2-е число, месяц Огня Очага, Рифтен

Осенний лес удивлял своим постоянством и красотой застывшей златовласой поры, когда на смену бурно растущей зелени приходит время увядания. Вот только рифтенские леса не угасали — они пылали желто-красными оттенками круглый год. Ещё одно необъяснимое чудо Тамриэля, столь любимое песнопевцами и сказителями.
Дорога от Высоты Откушенного Языка прошла без особых приключений; ловушки по пути к засевшему в горах дракону и схватка оставались позади. Всё тело ныло от недавней стычки и неудачных падений, когда пришлось пробираться по горным заснеженным массивам со скользкими скатами и коварными засыпанными снегом выбоинами. Доспех изрядно утомил и без того прошедшего нелёгкий путь мужчину, и он мечтал лишь поскорее добраться до города, снять проклятое железо и завалиться на кровать.
Громкий окрик заставил Довакина остановиться и обернуться на голос чужака. По одеждам троих людей, приблизившихся к нему, можно было сказать немного: лица незнакомцев скрывали костяные маски, мантии, поверх которых крепились хитиновые пластины, заляпаны грязью и пылью. В Скайриме, сколько помнил эту провинцию и её обычаи Альва, так не одевался никто, из чего следовало, что прибыли чужаки из других провинций. Только вот цель их визита на север оставалась для Карвейна неизвестной.
— Ты — Драконорождённый? — приглушенный из-за маски голос поинтересовался у стоящего напротив человека.
— А если и так, то что? — маскарад на дороге к Рифтену смутно напоминал о предупреждении какого-то безумца, встреченного им в Вайтране, что вещал о тени, лежащей на плечах последователя Пути Голоса. Если чего и стоило опасаться после долгой охоты на Алдуина, то это определённо неожиданностей.
— Твою ложь никто не слушает, Обманщик. Настоящий Драконорождённый еще придет! Ты всего лишь его тень. Когда лорд Мираак появится, все будут свидетелями этого. Никто не сможет выступить против него!
Негодование, удивление, непонимание — времени не осталось ни на слова, ни на эмоции. Обступившие имперца мужчины (а судя по телосложение они все трое ими и были), атаковали молниеносно. Клинок "лидера" отряда застыл аккурат у лица Драконорождённого, остановленный рукой — кровь тонкими струями потекла к перекрестью. Это удивило противника, дало время выхватить меч из ножен и отбить следующий удар, теперь уже сбоку. Вовремя извернувшись и увеличив дистанцию, Альва избежал струи огня, выпущенной третьим оппонентом. Нападающие, кем бы они ни являлись, были настроены серьёзно.
Рука, которой Довакин остановил клинок, теперь не помощник — придётся сражаться одноручным мечом и надеяться на прочность стального доспеха. Если маг не зажарит героя Скайрима прямо в нём, Альва смело скажет, что день удался.
Нелепый танец прямо на тракте, соединяющем север с империей, продолжаться мог ещё долго, только вот в планы входила одна битва и та с драконом. Усталость брала своё: движения мужчины медленнее, чем обычно, реакции хватало лишь на то, чтобы не погибнуть от атак врагов. Карвейн был вынужден защищаться, не имея возможность перейти в нападение, пока один из противников, видимо почувствовавший слабину Довакина, не расслабился и не утратил внимательность. Первый погиб от магии своего же союзника, встав между чародеем и его целью. Не отдышка, и Альва бы несомненно озвучил то, что думает на счёт слаженной кооперативной работы неизвестных, да только сарказму не место в сражении, исход которого зависел от удачи.
Очередное заклинание пролетело в опасной близости от плеча, и оно оказалось лишь отвлечением внимания; глыба льда размером с голову самого чароплёта ударила в бок, — только крепость доспеха спасла Драконорождённого от переломанных рёбер.
Сбитый с толку маг получил обухом клинка по затылку и завалился на траву, припав на одно колено и схватившись за больную голову. Добивающий удар остриём вниз достиг цели в тот самый момент, когда Альва почувствовал приближение третьего противника. Счёт шёл на секунды: повернуться на месте, понимая что ничего не можешь сделать для того, чтобы отразить очередной удар, попытаться сделать шаг назад, оставляя меч в трупе чародея, и смотреть на приближающуюся со скоростью ветра опасность, интуитивно доставая кинжал из-за пояса и наобум кидая его вперёд. Мир окрасился в алый, оба воина ринулись в стороны, взвыв от боли. Кинжал угодил меж рёбер последователя культа, названия которого мир не слышал уже многие годы, но ослеплённый Довакин не видел этого.
На звуки боя подоспели стражники из форта, что близ Рифтена. Карвейна стражи порядка знали по тому, что он периодически провожал любимую горожанами помощнику храма Мары, Амелию, и поэтому здраво расценили происходящее, напав на человека в маске. Хмурый и усталый, Альва отер кровь с лица и мутным взглядом посмотрел на происходящее впереди. Он мог видеть только одним глазом — второй пришлось держать закрытым из-за кровоточащей раны.
— Ты как, жив? — глупый вопрос, глупый. Но что взять с простого стражника приграничного городка.
Довакин кивнул в ответ.
Шаг. Другой. Альва потянулся вперёд, намереваясь забрать свой меч... И омут раскрыл свои объятия сознанию мужчины.
Двое стражников оглянулись на лязг доспехов завалившегося ничком воина.

