Имя, фамилия и псевдоним: Кантарион, прозвища: Горластый Зверобой.
Раса и пол: Альтмер, самец.
Знак и возраст: “Маг”, 108 лет, родился 27-го Руки Дождя, в канун Дня Шутника.
Род занятий: Менестрель, бард, шпион
Внешность:
• Рост — 198
• Цвет глаз — желтые до безобразия, то как болотные цветы, то ярко-солнечные, но всегда желтые.
• Тип, длина и цвет волос — роскошная грива, если позволить им распуститься, но кто бы им позволял! Еще в суп залезут, за куст зацепятся, на оперение стрелы намотаются. Но хуже того, если вдруг холимые, лелеемые, волнистые как нива под солнцем, локоны на ветру да под какой-нибудь фаерболл попадут! Не, не вариант. Кантарион перехватывает всю эту роскошь на затылке, скручивает в узел и закалывает парой прелестнейших драгоценных шпилек длиной, достаточной, чтобы проткнуть брюхо огриму до самого позвоночника. Заколки - это своего рода реликвия Кантариона, подарок от... а! Но слово этого дня - молчание, брат мой!
• Отличительные черты — двойной шрам через левую руку, пересекает предплечье и плечевую часть руки, - согнутая в локте, рука парировала удар. Небольшой шрам над левой бровью, придающий лицу слегка удивленное или ироничное выражение.
И постоянно носит тонкие, хорошо отточенные эбонитовые шпильки в волосах.
Биография:
Дождинка - много это или мало? Сто восемь дождинок. Сто восемь взглядов из вечности в тебя. Он смотрит в свой бокал, где сегодня темнеет густое, как бас, вино с привкусом моря. И выливает в траву. Медленно, каплями, - подношение тем, кто уже не сможет его выпить. Тем, кто смотрит сквозь сто восемь взглядов и лет…
..Сын ведьмы и звездочета, говорит о себе Кантерион. Это лаконичное описание вряд ли поможет представить большой дом, пронизанный магией, и талморскую магичку, умницу и красавицу,едва ли не случайно ставшую матерью этому лоботрясу. Или добродушного мудреца-отца, астролога, авантюриста и затем - придворного архивариуса, после того, как ему “прострелили колено” в одной из исследовательских миссий.
Кантариону было три года, когда “исчезли” Луны. Ребенок не мог понимать и даже видеть то, о чем так переживали взрослые, но именно ребенок впитывал остро и глубоко все переживания, пришедшиеся на эту пору.
Будь Кантарион котенком в каджитском селении, или человеком, или даже мером из другого народа, - он воспринял бы иные эмоции и характером вырос бы другим. На Саммерсетских островах, хотя столь великое событие и произвело впечатление, но обратило меров совсем к иным переживаниям.
К тому же, Кантариону довелось быть сыном не просто мага-альтмера, но одного из тех звездочетов, кто заранее предсказал отдаление Лун. Группа, работавшая в строгой секретности под плотным вниманием Талмора, могла гордиться собой - их расчеты всецело оправдались. Талмор получил грандиозный рычаг давления на менее искушенных союзников-каджитов, - но не в этом был для семьи Кантариона повод для сдержанного триумфа и скромного, утонченного домашнего праздника. Семья воздавала должное мудрости и трудам своего главы, магистра Аэрнора.
Вместе с тем, не посвященные в тонкости расчетов, альтмеры восприняли “Пустые ночи” пусть и не столь остро, как другие расы, но Кантариона на протяжении двух лет окружала атмосфера сдержанной грусти, проникновенной торжественной гордости и ощущение быстротечности всего сущего, от мельчайших существ Тамриэля до величественных небесных тел.
И без того, в силу расовой склонности к философии, мальчик вырос бы глубокомысленным и аналитичным, а эти два темных года наложили узор определенных эмоций на внутренний мир Кантариона. Отныне он, не зная сам, очень тонко воспринимал течение времени, неумолимую предрешенность всех завершений - и вместе с тем, благодаря отцу и его гордому знанию, - столь же неизбежное возрождение. Для Кантариона мир стал сплетением мелодий и лейтмотивов, нежнейшим образом перетекавших одна в другую, бесконечно, вечно, неумолчно звучащих гимном торжествующей жизни.
