Вампир ничем не рисковала, ведя коня в поводу, — до тракта было уже далеко, сумерки еще не пали на стылую землю, создавая иллюзию уюта даже в звонком стылом воздухе. Жухлая, подсвеченная далеким низким светилом трава к ночи замрет в цепком плену инея. Ну а пока она послушно ложиться под неторопливым шагом учёной и понуро склонившей голову кобылы.
Скинград был близок, но не настолько, чтобы загнать животное в попытках добраться до таверны до закрытия ворот и препирательств со стражей — после их закрытия. За три дюжины полных дней Ольхэн, при всей своей тяге к определенному комфорту, сдалась на милость любопытству и прагматизму исследователя. Седёльные торбы ломились от всего, что могло заинтересовать данмерку, извилистый путь до графских земель оказался обеспечен довольно неплохими местечками, где за сходную цену или услугу стелили чистую постель и подавали горячую пищу. Впрочем, с питанием возникали и казусы, которые, к чести ученого сказать, вампир решала изящно и не без юмора. Она продолжала учиться у мира, наблюдая за теплокровными обитателями и стараясь руководствоваться их ситуативностью в поведении.
Роль повитухи в доме, оставленном за трактом несколькими часами ранее, позволила учёной подкрепиться без всяких реверансов, оставив счастливого отца семейства в обмороке, а роженицу и дитя — в безопасности такого желанного сна. Многочисленная родня на выезде снабдила благодетельницу снедью и домашним вином, но главное, тараторя о счастье и милости, — новостями.
Возможно, ничего сверх замечательного в этих полях и лесах для алхимика не было, да и совершать крюк, покидая удобную дорогу было бы бессмысленно... Но вампир услышала то, что подогрело дух исследователя. А выходило так, что шурин ли, деверь — или, Вермина их всех собери и облагодетельствуй, — нанимался на какую-то работу к соседям, вестей не слал, а как вернулся, так порассказал дури невероятной, о туманах, какие над убранными полями вставали и несли запах, — не болот и не гнили осенней, к каковой все привычны. Местные кляли пришлых, которые, как перекати-поле обретались по над лесом, угрюмо существуя в своих порядках. От высоких вечерних костров и шел этот странный смрад, мешаясь с росной взвесью, от которого дурела и скотина, и люд. И, если работники и обыватели попросту вели себя не слишком понятно, то животные с пастбищ уходили — послушные, без страха таяли в этом мареве туманном без следа.
Благородные, коим дела до людского трепа не было, гнать пришлых не торопились, а от молвы нос воротили.
Ольхэн в героини не набивалась, но, исходя из опыта, вычленила некоторые нюансы из жалоб и ругани. Кобыла неодобрительно, но послушно плелась по кромке поля. Солнце потемнело до тускло-карминового, сдаваясь сумеркам и позволяя холодку вцепиться во все живое. Данмер поправила высокие кожаные перчатки и плотнее запахнула тяжелый толстый плащ, однако капюшон с головы стряхнула, позволяя скупому свету полюбоваться красотой замершего фарфоровой маской лица.
Вступив в редкий подлесок, данмерка покрепче перехватила поводья. Принюхалась. Кобыла нервно зафыркала над плечом. Тихо, насколько это возможно в природе. Тяжелый влажный стылый воздух — и то теплее здесь, в лесу, в безветрие. Стащив сумки и расседлав лошадь, Ольхэн уложила свои вещи в яму вывороченного корневища засохшего лесного великана. Животное всхрапнуло, словно подозревая всю неблаговидность своего положения. Получив ощутимый шлепок по крупу, она не слишком уверенно пошла в заданном направлении — недолгая хозяйка, пугавшая кобылу необъяснимо, — шелестела плащом следом.
***
На пришлых вампир наткнулась задолго до скудного рассвета, до серой осенней измороси, которая была колкой от морозца и неприятной даже для неживой наблюдательницы. Хибар было две — собранных из бревен, но не свежих, а наспех схваченного валежника, наскоро, небрежно протыканного мхом и лапником. Шедевр зодчества чуть опрятней конуры оставался неосвещенным всю ночь, но жаркий свет роился вокруг костров, по прихоти ли — или по наитию, ровных, расположенных от центра к четырем сторонам света.
Вокруг центрального, на попонах, шкурах, тряпье ютились и грелись гости этих земель — с уверенностью и степенностью хозяев. Данмерка насчитала всего трех женщин, имевших неопределенный возраст из-за многочисленных одежд и неопрятного вида, очевидного даже в свете пламени. Мужчины, совершенно не схожие с местными, сутулые, жилистые, еще более грубые и угрюмые, к кострам подходили, но мест не занимали, опустошая в пламя отданные женщинами тряпочные кульки. Огонь тускнел, притихал на считанные мгновения, а потом взлетал к темному оконцу неба меж крон.
К треску пламени добавлялось слишком тихое, заунывное бормотание, утихающее и возобновляемое безо всякой последовательности или темпа. Ольхэн проследила за тем, как ее отловленную клячу определили к совершенно пустой хлипкой коновязи, задав ей клок жесткого сена и набросив на спину грубую тряпку.
Устроившись в развилке дерева над южной окраиной поселения, лишенной даже самого слабого ореола от костра, вампир следила за всем происходящим — и ничего. Кроме, разве что, дымного или туманного чада, льнущего к хибарам, медленно и лениво крадущегося у самой земли, обходящего людей.
Запах едва доносился до укрытия, но было в нем что-то очень знакомое, будоражащее рассудок, но ослабляющее тело.
Никто не покинул поселение до рассвета, однако хлипкие на вид ворота приняли куда больше людей к сырому серому пробуждению солнца, нежели их было накануне. Костры ревели до утра, поддерживаемые и сытые от заготовленных заранее сухих дров. И к утру у коновязи было уже две лошади, а у одной из хибар притулилась крытая повозка, с высокими деревянными бортами, добротная, крепкая, обрешеченная сверху. Как ее протащили лесом, зачем, откуда — даже нежить не смогла бы дать ответа, с некоторым недоумением осознавая, что какая то часть времени, проведенная в наблюдении, попросту выветрилась из головы.
Женщины удалились в один дом, — почти все мужчины во второй, оставляя у единственного живого костра меж хибарами троих стражей. Травяной чад опал и растаял в рассветном воздухе. На какое то время сделалось так тихо и умиротворяюще спокойно, что данмерка отвлеклась на умозаключения без созерцания. Как оказалось, она пропустила приближение десятка мужиков, явно местных, невыспанных, озлобленных, осмелевших лишь потому, что был повод таковыми стать.
Угрюмое противостояние у ворот длилось до первого оскорбления, узаконенные приживалы этих земель обличали пришлых не абы в чем: пропали дети, с самого заката, оставленные играть под присмотром собаки. Псина одурела не иначе, как от дыма проклятого, гонимого с леса, а детей ни единый глаз не успел углядеть.
Ольхен еще раз оглядела обжитое пространство. Две хибары. Коновязь. Нужник. Крытый лапником тент от двух деревьев на повороте к воротам, под дровник. Ничего такого...
А жители ушли, грозя графом, стражей, карой за все сущее, — но с пустым. Вампир покинула свой пост и углубилась в лес, решив обойти поселение вокруг и поискать хоть что-то, что могло бы навести на след появившейся телеги. Или пропавших детей. Подкрепившись изрядно дрянной холодной кровью из фляжки, нацеженной на полтора глотка с давешнего родителя, ученая, опираясь на посох, растаяла в лесу.
Отредактировано Ольхэн (24.08.2018 22:09:45)
