В одиночной деятельности имеются свои весьма значимые плюсы. Например, отсутствие необходимости подстраиваться под чей-то, выдуманный не пойми кем график, приходить в какое-то не слишком приятное заведение и торчать там до тех пор, пока благосклонный взгляд очередного клиента не падёт на тебя. Всегда можно отправиться на поиски клиента по настроению, а не только по нужде, в любое удобное время и за любую назначенную плату. Конечно, в этом имелись и определённые минусы: одиночке всегда сложнее найти работу. Но лишь не тогда, когда твоя слава хоть немного, но опережает тебя саму. Говоря простым языком, без объяснения причин и следствий, всегда проще и удобнее распоряжаться своей жизнью самостоятельно – и связанное с этим удовольствие сложно сравнить с чем-либо другим.
Но сейчас все эти факторы повернулись против самой Элиуны – и та совершенно не была рада этому факту. На улице уже давно царила тьма, разбавляемая лишь щедрым светом Массера и Секунды, и как минимум половина Блэклайта должна была сладко почивать в постельках. Во всяком случае, именно этим и занималась данмерка… До того момента, пока в дверь кто-то не начал отчаянно ломиться, словно город вдруг охватил пожар, а то и что-нибудь похуже.
– Да иду я, иду… - сонно пробухтела она, нашаривая на тумбе близ кровати незажжённую свечу. Отблески света от пламени, всё ещё плясавшего в камине, несколько облегчали эту задачу… Но вот проблемы с координацией после внезапного пробуждения совершенно сводили это преимущество на нет. Разобравшись с этой проблемой, Элиуна окончательно выскользнула из-под тяжёлого и тёплого одеяла и медленными, неуверенными шагами направилась на свет. Ползти до самой двери в полной темноте ей не улыбалось совершенно.
Не то чтобы бодроствование в подобное время суток было для данмерки делом непривычным. Как и большинство девиц, зарабатывающих на жизнь предоставлением… Различных услуг… Элиуны могла спать в любое время суток. И не спать, соответственно, тоже. Всё зависело от настроения, от клиентов, и от усилий, которых те требовали. Как правило, возвращаясь из сладкого, почти экстатического полузабытия, что охватывало данмерку во время обслуживания очередного клиента, та почти ничего из произошедшего не помнила. Зато помнило тело, порой отдаваясь не только приятной истомой, но и откровенной усталостью. Да, пожаловавший к ней этим вечером данмер определённо был толстокож: иначе от чего её руки могли ещё так устать? Но это всё не так уж и важно. Важно то, что он остался доволен… И оплатил своё удовольствие сполна.
– Я всё прекрасно слышу… - вздохнула Элиуна, в одной ночнушке на голое тело направляясь к двери на улицу. Платье та надевать не стала: многовато чести для полуночного гостя. А вот стилет всё-таки взять стоило.
Словно отзываясь на слова данмерки, таинственный посетитель стучать перестал. Надо сказать, что этот момент оказался для куртизанки самым сложным: до двери оставалась всего пара-тройка шагов, и кто бы к ней не пришёл, он наверняка ещё не успеет уйти… А с другой стороны, раз он отчаялся, то можно с чистой совестью вернуться в постель.
Искушение было велико. Настолько велико, что Элиуна даже замерла на мгновение-другое, стараясь ничем не выдать своего присутствия… А затем сделала шаг вперёд. Раз уж она проснулась, то стоит хотя бы уважить гостя приветствием. Даже если после этого она пошлёт его восвояси.
Со стуком отошёл в сторону тяжёлый деревянный запор, чуть скрипнули деревянные петли – и на данмерку пахнуло прохладным ночным воздухом. Воздухом, к которому примешивалась весьма заметная часть винного перегара, что заставила её поморщиться. Никогда она не понимала тех, кто напивался вдрызг, до синих гуарчиков. Хотя многие из тех, кто приходили за её услугами впервые, предпочитали что-нибудь выпить, для храбрости или чтобы легче перенести боль. Интересно, насколько им это помогало?
На фоне звёздного неба гостья – а это оказалась именно женщина – казалась большой, чуть ли не великаншей. Немало тому способствовали и изрядно раздражающие данмерку особенности местной архитектуры, а именно – порожек, находящийся выше двери в дом. Словно хозяин дома всегда должен чувствовать себя приниженным перед гостями. Интересно, чьей это было идеей? И чьей идеей было порекомендовать этой пьянчужке её, Элиуну?
