| № | Месяц | Аналог | Дней | Созвездие |
| 1. | Утренней Звезды | Январь | 31 | Ритуал |
| 2. | Восхода Солнца | Февраль | 28 | Любовник |
| 3. | Первого Зерна | Март | 31 | Лорд |
| 4. | Руки Дождя | Апрель | 30 | Маг |
| 5. | Второго Зерна | Май | 31 | Тень |
| 6. | Середины Года | Июнь | 30 | Конь |
| 7. | Высокого Солнца | Июль | 31 | Ученик |
| 8. | Последнего Зерна | Август | 31 | Воин |
| 9. | Огня Очага | Сентябрь | 30 | Леди |
| 10. | Начала Морозов | Октябрь | 31 | Башня |
| 11. | Заката Солнца | Ноябрь | 30 | Атронах |
| 12. | Вечерней Звезды | Декабрь | 31 | Вор |
| Григорианский | Тамриэльский |
| Воскресенье | Сандас |
| Понедельник | Морндас |
| Вторник | Тирдас |
| Среда | Миддас |
| Четверг | Турдас |
| Пятница | Фредас |
| Суббота | Лордас |
The Elder Scrolls: Mede's Empire |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » The Elder Scrolls: Mede's Empire » Корзина » А на костях — глаза змеи (01.04.4Э204, Обливион)
Время и место:
1-е число месяца Руки Дождя; Обливион;
Участники:
♥ Лореллей
♦ Алидел
♣ Эриэндаль
♠ Ллевелин
Краткое описание эпизода:
Нелепая, неоправданно сложная, совершенно не последовательная и перенасыщенная фигурками и декорациями настольная игра.
Значение:
Сюжет (игровой мастер: Нереварин);
Предупреждения:
На ответ отведено пять дней. При задержке игрового ответа ход передаётся следующему игроку, а провинившийся принимает штрафную карточку от Шеогората.
[indent]— Так-так-так, кого ты мне нашёл, старый ворчун? Учти, если это будет скучные, заурядные, совершенно обычные личности, я тебя превращу в игральную кость!
[indent]— Очаровательные перспективы, господин, — хмуро отозвался Хаскилл, — Позвольте пропустить часть с ужасающими угрозами и перейти непосредственно к представлению участников вашей настольной авантюры.
[indent]— Ну-ка, ну-ка, Хаскилл, кого ты мне привёл?
[indent]Сначала было темно, холодно и странно, — то есть совершенно комфортно и по-своему привычно для Лореллея. Немного тревожной стала следующая мысль: «А где это я?», сменённая такой же поспешной и шальной «А где я был до этого?» Чем бы до этого ни был занят убийца Тёмного Братства, теперь он, во что Мать его одела, стоял посреди самых что ни на есть настоящих джунглей. С плотно заросших крон тропических деревьев свисали крепкие, мясистые лианы. Влажная зелень вокруг благоухала дурманящей свежестью нетронутых диких земель.
[indent]— А это ещё кто? Мамочкин убивец? И чем он меня повеселит, Хаскилл? Персонаж специфичный, мало кто из моих знакомых выбрал бы такого для настольной игры, я согласен, но что в нём отличительного, м?
[indent]— Я бы назвал это отношением к окружающим, господин. Подождите, все персонажи здесь, конечно, будут хороши и сами по себе, но я решил, что вашей игре не повредит некоторый командный трагизм. Смотрите дальше.
[indent]С тяжёлым грохотом и металлическим лязгом с ближайшего от Лореллея тропического дерева на землю упал Ганнибал. Облачённый в свой доспех, полностью при оружии, вырванный из последнего дозора, он задавался мысленно теми же вопросами, что и ассасин Тёмного Братства. И точно так же, как и он, затруднялся с ответом. Голова гудела так, как не гудит у юнцов от выпитого. Где-то вдали в воздух вспорхнула крупная изумрудно-зелёная птица, хищным рокотом потревожившая лес.
[indent]— Дозорный Стендарра? А ты не боишься, Хаскилл, что он попросту именем справедливости и чистоты убьёт своих случайных попутчиков, а?
[indent]— Я надеюсь на это, милорд. Нам нужен конфликт интересов для рейтинга.
[indent]Алидел как сидел на прочной ветви дерева, так и продолжал сидеть. Разве что вечнозелёный могучий вяз внезапно сменился чем-то неизвестным, таким же массивным и прочным, но пахнущим иначе, не смолой и листвой, а маслами и фруктами. Лес как будто бы стал темнее, плотнее, душнее, а вместо знакомых бойчи под деревом были совсем иные… люди? Один — чёрный, тонкий, словно тень одной из лиан. А второй, заключённый в металл, лежал плашмя на земле. Видимо, отдыхал.
[indent]— А это ещё что такое, Хаскилл? Босмер? Думаешь, им будет мало их собственных проблем?
[indent]— Во-первых, это всё тот же конфликт интересов. В этот раз продовольственный. Во-вторых в команде должна быть семейная драма и вскрытие опасных секретов в ходе приключений.
[indent]Он упал на что-то жёсткое. Очень. Это нечто жёсткое что-то прокряхтело. Кажется, это было человек. Впрочем, эмиссару Эриэндалю не в первый раз делать морально сомнительные и откровенно неприемлемые вещи с людьми. Другое дело — это множество неясных моментов данных обстоятельств. Например, почему он упал. И откуда. И куда. И кто этот человек. И вот этот страдающий юноша рядом. Вопросов было много, но разве эмиссар не был хорошим дознавателем, чтобы не найти решений данного конфуза?
[indent]— Очень неплохо, — Шеогорат в голос рассмеялся, а над джунглями разразилась страшная гроза, — Давай-ка дадим им пять минуточек, чтобы оклемались.
[indent]— Лишь бы не поубивали друг друга раньше времени, — недовольным тоном отозвался Хаскилл, и в лесу пошёл дождь.
cry and dance
cry and dance
my little saddest friends.
Горчит.
Его вырывает вместе с вдохом — полураскрытыми губами к полураскрытой книге, языка которой он не знал, — и ввергает вместе с выдохом — и вместо осевшей пыли пальцев касается зелень.
О Ситис.
Он — абсолютно босой, простоволосый до самых колен, с гребнем в одной руке и с ощущением неперевёрнутой страницы в другой, в полупрозрачной ночной рубашке — даже не своей, найденной в молчаливых патрулях по особняку Туэза, с чужого давно уже сгнившего плеча, чёрной и неимоверно кружевной по вороту и на рукавах, оттого и кажется ткань тяжелой — единственным, что столбит к земле, делает осязаемым — и совсем не понимает, что, где и зачем. Понимает, откуда — из полумрака лишённой окон комнаты фамильного особняка господина главного мертвеца, из скрипа половиц и полуночной бдения над книгами, ибо в одной из них помирал между страницами драконий язык, а его надо было достать, достать...
За ночь книгам от потерял счёт. А после бессчётной, последней, что была открыта — потерял всё.
Его вырывает несформированной мыслью. Мыслью, начинающейся на «что» и кончающейся непереводимым на общий язык нордским ругательством, коим обычно поминают расплющенную молотом голову, неверного мужа с бородой как репей и выжженную дотла драконьим пламенем деревню. И тут же — ввергает в оцепенение, на раз, на два, на вдох, на выдох, на грудь, заполняемую душным присутствием жизни вокруг — над головой, со стороны нити-рубца, под беззащитностью ступней, под сведённое до пыли расстояние между кожей и тканью сорочки. Изумительный по своей абсурдности вопрос стынет в горле и рвётся сквозь губы полушёпотом-полувскриком, лишённым всякого человеческого звука и мысли, словно голоса у него больше не осталось.
Голоса и впрямь больше не было — от того и встречает он вязкий перезвон падения ответным молчанием ; не хранимым — языковырванным, речелишённым, и острым нежеланием обернуться навстречу, возводя созерцание собственных же когтей в ту степень реальности, за которую можно удержаться.
Как за соломинку.
Заковать ладонь — ту, другую, сожми бы он гребень с такой силой, раскрошил бы в пыль, пусть и иллюзорно — в кулак. Заковать места, куда вопьются ногти, в малодольную боль. Закрыть глаза — отсчитать удары сердца и ту степень неприятия вонзившегося, за которой можно будет кусать губы.
А потом в довершении вдоха убедиться, что всё по-прежнему.
И он дышит пылью. И это — иллюзия.
И на расстоянии оборота что-то не звенит и не дышит.
Нет.
Истеричная неизменность. Истерическое принятие.
Над головой взмётывается тень, выводя, выдёргивая из оцепенелого секундного полусна, а под сводом черепа — сворачивается железный тонкий прут, он оборачивается — наконец — на два шага вперёд, на один единственный осознанный взгляд.
И его выдох после больше напоминает звук раздавленной колесами птицы. Такой — костистой — по каждой кости на вздёрнутые руки и по две червивые раны на оба обращенных глаза.
Это сон. Право же, сон.
От того и лицо отзвеневшего так знакомо — и в этом «знакомо» больше утёкшей со времени воды, нежели правды и привязи к лицам, и это «знакомо» отчего-то очень болезненно и холодно — от того и остаётся он недвижим, замерев на расстоянии, на котором нельзя ни подать руки, ни оной попросить.
— ... я помню.
Он пробует свой голос на вкус, как минутой раньше пробовал пряную и прохладную зелень на вдох — он слышит сначала отзвук своих слов, а потом уже смысл.
А потом, ещё потом.
Потом он только вздрагивает — вместе с размётанными волосами, кружевами и свежими царапинами на ладонях — всем телом, стараясь попасть в такт падения третьего.
Или хруст доспехов второго. Или то кости, от этой мысли — тихий, тихий рваный смех под плотно сомкнутыми губами.
Да и слов у него больше не оставалось. Совсем.
Вот они, что остались недосказанными — грянувшим громом да поползшими по щекам разводами.
Срывавшийся с губ Алидела хохот сразу же прервался. Голова еще не успела осознать что происходит, но смешок, видимо, успел сообразить первым, явственно предположив, что ему тут больше не место. Рука с увесистым куском подгнившего мяса по инерции двигалась вперед и источавший гнилостный аромат шмат отправился в долгий полет почти с верхушки дерева. Вот только стояли под деревом уже не его старый друг Лоэн со своими товарищами, которых Алидел было хотел разыграть внезапным мясным дождем, а двое неизвестных людей, причем до боли странных, словно не принадлежащих этому месту. Но руку, начавшую двигаться еще до таинственного переноса, остановить не удалось. И кусок мяса смачно шлепнулся на голову не то парня, не то девушки, неведомым образом оказавшегося на месте Лоэна, при чем в виде весьма странном, можно было бы поспорить что он (она?) готовился ко сну.
Пару секунд бойчи вертел головой, расценивая обстановку: он находился на ветви незнакомого дерева, точно в такой же позиции, как давеча сидел на ветке раскидистого грахт-дуба в Валенвуде; запасы подгнившего мяса, которые он подготовил для розыгрыша, исчезли, не считая того куска, который находился у него в руке и уже успел улететь вниз; Ниорета, их общего знакомого, которого Алидел сумел уговорить на принятие участия в розыгрыше, что сидел на соседнем дереве, не было видно тоже; его одежда, похоже, перенеслась вместе с ним, что было весьма приятным вариантом развития событий, хотя не сказать бы, что Алидела могла испугать собственная нагота. Скорее пришлось бы пугаться окружающим. И тут произошло нечто непредвиденное и ужасное по сути.
Явился Эриэндаль.