Долгий беспокойный сон. Альва шел по бескрайней степи, и вместо земли под ногами чавкала мерзкая жижа, пузырящееся болото раскинулось на мили окрест, но вода под ногами, если это было водой, оставалась плотной — мужчина не проваливался в трясину и не увязал. Небо над головой имело грязно-зелёный оттенок, рваные серые тучи неслись, как под напором сильного ветра. Больше движений в мрачном мире не наблюдалось.
Он шёл и шёл, меряя шагами расстояние, но картина вокруг не менялась. Ни течения времени, ни дуновения ветра, даже запахи и те отсутствовали. Довакин не знал, сколько он находится в ловушке и, главное, не мог вспомнить как он попал в липкую сеть.
"Я должен вернуться! Должен..."
Тщетные поиски выхода выводили. Альва начал вспоминать, что до омута был бой, но чем закончилось спонтанное сражение сказать не мог. Ни ран, ни боли — только осознание безысходности. Отчего-то он знал, что неспроста попал в безэмоциональный мир, но всё его знание тлелось на уровне интуиции.
Последним, что видел человек — было огромное око, окруженное живой тьмой.
А после...
Первой вернулась боль — тело выгнулось в конвульсии, и Альва принялся спазматично глотать воздух: в мире, который видел он во сне, не существовало ничего, кроме жижи под ногами, ни воздуха, ни необходимости дышать. Родной и привычный мир возвращался не сразу — за болью пришло осязание. Рука упёрлась в жёсткую кровать, та самая рука, которой он остановил лезвие противника. Альва сел и поднял руку на уровень глаз — ничего, ни раны, ни отметины; повязка мешала и закрывала обзор, чем неимоверно разозлила бы в привычный миг, сейчас же мужчина не обращал на это внимания. Боковым зрением он уловил фигуру. Не стоило гадать, чтобы догадаться кто сидит рядом, ведь он находился не где-то, а в рифтеском храме Мары — это выдавали символы на худых занавесках и скромность убранства.
— Долго я спал? — ощущение времени ещё не вернулось полноценно, сейчас Карвейн не смог бы даже ориентировочно определить время. Света хватало, но раннее утро ли сейчас за окном, день ли — не понять.
Разбуженный голосом хозяина, ястреб слетел со шкафа и сел на спинку кровати. Птица неотрывно смотрела на человека, и было не ясно, что на уме у хищника.
— Не могла бы ты подать попить? — всего лишь просьба.
Альва даже представить не мог, через что пришлось пройти Амелии, когда его, израненного и окровавленного доставили в Рифтен. Проклинала ли она момент, когда добровольно пошла за ним или, быть может, молилась Маре о скором его выздоровлении? Что бы не думала на этот счёт бретонка, Карвейн сам чуть не подписал договор с аэдра, пренебрегая отдыхом и спеша вернуться назад.
Теперь он мог с уверенностью сказать: его пробуждение — заслуга Амелии. Не окажись она целителем, быть бы ему и поныне в мире без воздуха и эмоций.
— Спасибо... — лаконично, но искренне поблагодарил он, встретившись взглядом с девушкой. А затем попытался встать, не желая боле разлёживаться и клянчить уход за собой.

Сон получился тяжелым, Амелия то опускалась в его глубины, то выныривала на поверхность, чтобы мгновением спустя оказаться еще глубже. Неприятное тянущее чувство тревоги не отпускало девушку ни на секунду, порезанная ладонь болела, а царапины от когтей ныли. Попытка отдохнуть превратилась в изматывающую пытку. Поэтому девушка была только рада очнутся от забыться, среагировав на шум.
Лежащий на кровати Довакин выгнулся в конвульсии, перепугав Амелию, не знавшую, то ли к нему бросаться и пытаться удержать, то ли за помощью бежать. Слава богам, все достаточно быстро закончилось, и бретонка, вздрогнувшая, когда рядом с ней пролетел ястреб, все-таки побежала, но за водой.
– Пару часов, может быть, три. Сейчас вечер, – тихо ответила она на ранее заданный вопрос, протягивая мужчине кружку с прохладной водой. Сидевшая на спинке кровати птица подалась вперед, воинственно размахивая клювом, и светловолосая поспешила отдернуть итак уже пострадавшую руку. Кажется она сглупила, попросив выпустить пернатого вместо того чтобы запереть его в шкафу, как предлагал Бриэл.
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась бретонка, внимательно осматривая мужчину. Вот только стоило их глазам встретиться, как Орбисон поспешила отвести взгляд, почувствовав, как в горле образовался болезненный ком. А Довакин еще и благодарить начал, глупец!
– Нет! Не стоит. Я не справилась, – голос, поначалу твердый, к концу фразы все же предательски задрожал. Но ни это, ни навернувшиеся на глаза слезы не помешали Амелии подскочить к мужчине и, позабыв о приличиях, упереться ладонями ему в грудь, не позволяя встать.
– Нет! Лежи...те, Мастер. Вам пока нельзя вставать, – Ду'фалин распахнул крылья и гневно заклекотал, но Клинок лишь сжала зубы, не убирая рук, но и не поднимая взгляда.