– Надо же? Забавно – протянула данмерка, вглядываясь в лицо своей гостьи. Усталое, неестественно – спасибо алкоголю! – весёлое, и бледное. Бледное, впрочем, от природы. Откровенной похоти в её взгляде не проскальзывало, правда. Быть может, её посоветовали как танцовщицу или певицу? Хотя тоже вряд ли. А, гори оно всё огнём… Элиуна с каждой секундой ощущала, что её шансы на спокойный сон стремятся к нулю. А значит, оставалось лишь махнуть рукой и принять гостью… Надеясь на то, что она не заблюёт всё внутри.
– Ну заходи тогда. Посмотрим, чем я смогу тебе помочь.

Было ли хорошей идеей впускать внутрь полуданмерку, от которой изрядно несло алкоголем – и, если чуть принюхаться, потом и слегка кровью? Уж навряд ли. Любая другая наверняка бы дала этой белобрысой от ворот поворот, дополненный порцией отборной брани – и была бы совершенно права. Подобные ей не такая уж редкость в Блэклайте, и часто за ними тянется узор, нарисованный кровью – и их самих, и их жертв. Чаще всего этот узор грязен и уродлив, но случались и редкие исключения. Всё-таки, всегда оставались те, кто не стеснялся убивать при нужде, но никогда не делал этого без причины. Её гостья относилась именно к такой категории, и Элиуна чувствовала это. А уж своему натренированному чутью она доверять научилась: для неё, воспитанной в совершенно непривычной для подавляющего населения Морровинда роскоши, умение разбираться в других независимо от расы и пола стало совершенно необходимым навыком. Одна ошибка – и она потеряет деньги, которых им с матерью хватило бы на ещё день-другой. Другая – и потеряет жизнь. Как давно это было… Но, учитывая тот факт, что роскоши с тех времён не сильно поубавилось, бдительность по-прежнему оставалась совершенно нелишней чертой характера.
Повинуясь воле хозяйки дома и слабому магическому импульсу, на стене зажёгся магический светильник. Стоило его зажечь ещё когда стало очевидно, что поспать ей толком не удастся… Но давайте будем честны: кто, будучи разбуженным посередь ночи, способен принимать здравые и правильные решения? Хорошо хоть свечу взяла, а не головёшку из камина. Было бы неплохо попытаться освоить простейшие заклинания школы иллюзии, дабы упростить себе впредь столь тривиальную задачу, но этот вопрос почему-то неизменно уходил на второй план. Когда она уже вплотную им займётся…
Как можно было догадаться, полуданмерка, не страдая излишней скромностью от рождения, да изрядно подогретая выпивкой, не стала неловко мяться или интересоваться у Элиуны, где же ей, горемычной, приткнуться. Углядевши специально предназначенный для посетителей диванчик, та не замедлила на него опуститься, вольготно расположившись среди подушек. Взгляд её при этом с каким-то странным выражением блуждал по стенам, выцепляя недешёвые гобелены, цепко держась за обошедшуюся недёшево, но уж точно оправдывающую себя лампу, в которой горел холодный, не дающий жара волшебный свет. Удивлялась? Или примерялась? Данмерка чуть сжала в руке стилет, до сих пор успешно скрываемый от взгляда гостьи. Глядя на низкорослую, хрупкую с виду хозяйку дома, многие считали, что та не имеет никакого права удерживать в своих руках такие богатства. Каждому подобному остолопу Элиуна предоставляла право учиться на своих ошибках, платя за свою наглость кровью, а иногда и жизнью. Жизнь в Тире многому её научила.
Но всё оказалось куда прозаичнее. Медленно, по слогам, словно пытаясь совладать с собственным, непослушным языком, беловолосая заговорила. Сказала она всего лишь одну фразу, но и той оказалось более чем достаточно, чтобы данмерка чуть расслабилась. Не понимает, зачем такая роскошь? Как и большинство жителей Морровинда. Не раз и не два на Элиуну бросали косые взгляды, высказывали осуждающие речи... Но что поделать? Так уж она привыкла жить. У каждого свои привычки, свои стандарты, а пытаться их перенести на других – наивно и глупо.
Но ответить она ничего не успела. Гостья вдруг нахмурилась, поднесла к голове ладони и зашептала те слова, что не имеют смысла ни на одном языке мира – зато их прекрасно понимают магические потоки, подчиняясь им, как раб приказу хозяина. Слова звучали не так, как привыкла Элиуна – в них, в отличие от заклинаний Восстановления, чувствовалась какая-то агрессия, какой-то напор. И это было весьма странно, подозрительно и уж точно неуместно.
По комнате прокатилась волна холода, зябко схватив за ноги, коснувшись бёдер, и весьма крепко прижавшись к данмерской груди. Она стояла, растерянно хватая воздух ртом, ощущая, как раздражение всё крепнет и крепнет, равно как и желание послать эту наглую гостью ко всем гуарам. Казалось, её ночная сорочка вдруг обратилась в зимний снег, мягкий, но вместе с тем ужасно холодный и кусачий. И если неожиданный визит ещё можно было понять, то вот этот поступок уже казался просто верхом наглости. Хотя, дай этой беловолосой ещё немного времени – и она явно побьёт новый рекорд. Например, очередным дурацким замечанием.