Первой мыслью в голове Алидела пронеслась мысль о том, что все происходящее - дело рук эмиссара, что он прознал о шалостях бойчи и решил преподать ему урок, наказать в воспитательных целях. "Не виноват я, наставник!", - только и пронеслось в желтой голове, собираясь сорваться с губ и тут Эриэндаль рухнул. В прямом смысле слова. Прямиком на зашевелившегося было человека в броне, что ничком лежал под деревом. События последних мгновений заставили лесного эльфа несколько замешкаться. Он было подумал о том, что происходящее - хитроумная засада против врагов Талмора и он, Алидел, просто забыл, когда они последний раз это обсуждали, но падение Эриэндаля было сложно назвать атакой, а расположение самого босмера - удачным местом для прикрытия. Потянувшись проверить наличие лука за спиной даже не рукой, а каким-то своим шестым чувством, которым наделены лишь опытные лучники и лесные эльфы, Алидел ловко слез с дерева, тут же метнувшись вниз.
Первым делом он подскочил к своему наставнику и оказал всевозможную помощь и поддержку, чтобы тот мог подняться, не потеряв достоинства. Правда, оказывал ретивый талморский агент эту поддержку руками, перемазанными гнилым мясом и какими-то древесными выделениями. Что, в общем, нисколько не поумерило его пыл!
- Прошу прощения, сижу такой на дереве я, значит, и тут солнце в глаз блеснуло, птица громко вскрикнула, да я как-то от неожиданности завтрак обронил, - удостоверившись в добром здравии и недобром расположении духа эмиссара, Алидел по-обычному затараторил какую-то бессмыслицу, с прищуром и ухмылкой рассматривая человека неопределенного пола, на которого был обронен кусок гнилой плоти. - Ты жив, братец? - переключив свое внимание на второго незнакомца, бойчи несколько раз легонько пнул ногой по доспеху.
reamis heniast ni ortir ile heniast
e oir laorir va bronah av leanan
oiris egin laorir va bronah es nay
egin laorir va bronah av leanan
Пожалуй, это было самое паршивое утро за всё время, которое Эриэндаль провёл в Валенвуде.
Но началось всё более чем прекрасно: ванная каждое утро, вот то, за что можно любить Талмор и свою должность. Освежающая и бодрящая сразу после пробуждения, была не менее желанной, чем оазис посреди пустыни, особенно когда живёшь в тропическом аду, выжимающем из тебя все соки в прямом и переносном смысле.
Проходя мимо кухни, в свою комнату, альтмер успел уловить нежные ароматы с кухни; не босмерской кухни. Мысленно он уже мечтал поскорее вкусить пищу и надругаться над местными законами: хоть основа его завтрака будет из мяса, не обойдётся без овощей и приправ. От этих мыслей: наглости, вульгарности и некоторой преступности в отношении местных обычаев, в его душе разгорался подленький огонёк азарта.
Аккуратными и неторопливыми движениями эмиссар надевал свою одежду, лениво напевая какую-то песенку, которую услышал от немного выпивших подчинённых, и которая никак не хотела выходить из головы:
И крови нам своей не жаль,
За право править и решать,
За право нам всем указать,
Что нужно вашему народу…
Вот он, прикрыв на пару мгновений глаза, уже собирается аккуратно опуститься на стул, чтобы надеть последний элемент гардероба: сапоги. Но вместо привычной оббитой мягкой подстилкой табуретки из кости, эмиссар проваливается ниже задуманного и падает отнюдь не на мягкое.
Подняв взгляд от земли на пару секунд, Эриэндаль обнаруживает, что находится в несколько ином месте и сидит отнюдь не на своём стуле. Но даже на миг его лицо не теряет самообладания. А мгновение спустя он и вовсе продолжает надевать свои сапоги, которые очень кстати всё ещё стояли рядом с ним.
— Чёрт возьми, что за дерьмо происходит. — Думал альтмер, невозмутимо напяливая сначала один сапог, а потом и второй. Глядя на него со стороны можно с уверенностью подумать, что всё так, как и должно быть и ничего странного не происходит вообще. Личность под собой альтмер показательно игнорировал, впрочем, одевался он куда быстрее обычного, так что едва ли его можно упрекнуть в отсутствии чувства такта.
Лёгким движением руки эмиссар останавливает босмера, не давая тому прикасаться к его изысканным одеяниям, достающим до колен и скорее представляющим модификацию жакета, нежели мантию; цвета ночи с облаками скрывающими луны и звёзды, с изящной математически точно струящейся вышивкой золотого цвета, представляющей собою сложные спиральные рисунки и плывущие волны по краям одежды. Штаны и сапоги были под стать верхней части одежды.
Аккуратно поднявшись и лениво отряхнувшись от несуществующей пыли, эмиссар оглядел пространство взглядом полного презрения.
— Аааааааааа! Кровь и пламя, что происходит! — Звучало в мыслях этой до неприличия спокойной внешне головы.
Льющейся через край надменной самоуверенностью Эриэндаль по очереди оглядел собравшихся, внимательно изучая каждого, но не слишком долго — такое же время он уделял на убийство комара. На его лице появилась тонкая усмешка, какая бывает только у того человека, который сделал что-то грандиозное и всё пошло согласно его плану.
— Давай! Давай! Выдай себя! Я знаю, что это твоих рук, ничтожество! — Думал он во время того, когда оглядывал каждого. Но вслух сказал другое:
— Благодарю за вашу неоценимую помощь, солдат. Вы были рождены для этого дня. — Сказал Эриэндаль тому, на кого ещё недавно упал. Его голос был полон искренности — он определенно верил в свои же слова.
— Да, тут определенно произошло что-то… — эмиссар скривился, подбирая слово, — занимательное. — Уж кого-кого, а Алидела в чём-то подобном он определенно не подозревал, так что добавил это к кивку своему подчинённому. И кивок, и определенная фраза с характерной паузой перед последним словом были паролем, оставалось только надеяться, что босмер не забыл о нём и скажет свою часть.
Скрестив руки на груди, альтмер встал в позу «хозяина ситуации» и стал ждать разъяснения от остальных.
— Великие аэдра, пусть это будет не тот на кого я упал… Насколько вообще должен быть силён маг чтобы вот так просто кого-то телепортировать? — Размышлял Эриэндаль не дрогнув даже одной мышцей лица.
Вода тихонько плескала в разукрашенный борт фелуки. Ллевелин лежащий на дне лодчонки, почти уже дремал разморенный солнцем. Удочка его покоилась на ноге и не падала в воду только потому что была предусмотрительно зажата босмером. Вообще время двигалось к полудни и стоило бы вернуться в Лейавин, но откровенно говоря солнышко припекало так хорошо, Ллевелин был немного пьян и бутылка с вином ещё и не думала показывать дно, так что босмеру было даже лень шевелиться. Особо крупная волна плеснула на борт, подкинув лодчонку и плеснув на рыбака холодной водой. Бойчи подскочил как ужаленный, холод окружал со всех сторон. Сначала он подумал, что свалился за борт, но почти сразу отверг эту мысль. Опыт падений за борт, у босмера был довольно обширен и обычно при этом, тебя окружала вода, в сверху ярко светило, или не особо ярко если ночь, светила поверхность моря, тут же не было ни воды, ни света. Через мгновение Ллевелин снова ощутил рывок вниз, после чего больно ударился задом о металл. Звучный бонг раскатился по поляне, а бойчи уже вскочил на ноги и отскочил в сторону, потирая ушибленный о доспехи рыцаря зад.
Теперь он точно был не за бортом. Просто потому что за бортом не было леса и такого количества народа. Народу и правда было многовато, бледный тип в саване, альтмер с сапогами, доспехи на земле и собрат босмер на дереве. В довершении всего в небе вдруг сверкнуло, а затем по листьям и земле застучали тяжелые капли дождя. Ллевелин поежился, попасть под дождь сразу после того, как запекался под южным солнышком, это было слишком резким контрастом. Особенно, если учесть, что в этом странном месте босмер оказался в том же виде, что и был в своей лодке, то есть в одной набедренной повязке, с удочкой и бутылкой вина.
В голове одна за другой проносились мысли с версиями что здесь могло произойти, а главное, как он здесь очутился. Факт оставался фактом что его перенесло в это место, маги бывало баловались телепортацией, в основном в древности. Правда, знаний самого Ллевелина не хватало даже чтобы представить, сколько сил могло потребоваться на такое. Впрочем, альтмеры славились своей способностью к магии и любовью к экспериментам.
- Вы тут в телепортации что ли тренируетесь?
Поинтересовался он у парочки из босмера и альтмера, на всякий случай отступив на шаг под раскидистые ветви дерева, где можно было хоть немного укрыться от хлещущих с неба струй.
Лореллей не плакал и оставался недвижим.
Нет, не слёзы — просто лицо из белого-белого стремительно обращалось в изрезанное разводами чёрнильное нечто — оно расползалось вокруг глаз — и от того они, лихорадочные, кажутся ярче и больней — лизало неровными бороздами щёки, нервно — губы.
Вода лилась с неба, эхом билась об упругую и податливую зелень.
За шиворотом и вдоль хребта становится невыносимо холодно и влажно, и Лореллей дрожит — едва заметно, словно под поцелуями любовника или отпуская из под ног последнюю опору висельника.
На самом деле это не было неприятным, на самом деле это даже не больно — значение этого слова он давно позабыл, оно было бессмысленно как разжатый кулак, как.
О Ситис.
По лицу у него стекает отнюдь не дождь.
Слёзы горькие. Слёзы сла-а-адкие.
Языком — длинным-длинным — Лореллей слизывает их с губ. Похолодевшими пальцами тянется к макушке — там мягко упокоилось что-то тяжко-ощутимое.
Мягкое.
Плотское.
Мясо тлеет у него в пальцах и что-то совсем уж недождливое стекает с век и замирает у кромки губ.
Наверное, сейчас самое время засмеяться, но Лореллей почему-то плачет — и лес, странный чудной лес вокруг, исходит слезами вместо него — потому их, кажется, он оставил там. Не здесь. Во всяком случае это пережить можно. А кусок плоти в волосах, оказавшийся в руке — нет.
А потом кусок оказывается под языком. И мир становится чуть более понятным.
Лореллей, облепленный в намокшие кружева как в кокон, забвенно жует — и не считает нужным отвечать приземлившемуся на груду человечьего металла эльфу. Как и его собрату, и взгляд — острый, больше похожий на резец скальпеля и выражение — холодный бесстрастный интерес, всего лишь заключается в выявлении отличия одного от другого — и не то чтобы Лореллей не понимал разницы меров между собой, просто сейчас это кажется единым оправданием опустевше-удивлённых глаз и молчанию.
На самом деле движением челюстей можно описать творимый двумя перфоманс, и им же — воздать положенные аплодисменты — горло сводило тошной судорогой, спину вспахивало мурашками и льдистыми каплями, волосы — тяжелило и пускало вдоль ткани причудливыми слитыми узорами.
Его молчание прервал звон — падение, лицо, о Ситис, ещё одно, острое, ушастое, куда ещё? И совсем уж странный, дрожащий вопрос.
А не тренируются ли они в безумии.
А не тренируются ли они в абсурде.
А не.
— Я ем.
Алидел кивал. Картинно, с расстановкой. Кивать так, как это делал босмер с треугольной прической, могли лишь те, кто долгие годы провели в школе артистического искусства, посвящая все свободное время практике убедительного кивания. И были затем благословлены богами безукоризненного кивания головой. Алидел отчетливо расслышал один из зазубренных паролей в словах своего наставника, но припомнить именно к чему призывал его этот пароль было свыше босмерских сил. Поэтому Алидел просто кивал своей головой, выражая согласие, и хитрая ухмылка играла на его желтом лице, придавая каждому кивку особое загадочное значение, предполагающее, что бойчи на самом деле знает куда больше всех остальных о происходящем, но просто не спешит делиться своими знаниями с кем-либо.