Амелия только и могла что покачать головой, но отказать не посмела. Маленькое зеркало, наверное позабытое данмеркой, отыскалось на том же столе, рука девушки дрожала, когда она протягивала требуемое
Закусив губу, бетонка молчала, но все же не выдержала, стоило Довакину коснуться повязки.
— Мастер, нет, — перехватила его руку, заглянула в лицо, что бы мгновением позже отступить, поняв, что он все равно не послушает, наплевав на все ее убеждения. Упрямый.
Низко опустила голову, глотая вновь полившиеся слезы. Надо же, а ей казалось, что сегодня она уже выплатам все.
— Мастер, простите. Мне так жаль...
Альва перехватил руку бретонки, потянувшись за зеркалом, и посмотрел на неё, говоря: беспокоиться не о чем. Улыбка получилась неправдоподобной да и сошла также быстро, как и уверенность бретонки в том, что она может указывать Мастеру. Карвейн был упрям в своих желаниях, терпел боль и неудобства, неотступно идя к цели — размотать повязку и посмотреть на своё лицо без неё. Будь он кисейной дамой или изнеженным аристократишкой, начал бы охать и причитать, но Альва же только оценивающе посмотрел на багровую полосу, пересекающую глаз, и уже через полминуты протянул зеркало обратно Орбисон. Красоты тут мало, особенно сейчас, когда опухший и ещё слишком яркий порез выделялся на не загорелой коже, но это не первая отметина на теле имперца и уж точно не последняя. Хотя первая на лице.
— Это всего лишь шрам, — вопреки ожиданиям голос звучал уже без иронии: серьёзно и твёрдо. Да и во взгляде насмешки не замечалось.
Если бы у бретонки было чуть больше сил, она бы улыбнулась. Великодушный Мастер. Раз за разом он поражал бретонку, меняя свою обычную ироничность и ледяную суровость на бесконечную доброту. Поразительный мужчина, сильный даже сейчас. Ее Мастер, которого она должна была защитить, но не справилась. Толку теперь плакать?
Может, он не понимает?
— Его не должно было остаться. Но... я не справилась, — Амелия наконец нашла в себе силы поднять голову и посмотреть на дело рук своих. Не так страшно, как ей представлялось, но все же каждый взгляд на алую отметил словно оставлял такую же на сердце. Ее первая вина.
— Теперь, когда вы... увидели, могу я наложить новую повязку? — девушка послушно забрала зеркало и наклонилась, подбивая лежащие на кровати повязки. Ястреб недовольно шевельнулся, но Орбисон не отстранилась, лишь вздрогнула. Не до птицы сейчас. К тому же, если хищные когти располосуют ей руку, исцарапают лицо, может станет легче? Может сердце перестанет так болеть?
– Послужит уроком, — сначала сказал, а потом поправился, поняв свою ошибку: — Мне.
Сказать, что всё общение Карвейна с девушками сводилось до строгой и до зубного скрежета принципиальной Дельфины из Клинков и Амелии, значило бы нагло соврать. Но ложью не станет другое: таких, как Орбисон, имперец не встречал. Начни он её сейчас утешать так, как привык — получит выговор за то, что встал: оставалось бездействовать. И это нисколько не прибавляло утешения.
— Ду'Фалин, — птица напряглась, готовая слушать приказ. — Сгинул, — удивительно, но ястреб послушался беспрекословно, взмахнул широкими крыльями и улетел на шкаф, не имея возможности покинуть комнату.
Отвечая на вопрос девушки, Довакин кивнул и упёрся ладонями в кровать, приготовившись так и сидеть до окончания процедуры.
Фраза прозвучала резко, словно пощечина. Дернувшаяся Амелия готова была поклясться, что щека ее сейчас пылает, как от удара. Новое проявление благородства мужчины сделало все только хуже.
Использованные повязки отправились все на тот же стол, а бретонка, сполоснув руки и взяв нужную баночку приблизилась к мужчине.
– Будет немного щипать, – предупредила она, но мазь открывать не торопилась. Склонилась и ласково, едва касаясь самыми кончиками пальцев провела по краю раны. Сон, пусть и тревожный и недолгий, все-таки подарил светловолосой крохи сил, и теперь она торопилась отдать их, магией уговаривая рану затянуться, а Мару – помочь. Капля в море, но Амелия не была бы собой, если бы не отдала последнее в тщетной попытке еще как-то помочь.
– Ваше зрение не пострадало? – тихо спросила бретонка. Глаз не был задет, и все же ожидать можно чего угодно в том числе и худшего. Лучше бы узнать об этом сразу, пока еще есть пусть и призрачный но шанс поправить дело.
Если врачевание — это единственное, что может заставить Амелию подойти к Мастеру Клинков настолько близко, то, пожалуй, горевать не о чем. Карвейн не спешил щуриться или закрывать глаза, когда лба и щеки коснулись тонкие прохладные пальцы бретонки, разглядывая целительницу вблизи.
— Аркэй предпочитает видеть меня в Нирне, потому обделяет своей улыбкой. По крайней мере он не отнял у меня шанса видеть прекрасное двумя глазами, хотя, признаюсь, — моя гордость уязвлена, — попытка подмигнуть больным глазом — привычка, что поделать — отдалась резкой болью в виске. Момент был безвозвратно утерян, эффект загублен.

Альва непонимающе посмотрел на девушку, словно бы говоря, что он совершенно не это имел в виду, но озвучивать мысли не стал. Вместо этого пожал плечами и лёг. Сна не было ни в одном глазу, а созерцание потолка — он заранее знал — надоест очень скоро. Может, просто встать и пойти в сторону трактира? Там есть хотя бы понятные ему женщины, горячая еда и компания.
— Кто-то верит, что есть другой, настоящий Драконорождённый, — мысли вслух, не более. — Мираак... Мираак. Хм. Стражники не нашли ничего на телах погибших? Что вообще с ними стало?
– Если они что-то и нашли, то ничего об этом не сказали. Хотя я и не спрашивала, у меня были... иные поводы для волнения. Но я поинтересуюсь у них завтра, – похоже Амелии не суждено было дочитать о святой Алессии, но девушка не спешила закрывать книгу.
– Мирааак... Я никогда не слышала о нем прежде, а вы?
— До завтрашнего дня многое может поменяться, — вот теперь просить позволения встать или слушать восклицания по поводу слабости он не станет. Зная работу стражников, стоило поспешить. Альва не станет заставлять Амелию идти к форту, спрашивать о трупах и, если мужики не забрали их, шариться по лесу, чтобы после обобрать тела погибших.
— Когда-нибудь доводилось иметь дело с доспехами? Мне понадобится твоя помощь.
Амелия прикрыла глаза и просидела так некоторое время.
– Вы же не послушаете, если я попрошу вас остаться до утра в постели, да? – том все-таки пришлось отложить, вопрос-то по сути был риторическим.
— Посидите пока здесь, а я схожу узнаю, куда убрали ваши доспехи и принесу их. Надеюсь, что с вашими подсказками мне удастся с ним совладать.
Кинув на мужчину еще один неодобрительный взгляд, Орбисон покинула комнату, стараясь производить как можно меньше шума. Незачем тревожить жрецов, она итак знала, где находится то, что ей нужно. И достаточно быстро вернулась к Довакину, неся в руках кружку с зельем.
– Выпейте, это восстановит ваши силы. А доспехи сейчас Бриэл принесет, я его случайно разбудила. Зайдем в приют, я оставила там плащ?
За время, предоставленное ему, Карвейн встал с постели и прошелся до окна. Бок ныл, голова немного кружилась, но серьёзных неудобств они не причиняли. Свыкнется.
— Это который близ поместья ярла? Зайдём, — спорить Довакин не стал, принял отвар и выпил в один присест — вкус не самый приятный, но если кому и стоило жаловаться, то явно не ему.
— И? — минуты капали, ожидание иссякало, веки становились тяжелее с каждой минутой. В какой-то момент стоять стало действительно тяжело. Смутно, но на задворках сознания мелькнула мысль, подсказывающая что происходит на самом деле, но для возмущений уже просто не оставалось сил. Довакин неспешно приблизился к кровати, и в этот миг она почудилась ему ненавистным врагом. Только вот думать за это он будет позже.
Это был неприятный урок, хоть и поучительный. С минуту Карвейн ещё разглядывал собственные пальцы, пытаясь вспомнить, как именно прошел клинок врага, а затем погрузился в сон.