– К-красивая? И часто ты красивых женщин без спроса морозом обходишь? Даже не представившись?
Складывалось впечатление, что её слова канули в пустоту. Гостья явно боролась с искушением поглазеть на грудь Элиуны. Это, конечно, в известной степени льстило… Но уж точно не в такой обстановке.

Элиуна бурила взглядом метиску, то и дело покусывая губы. Гнев клокотал в её душе, распалял, прямо-таки требовал выхода. В коротком и понятном на всех диалектах слове «вон». Быть может, дополненным определёнными ругательствами. Вломилась посередь ночи, разбудила, обморозила… Хорошо что пока хоть из обстановки ничего не испортила. От пьянчуг можно было ожидать всего, и, если бы эта балда испортила хоть один гобелен… Беловолосая казалась старше, сильнее и опытнее данмерки, но в таком состоянии Элиуна явно бы смогла выпроводить её пинками. Попутно отходив самыми жёсткими и болезненными… Скажем так, инструментами, что у неё имелись. Ещё никогда ей не доводилось пользоваться своим арсеналом, будучи не подверженной тому неестественному, сводящему с ума экстазу страсти, что овладевал ею в моменты телесной близости, но видят боги – этой ночью всё могло измениться, и не без весомой причины. Губы уже начали складываться, чтобы произнести финальную, обрывающую все возможные пререкания фразу…
Беловолосая вдруг всхлипнула. Она явно пыталась превратить это в смех – но он остался тем, чем и должен был быть. Нервным, отчаянным всхлипом, задушенным в корне плачем. С лёгкой растерянностью данмерка глядела на Трин, что сидела, спрятав лицо в ладонях и смеялась грубым искажённым смехом, скрывая слёзы или даже целую истерику. Эта ночь явно оставила на ней какой-то след… Да какой там след, целое выжженое клеймо. Не на теле, на самой душе. Не было особо важным, что стало тому причиной: гибель близкого, роковые вести, предательство… Что-то побило эту женщину. Крепко и не щадя, как тирский надзиратель беглого аргонианина… Они ведь всё ещё там иногда работают, «под опекой» - ведь рабство запрещено…
Элиуна чувствовала, как злость уходит, отступает на второй план, всё ещё оставаясь на задворках души, но уже не кажущаяся столь важной. Душу больно кольнули слова Трин – но данмерка это стерпела. Не понимает… Не понимает – значит, не знает. А раз так, то можно простить и наивность, и бестактность. Простить не полностью – но по крайней мере перевести их из категории обид в категорию проступков, цена которых в конечном итоге измерима монетами. Правду говорят те, кто утверждают, что хорошие манеры – на вес золота. Порой их вес весьма и весьма значителен, и наиболее это заметно при их отсутствии.
– Просто я делаю это иначе. Не теми способами, что девочки в «Пурпурной Свече».  Есть и другие, но я – лучшая.
Сказано это было без напыщенности, но и без лишней скромности. Просто так, мимолётная констатация факта. В иных условиях, быть может, кто-то и усомнился в её словах – но здесь, в доме, всё говорило о том, что слова Элиуны имеют в себе изрядную долю правды.
– Ещё я умею петь. Хорошо танцую, многие платят и за это. Но ты ведь здесь ради другого, правда?
Она опустилась на диван рядом с гостьей, осторожно, не желая испортить и без того шаткое душевное равновесие Трин, коснулась ладонью её колена. И тут же данмерка была вынуждена вдохнуть стойкий запах алкоголя, что источала метиска. Нет. Так не пойдёт. В конце концов, она может себе позволить быть придирчивой.
– Сиди смирно. Ты и так уже достаточно наколдовала.
Руки Элиуны окутало мягкое, синеватое сияние, когда та протянула их к сидящей рядом женщине. Лёгкое, но настойчивое нажатие заставило её откинуться на спинку, пока хозяйка дома, закусив от сосредоточения губу, аккуратно водила руками над телом своей гостьи… Хотя, теперь уже клиентки. Коснуться головы, пасс в сторону шеи – чтобы помочь кровотоку выбросить всю гадость. Ускорить сердцебиение, совсем немного… И в сторону почек всю эту дрянь, в сторону почек и печени. Мягко, аккуратно, как учила мама, стараясь не только восстанавливать магией, но и помогать самому организму бороться с последствиями неумеренного пития…
– Лучше стало?