Ему было пять лет, когда “Луны вернулись”. За два года мальчик успел подрасти достаточно, чтобы осознавать внешний мир, и он во всей полноте воспринял невероятное явление и окружившую его атмосферу великих и волшебных сил. Небольшой городок близ Алинора, где жили родители и старшие сестра и брат мальчика, ликовал и праздновал как и весь Тамриэль. А праздники альтмеров - это всегда феерия магии, музыки, фантазии и изощреннейший апофеоз красоты.
Вот тогда впервые Кантарион, не проявлявший дотоле никаких особых склонностей или дарований, стащил с маминого стола флейту, - в альтмерской семье, разумеется, музицировали все, хотя и постольку-поскольку, так же, как понемногу занимались живописью, ваянием и всем, что на время увлекало и давало выразить себя. Никто не расценивал умение взять пару верных нот или набросать эскиз-другой как признак одаренности. Флейта в руках пятилетнего мальчика была просто игрушкой. одной из многих игрушек детей-альтмеров.
Ее не замечали - пока Кантарион не заиграл, стремясь выплеснуть через дыхание, через звуки все то, что переполняло его в эту ночь.
Нет, он не произвел фурора. Но пара девушек остановилась и прислушалась, взрослый альтмер, развлекавший друзей великолепием Иллюзий, обернулся и расцветил незамысловатую импровизацию малыша своей магией, - а мама впервые заметила, что у нее есть младший сын, не просто третий ребенок, а подрастающая личность.
Мальчик стал заниматься с другими соседскими детьми у музыканта, жившего неподалеку. Занятия больше походили на игры, мастер Тилонви не ставил целью сделать из детей музыкантов, а лишь помогал им усвоить азы и определить, так ли они увлечены музыкой, чтобы посвятить ей жизнь.
Точно так же Кантарион бегал к мастеру Ирданису, жившему уединенно на побережье, чтобы смотреть, как тот рисует, помогать ему смешивать краски и даже, в подражание, проявить свою волю над неподатливой вещественностью картона и холста.
Каллиграфию и азы магии Разрушения сыну преподал отец, а тонкому искусству Иллюзий и некоторым секретам смешения зелий обучила мать. Сосед, офицер Талмора, недолгое время живший дома на отдыхе, не гнушался показывать ребятне свои глиняные карты-модели, раскрашенные с тонким знанием и гончарного дела,и местности, отраженной на картах, - а на них был весь Тамриэль, где только ни успел побывать капитан Дайренир.
Прежде, чем ребенок вступит во взрослую жизнь, он должен понять, чего он хочет, - и своим трем детям магистр Аэрнор предоставил все возможности это узнать.
Потом пришло время выучки. Талморский лицей принял мальчика, челюсти дисциплины и устава сомкнулись стальной хваткой на ребенке, привыкшем к беспечности и свободе. Это было непросто - отстоять право на свою собственную волю, научиться скрытно добиваться собственных целей, чего бы там ни требовали воспитатели и учителя, и не попадать под наказания… мм, слишком часто.
Школьные друзья, первые девушки… цветок, подброшенный в окно девчоночьей спальни, неловкие стихи, нацарапанные измененным почерком… поцелуи украдкой, мучительное удушье и неспособность сказать ни слова, - а она проходит мимо, смеясь, с подругами… драки и примирения, побеги с уроков, вылазки на природу в компании таких же сорванцов, охота, рыбалка, костер… неизбежная порка, когда обнаруживались беглецы, молчаливое братство и вранье, чтобы прикрыть друг друга… но, конечно, никаких списываний и подсказок, - грешок, водившийся, по слухам, за детьми низших рас, выглядел бы глупо среди юных альтмеров.
В лицее Кантарион научился хитрости - он и от природы был склонен наблюдать за другими и использовать при необходимости свои знания, а прессинг талморского обучения развил природные способности. В то же время, учителя Талмора достаточно узнали юного шалопая, чтобы понять, что в офицерский состав Талмора такого им не надо. В отличие от старшего брата, Кантарион не получил рекомендаций в кадетский корпус, и на тринадцатом году жизни счастливо распростился с перспективами стать лидером нации.