Шумный и весёлый "Пчела и жало" встретил Довакина запахами, от которых желудок жалобно завыл, напоминая о том, что имперец второй день нормально не ел. Не скупясь, он заказал жареную индейку с зеленью и маслом, овощной суп и полбулки хлеба. Шипя и свистя, Тален-Джей пытался ещё продать клиенту пару бутылок мёда, в итоге же сторговался на кувшин вина из джазби, и остался доволен исходом. Альва, впрочем, тоже.
Служительница храма, чьего имени он не помнил, показала где Карвейн сможет отыскать свои вещи и не стала препятствовать его уходу. По привычке справившись с доспехом и размотав порядком сползшую и мешающую повязку, Драконорождённый направился в сторону таверны с одной лишь целью — поесть. Никаких предупреждений, ни комментариев — лаконичная похвала и пожертвование храму. Кажется, служительница Мары не одобрила подобного, но в проповедниках семейного уюта и домашнего очага имперец не смыслил, а потому счёл сие обычным поведением.
Уже через полчаса, забыв о нападении, шраме, который надоедливо ныл, и снотворном, мужчина охотно разговаривал с завсегдатаеми заведения, шутил вместе с ними и обсуждал Талмор, выставляя высоких эльфов не в самом добром свете. Мол, поджали хвосты, как только Ульфрик стал выигрывать войну, сбежали на свои острова и носа не кажут в северной провинции.
— Наши воины показали им, кто правит Скайримом! — весело заявила нордка, сидевшая рядом с Альвой, и звонко засмеялась, осушив кубок со спиртным. — Даже драконы поспешили убраться подальше и не связываться с нордами. А, Довакин, убрались ведь? — вряд ли шатенке, одетой в меховые одежды, требовался ответ, но всё же он последовал, пусть слов было и не расслышать, находясь далеко от стола, но по реакции сидящих рядом можно было понять — он им понравился.
Один наёмник, его сестра-помощница и спутница, как её назвал сам воин, составили компанию борцу с древними врагами жителей Тамриэля, драконами. Троица искала работу и именно это привело их в Рифтен, ну а Довакин оказался тут... случайно.
— За отважный воинов севера и скальдов, воспевающих героев в своих балладах! — Карвейн поднял кубок и остальные последовали его примеру, добавляя к тосту свои дополнения, в основном патриотические. Никто не упоминал империю, ни как врага, ни как союзника — это устраивало обе стороны.
Бард, тренькающий на лютне и поющий о славе Ульфрика, в очередной раз затянул свою песню, силясь перекричать шумную компанию. У стойки крутилась Кирава, в противоположной части питейного зала сидела ещё одна компания, более тихая и многочисленная, хмурая и усталая. Видимо, решив отдохнуть, они ошиблись заведением, потому как скайримские таверны, сколько знал Альва, всегда были жаркими и шумными.
Метнув гривой каштановых волос, женщина обратилась к имперцу:
— Почему бы нам вчетвером не отправиться на охоту? Завтра на рассвете, в Осенний лес.
— Я не намерен вставать с петухами пока мне за это не заплатят! — громкоголосый братец со стуком поставил кубок на стол и крепче обнял сидящую на коленях женщину. — У меня на ночь совсем иные планы!
— Спать в обнимку со своей секирой? Брось, Вургер, нас и двоих с имперцем хватит, чтобы отловить всех медведей в округе, пока ты мирно посапываешь в своей постельке, — нахальная, смелая, весёлая. Да, что-то определённо привлекало Карвейна в нордских женщинах.
— Кто-то считает, что я поражаю врагов из лука? Дайте мне медведя и я кинусь на него и с голыми руками, если наградой станет очередная баллада о безумных подвигах и, — Альва широко улыбнулся, — в них найдётся пара строк о свирепом, но прекрасном компаньоне героя.

Хорошо быть героем. Слава порой утомляла, но доверие простого народа — полезное дополнение. За всё то время, что Драконорожденный сидел в таверне, он сделал, ни много, ни мало — три глотка вина. Поменять кубки с рядом сидящей нордской женщиной, когда приходило время доливать вино, а потом подшучивать на тему того, что кто-то не справляется с количеством выпитого, или же просто смачивать губы — обычная практика. Нет, Альва не являлся противником отдыха по-нордски, но вырос он в Бруме — городе, где северян на порядок больше, чем иных рас. И слишком хорошо помнил, когда именно и благодаря чему не смог сдержать язык за зубами в присутствии высоких эльфов Алинора.
Всё это оставалось в прошлом, однако же он помнил о недавнем нападении и до сих пор злился, что позволил трём фанатикам взять верх в сражении. Сам факт, что он выжил, а нападавшие гниют в лесу нисколько не успокаивал гордость и стремление отточить навыки до совершенства. Он всё равно проиграл, заведомо проиграл, позволив спешке возобладать над осторожностью, а усталость над мастерством.
Поддерживая диалог и говоря с наёмниками на их языке, он и впрямь не заметил некоторых мелочей, происходящих вокруг. Например, когда на столе появилась маска?.. Оглянувшись и не увидев никого, кто по его мнению мог бы оставить вещи, принадлежащие культистам, он развернул записку и бегло прочитал её. В этот раз предчувствие его не обмануло.
— Довакин? Эй, Довакин! — шатенка толкнула выпавшего из реальности мужчину в плечо, она явно не была довольна переменой в поведении собеседника.
— Знаете, друзья, если вам когда-нибудь предложат славу — не соглашайтесь, — он указал на кусок бумаги, которую держал в руке и обреченно вздохнул. — Слишком многого лишаешься, будучи нужен всем.
— Уже уходишь? — не скрывая разочарования, поинтересовалась женщина.
— А нет, сейчас отложит все дела и будет с тобой по лесам бегать! — фыркнул её брат. — Бывай, Довакин. Будем следить за новостями — вряд ли Скайрим не услышит больше о твоих подвигах.
Поблагодарив нордов, Альва оставил деньги на столе, разъяснив этот жест тем, что хочет угостить новых друзей за приятное времяпрепровождения, и направился к выходу. Он всё ещё был зол из-за поступка Амелии, но если кто-то и мог поступать безрассудно, отправляясь ночью в лес, а потом, словно вор, проникая в таверну, то сомнений не оставалось.
Долго искать не пришлось: сразу у выхода, оперевшись на деревянную стену и понурив голову, как будто сирота, выгнанная из дома. Не церемонясь, Альва взял девушку под локоть и повёл в сторону выхода из Рифтена. Нагостились уже, хватит.
— Тебе Дельфина когда-нибудь говорила о важности миссии? О вероятности выполнения и провала? О важности следования указаниям?
Улицы Рифтена опустели, и помимо стражников и редких прохожих Клинкам на пути никто не попадался. До ворот было всего ничего, рукой подать. Скоро даже самые любопытные потеряют из вида парочку людей.
— Какие-то проблемы? — видимо, Карвейн слишком уж перестарался и выглядел со стороны так, словно бы тащит к стражникам пойманного воришку.
— Никаких. Выпустите нас за ворота.
Перекинувшись ещё парой фраз с нордами, Клинки вышли за стены города.
— Отправишься в храм Небесной Гавани, я еду на восток, за пределы Скайрима, — свет от масляной лампы около конюшни позволил разглядеть девушку получше. Альва отпустил руку Амелии. — С тобой всё в порядке?