Надо сказать, обычно всё было по-другому. Тот, кто хотел провести время с ней, приходил или к часу, назначенному самой данмеркой, или хотя бы в светлое время суток. В качестве необязательной, но приятной прелюдии нередко шло угощение, лёгкие напитки. Да и в первую очередь, кто бы не пришёл к Элиуне, он знал, чего хотел. Но этой ночью всё летело задом наперёд, головой вниз и через задницу. Сейчас они сидят на диванчике с женщиной, которая пару минут назад ввалилась в её дом, совершенно не зная к кому пришла, да ещё и упившись перед этим как норд. Почему она ещё не выпроводила эту нахалку за дверь? Почему терпит её наглость, её бестактность, которая то сходит на ноль, то проявляется с десятикратной силой? Чувство долга? Да что за бред. Она всегда была вольна в выборе клиентов, в выборе цены, в том, чтобы согласиться или отказать. В страхе? Нет, она не боялась Трин – хотя, быть может, кому-то другому и стоило бы. Наверное, сказывалось любопытство… И было очень странным то, что оно побеждало.
Элиуна скосила взгляд на тяжёлый, набитый под завязку кошель, что з глухим звоном соскользнул на диван между ними. Грубо. Впрочем, эта полуданмерка явно привыкла иметь дело с теми шлюхами, что такое обращение принимали за должное. Это её не оправдывало, но пока что содержимое кошеля более чем перекрывало все минутные обиды, все уколы самолюбию, что ей пришлось пережить. Хватит ли этого, чтобы покрыть стоимость самого главного… Пожалуй, хватит. Особенно если…
Данмерка медленно провела рукой по колену сидящей рядом женщины и вновь встретилась с ней взглядом. В отличие от многих шлюх, Элиуна никогда не пыталась играть или притворяться, изображать желание или возбуждение, когда его не было. Да и смысл? Когда оно действительно придёт, клиент всё равно ощутит. Ощутит с удивлением, нередко с болью… Но за этим к ней и приходили. И вопрос был лишь в одном: стоило ли объяснить Трин, что её ждёт? С одной стороны, это было бы правильно. Если не считать самого первого раза, то Элиуна всегда честно предупреждала тех, кто хотел ночи с ней, что их ждёт. Со временем это стало лишим, благо данмерка уже снискала достаточно широкую известность. Но сейчас к ней явилось исключение. Запуганное, беловолосое, похожее в чём-то на побитую собаку исключение. И с учётом её поведения, было бы вполне справедливо опустить некоторые подробности касательно того, что ждёт её в спальне Элиуны. Можно рассматривать это как своего рода маленькую месть, или даже как целое наказание. А с другой стороны…
С другой стороны, как бы Мефала не любила обман и недомолвки, подобные дела очень сильно вредят делу.
– Ко мне приходят те, кто ищут наслаждений. Но очень многие находят его не только в плотской любви. Им нравится, когда удовольствие сочетается с болью. Нравится быть в моей власти. И я им это даю.
Медленно, осторожно данмерка подняла руку, касаясь шеи глядящей на неё метиски, плавным движением ведя вниз и в сторону, к застёжке плаща, аккуратно её ощупывая и недвусмысленно обозначая свой следующий шаг.
– Ты готова к этому? Если нет, то тебе нужна не я.

Было так забавно и вместе с тем необычно смотреть на лицо Трин, явно ошарашенной внезапным откровением. Элиуне стоило большого труда удержаться хотя бы от улыбки, пусть она и не сомневалась: в глубине её глаз метиска и так всё прекрасно увидит. Ну и пусть. Всё-таки, повод был, да ещё какой! Беловолосая, только что действовавшая прямолинейно и грубо, недвусмысленно намекая, чего она хочет от данмерки, теперь замерла и лишь хлопала глазами. Момент – и рука Элиуны, уже оттягивающая пряжку плаща в сторону, оказалась настойчиво остановлена гостьей. Впрочем, движение это ещё не означало отказ – судя по тому мыслительному процессу, что столь явно отражался на помятом лице женщины. Даже интересно, к чему она придёт? В душе данмерка вовсю потешалась над гостьей. В принципе, ещё давно можно было догадаться, что она не из Блэклайта. Чего уж там: в принципе, Морровинд вряд ли был её домом. За свою жизнь, пусть и не такую уж долгую, Элиуна успела убедиться в том, что подавляющее большинство данмеров не считает подобные способы получения наслаждений чем-то из ряда вон выходящим или мерзким. Даже не будучи приверженцами подобных ухищрений, они и не впадали в шок и трепет… Как, например, сидящая перед ней метиска. Странно, что с таким взглядом на близость она решается ходить по шлюхам – ведь, если вдуматься, это тоже ведь извращение? Или нет? Порой было так сложно разобраться во всех этих странных двойных стандартах, что иные по глупости навешивали на вопросы отношений меж двумя персонами произвольного пола, что хотели сбросить определённое напряжение.