Эриэндаль же являл собой скульптуру надменного спокойствия. Ах, как часто Алидел восторгался этим примером уравновешенности и показного безразличия ко всему вокруг! Было что-то в эмиссаре незыблемое, он сам казался словно высеченным из лунного камня. Паника была неведома этому высокому эльфу, в каждом своем движении он демонстрировал уверенность и хладнокровие. Да, если все происходящее и не его рук дело, то он наверняка обо всем осведомлен, так было написано на его лице и Алидел верил ему, этому лицу. Он всегда ему верил. А то, что альтмер не спешит делиться своими глубокими познаниями о происходящем - так это потому что вокруг собрались чужаки. Рано или поздно тот поделиться со своим любимым агентом, как пить дать, а пока следует лишь предугадывать его действия и двигаться дальше по плану, который, без сомнения, у того есть.
Алидел благосклонно кивал неведомо откуда явившемуся лесному эльфу, принесшему дождь с собой, кивал соглашаясь, да, мол, в телепортации, да, практикуемся. Такие же желтые, как и волосы, брови на лице талморского агента подыгрывали, складываясь домиком, ниспадая волнами, выгибаясь змеей, чем придавали особой пикантности каждому кивку. Естественно, сам Алидел был весьма далек от телепортации, в плане понимании магии. Ему с трудом давалась школа иллюзии и, пожалуй, все. Сколько он насмешек в свое время пережил от более магически развитых студентов Колледжа Альдмерской Пристойности! Но это все было позади, а недостаток магических навыков он компенсировал превосходным владением лука и актерским мастерством.
Но круглые и желтые глаза бойчи были сосредоточены на жертве его межпространственного броска гнилым мясом. Алидел даже прекратил кивать. Он смотрел как то ли парень, то ли девушка, впивается острыми зубами в достаточно гнилое (даже по босмерским меркам) мясо и поглощает шмат за шматом. Смотрел и восхищался. Было в этом создании что-то свое, правильное, лесное.
- Приятного аппетита.
reamis heniast ni ortir ile heniast
e oir laorir va bronah av leanan
oiris egin laorir va bronah es nay
egin laorir va bronah av leanan
Даже один босмер мог стать той ещё проблемой, два же — целой трагедией. Слишком непредсказуемые и неуправляемые, по мнению Эриэндаля, могли натворить тех ещё дел, особенно в подобной ситуации. Поэтому на появление ещё одного остроухого эмиссар скривился, как иногда морщатся люди, решившие поесть цитрусовых с разбитыми губами.
В ответ на вопрос новоприбывшего маг-альтмер сделал лишь неопределенный жест рукой, лучшей трактовкой которого будет: что-то в этом роде.
Да ещё и эта груда металлолома совсем не шевелится, будто подох… Альтмер даже уже почти начал подходить в сторону доспеха, чтобы проверить, а не пустой ли он вообще, но тут пошёл дождь и стихия явно интересовала его куда больше возможного существования тела в броне. Подняв голову, эльф на пару мгновений устремил взор в незнакомое небо (хотя сейчас ему об этом подсказывало только отсутствие знакомого окружения), позволяя каплям падаль на лицо, приятно охлаждая кожу. Уже вскоре его волосы намокли, плавными линиями облепив скулы и лоб; блаженная прохлада проникала в разум и остужала мысли. Пара секунд релаксации в подобном режиме было весьма кстати, позволил окончательно отступить от некоторого потрясения из-за перемещения. Теперь ему было даже любопытно, как и кому это удалось. Пока одежда не намокла слишком сильно и не начала неприятно прилипать к коже, стесняя движения и оставляя следы от трения, Эриэндаль так же поспешил под дерево.
Определенно, наибольшие опасении выказывало это… чёрно-бледное создание. Которое ныне отведывало мяса. Картина была и правда весьма жуткой, наполняющей нутро эмиссара неясной тревогой. Какой-то инстинкт, с убедительностью двухметрового парня с дубинкой, накатывал в душе альтмера сухой страх, заставляющий мозг концентрироваться на грани своих возможностей, а кровь течь быстрее обычного.
Нежить? А может быть вообще вампир? Честно говоря, эльфу совсем не хотелось проверять свои догадки и сводить их к единому ответу. Как минимум пока он, для простоты альтмер решил, что это всё же мужчина, ест — он не опасен, что не могло не радовать. Наверняка у босмера завалялся ещё один кусок мяса, где-нибудь за пазухой, так что если что можно будет отвлечь, подумал эмиссар, бросая заинтересованный взгляд на босмера.
— Это случаем не твой знакомый? — Поинтересовался высший эльф у Алидела. Альтмер вполне понимал, что едва ли стоит ожидать от своего подчинённого запоминания пароля. Как раз таки было бы странным, если бы он его запомнил. Эриэндаль ничуть не принижал его умственные способности, нет, просто он понимал, что они проявляются в других областях.
Скрестив руки на груди, покрутив большим пальцем на указательном небольшое драгоценное зачарованное кольцо, эмиссар решил, что стоит брать ситуацию в свои руки. Насколько это было возможно.
— Итак, как я понимаю, никто из вас не имеет какого-либо представления, как мы здесь оказались? — Эриэндаль говорил достаточно громко, чтобы даже через дождь его могли услышать как в «стальной будке», так и не сходя с места и не отрываясь от мяса.
Выдержав небольшую паузу, эмиссар продолжил. Скользящая и катающаяся уверенность на его лице становилась всё менее ярко выраженной.
— Что-ж, если это не один из нас. — Он показательно оглянулся на босмеров, как бы говоря, что уж точно не они. — Если уж что я и знаю о заклинаниях телепортации наверняка: заклинатель где-то недалеко. Смотрите в оба: тени, заклинание невидимости, что угодно.
Из-за дождя видимость сократилась и теперь было видно всего несколько деревьев и дальше только серая мгла.
Ллевелин задумчово взвесил в руке бутылку и поболтал ею, оценивая сколько там осталось пойла. Первой мыслью было что он допился и всё, бред, второй, что лучшеи сейчас бутылку не приканчивать, а оставить на после дождя, когда нужно будет согреться и взбодриться. Предстояло еще выяснить, где он находится, а насчет личностей что были вокруг ... Лин не был уверен, что они смогут ему как то помочь. Один лежал пластом в быстро растущей луже и было вообще непонятно живой он там вообще. Второй, желтолицый кивал как заведенный и пялился, объяснить его желтушность было непросто. Третий, почти голый тип в ветхой ночнушке, вопрос он просто проигнорировал, вместо этого сняв с головы мясо и принявшись его жрать, цвет у мяса был совсем не здоровый, оставалсь только посочувствовать этому умалишенному, когда его желудок сообразит что в него суют. Единственным нормальным казался тут альтмер, более того его слова заставляли задуматься. Если верить его словам, то они тоже очутились здесь, недавно и не понимали что происходит.
Ллевелин поежился, холодная вода обильно лилась с неба на голые плечи и спину, отчего меру становилось крайне неуютно.
- Я не знаю, я просто удил рыбу и отдыхал, на своей фелуке, а потом бац и я уже здесь.
Определенно, если кто-то хотел подшутить, то он должен был быть поблизости... Только вот набор персон для шутки очень уж был странным, Лин мог поклясться, что не видел никогда прежде этих меров и предположить. то их может объединять, было крайне сложно.
Только вот...
Ллевелин собирался уже что-то сказать, как альтмер решил присоединиться к нему под деревом. Под раскидистыми ветвями становилось тесновато, особенно если желтолицый босмер тоже решит сунуться сюда. Парень немного отступил назад, и все же спросил:
- Вы в Лейавине никогда не бывали? Таверна "Пять когтей" или "Три сестры"? Я просто думаю, если нас кто-то перенес сюда. Почему именно нас? Просто, мне кажется я никого из вас не знаю и даже просто не встречал.
Ллевелин покосился на желтолицего собрата.
Вот тебя я точно тяжело забыть.
- Просто думал, может там могли пересекаться. У "Трёх сестер" я часто останавливаюсь, у них пышная сестренка такая хохотушка, да и приголубить никогда не прочь. А как божественно она готовит!..
Босмер еще некоторое время расхваливал особенности тамошней кухни, забившись между корней дерева, просто потому что надо было как-то переждать дождь, но самое главное, в его беззаботной болтоне среди множества слов своих и чужих скрывался пароль, который когда то передал ему наставник. Пароль коротко сообщал, если тебе талморец нужно, то этому меру можно доверить себя или вещь для доставки.
Крестоносец, лежащий на земле, внезапно и почти мгновенно начал порастать дикой травой. За считанные секунды колючая и высокая голубая трава спрятала металлический силуэт под собой, прибрав к земле то, что из неё и вышло, ей же и принадлежит. Не оставляя несчастным участникам этой таинственной авантюры ни единого шанса на размышления о случившемся, на них внезапно обрушилось небо. Тяжёлые грозовые тучи над ними сгустились, пока в дымных тёмных перьях не начал распознаваться острый и крупный подбородок, подёрнутый аккуратно остриженной седой бородкой. Двумя мощными ударами молний раскрылись любопытные, по-кошачьи хищные и жёлтые глаза, уставившись на таких крошечных меров снизу.
— Да, это совсем другое дело, — раскатом оглушающего грома рассмеялось небо, — Кажется, у этой игры появился гастрономический поджанр. Хорошая работа, Хаскилл, замена мне по душе!
Поднялся мощный ветер, гнущий траву, срывающий ветви, путающий нещадно волосы и поднимающий юбки. За пару десятков секунд этот ветрище как будто бы сдул небо, оставив над головой свидетелей забавы Древнего Безумца лишь безграничный космос, по которому молоком разлились неизведанные далёкие галактики. А вместо всех светил — лишь гигантское лицо опасного весёлого старика, который, сощурившись, смотрел на смертных так, как увлечённые учёные люди смотрят на аквариум с диковинными насекомыми, которых они старательно отбирали в тропических лесах Чернотопья... Да, в тех самых, которые теперь цвели и пахли вокруг них, несчастных смертных существ.
— Эй, фишки! — окликнул их старик, — Добро пожаловать на Таинственную Доску Неизведанных и Смертельно Опасных Приключений!
— Никаких жалоб и попыток играть против правил, — в небе появилось ещё одно лицо, такое же грозно огромное, но выглядящее если не скучающим, то, как минимум, без удовольствия от происходящего, — Иначе вас ждут штрафные карточки, которые Мой Господин составлял лично. Правила же просты. Господин бросает кости, а вы ступаете ровно на то количество клеток, которое вам выпадет на костях.
И, действительно, меж деревьев вдруг возникла мощённая жёлтым камнем дорога, в которой виднелись откровенно очерченные словно густой чёрной краской границы. Каждая клетка составляла не менее десяти квадратных метров, и часть её границ уходили в лес.
— По пути вас ждут Осложнения, Испытания и Сладкие Подарки, в зависимости от тех участков, где вы будете проходить, — менторским тоном продолжал второй гигант, нависший над Доской.
— О, и не забудь про моё любимое! — с восторгом в голосе перебил его владелец янтарных глаз и дорого камзола по самой последней моде.
— Как я бы мог об этом забыть, — утомлённо вздохнул второй, — Разумеется, в конце вас ждёт Приз. Но Победа достанется только одному из вас, остальные могут быть съедены, утоплены, сожжены, преданы, обмануты, что угодно. Но, разумеется, прохождение этой Игры рассчитано на четверых, и если вы решите победить, вы не сможете это сделать ни даже втроём, но победа достанется одному. Надеюсь, всё понятно?
Небо снова загрохотало: Безумный Игрок начал трясти свои сомкнутые ладони, в которых гремели игровые кости. Словно две кометы, они устремились к земле, давая лишь считанные секунды смертным на то, чтобы увернуться. Высотой с двух альтмеров, эти кости, подминая под себя хороший участок леса, приземлились, поднимая колючую пыль в воздух. На костях сверху, невидимо смертным, красовались две цифры, и помощник Безумного Бога поспешил огласить вердикт:
— Шесть и один! Ступайте на семь клеток!
Деревья на дороге вдруг словно ожили. Стоящие по разные стороны тропы, они начали тянуть друг к другу ветви, переплетая их, зарастая лианами и густо цветущими папоротниками. Очевидно, пробраться через эти заросли будет не так и просто, но на семь клеток вперёд иной дороги нет. Смогут ли Четверо договориться о работе вместе или же каждый будет искать на этой тропе свой путь?