Иногда Довакину казалось, что вся его жизнь — личная и общественная — всегда происходила на глазах у народа. Вот и сейчас: с одной стороны стражники, с другой копошащийся с лошадью извозчик, мелодично напевающий незатейливый мотивчик, чтобы не уснуть. Наверняка снова поползут слухи, благо если Амелию не выставят фанатичной преследовательницей, а самого имперца — влюблённым ослом.
Дальше по тракту, в паре часов скачки ютился небольшой постоялый двор, где можно обогреться, закупиться провизией и поговорить без посторонних глаз и ушей. А ещё было озеро, походный набор, оставленный как и скакуны на канюшне, и знания что делать с укусами зверей — в том, что отметины оставило животное сомневаться не приходилось.
Альва злился.
— Дуракам всегда везёт, — вот и весь ответ на язвительность бретонки. Имперец двинулся в сторону стойла, чтобы отвязать лошадей, на которых Клинки добрались до Рифтена. Гнедая кобыла и серый жеребец тихо зафыркали, завидев мужчину, Довакин же немедля двинулся в сторону стоек со снаряжением. Взнуздать и оседлать лошадей, проверить не голодны ли они, отправиться в путь. Как можно скорее.
— Держи, — передав поводья первого годового к дороге скакуна бретонке, Альва внимательно посмотрел на неё. — Справишься? — и не дожидаясь ответа, оседлал коня, протягивая руку девушке. — Вторую заберём при следующем посещении города. Запрыгивай.
Амелия могла бы еще многое сказать. Например о том, что садиться на лошадь Довакину пока рано. Или о том, что все ее вещи остались в приюте, и ей очень хотелось вернуться хотя бы за плащом. Вот только кажется она уже перегнула палку — смотрящий на нее мужчина был зол. Нет, бетонка вовсе не думала, что он способен ее ударить или что-то подобное, но вот просто развернуться и уйти, так же как тогда — вполне.
И это было страшно.
— Выживу, — усмехнулась она, хватаясь за руку и позволяя затянуть себя в седло. Вот только от тихого болезненного стона ей удержаться все-таки не удалось.

— Мастер, мне руку разодрали, а не за ногу укусили, —тихо возмутилась бретонкой. Скорее для порядка – при всей своей тяжести характера Амелия все еще оставалась изнеженной аристократкой да и вообще юной и мечтательной девушкой, и подобное обращение ей нравилось. Вот только целителем она тоже была, о чем вспомнила сразу же, стоило ее взгляду наткнуться на свежий рубец.
– Мастер, поставьте меня, вам нельзя напрягаться! – уже уверенней потребовала она, но куда уж там. Довакин, словно норовистый конь, закусивший удила, видел только цель и не замечал ничего больше. Оставалось только вздыхать и посылать хозяину таверны виноватые улыбки.
Комната оказалась неожиданно приличной – чисто прибранной, хорошо освещенной поспешно зажигаемыми нордом свечами и с широкой кроватью. Одной кроватью.
Амелия хотела было поинтересоваться насчет второй комнаты, но разве, будь такая возможность Альва не подумал бы об этом? Вряд ли небольшой (ладно, большой) спор заставил бы его изменить своим привычкам. Возможно он собирается отправить ее в город, как только они поговорят? Хотя скорее всего это будет похоже на новый спор.
– Мастер, почему мы не остались в Рифтене?
Через какое-то время хозяин таверны принёс бадью — Альва, завидев его ещё на повороте, помог дотащить ёмкость с водой, — мягкие хлопковые тряпицы, кусок мыла и поднос с едой. После чего, получив свою плату и даже сверх того, удалился на покой. Клинки были последними клиентами и, как выяснилось позже, единственными. Путешественники ещё не осмеливались выходить на тракты, они боялись драконов и разъезды имперских легионов да Братьев Бури, что порой вели себя не лучше разбойников с большой дороги.
— Мне надо в Виндхельм, — он смочил тяпку с тёплой воде, выжал её и протянул Амелии. — Завтра на рассвете пошлешь местных до города, чтобы забрали твои вещи. Так что там за зелье было? — как бы между делом, принявшись развязывать верёвки на доспехе, поинтересовался мужчина и сел на кровать. Слабость ощутимо брала своё: мышцы изнывали, сталь давила на плечи, пульсирующая нудная боль теплилась в ушибленном боку. Под глазами залегли неглубокие, но уже видимые тени. И всё-таки Альва не признавался, что устал и надо было слушать бретонку, когда та говорила про отдых.
– Спасибо, – Амелия переводила нерешительный взгляд с тряпки на повязку, с собственного платья на Довакина и вновь по кругу.
– Мастер, у вас кинжала не будет? Или ножа? — наконец решилась она, поняв, что рукав платья уже не спасти, нужно отрезать все мешающее. По уму следовало бы просто снять, платье, но.... Но сидело на кровати и задавало неприятные вопросы.
– Снотворное, – бретонка передернула плечами. Извиняться она не собиралась, но и поступком своим не гордилась, — Вам помочь с доспехами, Мастер?