Тем временем брат вернулся из Эльсвейра - и не один. С ним приехало удивительное создание, не поддававшееся вначале описанию привычными Кантариону словами. “Тонкий хвост качался на ветру глубинных чувств, выдавая то, что скрыл мех плотно сжатых челюстей”. Когда Кантарион попытался передать свое впечатление в стихах, получилась полная околесица, но каджитке понравилось. Она сказала, что новый знакомец похож на ужравшегося лунным сахаром котенка, гоняющегося за словами как за отражением луны в луже.
Она должна была поступить в колледж Талмора, а перед тем провела в доме Кантариона пару недель, осваиваясь с алинорскими обычаями. С молодой каджиткой было на удивление просто и приятно, а когда Кантарион, в порыве внезапной душевной невзгоды, поделился с нею своей болью - эти изменчивые девичьи глаза, эти улыбки, сегодня тебе, а завтра - другому!.. - он узнал, как легко становится на душе, если рядом негромко замурлычет каджит.
Первое близкое знакомство с другими расами всегда озадачивает. Вскоре в доме появился еще один гость - забавный коротышка с круглым лицом, то ли обезьянка-переросток,то ли извращенный опытами альтмер-неудачник… одним словом, он оказался босмером, причем гораздо старше Кантариона, босмерским магом, которого отец Кантариона знал, как оказалось, давным-давно и хотел увидеть. Они встретились как хорошие друзья, проводили много времени вместе, запираясь в отцовских рабочих комнатах. Но чем дальше шло время, тем прохладнее становились отношения гостя и хозяина, и когда босмер уехал, отец, похоже, испытал облегчение. Вместе с тем, он выглядел удрученным.
“Я предал дружбу”, - сказал он тихо, когда Кантарион, со своей лисьей вкрадчивостью, сумел добраться до его откровенности. - “Я поступил, как должен… а теперь думаю, тот ли долг я исполнил…” Все свидетельствовало о том, что что-то надвигается, год от года. Кантарион должен был узнать, он чувствовал, что это знание необходимо ему как гарантия жизни, и он продолжал допытываться у отца.
Луны. “Талморские маги вернули Луны силой Магии Рассвета”...
- И я - один из этих магов, - с горькой усмешкой, с презрением к себе, магистр Аэрнор отвернулся от сына к окну.
Ту ночь, впервые в жизни, Кантарион всю провел с отцом. Они смотрели на звезды, много пили, говорили, говорили, пока Кантарион не понял, что тяжесть, давившая душу отца, ушла. Да, это было предательство. Да, он не сказал старому другу правды, и возможно, тот почувствовал ложь. Да, босмер уехал к своему народу лишь с доказательствами того, что Талмор и впрямь обладает космической магией. И да, это укрепит зависимость союзников от Алинора… Но теперь, по крайней мере, Кантарион не опасался, что клятая политика разрушает сердце и здоровье отца. Сделанное - сделано, и отец сделал то, что признавал верным. А благодаря младшему сыну, теперь он смог принять то, что сделал.
А Кантарион осознал в ту ночь собственные приоритеты. Ему было наплевать на политику, на высокие идеалы, на философские концепции, - но души близких ему должны были жить в спокойствии. Если бы это потребовалось для спокойствия отца, он, например, не поколебался бы запустить фаерболлы в талморскую штаб-квартиру, - хотя и нельзя было не радоваться тому, что отцу ничего подобного не требовалось.
..Иногда, нечасто и не со всяким, но бывает, что встречается твой Учитель. И тогда желание воспринять все, что только ты способен взять, что он способен дать, пересиливает любые иные соображения. Это сильнее любви, сильнее честолюбия, это - будто сама жизнь вдруг хлопнула дверью, врываясь к тебе. И ты понимаешь: немедленно, сейчас, не теряя ни мига, ты должен схватить свой шанс!
Годами раньше, распростившись с лицеем, Кантарион нашел себе учителя.
В своей школе, в “Садах Тишины”, давал уроки прославленный лютнист и композитор Илварен.