Небо разверзлось самой рваной из ран — но лореллеев рот всё равно горше и страшней. Небо перемолото и растерзано росчерком молнии — Лореллею всё равно, он терзает мясо, это всяко лучше возможности терзать стоящих рядом — и если бы он хотел, и если бы он по-настоящему захотел. Нет, блажь, конечно — он маленький и кружевной, рвани на полы ветер — унесёт и нанизает на тонкую ветку как очень красивую бабочку.
Он очень хочет увидеть местных бабочек.
Но ещё больше — закончить, докончить, вернее, горчащий на языке и царапающий горло кусок мяса. Он любит мёртвое. У него к мёртвому страсть — от могильной змеи до бледных кроваво-вычерченных губ. От трепета живого до бьющей в ноздри гнили. По законом человечьего его слабости назовут некрофилией — важно так, задвинув на переносицу изящную бесполезность очков. По самой человечности — попросту мерзостью.
— Шпашиба.
Приглушенный голос чавкающего смрада, улыбка — больше под стать разрезу, намёк на оскал, на ряд острых-острых зубов. Не благодарность — всего лишь проявление горестного и человеческого. Усилие — в горле кусок встаёт как острая кость — не режет, всего лишает возможности на нормальный вдох и выдох. Но не глушит голоса. Впервые за всё время — тот чуть осязаемей дождя.
Самую малость.
— Я вижу вас в первые и никого не звал. Колдовство — это... это другое. Здесь не чары. Вы не чувствуете?
Останка мяса хватает на то, чтобы зажать тот зубами, положить под язык как последнюю из хранимых тайн, развести краснотой-чернотой ладони и белизной запястий, выбитых из плена рукавов порывистым и непослушным ветром. Лореллей охватывает руками воздух — больше ласкает, чем дерёт когтями, обращается во слух и в чувство, чувство — тонкий звон межрёберных пространств, эхо черепного свода.
— Если это иллюзия, то даже мой прекрасный господин не сможет воссоздать подобное, а есть ли в Нирне этот лес, — движение головой, судорожное, почти трепетное, как у птицы, которой наступили на горло и не дают взлететь, — Я не знаю. Это Валенвуд? Вам, — ещё одна судорога — на сей раз взглядом, к эльфам, тем, что меньше третьего на две головы, — Бойчи. Это знать лучше. Нет?
Лореллей облизывает чернённые алым губы, меченные влажным росчерком то ли гнили, то ли дождя. Не хочет вязать этот жест с тем, что чуть крупнее и смуглее со... собрата.
— В Лейавине красивое кладбище. Красивые цветы. А всё иное нет. Иного нет.
А потом.
А потом он только рад, что успел проглотить свой законный кусок — потому что руками тот держать бы уже не смог, руки — как тиски — в облако кружевов, внезапно вдруг решившись метнуться ввысь, к пляшущим грозовым тучам. В открывшемся зрелище можно решить, что колени у Лореллея толще бёдер. Если метнуть взгляд выше, по вертикале обнажённой кожи — можно решить, что вы сошли с ума. Или не решить. Просто сойти.
— Ситис...!
В Лореллее что-то ломается с надрывном позвоночным треском — он не может задирать голову и цеплять руки одновременно, застилает глаза, свои собственные, — не ладонями и тучами, а волосами — бьются в рот, непослушные, удавкой пляшут вокруг шеи, сворачиваются плотной и колкой лентой на периферии брошенного взгляда.
Зато Лореллей слышит.
Лореллею нравится этот голос — он похож на его самые любимые глаза каким-то сердечным, чувственным отблеском, на глаза, больше напоминающие о падении в глубокий колодец, нежели о надобности всё время задирать голову.
От этого голоса, как и от взгляда Слышащего, у Лореллея начинают подгибаться колени и разворачивается горький стальной прут в нутре и ниже.
Ситис.
Какие испытания.
Какие сладости.
Какой победитель.
Какие семь.
Какие клеток.
Как...
В первую очередь не выдерживает разум. Что-то похожее на логику. Слово на «здраво » и «мыслие». Между ними — только нечеловечий вой.
А потом уже сам Лореллей — а, может не выдерживает кружево и тонкая ткань, не выдерживает ветер, не силится противится весь костный стан, неустойчивый и.
И сбитый с ног очередным ветренным порывом, весь его облик — разлёт волос, чего-то чёрного, белого и веерно-красного, летящего кармином с губ. И влажный, тошнотворно-слышимый — как первый поцелуй или первый укус — куда-то в грязь.
— Я хочу к маме.
"Что-то тут не так", - думал Алидел, отрицательно мотая головой в ответ на вопрос Эриэндаля. В смысле, да, тут явно было что-то не так, без вопросов, чего только стоит их перемещение из родных мест в этот необычный лес, чего только стоили непрошеные спутники, но.. Было тут еще что-то из разряда "не так", что-то неуловимое, призрачное, словно вода проходящая сквозь пальцы, пытающиеся ухватить суть. Бойчи забился под дерево, пытаясь укрыться от дождя и нашел в себе силы на мгновение оторваться от поражающего зрелища поглощения мяса, для того, чтобы кинуть беглый взгляд на альтмера. А ведь они не виделись с того самого раза. А ведь Алидел его искал. А сейчас.. Происходит что-то странное, его бывший наставник ведет себя как-то не так, по другому, словно не было той крови и пробитых толстыми лозами стен посольства, словно сегодня лишь обычный день, коих у них было много в Фалинести, да что уж там, сам Алидел ведет себя как-то не так..
- Никогда не бывал в Сиродииле, - пожал он плечами, переводя взгляд на босмера. Алидел еще раз, пристально, прищурив взгляд, осмотрел того. Но нет, никакого отклика в памяти, а ведь он знал практически всех жителей Фалинести, даже если те не знали его. Издержки профессии. Но уже утратив, было, интерес, бойчи расслышал в болтовне своего сородича талморский пароль. Прищур его желтых глаз слегка разгладился от недоумения, но Алидел поспешил ответить заготовленной кодовой фразой, означающей присутствие высшего по рангу члена Талмора. Что же, дополнительная поддержка никогда не повредит.
- Нет, это не Валенвуд, уж точно. Я вдоволь изучил родные леса и там точно нет.. Такого места, - его голос дрогнул под конец, терзаемый неуверенностью.
Надо было что-то решать. Алидел хотел было дождаться приказов Эриэндаля, но в его голове словно сработала перемычка, вдруг наполняя ее таким редким гостем как здравый смысл. В этом месте, тут и правда что-то не так. Босмер ведь теперь должен соответствовать своему новому положению в обществе и Талморе, нужно придумать какой-то план действий. Он снова глянул на бесполого (двуполого?) пожирателя его давешней шутки, получается, лишь тот был не связан с Талмором. Быть может, это хитрая ловушка? Молния пронзила небеса, освещая жуткую картину бледного существа, с упоением пожирающего гнилое мясо, с взглядом полным тьмы и смерти, не обращающего и малейшего внимания на дождь. И три талморца, жмущихся под деревом.
Кроме того, этот человек в броне, который так и не подал сигналов жизни, он.. Он падал в траву. Глаза Алидела еще больше расширились, даже если такое раньше ему и не казалось возможным. Человек падал словно в саму Тину, минуя такое нелепое понятия как "земля", или так казалось из-за стремительно росшей травы. И в следующее мгновение, противореча собственной физиологии, глаза лесного эльфа расширились еще больше. С неба на него смотрело лицо. Вслушиваясь в громовые раскаты его голоса, Алидел побледнел, что привело к довольно забавному оттенку его кожи. "Даэдра", - пронеслось слово в его голове. Тут не надо было быть пяти пядей во лбу, чтобы догадаться, кто за всем стоит. Ну, вот и разгадка.
Алидел вцепился в дерево, дабы устоять на месте, когда на них вдруг обрушились мощные порывы ветра, но и тем не удалось сокрушить его стильную треугольную прическу. Внимательно выслушав головы в небе, его прошиб холодный пот. Значит, это все какая-то игра для скучающего даэдра? И, похоже, у них только один шанс выбраться отсюда живыми. Что же, этот бойчи любил сыграть в азартные игры, хотя свою жизнь на кон он еще не ставил.
- Ну что, вы слышали огромную голову в небе? Мне мама в детстве всегда говорила: "сынок, если тебя вдруг выкрадет огромная голова в небе и будет на твоих глазах превращать людей в траву, то делай так, как она говорит". Звучит как неплохой план действий, - он проглотил комок в горле.
Да, Алиделу следовало придерживаться своего нового положения, он же решился сделать первый шаг. Метнув еще один безмолвный взгляд, кричащий "тут что-то не так!" на Эриэндаля, он подошел к месту, где начиналась мощенная желтым камнем дорога. Да, деревья тут переплелись довольно густо, но..
- Мы с.. Как там тебя зовут? - он кивнул своему сородичу, - Могли бы запросто перелезть эти заросли, а Эриэндаль.. - Алидел почесал подбородок, - Мог бы использовать левитацию для себя и..
Бросив еще один неловкий взгляд на тощую белую фигуру с черными волосами, что так хотела обратно к маме, бойчи подпрыгнул и ухватился за наивысшую лиану, до которой смог дотянуться. Осторожно, оценивая каждое свое движение и готовясь спрыгнуть как только и если лианы попытаются его схватить, он начал свой путь вверх.
reamis heniast ni ortir ile heniast
e oir laorir va bronah av leanan
oiris egin laorir va bronah es nay
egin laorir va bronah av leanan
На упоминание об Лейавине Эриэндаль лишь отрицательно покачал головой. Мыслями же он на пару мгновений окунулся далеко в прошлое: да, так далеко во время своего участия в войне он не заходил. Да и в ещё более ранние годы, когда занимался наставничеством, посещать этот город ему не доводилось, впрочем, как и многие другие города Сиродиила. Так что единственное знание альтмера об этом городе было его местоположение на карте.
Он уже было почувствовал подступающую зевоту от начавшего затягиваться рассказа бойчи (и это в далеко не самый тёплый дождь), как вдруг до слуха эмиссара донеслись слова — пароль, ключ, открывший в его глазах, всего лишь на секунду, жадный блеск. Такой же блеск в глазах вы могли видеть у торговца, заключающего особо выгодную сделку, или у вора, накладывающего руку на чужое не самое маленькое имущество. Выходцы же с Алинора были не так падки на драгоценные металлы и камни, нет, в первую очередь они ценили власть. И именно она заставляла их глаза блестеть, пробуждала, словно бодрящий напиток и увлекала как интереснейшая книга. Эмиссар, моргнул, вновь возвращая своему взгляду беспристрастность, коротко кивнул и поднял руку, знаком останавливая словопоток босмера. И покрутил, как бы невзначай, как какая-то привычка при задумчивости, на поднятой руке своё магическое кольцо в знак того, что он понял и принял к сведению.
Власть над ситуацией. Картина всё больше прорисовывалась в глазах Эриэндаля и вместе с тем он чувствовал силы взять всё под контроль. Двое бойчи, так или иначе, но связанные с Талмором были неплохим подспорьем для решения проблем. Оставалось выяснить кто этот… этот в кружевах. Ах да, тут ведь есть ещё и…
Эриэндаль кинул взгляд на существо в доспехе, которое быстрым ходом ретировалось под землю. Что за, даэдра вас подери!
— Кто бы это ни был, он явно не может быть далеко! — Воскликнул талморский маг, применяя заклинание обнаружение жизни. И ему удалось её обнаружить. Хотя, ему ли удалось, или же обнаружили его самого? И нужно ли здесь вообще было заклинание? Ведь достаточно взглянуть на небо!
