь коснуться туго, до звона натянутой пружины, чтобы латунная оболочка с щелчком раскрылась, обнажая этот ужасный, потрясающий своей чуждостью мир, этот наполненный ритмичным тиканьем, шипением пара, скрипом маховиков и треском разрядов механизм. Механизм – самое страшное – не бывший таким изначально. Ставший таким, какой он есть, за семь долгих веков. Семь веков, превративших такого, как вы, в того, кто перед вами сейчас.
Многие из встретившихся с Рейном покидали его башню-гриб в уверенности, что разговор прошел, как нельзя лучше, убежденные в том, что Архимагистр питает к ним симпатию. Даже не подозревая, как близки они были к тому, чтобы коснуться страшной пружины. Достаточно было одного слова. Или его отсутствия.
Другие же, едва не выбегая из башни и обессиленно, с дрожью в коленках, опирающиеся на парапет, думающие, что Телванни пощадил их, позволил уйти, не представляют, как хорошо он к ним относится и в каком хорошем расположении духа пребывает.
Однако, у каждого анимункули есть сердечник, без которого не крутились бы шестерни, не ходили взад-вперед поршни, не вращались турбионы. И каким бы чуждым большинству меров ни был Архимагистр Рейн, как глубока ни была бы пропасть веков, отделяющая его от других, в глубине его души живет то, что, родившись однажды, во Второй Эре, в его бытность молодым данмером, двигает им всю его жизнь и никогда не умрет – его убеждения. Его идеалы. Рейн Телванни превыше всего, превыше самой жизни, ставит свободу – в себе и других. И он никому не позволит заставить себя сделать что-либо. Он решит сам.
Когда-то он ушел из Дома и покинул Морровинд – чтобы защитить свою свободу. Два века назад, когда Морровинда, каким он его знал, не стало, Рейн вернулся. Потому, что сколько бы он ни странствовал, как бы ни старался забыть, он любил свою страну и свой народ. Это был его выбор.