Тут есть смысл сделать отступление о предмете низменном и внимания артиста совершенно не достойном, - о финансовом вопросе. Чтобы оплачивать занятия в “Садах Тишины”, потребовались бы возможности, превосходившие семейный бюджет магистра Аэрнора и его супруги. Так что своего добиваться Кантариону пришлось обходными путями. Он быстро сообразил, что своими неуникальными дарованиями мастера Илварена не очарует. Тринадцатилетний пройдоха узнал все, что мог о слабостях и пристрастиях мастера, чтобы затем предложить тому услуги посредника. Годы обучения в “Садах Тишины” стали для Кантариона не только школой музыки…
Спустя три года навыки этой школы ему понадобились. Мастер Илварен, на свою беду, мало разбирался в ядах и того меньше - в политических интригах. Полагая, что покупает лишь легкий эйфориак, он стал жертвой коварного наркотика, излечиться от привычки к которому оказалось невозможным.
Чтобы получать нужный ему состав, мастер должен был пойти на то, что счел для себя недопустимым, - на предательство своей страны, но хуже того - своей совести. Как многие до него, не видя выхода, мастер музыки решил покончить с собой. Неудачно - и для себя, и для Кантариона, который прервал увлекательнейший процесс самоубийства.
Шестнадцатилетний Кантарион уже не смог бы прятаться за малолетство, выплыви наружу его причастность к делам Илварена с имперскими шпионами, а на самого музыканта, утратившего силу духа и разума, надеяться в сложной ситуации не приходилось.
Кантарион убедил его подождать с новой попыткой суицида, согласиться на требования его поставщика и подстроить ловушку своим поработителям. Затея была небезопасна, но Кантарион не собирался слишком долго играть с этим огнем.
С помощью брата, тогда уже пользовавшегося определенным авторитетом среди талморцев, авантюра удалась. Старый музыкант из раздавленного наркомана превратился в героя, Кантарион сумел избежать огласки для себя, а его брат и участники операции были соответственно награждены за своевременную инициативу.
Вот тогда для Кантариона и началась настоящая учеба. Позаботиться об Илварене приехал один из его любимых выучеников, он-то и приметил Кантариона.
Нет, так просто от Талмора в Алиноре было не уйти. Талмору нужны были не только офицеры или дипломаты, солдаты или кузнецы. Шпионы были едва ли не большей силой для умов, способных ценить информацию.
“Тебе надо вырываться с островов, парень. Воспевать ромашки-лютики можно всю жизнь, но не с твоим характером. Тебе нужна Дорога.”
В словах Ностреля, сказанных между прочим, пока оба они приводили своего учителя в чувство после очередного абстинентного приступа, была глубоко зацепившая Кантариона правда. И - цель. А средство предложил тот же Нострель, - разведка. Или, вульгарно выражаясь, - шпионаж.
Музыкант умеет слушать. Музыкантов в разведке Талмора ценили высоко. И обучали беспощадно. Здесь не требовалось красиво поднимать подбородок и высоко задирать ноги в маршевом шаге. Здесь не вбивали в мозги талморские штампы, а вкапывали яд сквозь рассудок, а не через муштру. Академическим занятиям, книгам-лекциям-семинарам отводилось некоторое время, но практика началась для Кантариона сразу же, как только он попался на крючок. Узнать… узнать любой ценой. Наркотик, посильнее любых других.
Вот потому, немного спустя, двадцатилетний альтмерский менестрель сидел на пригорке в лиге от места, еще недавно называвшегося Эльсвейром, и наблюдал, как хвостатые и пушистые, вопреки рассудку и доводам крови, восстанавливают пограничные вехи на смутно памятной линии раздела между древними кошачьими владениями.
Поправка - каджитскими. “Не надо сравнивать этих недомеров с животными больше, чем их сравнила природа. Кошачьи обидчивы и в обиде бывают агрессивны.” Да, еще не рекомендовалось трогать хвостатых за хвост. Ну, тут у Кантариона не было никаких внутренних конфликтов - ему бы тоже не понравилось, если бы его схватили за хвост без разрешения и не той рукой.