– Отраву вряд ли. Но и простые зелья могут дать различный эффект, – задумчиво ответила Орбисон, пытающаяся вспомнить для чего используются крылья монарха. В памяти мелькало что-то о зельях исцеления, и девушка все же сделала маленький глоток после чего убрала склянку обратно в мешок и поспешила к бадье.
Только боги знали, как же Амелии хотелось принять нормальную ванну. Даже Шор с ванной – она была согласна даже попытаться влезть в эту несчастную бадейку, лишь бы стать хоть немного чище. И ведь не далее как утром они с Констанцией устроили банный день для себя и детей. Что поделать, выросшая во дворце Амелия имела определенные и порой не самые скромные потребности. Вот только в Скайриме удовлетворить их было практически невозможно. Пришлось довольствоваться простым умыванием.
– Да, – не стала отказываться девушка. Впрочем напоминание о еде потянуло за собой еще одну мысль. И опустившись на кровать Орбисон принялась отдирать ветошь от левой ладони.
– Итак, вы решили отправится на встречу с таинственным Мирааком?
— Ты выглядишь, как после дележа лунного сахара с каджиит, — он хотел пошутить грубее, но решил, что Орбисон не оценит такого юмора.
Альва подошел к столу и налил в кружку вина. Надо было предупредить трактирщика, чтобы принёс ещё что-нибудь не алкогольное, но жажда брала своё, а будить хозяина посреди ночи — верх наглости.
— Отправлюсь, — после очередного глотка вина, ответил Карвейн, нисколько не скрывая своих намерений. От его внимания не ускользнул взгляд девушки в сторону бадьи: имперец вырос в Сиродииле, в семье уроженцев Нибейна, аристократии, и прекрасно понимал желание Амелии. — Мне выйти?
– Что вы, мастер, я всего лишь кинулась на волков с голыми руками, – усмехнулась бретонка, и уже тише, буквально себе под нос, добавила, – А еще на ястреба с покрывалом и на картофель с ножом.
Предложение было соблазнительным, и Амелия задумалась. Бадья, пусть и с остывшей водой, манила, но выгонять Драконорожденного из комнаты казалось неправильным.
– Может... вы просто отвернетесь? – вроде бы нашла она компромисс, одинаково устроивший и ее совесть и девичью скромность.
Шутки на тему боевых отметин утонули где-то на дне кружки с тёмно-бордовым напитком: вино жутко кислило и вообще было помоями второго сорта, но выбор-то невелик — или это, или воды из всё той же бадьи. Кстати, о купании и девичьих привычках. Альва взглядом присмотрел место поудобнее и им, конечно же, оказалась низкая деревянная кровать у самой стены. Он вполне способен полежать на одном боку — к счастью, не больном — с полчаса, пока Амелия полощется в воде.
Отставив кружку, Драконорожденный так и поступил: завалился на постель лицом к стене.

– Хорошо. Но подрываться и нестись в Виндхельм, толком не прейдя в себя было... а, ладно, чего уж теперь, – вздохнула Амелия, смиряясь с произошедшим и давая себе обещание в следующий раз попросту привязать Драконорожденного к кровати, а лучше приковать.
– Вы о чем? – невинно поинтересовалась девушка, уже вошедшая во вкус и теперь азартно перебиравшая фасоны и цвета. Синий бы точно подошел к глазам, а вот черный – слишком мрачно. Белый? А как насчет меховых одеяний, столь любимых изгоями? Хотя нужного размера все равно не найдется.
Амелия так увлеклась собственными выдумками, что попросту прозевала подозрительные шорохи, очнувшись только когда к ней обратились.
– А? –садясь, девушка распахнула глаза. И тут же, стремительно покраснев, поспешила прикрыться руками и вновь сползла в воду, не открывая изумленного взгляда от мужчины.
Вполне обычная реакция, воин ожидал нечто вроде плескания водой, громких криков или пощечины, но нет — ничего подобного не последовало. Понимая, что засмущавшись и попятившись, Амелия вряд ли теперь потянется за рубашкой, Карвейн положил её на край кровати, а сам завалился на спину и уставился в потолок.
— Пара дней погоды не сделают, но даже их терять не хочется, — он в любом случае не стал бы объяснять причину, по которой рвётся разрешить вопрос с неким Мирааком, это было личное — его и того, кто послал ассасинов.
Ответом Мастеру послужило бульканье, крайне невнятное, но явно неодобрительное – Амелия все еще не находила должных слов, чтобы выразить свое возмущение, а он как ни в чем не бывало вновь заговорил о Мирааке. Хотя что ему переживать, чего он там не видел? Да и не только видел. Одной голой бабой больше, одной меньше – подумаешь?
Если подходить к делу разумно, Амелии тоже не должно было быть дела до подобного – ну посмотрел и посмотрел. Однако сердце девушки случало сильнее, а румянец и не думал уходить. А еще Орбисон злилась, только вот делать что-то было уже поздно – не обливать же отвернувшегося мужчину и не кричать ему в спину? Поэтому бретонка ограничилась тем, что обиженно шмыгнула носом.
Желание нежится в водичке пропало, и через несколько минут Амелия уже вылезала из бадьи и тянулась на полотенцами. Злополучная рубашка лежала на краю кровати – плотная, длинная. Вполне способная заменить на ночь платье, да и в грязное белье можно не влезать, раз уж Довакин обещал утром послать кого-нибудь за вещами. Орбисон натянула рубаху и немного покрутилась, осматривая себя. Пойдет. Быстро собрав свои вещи и за неимением лучшего сложив их на табурет, бретонка опустилась на край кровати.
– Спасибо, – пробормотала она, глядя в стену.

