Время и место:
1 число месяца Первого зерна, дорога Маркарт-Вайтран
Участники:
Лиська, Балиан Двиннен(ведущий НПС)
Предшествующий эпизод:
---
Краткое описание эпизода:
Ночь застает Лисицу в дороге. Но ночь, как известно, полна ужасов, и некоторым нужно держать свои кошели подальше от разбойников, а ноги - подальше от Предела.
Значение:
да тут даже личным не назовешь... но пусть будет личным)
Предупреждения:
Возможно, жестокость и изгойские ритуалы
Вересковые истории (01.03.4Э203, дорога Маркарт-Вайтран)
Сообщений 1 страница 4 из 4
Поделиться121.04.2018 18:51:57
Поделиться221.04.2018 20:25:24
Уши мерзнут. Надо было сразу попросить у того торговца капюшон потолще, да и мехом бы отороченный, словно лисий хвост, с лисьего плеча шерсть. А хвоста у самой Лисицы нет, вот и переживает незаслуженный холод. И незаслуженное соседство с полным спутником, каким-то нудным и мрачным купцом, все время поглядывающим за своим товаром.
Как будто она прямо сейчас его грабить будет! Вот ей надо!..
И разит от этого спутника непонятно чем. Но приходится терпеть. Еще и не такое вытерпела когда-то. Но вонь уж слишком неприятна – даже отворачиваться приходится, купец явно и недавно пил. Она завозилась в сене, под покрывалом, и отползла подальше в потьмах. Купец вздохнул – или рыгнул – непонятно, но облегченно. Он все смотрел, не потянется ли Лиська к его товару. А торговал он всякими мелочами и безделушками. Когда ехали еще с утра, Лиська глаз с его разномастья безделиц не сводила. Но она помнила, что попадаться нельзя, а с этим сычем уж точно попадешься, правило такое бесхитростное.
Не нравился, в общем, ей этот сыч – слово, верно ее спутника характеризующее. Весь какой-то напыщенный и надутый. И глаза какие-то неприятные, внимательные больно. За всю дорогу надоесть успел, хотя дорога-то еще не заканчивалась. Лиська ехала на ярмарку в Вайтран, а куда ехал купец, он так и ответил: "мое дело", после чего они практически и словом не перемолвились. Купец не хотел, а Лиська не хотела тем более, уперев руки в боки и презрительно оглядывая этого хама. Они так полдороги переглядывались и больше молчали.
А на козлах сидел человечек поинтереснее, норд где-то среднего возраста, и Лиська все время его имя забывала. Лиська слышала от него много баек, и про призрачного всадника, и про залив Илиак, и поболтать было с ним одно удовольствие. Вот только сейчас Лиська хотела не болтать, а спать. Она зевнула и закрыла глаза, наконец унимаясь.
Она ехала и сама не помнила, куда и откуда. Недавно свиделась с семьей, большой своей славной семьей, чувствовала на плечах объятия, да не чувствовала особой радости. В семье ее держали за умалишенную, наверное, думала она сама, предполагала. Кто ж с большого ума по дорогам разъезжать будет, да еще и без спутников? Да никто не будет. А вот Лиська... она другая. Она совершенно безбашенная, веселая и немного не от мира сего. Вот и выходит у нее так всегда. Но это не значит, что не любит она их. Любит, конечно. Но по-своему, по-лисьи.
Время года было опасное, особенно для дорог Предела, и всякий это знал. Темнело рано. А Лиське все – словно невдомек. Она не боялась практически ничего, пока неприятности не сваливались на ее голову.
Поделиться322.04.2018 00:17:14
Лощина за Старым Хролданом - узкий, вечно укутанный туманом провал меж двух отрогов гор Предела - как всегда первым встретил накатывающую с востока ночь. Тьма будто рождалась на дне лощины, где извивался на порогах горный ручей, изгибам которого вторили две колеи старой мощенки. Небо над западным склоном лощины догорало алым золотом заката новорожденной весны и последние лучи резали дымку угасающими нитями света на границе рваного забора горных вершин. Не пройдет и часа, как солнце утонет в далеких водах залива Илиак и тусклое серебро лун ляжет на покрытые лишайником камни нагорья.