Что-то настойчиво подсказывало, там, на отшибе разума, что эта голова в небе если и не виновна во всём этом, то, как минимум изрядно поспособствовала произошедшему. А значит, виновник их перемещения сюда был найден. Со свисающей каплей дождя на кончике носа, эмиссар, держась одной рукой за кору дерева, а другой, пытаясь унять разлетающиеся во все стороны волосы, смотрел вверх сквозь ветви, прищуренными глазами, дрожащим от страха перед неведомым могуществом сердцем и прыгающим от варианта к варианту мозгом, пытался понять и осмыслить происходящее. Получалось с трудом, а «голос с небес» заглушал даже его внутренние мысли.
— Даэдра вас побери, что за… какие ещё сладкие подарки… — Прошептал себе под нос альтмер. Теперь его лицо было не столько героически напряжённым перед лицом неизвестной угрозы, сколько недоумённо обомлевшим перед лицом какого-то безумия. Всё больше походило на какой-то сон. Впрочем, щипать себя альтмер даже не пытался.
Продолжая вслушиваться в слова и не видя явной угрозы (кроме, разумеется, того, что его могут съесть, утопить и прочее), Эриэндаль вновь выпрямил спину и стоял уже куда более уверенно. Впрочем, лишний раз выходить из под ветвей не спешил.
Мучительно помассировав висок после грохота от падающих костей, альтмер пытался всё уложить воедино. Действовать определенно следовало быстро, но вдруг заговорил Алидел. Эмиссар даже несколько раз удивлённо моргнул этому событию. Уж от кого, а от босмера он не ожидал инициативы в подобной ситуации.
— Да, звучит разумно. — Талморец кивнул и посмотрел в сторону того, кто был в кружевах. На несколько минут он совсем позабыл о нём. Чего уж, в тот момент, когда в небе появилась голова, большая часть его мыслей была занята тем, чтобы остаться в живых. Но альтмер определенно помнил некоторые образы задирающейся ткани на краю поля зрения. Впрочем, эти мысли быстро пропали из его головы: определенно показалось.
— Я не совсем уверен способен ли ты следовать за ними… в общем, кивни или подай ещё какой-нибудь знак если ты не против левитации. — Сказал альтмер, обращаясь к фигуре ещё недавно жадно пожирающей мясо, чуть наклонившись из-за разности в росте, но на довольно большом расстоянии — Эриэндаль совсем не чувствовал себя в безопасности рядом с ним. Он пытался обращаться к нему как к ребёнку. Возможно, всё дело в словах про маму. И, что уж говорить, родитель из эмиссара был далеко не самый лучший. Гораздо лучше его, как родителя, опишет слово «неловкий».
Пока что Эриэндаль не был намерен играть по правилам этой игры в полной мере. Раз уж было предостережение про предательство, почти наверняка будет ситуация где один сможет выжить за счёт другого. И раз так, было бы логичнее избавиться от лишних, не доверенных как можно быстрее. С другой стороны, наверняка эта рожа только этого и ждёт. Ну уж нет, так просто дополнительную порцию веселья альтмер давать не будет. Хотя и не хотелось бы чтобы его в чём-то заподозрили, так что даже хорошо, что идея про двигаться вместе прозвучала из уст Алидела: не так подозрительно.
В случае согласия на магию левитации, Эриэндаль попытается применить её на того, кто в кружевах, а так же на себя. Ввиду того, что вот так просто взять и начать контролировать свой полёт далеко не самая простая задача, он будет контролировать перемещение в пространстве и у себя, и у него. Впрочем, учитывая довольно скудную практику в подобных мероприятиях, не исключено, что кружевной пару раз покружит вокруг собственной оси, прежде чем альтмер освоится.
Хех… сразу два присутствующих мера оказались связаны с талмором, это было даже забавно! Плюс, если верить желтолицему, то ещё и старшие по званию, что позволяло сложить с себя бремя принятия решения и позволить им делать всю умственную работу. Судя по всему день налаживался.
Да, рыбалка не задалась, зато нашлось несколько старших товарищей, а в руке была бутылка с огненной водой. Через мутное стекло бутылки, Ллевелин увидел нечто странное. Сначала он решил было что ему показалось, но взглянув прямо убедился, что нифига. Рыцарь на которого он так удачно приземлился немногим ранее, медленно прорастал травой и погружался в землю. Босмер задумчиво посмотрел на недопитую бутылку с алкоголем и попытался припомнить сколько их осталось в лодке пустыми. Вряд ли много, на ногах парень стоял пока ещё вполне уверенно. Да и судя по тому, как остальные уставились на утонувшего рыцаря, мерещилось это не ему одному. Впрочем, поинтересоваться происходящим у окружающих Лин не успел, небо раскололось молниями и громами, в которых угадывались вполне осмысленные слова. Подняв же голову вверх, парень увидел гигантское лицо. Не узнал бы его только совсем глупый. Это то лицо и ответило разом на все вопросы, что сыпались последнее время со всех сторон, вот он маг-проказник, телепортатор, и всасыватель рыцарей в землю. Последнему может быть даже повезло, что он так шустро высосался прочь отсюда.
Порыв ветра чуть не сбросил босмера с дерева на землю, а с мокрых ветвей обрушился настоящий водопад. Ллевелину изо всех сил пришлось вцепиться в дерево, чтобы удержаться на месте. Впрочем, ветерок заодно сдул и тучи, благодаря чему дождь прекратился. Меж тем на небе появилось второе лицо, куда как менее веселое.
После чего потянулись достаточно нудные объяснения, оставлявшие куда больше вопросов. Загремели кости и Хаскилл озвучил выпавшее значение.
- Ага, сладкие награды. Главное теперь чтоб попа не слиплась.
Пробормотал Ллевелин, пока его желтолицый собрат объяснял план действий. В принципе, босмер был полностью согласен с ним, да и как тут поспоришь, когда всем праздником руководил сам Шеогорат, спорить было черевато, как и пытаться нарушать правила. Медленно будто бы собралась по кирпичику появилась дорога. Жёлтые кирпичи забавно сочетались с цветом кожи Алидела. Дорога почти сразу же заросла. Мдааа.
Семь клеток, Ллевелин прикинул расстояние, это выходило несколько меньше сотни метров, не так уж и много.
- Ллевелин, ну или просто Лин.
Несколько задумчиво ответил он на вопрос собрата. Цвет кожи последнего, натолкнул босмера на забавный вопрос, он внимательно осмотрел себя, потом остальных присутствующих.
- А мы фишки одного цвета или разных? За нас играет один и тот же игрок или тоже разные?
Закричал он задрав голову к небу. Несмотря на некоторую глупость вопроса, за ним скрывались вполне реальные опасения. Если предположить, что каждая фишка соответствовала определенному игроку, в том, что за каждого из них мог быть старина Шео можно было не сомневаться, то как бы игра не закончилась, победитель мог разозлить разом три четверти князя безумия.
Остальные тоже уже вовсю двигались к цели, чтобы не оставаться последним Ллевелин подошел к зарослям. Правда, прежде чем карабкаться, он быстро разобрал свою удочку и снял с неё жилу, которую сноровисто намотал вокруг пояса, чуть повыше набедренной повязки, на эту то жилу босмер и приладил бутылку с выпивкой, вполне резонно решив, что её время ещё впереди. Только подготившись таким образом Ллевелин полез по зарослям следом за желтолицым. В принципе, несмотря на то, что в джунглях Валенвуда мер никогда не был, освоился он довольно быстро, это было не сложнее чем лазить по мачтам корабля, а местами даже проще.
К слову про заросли, где-то на четвертой или пятой клетке, парень заметил лиану, обвивавшую ствол, её стебель с крупными шипами был усажен крупными гроздьями больших фиолетовых плодов. Врядли бы Ллевелин решился сорвать их и попробовать, если бы несколькими секундами ранее не видел, как вспорхнула крупная тропическая птица, которая лакомилась этими плодами. Да и судя по следам местные грызуны и насекомые тоже не брезговали сочной мякотью. Лин свернул к своей находке и осторожно сорвав пару плодов попробовал их на вкус. Им конечно не хватало сладости садовых фруктов, но кислинка и некоторая водянистость наоборот придавали своего шарма. Чтобы не отстать от остальных Ллевелин быстро набил рот фруктами и жуя на ходу бросился догонять.
Когда босмер догнал своего желтолицего спутника, то чтобы как-то скрасить путь поинтересовался.
- А тебя как звать?
Поинтересовался он, перескакивая с одной ветки на другую, благо заросли были густые и основная проблема была найти путь вперед, а не опасность свалиться вниз.
Отредактировано Ллевелин (22.05.2018 15:39:04)
[indent]Заросли, непроходимые ровно настолько, чтобы оправдывать неприличную сложность этой странной настольной игры, остались, наконец, позади. Они могли оставить массу чудесных воспоминаний о полезном и интересном времяпрепровождении, помимо, разумеется, ссадин, царапин, синяков, укусов, порезов и прочих последствий попыток совладать с естественной несокрушимой мощью девственных диких джунглей. Но всегда оставался повод для радости и вознесения хвалы тем божествам, которым «фигурки» поклонялись: они всё ещё были живы!
[indent]— О, какая интересная клеточка, на которую они встали, — с любопытством, присущим ребёнку с лупой над муравейником, обрадовался один из гигантов, — Они справились с первым Осложнением на их пути, так что, Хаскилл, зачитай им Карточку Испытания!
[indent]— Да, господин, — отозвался второй великан без всякого энтузиазма.
[indent]«Фишек» вдруг накрыла огромная, глубокая тень — в небе над ними возникло крупное плотное полотно, на котором отдалённо можно было разглядеть какой-то рисунок, схожий с теми, что наносят на рубашки игральных карт. Что же было с другой стороны участникам Безумной Игры не было видно, однако же верноподданный мастеру помощник сильным поставленным голосом зачитал им условия испытания:
[indent]— Грядёт праздник! Но что за празднество без пышного многослойного высокого торта? Да будет вашим Испытанием испечь этот прекрасный торт, своей креативности достойный для представления нашему Великолепному во всех проявлениях воображения Мастеру и Господину.
[indent]С этими словами меж заметно поредевших деревьев начали появляться кухонные столы и стойки, ящики со съестными припасами, инструменты и инвентарь, печи со стопкой дров рядом с ними. На одном из стоек даже лежало четыре фартука и поварских колпака. Хаскилл же продолжил:
[indent]— Дальше вы не сможете пройти, пока не испечёте торт. Один, но принять участие в готовке должен каждый. Если он будет тошнотворный или некрасивый (по меркам моего господина) — вы вернётесь назад на штрафное количество клеточек или попадёте под Домашний Арест.
[icon]http://sd.uploads.ru/fFyJY.jpg[/icon][nick]Безумный Мастер[/nick][status]больше дырок — больше сыра[/status]
Самообладание возвращается к нему не сразу.
И даже лёгкий кивок согласия — тоже не своё, больше по инерции.
И даже не тогда, когда его рвёт от земли — и это не совсем усилие, это — чуждое, отзвук магики, которой Лореллей не знает и вряд ли когда-нибудь сможет узнать — окромя тошнотворного чувства свернувшегося в тугой узел нутра — ровно пропорционально развороту его траектории над — о Ситис, над — землёй, а после — над острой порослью веток, дрожащих под ногами, по спиной, под головой то ли от ветра, то ли от того, что сам Лореллей — одна сплошная дрожь. Судорога — рывок и движения, силившись оправить разлёт кружев и складок, образующихся и разрываемых ветром совсем не так как было нужно. И все — тщетно, потому что каждая услужливая композиция тот час же сбивалась очередным кувырком в воздухе, и онемевшими, оцепеневшими руками.
Это от холода — утешение, глупое — холода он давно уже не боится, не боятся подобные ему. А вот летать — да. Потому что летать ассасин может только с крыши. И только насмерть.
Самообладание он находит только на земле, упираясь в неё всей налипшей до самых коленок грязью — спасибо тому, куда он упал. Ну и тому, кто его так поставил. На место.