Пауза затягивалась, и поза становилась не слишком удобной. Данмерка чуть отпустила пряжку плаща – но лишь для того, чтобы чуть пощекотать пальцами шею Трин. Это немного помогло, отрывая ту от раздумий… Частично. Механическим, едва ли не бездумным движением, беловолосая гостья перехватила руку чуть мягче и удобнее и прикоснулась губами – раз, другой, третий, ведя от кисти до самого предплечья. Губы метиски были колючими, чуть обветренными и во многом напоминали мужские, но это казалось мелочью, не достойной внимания. Её сегодняшняя гостья отнюдь не тепличный цветочек – и что с того?
Нет, определённо, стоило чуть урезать своё самолюбие, чуть потерпеть пьянство и хамство, чтобы дождаться этого момента. Потрёпанная жизнью полуданмерка, явно привыкшая иметь дело с продажными женщинами и требовать от них того, что хотелось именно ей, теперь смущалась и опускала взгляд, будто человеческая девица лет пятнадцати-шестнадцати, по недоразумению оказавшаяся в «Пурпурной Свече». Было сплошным удовольствием смотреть на внутреннюю борьбу, развивающуюся в душе Трин, на попытки понять, решиться… Быть может, даже отринуть какие-то свои привычки и нормы? Стоило прозвучать одной лишь фразе – и Элиуна уже не смогла сдержать улыбки. Нежелание отказываться от неизвестного… Это так забавно, и в то же время – необычно. Чаще всего, когда неизведанное таит в себе опасность, от него все стремятся отстраниться как можно скорее. А тут прямо-таки наоборот. Несмотря на наивность, несмотря на пережитое неприятное пробуждение и неприятную встречу, гостья начинала данмерке нравиться. В ней была своя искра, своя особенность, пробуждающая вечное любопытство… А ещё, прямо сейчас, она откровенно её забавляла.
– Показать…? Я могу попробовать. Но, раз уж тебе меня посоветовали, ничего не объяснив…
Она мягко толкнула Трин в грудь, призывая ту откинуться на диван, расслабиться на подушки. Достигнув своей цели, Элиуна принялась легко, почти щекоча касаться сквозь одежду чувствительных точек на теле своей гостьи, иногда наталкиваясь на завязки одежды и чуть их подёргивая, чуть дразня и обозначая свой следующий шаг.
– Ты ведь наполовину нордка, верно? Наверняка ты слышала о берсерках. О тех, кто забывает о друзьях, о собственной защите, безрассудно бросаясь в кровавую баню битвы…
Она говорила не спеша, а рубашка полукровки меж тем уже выскользнула из штанов. На них, впрочем, пояс тоже заметно ослаб – и не без помощи знающей своё дело данмерки.
– Нечто подобное происходит и со мной. Как только я чувствую запах чужого возбуждения… Я не могу себя контролировать. Мир застилает сплошная пелена, которая редко оставляет иные обрывки воспоминаний – Элиуна негромко засмеялась, словно призывая свою гостью не слишком серьёзно воспринимать её слова – Но в такие моменты я ещё никому не причинила непоправимого вреда, поверь. Если не считать царапин, болящих сосков и прочей мелочи, что заживает за день-два. Некоторые говорят, что это дар Мефалы.
И во второй раз нежные, но настойчивые пальчики данмерки добрались до застёжки плаща. С учётом того, что Трин была на полголовы выше неё, да ещё и полулежала на диване, Элиуна была вынуждена для этого почти полностью нависнуть над своей гостьей, при этом не упуская возможности плотно прижаться к ней всеми прекрасно выступающими частями тела.
– Ну что, готова оказаться в моей власти? А то спать мне уже, признаться, не хочется совершенно.