У каджитов было исключительное чувство мелодии, но своеобразное представление о вокале. И совершенно неповторимо звучали тихие рокочущие обертона, когда каджит пел о том, чем был полностью и глубоко доволен.
..Дороги свивались в года, года нанизывались на встречи. Кантерион не был любителем драк, и первый шрам, полученный им во имя Талмора, сохранился в памяти ночью паники, рвущегося из груди сердца, подкашивающихся ног, красного марева, залившего мир. Но убили не его, убил он, - и в кровавой грязи, присев от слабости на корточки, Кантарион беззвучно рыдал, глядя на свои залитые кровью руки, вперемешку чужой и его собственной, и на то, что было живым мером, а теперь неподвижно, тяжкой грудой придавило ему ноги. Это было совсем непохоже на охоту - убить подобного себе, не зверя, а мера, не ради пропитания, а ради своей жизни.
И ради каких-то смутно определимых “государственных интересов”. Стоили ли они этой смерти и других, последовавших за этой. смертей? Для себя Кантарион так ничего и не определил наверняка. Он расписался в собственном неведении и позволил… да, пожалуй, здесь было верно аргонианское выражение - нести себя Реке.
С Аргонией, впрочем, Кантарион не познакомился, да и не жалел об этом. Ему и вне Чернотопья хватало аргонианок - и аргониан, конечно, тоже, но больше везло именно на девушек с замысловатым узором гребней и чешуи. Под панцирем природной брони, казавшейся такой холодной и непробиваемой, Кантарион быстро научился распознавать жар сердец и пылкую страстность. Их вела своя музыка, этих чешуйчатых, зловеще улыбчивых, - но менестрель и бродяга, он умел улавливать тот же ритм.
Первые пол-века его службы Талмору стали восхитительной чередой приключений, поисков, мелодий и импровизаций. Звезд Кантарион на службе не хватал, особого финансирования тоже не получал, музыка стала его домом и очагом, пищей и радостью. Музыка - и те восхитительные маленькие уловки, какими жили и меры, и люди в своих городах, в своих стремлениях стать поближе к власти и обрести почести, славу, покровительство сильных. Кантерион изощрялся в фантазии, осваивая на практике искусство мелких житейских провокаций и отслеживая, как может одно-единственное слово, оброненное будто бы случайно, изменять жизнь целых поселений.
Главным в этих проказах было не позволить проследить обратный путь брошенного на ветер слова - от цели через множество ушей и губ к нему, Кантариону. Нередко собственная сплетня, пущенная чисто шутки ради, возвращалась к нему в таком искаженном и раздутом виде, что менестрель едва узнавал свое клеймо под пестрым ворохом чужих одежд.
Особенно тонко реагировали на пустячные замечания в туманных землях бретонов, с их затуманенными нечистой кровью глазами. Кантарион провел в Даггерфолле и других княжествах бретонов, ни много ни мало, а ровно пятнадцать лет, и за эти годы узнал столько нового о людях, о мерах и даже о магии, сколько не смог бы и за пол-жизни на родных Закатных островах. Здесь водились совершенно необычные существа, здесь пели песни, какие не пришли бы на ум ни редгардам, ни босмерам, здесь рассказывали легенды, от каких кровь стыла в жилах даже у него, альтмера, хотя чувство это было сладостным и детским, сродни страшилкам у камина перед сном… И здесь тоже были женщины и мужчины, каждый - по-своему восхитительный, уникальный, со своим пульсом и своей улыбкой.
Она тоже была здесь… Не бретонка. Не альтмер. Она - Единственная, о встречах с кем он грезил как в дурмане, когда она обещала прийти, и еще сильнее - после того,как она сказала: “Прощай”. Прощай…
Она была серокожей, тонкокостной, легкой, порывистой и жестокой как ее пепельная земля. Она была наиболее близка к тем, кого Кантарион мог бы назвать врагом, - но стала много большим в его жизни… Девушка из Мораг Тонг.