Хотя всё оно — только мысль, что крик «маме» — это просто эхо. И взглядом — взглядом ни с кем не хотелось встречаться — и дело не только в одних перекошенных губах.
Даже с небом — Лореллей любит смотреть в глаза тем, кто выше, но при условии, что «выше» — это просто рост, не более, а те — жертвы, потому что тем, кто высится — тем легче вогнать в живот нож или нащупать губами тонкую жилку на шее — но с разворачивающимся над головой действом так уже не сделать.
Совсем.
Обозначает только одно — взгляд, в коем больше «я всё ещё хочу к маме», нежели «на самом деле я даже не против торта». Торт — это на самом деле здорово.
На самом деле. Особенно свадебный и залитый кровью, потому что цветы паслена с корочки надо было всё же соскребать и по сторонам лишний раз смотреть — и лишний золотой сверху за удачный заказ и «за убийственную изобретательность» — как обозначилось позже с губ и рук.
Готовить Лореллей однако не умеет. Торты. Не-тошнотворные и не-некрасивые — потому что оба слова когда-то возводились в постулаты, ещё раньше того, как он научился делать еду попросту смертельной; корень жарницы — это очень красиво, особенно если воткнуть его куда-то в свежеиспеченное и воздушное, но лучше — внутрь.
А теперь.
А теперь настало время выскребать из себя мысль, что алхимия с готовкой вообще-то очень схожи — что там? — рецепт да пропорция, верный порядок действий, чёткая выверенность внутреннего счёта минут.
Лореллей улыбается. Как палач. И как оглашением приговора же, не теряя мелочности шагов по направлению к столам и выискивающему, почти голодному взгляду — всё же сейчас он почти в своей стихии, почти:
— Пыль чёрных мотыльков. Мне... нам нужна пыль чёрных мотыльков, — прихватывает, осторожно и по привычке, тонкие крылья под тон и материю его собственной одежды, — Добавить в муку. Они не ядовитые, почти — достаточно мало, — оставляет в своей ладони только одно крыло, — Если добавить совсем мало. Но с-сладкие. Тесто будет сладким, — о том, что сладость лишь скрывает горечь более сильных ядов в пропорции — всё это он прячет куда-то в обращённый к разверзшемуся кулинарному и не очень богатству оскал, — И жир тролля. Для вязкости и... цвета. Тоже — мало. Пахнуть будет, — осекается, ловя себя на мысли, что ему-то всё равно, — Для вас плохо, — маленькая плашка занимает почти всю целую вторую ладонь, не тяжело — от того Лореллей и не сбавляет шаг, а замирание — обусловлено всего лишь взглядом, обращённым, за ним — только фантомная горечь меж губ, цепкий капкан мурашек вдоль шейных позвонков, от того — даже зашевелятся волосы на затылке. Ветер.
Прямо перед ним, скрытые плотной и цветастой тканью, окружённые яблоками, птичьими тушками и плотно закупоренными склянками, лежат руки.
Человеческие.
— И украшать надо. Украсить.
А совсем рядом, ближе безмолвно и покорно протянутых пальцев, лежит чёрный и глянцевый вампирский глаз. Вампирский — потому что такие глаза Лореллей уже видел.
В своем наставнике Алидел ни на секунду не сомневался. Он ему даже завидовал, вернее, завидовал пролетающему сверху черноволосому. Бойчи пыхтел тут, взбирался по скользкой лиане, Эриэндаль, небось, тоже потом обливался творя свою магию, а тому - знай себе лети. Вот его, Алидела, между прочим, никогда так не катали, сколько бы он ни просил. Не то чтобы он просил, в общем-то, но все равно обидно! А босмеры же себя в зарослях чувствовали как дома, или, скорее, очень показательно демонстрировали, что они чувствуют себя как дома и вовсе им наплевать на левитирующих длинноволосиков. Во всяком случае так вел себя один из бойчи.
- Алидел, - кивнул он своему собрату, то ли по расе, то ли по несчастью, - Судя по всему кости за нас всех бросает один игрок - большая голова в небе, - он пожал плечами, насколько это было возможно для кого-то, кто висел, вцепившись в лиану.
Оставив непроходимые (для небосмеров!) заросли позади, они наконец оказались, судя по всему, на нужной клетке. И впрямь, голова в небе не преминула явиться и озвучить новое задание. И тут Алидел окончательно опешил. Торт! Да всех кулинарных познаний босмера хватало лишь на то, чтобы завялить кусок оленины, да и в этом он часто проваливался, из такого торт не приготовишь! Вернее, приготовить-то можно, но не факт, что он придется кому-то по вкусу.
И что хуже всего - черноволосый (-ая?) уже начал готовить.
Остается лишь сразу признать поражение и смириться с неизбежным путешествием назад на штрафное количество клеток. В принципе, не так уж плохо, это только оттянет их.. Финиш? Возвращение домой? Преждевременную кончину? Путешествие в план даэдра? Ненадолго. А что, не так уж и плохо, это как посмотреть. Хотя нарушать условия предстоящей задачи все равно не следует, мало ли чего взбредет голове в небе, оштрафует прямо на месте - раз и в траву. Как того рыцаря.
Алидел прошелся вдоль ящиков с всевозможными ингредиентами, искоса поглядывая на остальных. В конце концов, что может быть по вкусу огромной голове в небе? Облака? Солнце и луна? Их души? Приметив знакомый переливчатый блеск в одном из ящиков, он, хмыкнув, взялся за ступку и пестик, да принялся задорно перемалывать распространенных в Валенвуде ядовитых жуков, которыми сам довольно часто баловался. В голову некстати пришла мысль о том, что все происходящее - просто наркотический бред, который лесной эльф переживает, приняв слишком большую дозу данных жуков, либо же вдобавок знатно напившись. Небось, валяется на самом деле где-то в кустах, в луже собственного.. Но куда там, реальность зачастую куда сумасброднее самого неказистого бреда.
Когда торт уже был почти готов, Алидел приблизился, намереваясь использовать покрошенных жучков в качестве присыпки. Даже будучи перемолотыми, они продолжали красиво блестеть на солнце, а наркотический эффект должен был бы, по идее, сгладить прочие недостатки этого кулинарного шедевра. Хотя бойчи не был до конца уверен в том, что головы в небе бывают податливы наркотикам.
reamis heniast ni ortir ile heniast
e oir laorir va bronah av leanan
oiris egin laorir va bronah es nay
egin laorir va bronah av leanan
Для такого искушенного мага как Эриэндаль заклинание левитации не было чем-то особенным: оно было знакомо многие десятки лет и использовалось едва ли не чаще всех остальных. Слишком уж удобно: взобраться на второй этаж собственного дома, попасть в специально отведённый верхний этаж без лестниц, где хранились особенно ценные книги, и тому подобное. В общем-то, практики хватало. Что нельзя сказать о том, чтобы применять заклинание на других. Ему знаком телекинез. Как со стороны новомодных течений школы изменения, так и со стороны более классической формы из мистицизма. Но вот перемещать что-то тяжелее пары десятков килограмм? Что-ж, эмиссар всегда рад новым вызовам его магическим способностям.
Подняв себя в воздух без каких-либо проблем, и прочувствовав уверенность своего движения в воздухе (мало ли, может здесь и привычные заклинания бы действовали безумно?), альтмер направил заклинание левитации и в другую «пешку». Сначала было решивший пафосно управлять чужим полётом с помощью одной руки, тут же воспользовался второй, что позволило избежать кувырка в воздухе. На несколько мгновений. В данный момент эльф даже не испытывал какого-то чувства вины за свои действия. Нет, всё его естество было захвачено процессом изучения и обучения. Аккуратными движениями пальцев и ладоней он пытался выравнивать баланс. В какой-то мере это даже получилось. А после стал подниматься выше и выше, пока между ними (а вернее между тёмноволосым, так как он был ниже на несколько метров (и чуть впереди)) и зарослями не оказалось с три-четыре метра как минимум: талморец совсем не хотел рисковать тем, что там мог кто-то жить и вполне возможно хотел есть.
В остальном это воздушное путешествие не было чем-то примечательным. Горизонт вполне обыденный и не выдававший ничего безумного. Наверх Эриэндаль не глядел: ему совсем не хотелось встречаться взглядом с возможной гигантской головой, да и контролировать собственное заклинание так было бы куда сложнее. Так что строгий взгляд вперёд, да минутное наслаждение ветром (немного омрачавшееся тем, что эльф был всё ещё мокрым после дождя) вот и всё, что было.
Мягко приземлившись на землю, и не менее мягко (а уж куда альтмер не смотрел) тёмноволосого в кружевах, Эриэндаль огляделся, но, кровь и пламя, безумие не унималось и небо вновь начало вещать свою программу на сегодня. Оставалось лишь кривиться от того, что на этот раз это оказался кулинарный конкурс. Хуже только становилось от гигантского куска бумаги в небе. Не лишённый воображения разум тут же представил что будет, если эта карточка с надписью упадёт. Хмурый лоб пытался настроить голову на хороший расклад.
С сомнением взяв двумя пальцами фартук и держа его на вытянутой руке и оглядывая будто тот носит на себе невероятно заразную болезнь, альтмер, всё же, решил, что рисковать талморской мантией не стоит(при этом он весьма многозначительно взглянул на босмеров), а потому уже вскоре фартук оказался на нём. Как и поварской колпак. А в руке оказалась лопаточка.
Заметив, что тёмноволосый уже начал готовить, Эриэндаль подошёл поближе, чтобы узнать о составе торта. Судя по всему, тот знал что делает. Хотя и рецепт больше походил на нечто крайне ядрёное и опасное для жизни. Будучи сведущим в алхимии эмиссар понимал, что это явно блюдо не для обычных смертных. Впрочем, какое ещё можно и нужно сделать в безумном мире? И он был готов помолиться любому богу для того, чтобы не случилось так, что это придётся есть им же самим…
Слыша голос недавнего собрата по полётам, эмиссар решает искать нужные тому ингредиенты. И подаёт их. Пытается вспомнить свои опыты по приготовлению пищи, но, нет, всё, что было — это самые простые супы да поджаренная на огне дичь; во времена, когда его карманы были скудны, а леса уже начинала сковывать стужа волей не волей, а научишься готовить хоть что-нибудь. Впрочем, одно он всё же знал. Что из яичного белка можно приготовить нечто весьма неплохое. Как-то доводилось пробовать, тогда же он спросил из чего это, и очень удивился, что для этого нужно взбить всего лишь один ингредиент. Итак, потратив с пару десятков яиц на то, чтобы понять, как отделить белок от желтка, талморский эмиссар начал взбивать в тарелке белок, попутно добавляя туда сахар. Всех видов. От самого обычного, до лунного. А, в конце концов, аккуратно разместил всё это тонким слоем по верхним поверхностям торта (делал он это с видом профессионального художника, делающего элегантные, но броские и вызывающие бурю чувств мазки). Закончив и кивнув самому себе, альтмер снял с себя кухонную одежду, вернув её на место.
Это была работа достойная бога. Бога безумия. Да, без всякого сомнения, Эриэндаль был уверен, что это именно работа и почерк именно этого даэдра. Ему не доводилось ранее встречаться с его статуями или культами (есть ли такие вообще?), да и изображение из учебника помнил весьма смутно: даэдра никогда не были тем, что интересовало его. Но теперь он вспоминал сказки и истории, поэмы и песни о Шеогорате и о том, что творил, которые частенько да доводилось слушать на различных музыкальных ярмарках и прочих сборищах музыкантов и поэтов. Признаться, они частенько улыбали его своею несуразностью и необычностью. А, как известно, подобное очень хорошо врезается в память. Правда ему совсем не нравилась мысль, что он сам может стать участником такой истории.
Оглядев торт ещё раз, он медленно поднёс руку к голове и закрыл глаза.
