Он чувствует восточный ветер. Тот, что гонит с телваннийских берегов пряные дуновения магии. Тот, что пронизывает самое сердце Морроувинда, кружит по берегам, тревожит древние травы. Тот, что полон пророчеств и надежд для слепых. Он знает этот ветер, он помнит его с тех пор, как они высадились на неизвестных берегах Ресдайна. Этот ветер был его другом. Кажется, единственно верным сквозь тысячелетия.
Ветер соткан из золотых звезд. Горячих, но не обжигающих, словно заботливых, согревающих. Он слышит их шепот, но не различает ни слова. Он ощущает призыв, чей-то голос, но не может понять, куда и откуда его зовут. Его сознание погружено в красные прибрежные воды Ресдайна, и он не знает, в какой стороне теперь дно, с которого поднимаются пузыри, полные неведанных слов.
Он хочется нежиться в этом звездном плаще, но тогда ему придется раскрыть глаза, нырнуть навстречу реальности, где он, продрогший и потерянный, валяется на ступенях Тель-Митрина, больной и мечтающий о морском древнем дне. Герой, неспособный проснуться и встретиться с сегодняшним днем. Неудивительно, что он покинул свое место. Неудивительно, что никто и не ждет его назад.
Ему стыдно, и морок на время отпускает его. Пыльная пелена слетает с глаз, пропуская вперед кровь и раздраженные зрачки. Ему тяжело сфокусироваться на лице девушки, которая склонилась над ним. Золотистый плащ пропадает, и он вновь в своем тяжелом, разорванном, но преданном дорожном, таком же старом и потрепанном, как и он сам.
Пред ним молодая и свежая дева, в глазах которой можно было бы утонуть. Утонуть в море одинокой преданности, - этот взгляд он ни с чем не спутает, - в море заботы, в море трагедии и потерь, недоступных, далеких. Другие воды, отличные от горящих морей Ресдайна. Сознание очень скоро понимает, что прошлого больше нет. Лучшее лекарство для больного ностальгией.
- Спасибо, f'lah, - хрипло выдыхает он, не зная, как еще обратиться к деве, растеряв в горле все вежливые и учтивые слова.
Он никогда не умел говорить с дамами, с женщинами, с девушками. Он был груб, жесток и правдив. Слишком прямолинеен, слишком упрям. Он не знал этикета, он не знал о красивой речи. От него воротили нос, сбегали, старались не обращать внимания. Но свои слова, - действительно искренне, - это все, что он мог дать теперь деве, которая зачем-то помогла данмерскому старику.
Данмер пытается поднять свою руку. Она предательски трясется, и он оставляет попытку. На время рискованно прикрывает глаза, не страшась возможности снова провалиться сквозь пространство и время. Теперь у него была цель, и ради нее он во что бы то ни стало вернется назад. И он остается в сознании. Эльф, щуря свои опухшие глаза, изучает детали, из которых собрано прелестное девичье лицо.
- Кто ты?..
От страниц пахнет пылью, и эльф для себя ощущает серу и пепел. Буквы о доме, буквы о Морроувинде, разве могут они пахнуть иначе? Он погружается в легенды и истории, чтобы найти доказательства, чтобы найти правда, за которую он сможет держаться. он устал от чужой правды, он чужих мнений, от того, что каждый считает нужным сказать ему, как правильно, как нужно. Столетие спустя, он все разочарован как разгоряченный подросток, усомнившийся в своих строгих и наблюдательных наставниках.
Ему хочется спрятаться за углом от теней других редких читателей и, склонившись над книгой, втянуть носом пьяный запах старой бумаги, шелест страниц, высохшие тяжелые чернила. Скрыться, спрятаться, вникнуться, проследить правды. Нет, выследить и поймать, как настоящий охотник. Слишком долго она сбегает от него, ютится на лживых языках и ведет странную, непонятную игру.
И он уже готов произвести этот странный, дикий ритуал, когда в него... врезаются. Он разворачивается резко, поднимая в воздух подолы своего серого плаща, смотрит сверху вниз, едва ли прикрыв раздражение. Он был скор на гнев, но так же скор и на милосердие. Злость отпускает его, и он, протягивая руку, хрипло произносит:
- Осторожнее, сера.
Он не будет читать нотаций о том, что маленьким девочкам нельзя бегать и марать платья. Или о том, что это библиотека, и здесь положено соблюдать тишину. Как и не станет упрекать девицу в том, что она провела к бумаге животное... птицу. У него нет нравоучительных слов для маленьких девочек.