Омлаг - старый, иссушенный годами полудикой жизни в пустоши, изгой - перекинул тонкую соломинку ковыля в другой угол растрескавшихся губ. Его грубое, обветренное лицо, вымазанное смесью каменной пыли и козьего жира, чтоб не выделялось меж серых скал одинокого утеса, было обращено к небу, где бронзовый Массер начинал свой бег среди первых звезд. Он любил звездный свет. Такой чистый и далекий, как мечтания его юности, он уносил мысли старого изгоя туда, где не было глупой и бессмысленной жизни так называемого борца за свободу, а на деле просто дикаря меж холмов, который спит, где придется и ест, что поймает. Там, среди небесных огней, была жива его красавица жена, а брат не гнил где-то в душных недрах Сидна, с каждым ударом кирки отдавая крупицу своей жизни, чтоб Серебряной Крови было из чего сделать еще один резной кубок. Там не было запоздалых сожалений и страха перед пустыми глазами живых мертвецов с вереском вместо сердца. Лишь белый свет вечности и любая жизнь, какую только можно пожелать.
Внизу, на едва различимой ленте дороги, громко фыркнула погоняемая возницей лошадь. Омлаг выплюнул соломинку, перекатился по плоской вершине утеса к валуну, забытому временем на самом краю каменного карниза.
"Дурак старый!" - страх, словно ведро холодной воды, накатил, выбивая из головы все грезы, - "Ахта твои кишки на руку намотает, если они проскочат! А у Вороны будет еще один череп на алтаре."
Изгой сложил руки у рта и издал тонкий, протяжный звук, как две капли воды похожий на крики нетопырей из бессчетных пещер и гротов в недрах Предела. Не успел крик затихнуть, как второй, его близнец, прилетел с южного конца ложбины, эхом забился, заметался меж скал, как раненая птица. Снизу раздался щелчок вожжей, за ним другой. Тревожное ржание вторило быстрым ударам копыт пущенной галопом лошади.
"Сообразил. Сообразил!" - паническая мысль о том, что случится, если повозка успеет выехать из ложбины, погнала изгоя вниз по узкой извилистой козьей тропе вниз к дороге. - "Боги, смилуйтесь!"
***
Острозубая Ахта была лучшей из Черных Когтей. Она была быстрее, сильнее, изворотливее всех своих соплеменников. Никто не мог сравниться с ней в умении читать следы на камнях и находить такие тропы, по которым даже горные козы не ходят. И уж точно никто не умел так убивать - с яростью бешенного саблезуба, за которой крылась холодная точность древесной змеи. Охотник благословил - говорили в племени. Ахта только скалила свои остро заточенные зубы. Что все они знают об Охотнике? Клянчат у него удачу, добычу, да волков в нордские деревни. Глупцы. Охотник не подает милостыню, не делится парным мясом. Он и есть Охота, вожак среди вожаков. И однажды Ахта будет первой среди его гончих. Ворона, единственная, кто понимает Охотника так же, как сама Острозубая, обещала ей это. Старуха еще никогда и ни в чем не ошибалась.
Бесшумная, как тень, она на бегу перепрыгнула каменную гряду между высокими вересками, где сидел ее отряд, и дорогой у ручья. Своих "соратников" она оставила далеко позади. За Ахтой не угнаться. В быстро густеющих сумерках она различила очертания во весь опор несущейся повозки. Возница лупил свою мохноногую лошадь что есть силы, колеса трещали и бились о истертые старые камни, да только зря. Вот уже покосившийся плоский валун. Сорок шагов всего. С такого расстояния она и в десять лет била без промаха. Рука легла на шершавую кожу, обмотанную вокруг древка легкого копья с заговоренным наконечником из черного камня. Этот дурень Омлаг опять чуть было не проспал добычу. Ничего. Острозубая все исправит.
Левая нога нашла опору на сером камне валуна. Не крик - вой дикого зверя вырывался из оскаленной пасти хищницы. Все тело выстрелило пружиной. Едва заметный в сумерках штрих копья встретил размытый силуэт животного. Почти человеческий вопль, и лошадь нырнула мордой в мощенку. Древко копья сломалось под весом уже мертвой туши. Наконечник вышел под левой передней ногой, весь в мерцании от волн темных чар. Колдовство Вороны не пригодилось. С пробитым сердцем никто не живет. Только те, у кого оно из вереска. Такое сердце не бьется.
Оглобли телеги упали следом за лошадью, воткнулись на лету в мощенку. Повозка на мгновение отровралась от земли, словно в удивлении зависла в воздухе и тут же с оглушительным треском завалилась на бок. На дорогу вылетели тюки, мешки, связки чьего-то добра, ставшего теперь изгойской добычей. Какой-то норд, весь в мехах, уже вскочил на ноги. По его лица текла кровь из рассеченного виска. Возница верещал громким визгливым голосом, пытаясь вытащить ногу, прижатую бортом опрокинутой телеги. И девка.. О, Ворона будет довольна!