Медленно, но верно они подходили к той самой границе, за которой слова не нужны, и даже более того – совершенно излишни. Откинув голову назад, метиска протянула руки дальше, забираясь всё ещё холодными от недавнего колдовства руками под тонкую ткань сорочки, нащупывая бёдра и округлый, приятный задок. Наконец-то она решилась. Наконец отбросила в сторону все страхи, все предрассудки… Хотя бы с виду. Это обнадёживало, и вместе с тем немного забавляло. Интересно, она всё ещё обдумывает возможные последствия своего решения? Размышляет, каким будет ночь с Ахэнэ?.. Хотя, она ведь не знает этого имени. Или все сомнения отступили перед напором первобытного желания, зова изголодавшейся плоти? Голова данмерки была занята этими и другими волнующими мыслями, однако руки продолжали дело. Пояс, крепко обхватывающий талию гостьи, окончательно поддался пальчикам Элиуны и соскользнул в сторону. Пользуясь этим, она аккуратно скользнула ладонями под ткань льняной рубахи, оттягивая ту вверх, стремясь освободить гостью от совершенно ненужной детали гардероба – при этом не забывая поглаживать плоский живот гостьи, то и дело скользя вниз, нащупывая жёсткий, вьющийся внизу пушок. В какой-то момент Трин оторвала свои ладони от бёдер данмерки – но ненадолго. Лишь для того чтобы расстегнуть застёжку плаща, словно пытаясь этим жестом окончательно отрезать для себя путь назад. Для полного порядка было бы ещё неплохо снять высокие сапоги, которые, к счастью, на диване своего места не заняли – но к этому они вернутся чуть позже. Элиуна даже точно знала, когда именно, и что вместе с этим произойдёт…
…или нет? Данмерка удивлённо выдохнула, в мгновение ока оказавшись под высокой, крепкой метиской. Нет, подобное не было для неё новостью. Немало других гостей, прознавших о том сюрпризе, что таила в себе маленькая, хрупкая с виду хозяйка дома, не слишком верили в её силы. В её способность совладать с ними. После таких посетителей Элиуна всегда чувствовала себя более уставшей, чем обычно… Но, несмотря на то, что большую часть памяти в такие моменты застилала тёмная пелена, одно ощущение врезалось в душу шлюхи крепко. Удовольствие от победы. Так что пускай Трин наслаждается этим мигом торжества, мигом властвования: вскоре ей всё равно придётся всё вспомнить и, волей-неволей, воспринять всерьёз. Совсем-совсем скоро…
Тонкая ночная рубашка скользнула в сторону – сейчас в ней уже не было никакой необходимости. Она стала лишь очередным барьером, отделяющим два разгорячённых тела друг от друга, препятствующим долгожданному воссоединению. Данмерка удовлетворённо застонала, ощутив прикосновение чужих губ к своей груди. Таких сухих, таких обветренных – и оттого приносящих столь острые ощущения. Миг – и по её соску скользнул жаркий шершавый язычок, запуская жаркую, будоражащую волну, что отзывалась во всём теле и особенно внизу живота. Не желая оставаться в долгу, Элиуна скользнула рукой под ткань рубахи Трин, поглаживая едва угадывающиеся груди, нащупывая острые, уже давно набухшие соски, крепко сжимая их в ответ на короткие, холодные касания, на острые зубы, что чувствительно сомкнулись на её соске.
И в этот момент всё прервалось столь же внезапно, как началось. Тёплые губы вдруг куда-то делись, оставив лишь ощущение влаги и холода, прекратились столь приятные ласки – и метиска резко выпрямилась на диване, отодвигаясь чуть в сторону. Данмерка моргнула раз, другой, не в силах сразу избавиться от сладкого тумана, что дурманил разум. Что-то случилось… Но что именно? Почему до того столь грубая, столь жадная и несдержанная, эта женщина теперь сидит, сгорбившись, и прячет за ладонями своё лицо?
Навряд ли дело во внезапном раскаянии. Наверняка что-то пробудило в её памяти что-то дурное, что-то, к чему метиска никогда не хотела возвращаться. Или, быть может, недавние передряги, загнавшие её сюда, вновь властно выросли в её воображении. Так или иначе… Элиуна торговала не только своим телом и наслаждениями, которые постигаются через боль. Она оставалась при этом неплохой танцовщицей, недурно пела, да и просто зачастую бывала желанной собеседницей. Вот и теперь… Конечно, столь гордая женщина, как эта метиска, никогда не откроет закоулков своей души какой-то шлюхе. Но облегчить её страдания можно было и без этого.
– Успокойся. Какие бы беды тебя не преследовали по пятам, сейчас им тебя не достать.
В иной ситуации данмерка бы погладила её по плечу… Но нет. Уж слишком непредсказуемой была эта метиска. Слишком импульсивной, слишком гордой. Потому оставалось действовать не спеша, нежно, но в то же время обходясь без снисхождения.
– От всего не убежишь. Когда ты покинешь мой дом, рано или поздно, жизнь опять подбросит тебе сюрпризов. Но пока ты у меня – наслаждайся передышкой.

Всё, что получила данмерка за свои старания приободрить свою гостью – это взгляд, полный холодной, бешеной злобы. Казалось, беловолосая готова была порвать хозяйку дома на клочки, если та скажет ещё хоть слово, если ещё хоть как-то проявит жалость… Как казалось Трин. Ведь жалости никакой-то и не было. Было лишь понимание и попытка хоть как-то отвлечь от печальных дум – и попытка, надо сказать, удачная. Лучше уж пусть эта глупышка злится на неё, вместо того чтобы распускать сопли, жалея себя и огрызаться на всякую попытку подать ей хотя бы носовой платок.