— Милостивый Ауриэль. Похоже, я скоро умру. И почему я подумал, что он знает, что делает? — Подумал Эриэндаль, находя, что, похоже, этот мир и на него влияет, раз он понял это только сейчас.
- Вы совсем что-ли …
Лин хотел сказать “чокнутые”, но в последний момент проглотил слово, решив что на игровом столе принца безумия, это слово может быть лучше не применять, а то кто знает какие это вызовет эффекты.
- … Идиоты?
Босмер молниеносно подскочил к товарищам по несчастью.
- Вы готовите торт для Шегоррата, а не для Намиры.
Руки и глаза сразу же полетели в сторону, а перевернутая миска с толчеными жуками последовала туда же. Судя по тому с каким лицом Ллевелин выкинул жуков прочь, представления о валенвудской кухне у него были очень приближенные.
- Если вам хочется навлечь на себя гнев Принца, мне нет. Торт для хозяина этой игры должен быть необычен, но он не должен быть отвратителен.
Ллевелин бегло пробежал глазами по разложенным на столах ингредиентах.
Босмер накинул на себя фартук, что выглядело довольно забавно, так как сразу стало казаться, что на парне больше ничего нет. После этого, Лин водрузил на очищенный стол большой круг сыра. Сыр был старый и очень тщательно завернутый в плотную, но при этом почти прозрачную материю. Когда Ллевелин развернул её, то вся поляна наполнилась мощным острым ароматом, от которого если вдруг кто обзавелся насморком после дождя, нос пробило моментально. На ткани было аккуратно прикреплена табличка, похожая на музейную, на ней было написано "Сыр Олрой. Пос.экз."
- Сыр! Сыр точно понравится Владыке Безумия. Никто же не будет с этим спорить?
Ллевелин задумчиво пошевелил пальцами думая что же дальше.
- Шоколад!
Парень подхватил большой кувшинчик с горячим тегучим содержимым. Попробовав мезинцем содержимое, одобрительно причмокнул и принялся поливать головку сыра сверху. Шоколад был густой и тягучий, так что тек неохотно и ему приходилось все время помогать.
- Надо добавить ещё что-нибудь с лёгкой кислинкой, чтобы в общей сладости шоколада, оно могло разбавить общую картину, а также нужно чем-нибудь украсить. И никаких рук и глаз. Торт для Намиры делают на другой игровой доске.
Осмотрев спутников, Лин задумался, с чего это он раскомандовался, то ли алкоголь не выветрился, то ли фрукты найденные по пути оказались не такими уж простыми. Ну “раз взялся - делай до конца” как говорил наставник, так что босмер указал пальцем, вымазанным в шоколаде на парня в ночнушке.
- Если несложно, найди что-нибудь с кислинкой и чтобы оно было съедобным. Может каких-нибудь фруктов или ягод… или что-нибудь такое.
Повернувшись же к собрату и его наставнику…
Насчет последнего Ллевелин не очень был уверен.
- У вас точно должен быть вкус. Надо найти чем украсить торт.
Покосившись на цвет кожи обоих.
- Может быть что-нибудь золотое?
[indent]В течение очень долгого времени, — кажется, целого часа, — Властелин Игры молча наблюдал за своими фигурками. Казалось, он даже не моргал. Не повёл и бровью, когда произведение кулинарного искусства (весьма декадентного) было готова. Как будто бы даже не дышал, а его верный прислужник несколько раз нервно тормошил его, взывая его сознанию. Когда тот, наконец, что-то буркнул себе под нос и подскочил на ноги, сначала сотряслась земля на игровой доске, а затем вздрогнул и Хаскилл, тревожно, глядя на своего господина.
[indent]— Что-то я призадумался и сам нарушил правила, ха! — взорвался хохотом Шеогорат, — Да и на этих посмотри, тоже рискуют. Знаешь-ка, я пошёл. Выпиши кого-нибудь из столицы и заверши игру. И раздели. И эмиссарчик-то приморозился, я накажу его.
[indent]С этими словами огромная фигура Бога Безумия возвысилась титанически над игральной доской. Длинные пальцы Шеогората щёлкнули раскатом грома, а после он, закинув на плечо свою изящную трость, укрылся где-то за горизонтом событий. В свободной руке он, словно маленький рулет, держал приготовленный торт. С аппетитным хрустом на зубах Безумного Бога лопнул глаз.
[indent]С щелчком из неба ударила молния прямо в... Эриэндаля. Но альтмер не был опалён, не сгорел заживо на месте. Лишь его волосы, его прекрасные золотые длинные локоны, внезапно стали жёсткими, укороченными, больше похожими на солому, и под воздействием электрического тока резко встали вертикально вверх, объёмные у головы и зализанные ближе к стоячим кончикам. Его голова, теперь больше похожая на репчатый лук, больше не соответствовала новомодным тенденциям Саммерсета, но вот в Валенвуде Эриэндаль теперь наверняка получил на десяток баллов больше.
[indent]Ещё по прошествии нескольких минут Хаскилл хлопнул в ладони, объявляя приход двух новых титанов, устраивающихся так же где-то в галактическом пространстве над игральной доской. Первой появился мрачная босмерская леди в зрелом возрасте, одетая в вызывающе открытое чёрное платье из чистейшего шёлкового кружева, собранного корсажем под пышной грудью. Скучающее бледное лицо она то и дело омахивала таким же чёрным кружевным веером.
[indent]— Леди Глатель из Деменции, — объявил Хаскилл.
[indent]— Да-да, — меланхолично отмахнулась она и закрыла веер, затем, бесцеремонно тыкнув в доску изящным тонким пальцем, заявила: — Я беру вон ту в ночнушке и одного из босмеров... какого-нибудь, разница всё равно нет.
[indent]— Тогда я, — с нервным смешком отозвалось ещё одно новое лицо над доской, статный высший эльф со следами откровенного нервоза и недосыпа на осунувшемся лице, — Забираю эмиссара и второго босмера. Давай, Глатель, бросай кости, уступая первый ход тебе, а то ненароком задохнёшься.
[indent]— Оставь свой неумелый флирт при себе, Соркалин из Мании, — Глатель закатила глаза, но всё же бросила кости.
[indent]— Семь! — объявил Хаскилл, а затем вытащил из бархатного мешочка новые декорации и бросил их на доску.
[indent]И тут началось землетрясение. По траве пошли трещины, плиты начали отходить в сторону, роняя в бездну всю кухонную утварь. Часть плит поднялась в воздух. На одной из них, прижатые силой тяжести к смятой траве, лежали Ллевелин и Эриэндаль с новой причёской. На другой, улетающей в ином направлении, так же лежали Лореллей и Алидел. Без всякого чувства безопасности их плиты разбились о землю в разных частях игровой доски.
[indent]Перед Ллевелином и Эриэндалем тут же упали две игровые кости, на которых, как уже было заявлено Хаскиллом, выпало семь. И тут же очертания игровых клеток показали им, что пробираться придётся по шаткому подвесному мосту, который даже беглым взглядом не выглядел как нечто безопасное. И ладно бы это просто семь здоровенных клеток подвесного моста на сильном горячем ветру. Всё бы ничего, если бы не поток кипящей лавы в десятках метрах ниже.
[indent]Рядом с Алиделом и Лореллем так же упали огромные кубы, после чего Хаскилл крикнул: «Пять!». И сразу же на новой части карты появились контуры игровых ячеек. И если у первой пары была «горячая обстановка», этих двух ждала прямо противоположная ситуация: идеально сверкающая хрустальная долина изо льда, чистейший каток, на котором споткнулся бы и упал даже сам ветер.
[indent]— Если твои болванки хлебнут лавы, это растопит твоё холодной сердце, Глатель?
[indent]— Надеюсь, твой пыл поостынет, когда твои марионетки расшибут лбы о лёд.
[nick]Безумный Мастер[/nick][status]больше дырок — больше сыра[/status][icon]http://sd.uploads.ru/fFyJY.jpg[/icon]
Ледяные пустыни
Километры безмолвия
Сначала было темно.
Потом тихо.
Потом стало холодно — и Лореллей не сразу понимает, что изморозь холодит голые ступни, обращает податливость кожи в причудливую синюшность камня, не сразу — отчего-то думает, что холода он бояться давно перестал — раньше осознания.
Раньше, чем его можно было полюбить, но.
Он вздрагивает — всем телом — от эха, от грохота, от всего того, что было до. И от того, что наступило следом. Следом — только неуверенность шага, нет — потеря чего-то важного, равновесия, например. Лореллей раскидывает руки и ищет опоры. Опоры нет. Он находит её сам — падает, почти резко, но на самом деле очень аккуратно и выверено — садится — на лёд, тем, что ещё оказывалось прикрыто тканью, сразу чует — изморозь, мурашками, поцелуями, ползёт от низа по хребту, хватает за горло — Лореллей раскрывает рот — вдох, пар, выдох, нет — только смех, колкий и мелкий — если бы в его руках было достаточно силы на ледяную корку под ладонью, кою можно раздробить.
Не кость — только стылость.
Лореллей смеётся. Громко. Раз. Два. Три. На четыре — только тогда замолкает, крошит зубы как льдинки под пальцами — одну сплошную, на самом деле — покуда простирается взгляд, но на лёд он не смотрит. И за горизонт — тоже.
А на того, кто рядом — да.
Только сейчас понимает, какой странный — светлый на светлом, но по-дурацки золотистый, дикий — в смысле чуждый, а дикость — это только про то, что случилось со всеми ними и про то, что вокруг, чего они достойны.
Чего.
Что происходит.
Лореллей давится смехом. Смахивает со лба прядь волос — почти дёргает шеей, плечьми, всем телом разом — не пытается согреться, но.
— Как я понимаю, нам следует... пройти дальше?
Да, пройти. И самому смешно — о Ситис — до оскала, до этой скамповой игры.
Холод напоминает ему, что это — не страшно.
Холод напоминает ему, что это — не сон.
Невпопад думается, что мороженное мясо становится жёстким и красивым, что этот рядом растопит своей рожей лед, если упадет, что идти дальше — совсем не обязательно, но мороз кует хребет в проволочный натянутый нерв, и от того — да, возможно, страшно.
Лореллей знает, что лёд — это прочно. Он ластится только под сталью или огнём, но у ничего нет — даже в руках, ничего кроме, но он помнит, что лёд — это ещё и остро, сам себе порез и рана.
Заклинание даётся ему с трудом — ледяные шипы, призываемые им, всегда имели одну цель — пронзать, а оружие должно быть простой формы — всё для простых ран, простых — значит смертельных, тонких кольев в кишках, снежинок, розовеющих и тающих от тока горечей крови — Лореллей знает, что кровь и лёд — это очень вкусно, особенно если ладонью черпать талую пригоршню из сизых раскрытых внутренностей.
И.
Ему правда сложно, сложно — ибо нужна форма, мысль, нет — мысль вперёд формы, чтобы линия прицела стала осью, чтобы лезвие — изгибом, тонким, выверенным.
Лореллей держит в руках очень красивое оружие. Целых два клинка-не-клинка. Три. Ещё четвертый, но это спустя целый стон и после мысли, что второму тоже нужен, а второй — важен.
Лореллей не смахивает капающую из носа кровь — она стылая, мёрзлая и похожа на полумёртвый поцелуй, вкус которого он никогда не узнает — но вкус ему и не важен, боль Лореллей знает чуть хуже мороза — от того тот горше и острее.
Нет, не то слово. Мучительней.
Подол своей рубахи он рвёт почти ласково — там, где кружево, там, где крошево — шёлк не поддаётся стылым рукам сразу, не отдаётся — ослабевшим. Не сразу — только тонкой полоской в пальцах — и в прорези, сквозь, между, схлестывая и сшивая узлом между.
— Держи, — больше данность чем приказ, а в ладонях теперь на одну пару легче — тяжелее, может быть, только ногам.
Тяжелее — только про первый скользящий шаг вперёд, а может — не шаг, только рывок.