Они расставались на годы, договорившись о новой встрече, встречались… и расставались снова. Потом пришло время, когда она сказала: “Прощай”. То ли ей наскучил этот альтмер, то ли ее безраздельно призвал неумолимый долг перед Мефалой…
Но все же Кантарион продолжает грезить воспоминаниями о гибком жарком теле неукротимой данмерки и надеется на новую встречу. Он не расстается с залогом своих надежд, - да и залог оказался весьма полезным. Не однажды изящные иссиня-черные шпильки выручали барда в ситуациях, когда иного оружия при нем быть не могло, а магии было не время и не место.
В последний раз они встретились в холодном заснеженном трактире Скайрима, провинции на северо-восток от Алинора, на другом конце света, где найти бутылку настоящего Золотого Заката обошлось бы в целое состояние. Бушевала война, шел жестокий семьдесят четвертый, - но двоим, за снежным пологом бурана, за бревенчатыми прокопченными стенами, сквозь которые снизу, от трактирного очага поднималась горелая вонь, было ни до войны, ни до вихрей, ни до запахов - кроме запаха их тел среди жарких и грязных гостиничных меховых одеял.
Закончился буран, Кантерион вернулся в Солитьюд, туда, где уже не первый год числился членом Коллегии Бардов, звание, странным образом снимавшее с него часть подозрений от нордов да и многих других, разделявших враждебность Империи к Доминиону.
А серокожая данмерка... о, нет, никаких имен, бывают имена, какими не поделишься и с другом!.. она исчезла в вихрях снега, памяти и дорог.
Нет, Кантарион не был на фронте. И не стремился туда. Он пел бравурные и хвастливые нордские песни, получая за них выпивку, еду и жалкие медяки от тех, кто ловил особый кураж, заставляя петь менестреля-альтмера о победе Империи. Вот только Кантариону не было дела, кто победит. Он чувствовал, что эта война была войной без победителей. Силы превыше тех, что сражались на истерзанной земле Нирна, бились в этой войне, - что значили для них пешки!
А пешки хотели жить. Пешки хотели любить и радоваться, да и пожрать тоже хотели регулярно. Глобальность охвативших Нирн кризисов ничуть не умаляла аппетита смертных. Кантарион радовался, когда мог сдобрить свой хлеб куском хорошего мяса и глотком вина, а не хмельной бурды, привычной нордскому брюху, но и впроголодь он находил причины быть счастливым. Скайрим был бы отвратительной землей, если бы не был так прекрасен.
И если бы не бредовые пьяные легенды, порожденные безумными испитыми мозгами нордов, еще более безумными, чем бретонские, с их извращенными магией генами. Ну кому бы пришло в голову возрождать мифы о драконах! Только пьяному от собственного хвастовства и медовухи норду, конечно.
А когда такой бред принимают всерьез на государственном уровне, и твое начальство начинает ссать кипятком от желания заполучить точную и недвусмысленную, полную и абсолютную информацию о том, чего быть не может в принципе, - впору слагать песни о краях, где жареные мамонты по небу летают, в кисельных берегах текут медовые реки, а сырные человечки ходят вверх головами.
Довакиин. В Коллегии Солитьюда все просто помешались на этом персонаже. Когда Кантариону довелось поручкаться с Великим Нашей Эпохи, он воспринял эту милость судьбы не как милость, а как досадную помеху в дороге, - впрочем, как и герой. Оба торопились по своим делам, а бандитская кодла не поленилась перегородить лесную дорогу десятком нехилых лесин, срубленных на корню прямо тут.
Все знакомство с Довакиином у барда-альтмера свелось, по сути, к единственному слову, но это слово заставило Кантариона пересмотреть взгляд на северные легенды. Словечко было ту’умом и снесло бревенчатый завал вместе с его конструкторами. Довакиин был таков, а своевременно подоспевший каджитский караван разобрал на пожитки все, что осталось от разбойничьего лагеря. Ну и о чем тут было слагать балладу даже самому искушенному барду?
Вместо баллады Кантерион хотя бы смог написать внятное донесение в посольство, подтвердив реальность мифической фигуры Драконнорожденного.
Недолго пришлось ждать, пока доказательства его реальности и воплощенный монстрариум нордских легенд стали чуть ли не на головы сыпаться с неба, но эту часть саги Кантерион сумел пропустить мимо себя, выбив себе направление совершенно в иные края.