Быть может, кого-то послабее духом взгляд метиски и сломил бы, заставил отвернуться, расшаркаться в извинениях… Но Элиуна стойко его выдержала, ответив лишь коротким и расчётливым движением губ, что сложились в усмешку. Откушай собственного снадобья, дорогуша. Здесь тебе не твой Скайрим со шлюхами, готовыми раздвинуть ножки в ответ на звон парочки монет и стерпеть что угодно. Они не вещи, которыми можно воспользоваться и забыть. Привыкай. Тут тебя и послать нахер могут – что, по-хорошему, было бы неплохо сделать ещё давно, да и не поздно сделать сейчас: забрав лишь часть денег за нанесённый моральный ущерб да за протрезвляющее заклятье. Быть может, в «Пурпурной Свече» девочки и согласны терпеть такое отношение, но я – точно нет. Если ты во мне видишь лишь инструмент для удовлетворения собственной похоти… Видит Мефала, я никогда не занималась своим ремеслом, не находясь в том странном экстазе-полузабытьи. Но этой ночью ты отведаешь ремня сполна, и твоё удовольствие роли играть не будет никакой. Останется на сладкое. Всё-таки, деньги уже уплачены.
Холодный огонь ярости утих, и в тот же момент веки чуть опустились, прикрывая светло-голубые глаза. Элиуна позволила себе улыбнуться чуть заметнее – но на этот раз уже без прежней иронии, чуть добрее и свободнее. Игра с огнём? Глупости. Не стала бы эта белобрысая её убивать. Все они такие: гордые и неприкосновенные, а когда дело доходит до мести за надуманные обиды – сдуваются, словно проколотые рыбьи пузыри. Словно подтверждая своё поражение, метиска сползла с дивана вниз, опускаясь на колени, словно смиренный вассал перед более сильным и мудрым правителем, без особого желания, но в то же время осознавая необходимость. Миг – и рубашка полетела куда-то прочь, обнажая едва заметные груди с весьма заметными и твёрдыми сосками. Впрочем, полюбоваться на это зрелище долго не вышло: полукровка опустилась вновь, потираясь носом о гладкую кожу коленей, щекоча их своим жарким дыханием. Данмерка не удержалась и мягко хихикнула, положив руку на пепельные локоны своей гостьи, аккуратно перебирая прядки, на первый взгляд – совершенно бесцельно.
В тусклом свете магических фонарей блеснула сталь, заставив Элиуну напрячься – но лишь на миг. Лезвие было на вид весьма острым, но при этом слишком тонким. Даже если Трин захочет причинить ей вред… Этот дом ведь ей не так просто достался. И богатство его откровенно подавляло воображение многих. Было бы наивно полагать, что на вид хрупкая и тоненькая данмерка не в состоянии постоять за себя, добившись при этом таких высот.
Лезвие коснулось сухой, шершавой кожи, задержавшись лишь на мгновение – а затем с едва заметным усилием уходя глубже, рассекая ткани и крошечные сосудики, оставляя после себя алую полосу. Какая же она нетерпеливая, какая прямолинейная… Интересно, все полунордки такие? Или только эта?
Рывок оказался резким, и должен был быть несколько болезненным. Пряди волос метиски вдруг совершенно внезапно оказались зажаты в кулаке и оттянуты назад, запрокидывая голову гостьи, обнажая тощую, но достаточно мускулистую шею. Элиуна осыпала её мягкими прикосновениями губ, что чередовались с чувствительными укусами, спускаясь ниже, к кровоточащей ранке, а затем и ещё ниже, оставляя на призывно торчащих сосках алые разводы. Наконец, вдоволь натешившись, она чуть отпустила волосы своей гостьи, улыбаясь всё той же милой улыбкой.
– Я думаю, что дивана нам будет мало. Пойдём. В спальню – это туда.

Само собой, от такого предложения метиска отказаться не могла. Лёгкого, едва заметного движения более чем хватило, чтобы обозначить согласие – и данмерка плавным, лёгким движением соскользнула со слишком узкого для них двоих ложа, отступая в густые сумерки неосвещённого коридора, игриво и вместе с тем призывно улыбаясь беловолосой гостье, даря ей лишь один взгляд перед тем, как отвернуться. Свет волшебных ламп очень быстро оставался позади, пуская длинные, едва угадывающиеся во мраке тени по полу, обозначая два неестественно узких и вытянутых силуэта… Впрочем, вскоре они перестали угадываться совершенно.