И жалобный крик льда и лёд.
Алидел кинул тревожный взгляд на своего бывшего наставника. Судя по речи гигантских голов в небе, к которым он стал на удивление привыкать, им теперь суждено было разделиться. Опять. Бойчи судорожно вздохнул. Да, пока что они успели только обменяться парой-тройкой слов, не более, но он не торопил события, выжидая правильного момента, к тому же более насущным казалось разобраться с внезапными телепортами, ситуацией, в которой они оказались, и попутчиками. Но тем не менее.. Ему весьма хотелось отойти и поговорить по душам с мером, который в итоге заменил ему отца. Узнать, каким боком вылезли произошедшие в Фалинести события для Эриэндаля, рассказать как они же вылились для самого Алидела. Расспросить у него о всем: о Эленель, о войне, о затее с эмиссарами, о всем на свете! А теперь их разделяют.
Трещины, пробежавшие по земле между ними неприятным образом, напоминали тот самый день, когда могучие лозы били в посольство, а под корнями Фалинести пробегали точно такие же трещины, и земля дрожала, всхлипывая, разносясь протяжным стоном и бездонной пропастью. Алидел покачнулся и упал, а клочок земли, на котором они находились вместе с тем самым странным парнем (ранее, во время готовки, Алидел улучил момент и используя все мастерство своих шпионских навыков и острого зрения выяснил, что это действительно на самом деле парень) взметнулся и полетел в сторону. Вдали на таком же клочке от них улетали Эриэндаль и Ллевелин.
Земля в него дыхнула стужей. Привыкший к тропическому климату Валенвуда, Алидел был не совсем готов к такому повороту. Поверхность под ним обратилась в лед и он тут же попробовал взметнутся на ноги, что.. оказалось труднее, чем он предполагал. Но лесные эльфы не даром известны за свою ловкость, что помогает им держать равновесие, бегая по веткам грахт-дуба, словно по протоптанной тропинке, а также цепляться за лианы, которые являются таким удобным и привычным способом передвижения. Через некоторое время он уже стоял на ногах, пускай и не очень твердо и те старались разьехаться в разные стороны. Ощущения были новыми и весьма непривычными.
- Очевидно, - ответил Алидел, не поднимая взгляда. Он рассматривал свое отражение во льду, облачка пара, что выходили из его рта и старался просто не упасть. - На пять клеток.
Манипуляции своего напарника, однако, вынудили босмера поднять глаза и внимательно следить за тем, что тот делает. Вместо этого, впрочем, на ум приходил лишь вопрос, как тому может быть не холодно? Учитывая его одежду, вернее, почти полное отсутствие оной. Может, этот человек на самом деле камал - ледяной демон из далекого Акавира? Думая, что с принца даэдра станется и на такое, эмиссар задумался о том, что это бы обьяснило весьма многое. Например хохот, с которым тот встретил перемену погоды. В дрожание, которым тело босмера пыталось согреться в непривычной обстановке, добавился страх, ведь теперь он оставался один на один с.. этим существом.
- С-спасибо, - он принял ледяной подарок (что лишь подтверждал теорию! Ну правда, кто еще бы мог обращаться со льдом вот так?) и вторил действиям парня, хотя, чтобы привязать ледяные лезвия к ногам, ему пришлось сесть.
Когда он попытался встать, то тут же не удержал равновесие и упал обратно на задницу, легонько заскользив в сторону. Вторая попытка прошла лучше, хотя наконец-то оказавшись на ногах, он боялся сделать лишнее движение. Наблюдая за своим напарником (возможно, ледяным демоном), Алидел попробовал вторить его движениям, попытался заскользить вперед так, чтобы ледяные лезвия, впиваясь в лед под ногами, несли его вперед. А задница все еще болела.
reamis heniast ni ortir ile heniast
e oir laorir va bronah av leanan
oiris egin laorir va bronah es nay
egin laorir va bronah av leanan
Секундное замешательство от встречи с ослепительной вспышкой поразило альтмера, заставив его сознание застопориться, пока мозг без остановки подсовывал картины и ощущения прошлого. Ещё не осознав этого умом, эмиссар уже ожидал так знакомого ему запаха палёной плоти, визжавшей боли от ожогов, убивающей разум и разрывающей естество, перетекающих в ещё одни шрамы на теле и психике, в дополнение к предыдущим; если не чего-то большего. О, да, смерть от удара молнией наступает стремительно, ему ли, мастеру разрушения, способному к созданию собственноручной молнии (хоть и более слабой по сравнению с природной), не знать об этом.
Но ничего этого не произошло.
Вспышка ушла, как ушли и ощущения-воспоминания, вспыхнувшие в мозге на пару мгновений, а затем и зрение вернулось к прежней чёткости.
В неверии Эриэндаль похлопал себя по телу, оглядел абсолютно целую ткань однжды. Наконец, добрался пальцами до головы. До щёк. Скул. Лба.
Что-то не так — мысль, закравшаяся в его голову, пока пальцы искали что-то привычное, и, казалось бы, совершенно естественное. То, что украшало его голову не хуже самой лучшей шляпы или самых изысканных украшений.
Наконец пальцы нашли его «сокровище». Оглянувшись вокруг, ему удалось найти небольшую лужицу после дождя. Поспешив к ней с плохо скрываемой подступающей паникой, попутно хлопая ладонью по какой-то странной штуке на голове, альтмер пытался понять, что вообще происходит. Наказание от Принца даэдра: какое оно? Уж этого эмиссар понять смог далеко не сразу. И, что уж говорить, смертельный удар молнией казался куда более логичным. И гуманным. Ведь от такого позора не отмыться даже после смерти.
Склонившись над лужей, перед глазами альтмера тут же вспыхнули сцены Валенвуда. Низкорослые, с яркими губами, безумными улыбками и блестящими глазами, в зелёных одеждах они прыгали, кружились и смеялись, пока их волосы, остроконечные в макушке вздымались в небеса, словно колья и насмешка над всем хоть немного прекрасным в этом мире.
Эриэндаль надавил на волосы с большим усилием. Что там говорили даэдра его сейчас совершенно не интересовало. Ведь волосы, как бы сильно он не давил на них возвращались в прежнюю «остроконечную форму». После нескольких безуспешных попыток он, было, потянулся к воде, но тут же пошло землетрясение. Под ногами альтмера плита начала вздыматься и вот, его рука, уже было почти достигшая влаги, начала неминуемо удаляться от возможного спасения от позора. Со злобой вцепившись в траву на поднимающейся в воздух плите, альтмер смотрел на землю и думал над тем, что он удаляется от неё точно так же, как удаляется и от контроля над собственной жизнью.
К счастью, эльф успел вернуть себе самообладание до того, как их просто швырнули на землю, благодаря чему их падение с Ллевелином оказалось куда мягче возможного.
Поднявшемуся и отряхнувшемуся от пыли талморскому эмиссару оставалось лишь иронично усмехаться с ироничности происходящего: его, желающего хоть чуть воды, закинули туда, где нет и следа её. Спустя пару минут на его лбе выступили капли пота. Но этого было недостаточно, чтобы сокрушить «копьё» на его голове.
— Даэдра, чтоб вас… — Буркнул себе под нос альтмер. Чувство самосохранения у него становилось всё меньше и меньше. И, возможно, именно поэтому вместо того чтобы использовать самый рациональный путь: магию, Эриэндаль вместо этого подошёл к мосту и оглядел его.
— Что-ж, выглядит надёжным. — Заключил он, даже толком не осмотрев.— Ллевелин, похоже, выхода нет и тебе придётся идти. Первым. — Сказал талморец без намёка на шутку и даже без улыбки на своём лице. Напротив, оно — лицо вкупе с голосом, было чрезвычайно серьёзным. Что вкупе с его причёской давало странный эффект некоторого безумия. Просто представьте себе типичного босмера с ярмарки, который вдруг начинает говорить вам об экономическом развитии и статистике. Впрочем, что ещё здесь возможно?
Меж тем Эриэндаль всерьёз задумался над вопросом «а как долго будет это продолжаться?» — и именно это стало толчком к отказу от левитации. Возможно, стоит приберечь магию и не тратить там, где это не необходимо. Иначе есть риск попросту быть обессиленным там, где без магии совсем никак. Да и кто знает… этого. Талморец поднял взгляд в небо, где, судя по всему, добавились новые игроки. Вдруг ему не понравится то, как он избегает испытаний? Не хотелось бы получить очередную молнию, или ещё чего похуже. Осторожно разглядывая лицо в небе и находя у того следы невроза, просыпалась явная необходимость в продумывании каждого шага.
— И не переживай, если мост всё же не выдержит, то я просто подхвачу тебя магией. А я просто пойду за тобой на некотором расстоянии. — Сказав это весьма расслабленным голосом, как будто дело легче лёгкого и совсем не связано с лавой, альтмер выжидающе встал скрестив руки на груди, как будто впереди у него сама вечность.
Впрочем, одновременно с этим эмиссар раздумывал о вопросах укладки волос. И всерьёз обдумывал заклинание льда направленное на волосы. При такой жаре весьма быстро растает, так что, уже вскоре его волосы стали покрыты стремительно тающим инеем и маленькими кусочками льда. Да и попрохладней так.
Задумчивость принца заставляла немного нервничать, что там насчет испытания то. Наконец, всё снова пришло в движение и Лина даже на миг укололо сожаление, пока всё замерло с ними бы точно ничего не произошло. С другой стороны, что могло быть хуже вечного покоя или ожидания. Впрочем, события оказались до крайности неожиданными. Прежде всего Шеогорат потерял интерес к игре и решил отстраниться, а так же наказать альтмера, правда, сам Ллевелин так и не понял за что. Хотя молния так и не причинила какого-либо особого вреда меру, было даже немного забавно наблюдать, как тот исследует свою новую прическу. Ума у босмера хватило, чтобы не выдать как его забавляет ситуация, натянув на рожу каменную маску, будто снова играл в кабаке, он наблюдал, как разворачивается спор между новыми действующими лицами высоко над полем. По всему выходило, что теперь будет две команды, оставалось надеяться, что не придется столкнуться напрямую, а всё решится в игре, а там уж кому как повезет.
Кости снова упали на доску и пол треснул, перенес преобразившегося альтмера и Лина, в новое место.
Тут было гораздо жарче, чем в предыдущих местах, красные отблески лавы играли на камнях и лицах оказавшихся тут меров.
Приземление было жестким, очень жестким, Ллевелину показалось, что он отбил себе вообще все что мог, захваченный видом босмер просто не успел сгрупироваться. Только чудом ему удалочь не разбиться самому и не сломать ничего.
Кряхтя Лин поднялся на ноги и следом за Эриэндалем подошел к краю провала.
- Да, ничего так, - согласился он.
Потерев ушибленный бок, босмер снял с себя дурацкий фартук и кинул его вниз, в поток лавы, после чего покосился на альтмера. Поскольку босмер и так смотрел снизу вверх, особо не было заметно, как его взгляд скользнул по луковичной прическе, от неё тяжело было оторвать взгляд. Впрочем, от внимательного взгляда не укрылись жесты, да и просто испарину на лбу его нового спутника.
Ллевелин снял с пояса только чудом не разбившуюся бутылку, взболтал остатки напитка, глотнул сам, а потом протянул бутылку альтмеру.
- Для храбрости?
Несмотря на слова путников, мост не выглядел сильно надежным и колыхался в потоках горячего воздуха, идущего снизу. Впрочем, это не должно быть сложнее, чем скакать по палубе фелуки, плящущей на штормовых волнах.
- Думаю, да. Только может лучше идти через мост по одному. Вдруг он не выдержит вес обоих. Да и если что-то пойдет не так, падать будет только один.
С этими словами босмер ступил на шаткий настил моста и довольно уверенно двинулся вперед.
Вы здесь » The Elder Scrolls: Mede's Empire » Корзина » А на костях — глаза змеи (01.04.4Э204, Обливион)