Когда начинают глючиться драконы - это еще ничего, нордам вот эльфы по пьяни глючатся. Но когда глюкам находятся доказательства, это точный знак: ты засиделся на одном месте, бард.
Очередной приказ нагнал его с гонцом на пол-дороге к Драконьему Мосту, и с этого дня для Кантариона началась новая глава его личной саги.
Характер: Каким может быть характер того, кто рожден в канун Дня Шутника? Ага, верно: почти флегматичным, настолько спокойным. При этом лукавства Кантариону не занимать. Может устроить розыгрыш с совершенно невозмутимым лицом. Живой и любознательный мальчишка-альтмер с годами странствий стал наблюдателен, нетороплив в суждениях и быстр при опасности.
Кантарион живет немного в стороне от происходящего, даже если это происходит с ним самим. Чем жарче спор, тем холоднее его сопричастность. Он страстно любит и ненавидит, он поет о героях и красавицах, о подвигах и величии, о радости и скорби, - но все, что чувствует он сам, это - Время.
Время, которое уравняет всех и все. Вот откуда его едва уловимая отрешенность, его способность не придавать значения ни бедам, ни празднествам, ни горестям поражений, ни ликованию побед. Впрочем, собственное его: “Все было,все будет”, - звучит не в миноре, а скорее, в мажоре: “ Все было, все будет, так давайте наслаждаться тем, что есть сейчас!”
Когда разговаривает с желанием произвести эффект, - жестикулирует артистично, ярко, смеется заразительно, четко выделяет акценты. Когда просто беседует с другом, обычно говорит негромко, без аффекта, доверительно и спокойно, пусть даже речь идет о вселенской катастрофе.
В движении энергичен, в статике задумчив и почти незаметен. Кантарион увлечен только одним: взыскующий взгляд старается отследить те незримые нити, что сплетают мир воедино, людей и не-людей, зелень и прах,звезды и устриц, события и их причины. Он много спрашивает и еще больше старается узнать без вопросов. Его любознательность не выносит изведанное за пределы его собственного знания, он не разносчик новостей. Но все же Кантарион проказлив - из чистого любопытства он может обронить при ком-то лукавые слова и посмотреть, как дальше будут развиваться события. Даже если последствия будут безрадостны для него самого, Кантарион отнесется к ним свысока. Мир - звездный путь среди других путей, и при таком взгляде на вещи стоит ли суетиться и переживать о чем бы то ни было!
Способности:
• Физические — Крепок духом, брюхом, здоровьем и сословьем. Трудно быть не придворным, а бродячим бардом и любоваться миром, если твоим любованиям помешает какой-нибудь недалекого ума волчара или медведь. Этой шкурной мелочи на счету у Кантариона - в избытке. И не только потому что магией владеет неплохо, - короткий меч и даже кинжал в некоторых случаях даст сто очков вперед магии, особенно если некогда раскачиваться на пассы и заклинания, а лютню о голову противника шарахнуть жалко.
Тот же кинжал можно и метнуть. При определенной сноровке - даже попасть им в цель. Вот только учитывать надо, что “тот же кинжал” Кантарион никогда не кинет. Боевые кинжалы для метания непригодны, для этого с собой всегда есть пояс с плоскими и удобными метательными ножами. Собственно, метать в цель умеет все, что обладает хотя бы мало-мальски аэродинамической формой. Верный взгляд да точная рука - завтрак будет нам наверняка.
Помимо способности добывать себе кролика броском камня или отбиться кинжалом или коротким мечом от чьего-то назойливого внимания к своим карманам, Кантарион освоил немаловажное умение барда: “длинные ноги - длинная жизнь”. Не всегда убегать приходится от разъяренных мужей осчастливленных жен, - порой “делать ноги” заставляет и погода. Кому хочется промокнуть до костей, если ближайший сарайчик - на дистанции небольшого спринта! Верхом ездить умеет, но больше об этом навыке и сказать нечего.