Элиуна едва ли не спиной чувствовала взгляд своей гостьи. Пристальный, неотрывный – но не угрожающий, нет. Полный жадного вожделения, желания и стремления властвовать, вызывающий будоражащий отклик во всём теле. Какая жадная… Это объясняло и прямолинейность, и настойчивость. Здесь, в Блэклайте, редко встречались инорасцы, но на своём опыте данмерка знала: как правило, её сородичи умеют ценить прелюдии. Не сам лишь миг страсти, но и подготовку к нему. Как у многих птиц спариванию предшествуют долгие и красивые ритуалы ухаживания, так и у разумных обитателей Нирна плотским утехам чаще всего предшествовали определённые ритуалы. Как минимум, разговор. Нередко совместный приём пищи независимо от времени суток, быть может, какие-то игры. Та подготовка, после которой миг единения кажется правильным и долгожданным, и оттого ещё более сладким. Конечно, обычные шлюхи редко могли себе позволить подобную трату времени, но Элиуна всегда была хозяйкой своего времени, и оттого проводила свои встречи так, как казалось ей наиболее верным – и при этом почти никогда не оставалась в проигрыше.
Но эта полукровка… Она спешила. Словно изголодавшийся зверь, дорвавшийся до добычи и опасающийся конкурентов, она стремилась наброситься, взять всё и как можно больше, а моментом покоя наслаждаться потом. И это вызывало лёгкое раздражение у данмерки, привыкшей всё делать медленно и обстоятельно. Явившись посередь ночи, эта нахалка всё портила, стремилась навязать свой ритм… Ладно. Не стоит злиться. Скоро, очень скоро, её проступки ей же аукнутся. Элиуна не сомневалась, что за тёмной гранью забвения она припомнит все те неприятные моменты, что доставила ей полукровка. И тогда она отыграется сполна. Хотя… Можно начать уже сейчас.
Приглашающим жестом она отодвинула в сторону плотные, вышитые занавески, что отделяли коридор от спальни, приглашая свою гостью внутрь. Свет данмерка не зажигала, и в кромешной тьме силуэт кровати скорее угадывался, чем явно виднелся, не говоря уже о других деталях. И это играло Элиуне на руку: в её планах было начать веселье, и будет лучше, если Трин не заметит, что её ждёт.
Не заметила. Метиска сделала два неуверенных шажка в сторону кровати, явно опасаясь натолкнуться на что-нибудь во тьме, замерла, пытаясь дать глазам возможность привыкнуть… Этого времени данмерке с лихвой хватило, чтобы нашарить невысокий комод по правую руку и взять с него сравнительно тонкий, недлинный ремешок. Миг – и он обвился вокруг шеи беловолосой, чуть сдавливая горло – не настолько сильно, чтобы не давать дышать, но вместе с тем и чётко обозначая своё присутствие. Метиска вздрогнула, инстинктивным движением схватилась за узкую полоску кожи, пытаясь отвоевать себе свободу – но Элиуна держала крепко, до тех пор, пока порыв не прошёл, и рука не скользнула вниз. Из горла пленницы вырвался гортанный, рычащий звук – негромкий, но недвусмысленный. Единственным ответом на который был лёгкий и негромкий смешок.
Отпускать гостью данмерка и не подумывала. Хватка чуть ослабла – но ремень никуда не делся. Закреплённый так, чтобы не затянуться и не задушить полукровку, он всё ещё обвивался вокруг бледной шеи, чем и не преминула воспользоваться Элиуна. Шагнув вперёд, она потянула за свободный конец, увлекая неуверенно ступающую метиску за собой, к кровати, а потом и заставляя ту опуститься на неё. Постельное бельё оставалось разворошённым, но какое это имело значение сейчас? Повинуясь её воле, Трин лежала на спине, и её едва заметные груди приподнимались вверх с каждым вздохом, завлекая манящими сосками. Ничего. Скоро придёт их время. А пока что можно придать их игре немного больше пикантности.
Лишённые поддержки ремня, штаны полукровки уже заметно сползли. Оставалось приложить совсем незначительное усилие, чтобы снять и их… И Элиуна не стала его производить, вместо этого забираясь на кровать и на недовольную мерку сверху, усаживаясь, подобно всаднице. Быстрое движение – и соски беловолосой оказались сжаты в её пальцах.
– Я ведь не требую от тебя полной покорности, дорогуша. Сопротивляйся, если хочешь. Попробуй подчинить своей воле меня. Я не обижусь. Разве что чуть-чуть.
Ещё одна игривая улыбка, почти неразличимая во тьме – и данмерка чуть отвела руки вверх, оттягивая чувствительную плоть, даря боль, смешанную с удовольствием. Ей нравилось так делать. Со всеми. Помнится, она была очень удивлена, когда впервые узнала, что мужские соски могут быть тоже весьма чувствительными… Впрочем, удивление быстро уступило место азарту первооткрывателя.