В этот раз претензий не последовало, да и место у стену Альва уступил сразу же. Какое-то время он ещё слушал тихое постукивание столовых приборов по неказистой посуде, смотрел вперёд себя, на деревянную стену, и размышлял о дальнейшем путешествии.
— Я не буду делать крюк до храма, — хрипловато сообщил мужчина, когда свет в комнате погас, а бретонка легла рядом. — Долго. Одной по Скайриму разъезжать тебе не следует, — короткие из-за сонливости и усталости фразы давались с трудом. — Будешь ждать в Виндхельме?
– Мои вещи не в Храме, а в приюте. Хотя это все равно Рифтен... Но разве мы не собирались послать туда кого-нибудь? – удивилась девушка.
— Храма Небесной Гавани, — терпеливо пояснил Клинок.
За окном выл ветер, на ночной Рифт обрушился ливень — крупные капли воды стучали по навесу и стёклам. Казалось, ещё минута и начнётся гроза.
— Вовремя...
Первый раскат грома проревел не хуже рассвирепевшего дракона и сопровождался ослепительно-яркой вспышкой.
– А мне-то туда зачем? Отправим Дельфине письмо курьером, чтобы не волновалась, – пожала плечами девушка.
– Да, вовремя... – пробормотала она, непроизвольно вздрогнув из-за первого раската грома. Грозы Амелия не боялась, просто... не ожидала.
Лёгкая дрёма порождала ленцу: напоминать, почему девушка должна была отправиться не на остров данмеров, а к Маркарту? Не сейчас. Или скорее — никогда. Потому Довакин тихо хмыкнул и натянул одеяло, которое ко всему прочему оказалось слишком узким, для того чтобы лежать на разных краях кровати и не быть при этом "голым". Ждать от бретонки, что она осмелится придвинуться ближе не стило, поэтому на этот шаг пошел сам имперец.
– Я плыву с вами, – наконец-то догадалась о сути разговора аристократка. Имперец завозился, придвигаясь и девушка замолкла. Спасибо темноте – в этот раз ее вспыхнувших щек не было видно. Попытка отодвинуться же с треском провалилась – без одеяла оказалось холодно, пришлось возвращаться. Вот только рядом с мужчиной становилось жарко и как-то... неудобно? Глупое сердце опять же не переставало стучать. И как, спрашивается, спать в такой обстановке? Зато можно было сделать кое-что еще.
Молния сверкнула еще дважды, прежде чем Амелия все-таки решилась придвинуться еще ближе и положить ладони на грудь мужчине. Несколько ударов сердца, пальцы девушки мягко засветились, и магия, благословленная Марой и Стендарром, спешила унять боль – на большее Орбисон сейчас была не способна.
И что-то ей эта ситуация напоминала. Точно.
– Я иду за вами, помните? Ничего не поменялось, – с усмешкой шепнула бретонка, убирая руки и поворачиваясь к мужчине спиной.
– Спокойной ночи, – "Хоть кому-нибудь из нас".

Отредактировано Альва Карвейн (07.11.2014 03:23:42)

Не имея с собой огнива, но имея материал для растопки, Довакин подошел к непрочной загородке и прикинул, сможет ли он её выломать. Металлические штыри подсказали мужчине, что лучше найти "жертву" поскромнее, например, стоящий недалеко табурет. Такой костёр продержится недолго, но просто сидеть и смотреть на продрогшую бретонку у Карвейна не хватало терпения, а для того чтобы согреть иными методами – наглости.
Треск вспорол прозрачное брюхо тишины, когда-то крепкое дерево, теперь поддавалось физической силе без особых усилий, и вскоре стало основой для костра, жить которому считанные минуты. Альва присел и с его рук сорвались струйки огня – это было обманчиво жидкое пламя, жадно пожирающее древесину и освещающее помещение в тёплые оттенки.
– Нам повезло. Здесь относительно тепло и нет ни контрабандистов, ни порождений пепла. Ты согреваешься? – стена напротив, к которой прислонился имперец, стала опорой.
– А вы не можете разогнать эту ... бурю криком, как в Скайриме? – робко поинтересовалась девушка. Конечно, за последний год им где только не приходилось ночевать, даже на голой земле, но особой радости это не доставляло. Жаловаться, впрочем, Амелия не решалась, не желая давать Довакину повод в следующий раз оставить ее в городе, а то и вовсе в Храме с Эсберном.
За действиями мужчины бретонка наблюдала сначала с недоумением, потом с благодарностью. Она поспешно скинула плащ и дублет, положив их на стол и присела рядом с огнем.
– Спасибо, Мастер, – улыбнулась она мужчине.
– Ты слишком переоцениваешь мои возможности, раз считаешь, что я могу совладать с гневом Красной горы, – извержение вварденфелльского вулкана стоило жизней десяткам тысяч жителей архипелага, а неудобства она доставляла и по сей день, даже спустя две сотни лет. Если и была сила способная остановить буйство горы, то явно не у смертных жителей Тамриэля.
– Значит придется сидеть... стоять здесь. Надеюсь боги будут к нам благосклонны и вскоре этот ужас прекратится, – Амелия представила себе грядущую ночь и вздрогнула. У ночевок на открытом воздухе было свое преимущество, даже два– луны. В пещере же, стоит костру погаснуть, они останутся в полной темноте.
В какой-то момент стало всё равно где ночевать, в шумной тёплой таверне или в тиши пещер и руин. После бесконечной череды сражений, поисков и переходов суровый Скайрим выбил из мужчины даже те незначительные остатки происхождения, что оставались у уроженца Брумы. Что горы Джеролл с их нескончаемыми сюрпризами, что массивы севера – ощутимой разницы нет.
– Может, мне стоило нанять того харизматичного данмера из "Пьяного нетча"? Как его там, Телдрин Серо, кажется, – ехидная усмешка и весёлый блеск в глазах говорили красноречивее слов. Компания не особо разговорчивого, погруженного в раздумья имперца, наверняка уже приелась любопытной чародейке. Ей, в отличие от Довакина, требовались не только уют и горячая пища, но и собеседники – мудрые, как Эсберн, но не хамовитые, как Нелот.