Мимо хищницы пронеслись остальные. Кричат, машут оружием. Жалкие, хоть и родня. Пусть попируют, как крысы, на волчьих объедках.
- Девка моя! - прокричала Ахта, дико оскалив зубы. Никто не посмеет ослушаться. - Моя!
Норд в мехах с трудом вынул меч. Движения вялые, как у пьяного - удар о камни не прошел впустую. Предельцы набросились на него втроем. Удар сзади, пока двое отвлекают, и норд упал как подкошенный с каменным топором в затылке. Крик возницы захлебнулся, перешел в глухое булькание и стоны. С перерезанной глоткой не покричишь.
Рычащий смех вырвался сквозь заточенные зубы. Хорошая охота.
Дернула с пояса зазубренный нож и два ремня из лосиной кожи. Облизнула острые конусы зубов. Медленно, наслаждаясь мгновением, пошла к опрокинутой повозке. Глаза на раскрашенном лице прикованы к последней выжившей. Вороне понравится добыча. Как раз ко времени.
[nick]Черные Когти[/nick][status]Кровь и Свобода![/status][icon]http://sa.uploads.ru/BxVfd.png[/icon]
Отредактировано Балиан Двиннен (22.04.2018 13:11:52)
Поделиться422.04.2018 19:23:38
Но поспать так и не удалось. Словно кожей, Лиська чувствовала чужие взгляды. И нет, на сей раз не купцовы – он-то мирно всхрапывал на своей половине телеги, как они условились между делом, разделив телегу. Девка она была щуплая, так что особо он на нее не смотрел. Да и если бы посмотрел, она бы ему харю всю разукрасила, ибо мало того, что подозревал ее в воровстве, так и смотрел бы еще так, как ей не нравилось. Но он больше трясся за сохранность своего скарба, так что до лиськиных прелестей ему было все равно. Буде они вообще были.
В общем, договоренность у них была: не лезть каждому в дело каждого. Хоть и Лиську это раздражало до жути. Она любила болтать и заслушиваться чужими историями и рассказами.
Так что купец спал. А Лиська вслушивалась: кажется, не зря ей говорили, что в этих местах могут быть Изгои. Но ею это все воспринималось как досужие разговоры. Купцу, по-видимому, было тоже были безразличны рассказы об Изгоях: он храпел так, что телега еще больше содрогалась. А возница начал тихо напевать мелодию, какую-то тавернскую, видимо, себе под нос, чтобы не уснуть. Лиська вылезла из-под полога своего плаща и глянула на небо, скидывая плотную ткань с головы. На небе уже появлялись первые звезды. Да, их телегу могут увидеть. И может увидеть кто-то с недобрыми намерениями, разбойник... или кто-то с Холмов. Недаром Лиська взгляды чувствовала, у нее на это нюх, можно сказать, был. На неприятности.
И действительно: звук какой-то разнесся, а ему вторил новый, с другой стороны. Они ехали прямиком в ловушку, и поздно Лиська это поняла. Она потянулась за луком, было, как телегу знатно тряхнуло – в лошадь попали, и попали метко, сразу. Телега опрокинулась набок, а купец, зазевавшийся, понял, что происходит, очень нескоро. Лиська неловко поднялась на телеге, озираясь. Колени у нее дрожали мелкой дрожью: страшно! А напавших было много. Возницу прирезали быстро.
Изгои.
Тетя не любила о них рассказывать, да и не все в семье жаловали поступок ее, Лиськи, двоюродного брата. Но некоторые высказывались одобрительно о жителях холмов.
Вот только сейчас эти мысли ни к чему, особенно когда Лиська услышала крик: "девка моя!".
Купец оборонялся, и весьма неплохо для его телес, вот только Лиська обороняться, увы, не сможет: ушибла левую руку. Да и к чему обороняться, когда все уже стало ясно. Ее теперь в жертву принесут. Это ее не сподвигло к каким-либо действиям. Она просто разрыдалась, продолжая нелепо держать в руке лук, а потом и вовсе выронила его.
– Берите все, только меня в живых оставьте. Я же ваша, вашей крови, – содрогаясь, между рыданиями произнесла Лиська, все еще на что-то надеясь. Надежда была слаба, однако...
Поняла все-таки Лиська, что все же шкуру с нее сдерут. И самым извергским, изгойским способом. Ведьма-охотница заявила на нее свои права. Оставалось ждать неизбежного. Против стольких не попрешь. Было бы двое, как в разбойничьей своре, она бы с ними расправилась, хоть и с трудом.