• Магические — “Я упоминал, что у меня есть говорящий пес?” (с) Школа иллюзий - хорошая школа, хотя ею Кантарион владеет лишь в той мере, в какой бывает нужно, чтобы подсветить себе вечерком по дороге от пивной до дома своей любовницы. Или чтобы на пару минут заморочить головы противникам “гармонией” и сделать ноги. Если к ней добавить веселую школу Разрушения, где Кнтарион отдает предпочтение штормам и грозам, то можно не бояться странствовать по дорогам мира с песней на устах. Некоторое владение алхимией помогает придать съедобный вкус самому жалкому обеду, а порой и спасает жизнь - Кантариону или, через его травничество, кому-то другому. Ядов Кантарион не готовит, но отличить ядовитые растения сумеет по запаху, как и целебные. Более сложными алхимическими рецептами он никогда не интересовался - только тем, как залечить рану, снять отек перетруженного пением горла или суровое праздничное похмелье, когда барду подносят за каждую спетую песню чарку, а то и две.
• Прочие — интриган до мозга костей, хотя и аполитичен, тем не менее, хорошо разбирается в “кухне” и достаточно смекалист, чтобы улавливать подводные течения, наблюдая взгляды, ловя обрывки фраз и знаний. Разговорчив, дипломатичен, умеет расположить к себе человека, мера, зверолюда. Навыки профессии: певец, сказитель, сочинитель кое-каких, хоть и не слишком известных виршей, играет на лютне, флейте, барабане и даже арфе - когда возвращается домой или оказывается там, где арфа есть. Хорошо знает летописи, легенды и сказания, географию Тамриэля и особенности разных рас - все то, что можно узнать из книг и поменьше - из сосбвенных странствий.
Умеет добыть и приготовить простую еду, заштопать одежду и подлатать наживую свои башмаки, но ни в портновском, ни в скорняжном деле не специалист. Просто - мастер на все руки по необходимости. Руки, кстати, бережет, как любой музыкант.
Легко осваивает языки, когда оказывается в языковой среде, и сейчас способен на нескольких диалектах объясниться с бретонами, сможет понять и договориться с имперцами, босмерами. В языках каджтов сумеет разобрать разве что слова “скуума” и “лунный сахар”, а редгарду способен ответить только фразой: “Нэ нарывайсь, глотку пэрэрэжу!” И способен подтвердить слово делом.
Имущество и личные вещи:
Дом, милый дом! Небольшой, но тем более дорог сердцу, что стоит средь цветущих холмов Алинора. А пока в пути, владеет лишь тем, что помещается в кармашки пояса и наплечную сумку. Обычно при себе немного денег, лютня и флейта. Тетрадь и перо с чернильницей-непроливайкой - для путевых заметок. Смена одежды, моток ниток с иглой, бокал для питья, чашка и столовый прибор, немного еды и фляга с водой. Если время удачное - то еще бутылочка с вином или флакон ликера, подсластить чай. Меч, кинжал, метательные ножи, пара заветных шпилек в волосах. В одном ряду с оружием? Хм, да. Не правда ли, есть о чем подумать? Пара флаконов с зельями или, на худой случай, кое-какие травы, собранные по дороге.
Связь: ЛС, мейл. ICQ 601156986, но толку мало… редко использую.
Знакомство с миром: Играл во все, начиная от Морровинда до ТЕСО, немного - Арену, никак - Даггерфолл. Не могу сказать, что знаю мир хорошо, но вообще так знаю.
Откуда узнали про проект: друзья.
Цель игры: Отыгрыш приключений, динамика, интриги - о, особенно интриги и закулисные разборки. Если лазить по руинам-пещерам и пр, то лучше под мастерингом, чтобы был контр-игрок, а не “тихо сам с собою”.
Если интриги, игра ума, коварства и подлости, - то лучше с хорошими партнерами и до беспредела. Разрешаю при качественном обоснуе делать с персонажем все, к чему придет сюжет, вплоть до убийства. Но - Сэр Обоснуй присутствовать обязан!
Еще хочу найти любовь, душевную и.. в общем, как получится.
Пробный пост: Тему мне, тему! И сыра.
Отредактировано Кантарион (30.08.2014 21:43:41)