От воды повеяло холодом, но он словно бы и не замечал этого, упрямо стоя посреди небольшой комнатушки и всматриваясь в собеседницу. Тон, с которым говорила Амелия, не понравился ему. Имперец шагнул вперёд, втаптывая в камень рассыпавшийся пеплом и умирающий костёр, развязал приобретённый в деревне скаалом тёплый меховой плащ и накинул его на плечи девушки. Только вот рук так и не отпустил.
– Это когда-нибудь закончится. Всё это: погони, сражения, зима... – тихий шероховатый голос. Ему не было холодно, совершенно, нисколько. Коварный запах волос и кожи женщины, не выветрившийся даже за время их маленького, но бесполезного путешествия, подначивал забыть о статусе и цели их приезда на остров.
Склонившись, Альва коснулся губами уст Амелии, рука безошибочно легла на тонкую талию, спустилась ниже ища край блузы. К даэдра всякие слова и обещания, к Ситису такт – об этом они поговорят позднее. Если потребуется.
Имперец оказался близко, непривычно близко, смущающе близко – несколько совместных ночевок, когда Клинкам приходилось делить одну постель на двоих, и поездка на одной лошади немного притупили это чувство, прежде возникающее каждый раз, стоило Карвейну оказаться рядом. Но сейчас все было... иначе?
– Да, когда-нибудь закончится, уже почти закончилось, – Амелия все-таки сумела растянуть губы в неловкой улыбке. А в следующее мгновение их накрыли губы склонившегося с к ней мужчины.
Конечно, Орбисон знала о поцелуях. Из книг. Вот только настоящий поцелуй оказался так же похож на описанный, как реальная битва на ту, что воспевали барды. Ничего общего. И так же как в первом своем сражении Амелия попросту растерялась, замерла испуганным зверьком под теплым плащом.
Робость воспринималась покорностью. В иной раз при иных обстоятельствах, не будучи настолько возбуждён – до безрассудства – Альва непременно бы подметил эту, уже, казалось, привычную черту характера девушки. Теперь же всякое действие или, напротив, бездействие трактовал иначе – под призмой букета нахлынувших чувств. Поначалу лёгкие прикосновения становились с каждой секундой настойчивее и резче, к поцелую прибавились покусывания, не болезненные – какая-то толика самообладания оставалась – но ощутимые. Холод, неудобства, ещё недавние жалобы относительно места ночёвки – что теперь могло волновать больше, чем обуявший жар, расходящийся по телу, от ощущения нежной женской кожи под ладонями, тепла, запахов.
Шаг за шагом мужчина оттеснял напарницу по ордену, а теперь ещё и любовницу, пока её спина не упёрлась в жесткий камень. Плащ соскользнул с покатых плеч, когда Альва потянул блузу вверх, не прося, требуя избавиться от ненужной ткани. Пришлось на какое-то время отстраниться и прервать поцелуй, но лишь на время, чтобы затем прильнуть губами к разгоряченному телу девушки.
Чем настойчивее становился мужчина, тем больше съеживалась бретонка, попросту не понимавшая, что происходит. Точнее нет, что происходит она как раз-таки понимала, но вот почему и с чего? Мгновение назад они просто разговаривали, а вот горячая рука уже лежит на ее талии. Что изменилось? Хотя важно ли это, когда сердце оглушительно стучит, все а ноги подгибаются?
Нет. Амелия подалась вперед, впервые робко и неумело пытаясь ответить на поцелуй.
Да. Столкновение спины со стеной немного привело в себя, а жалобный треск рубахи прояснил голову. Мужчина вновь склонился к ней, и все вокруг поплыло, но Орбисон уже ухватилась за мысль.
– Мастер, – то ли простонала, то ли всхлипнула она, упираясь руками в грудь Карвейна, стараясь оттолкнуть.

Бретонка прижалась к груди мужчины, прикрыв глаза и слушая звук его сердца. Успокаиваясь. Горло саднило, щеки, на которых все еще поблескивали дорожки от слез, пылали, а дрожь наслаждения постепенно сменялась обычной. Произошедшее пока не желало укладываться в голове, но ничего страшного, она подумает об этом потом, когда столь странное чувство опустошения и умиротворения одновременно пройдет, вернув ясность ума.
– Мастер? – в который раз за сегодня она пытается его отстранить? Должно же у нее когда-нибудь получиться.
Голос Амелии подействовал на Драконорождённого, как ведро ледяной воды на голову. Он отстранился и, подобрав одежду с пола, подал девушке. В этот раз магического света не появилось: в силу характера и привычек Альва не стеснялся своего обнажённого тела, но глупо было бы думать снова только о себе. Вместо этого он отошел, чтобы не мешать, натянул наскоро одежду и принялся обустраивать место для ночлега: выбрал место почище, подле стола, кинул на пол всё тот же несчастный плащ, когда девушке он стал без надобности. Молча, короткими отточенными движениями, словно бы и не было ничего пару минут назад.
– Мне уйти? – наверняка за озерком, там, где виднелась дверь, найдётся место чтобы устроиться, а заодно поразмышлять.
Стоило Карвейну отпустить ее, как Амелия медленно сползла по стене вниз, притянула колени к груди , уткнулась в них лицом и замерла. Ей нужно было подумать. Вот только мыслей было так много, а туман в голове все еще не рассеялся – неудивительно, что светловолосая замерзла раньше, чем пришла хоть к сколько-нибудь разумному выводу. Пришлось поспешно одеваться, да еще возвращать ждущему Довакину плащ. Ее собственный лежал на столе, позабытый, маленький и холодный. Бретонка старательно закуталась в него и вновь сжалась в комок рядом со столом.
– Не стоит, – за дверью все так же зло завывал ветер, покидать пещеру не стоило, если только Драконорожденный не решил пасть весьма глупой и бесславной смертью, – Просто... Не трогайте меня пока. Пожалуйста...
Альва пожал плечами и встал на пороге в соседнее помещение, залитое водой. Он долго всматривался в поверхность искусственного водоёма и в темноте его цвет казался эбонитовым, как излюбленные доспехи данмеров. Ступив на узкий уступ, оставшийся от пола, мужчина убедился в его прочности и перенёс вес тела на другую ногу. Так, неспешно, больше от безделья, чем из-за интереса, он хотел попасть в грот напротив, откуда лилось слабое тёплое свечение. Сосредоточие на бесполезном занятии отвлекало от сумбурных мыслей и мерзкого ощущения вины. "Не трогать" надо было получасом ранее, оставив всё по-прежнему. Но имеет ли смысл самокопание? Вот и Довакин решил, что нет.
Он преодолел половину пути, прижимаясь к стене и шаг за шагом, на ощупь, находя выбившиеся камни-опоры, но потерял равновесие, когда ему показалось, что он услышал всхлип. Всплеск воды в тишине был нестерпимо громким. Альва вынырнул, хватая ртом воздух , и почти сразу же отшатнулся назад – в дополнение к холодной воде оказался труп, всплывший перед ним. Ни то чтобы он боялся покойников, но вот ожидать увидеть тут тело, кажется, неудачливого данмера никак не ожидал.