Сжимая поводья свободной рукой, Николас бросил быстрый взгляд на кошку, когда она ответила вместо барда. Храмовник не очень любил, когда влезали в его разговор, но обвинять в этом Ашуру было бы глупостью - он не имел никакого права воспитывать ее. Тем более что бросались нотки определенной настороженности в ее голосе, что было весьма удивительно для обычно голосистой и живой девушки. А вот предаться размышлениям над ее словами мог. Пусть это могло показаться и глупостью, но мужчина не совсем верил барду, как ранее не поверил Улани. Пусть он, как Дозорный Стендарра, и был воином света и добра, но годы службы научили нордлинга меньше всего верить людям. Они легко поддавались любым соблазнам даэдра, упивались своими пороками, и часто отрицали любовь, сочувствие, заботу Девяти. Да даже без даэдра они отлично умудрялись устраивать обливион своим собратьям: знатные лорды устраивали кровавые побоища ради ничейного кусочка земли, люди попроще поджигали соседские хаты, разбойники убивали купцов, а святоши часто запускали руку в чаши с пожертвованиями. Да, Николас отлично это понимал, но это ничуть не мешало ему выполнять свой долг; но вот и веры в людей ему это не прибавляло. Сейчас, покачиваясь в седле под неспешное цоканье лошади, мужчина в силу своего скромного ума рассуждал, что именно забыл бард в их компании. Храмовник не был противником музыки и развлечений, он сам мог мурлыкать мелодию под нос во время путешествия или перебирать струны своей лютни на привале; он знал, что среди бардов хватало лихих парней, которые лезли в гущу сражения ради впечатлений, да и отстаивать свои песни в тавернах им часто приходилось кулаками. Знал, что этот веселый бесшабашный и часто пьяный народец не особо боялся рискнуть своей филейной частью, хотя обычно это выражалось в попытка пощупать за телеса за хозяюшек и бегством от разозленных мужей. Но вместе с их парочкой (а не отрядом-вторым солдат) собраться в опасное путешествие только ради песни - это не вкладывалось в голове мужчины. "Может, шпион?" Это абсурдно напоминало эпизод с босмершей, но какая-та часть подсознания храмовника шептала, что парень может оказаться куда опаснее, чем с первого взгляда. Норд немного потянул за поводья, сдерживая лошадь так, что бы не опережать Свера:
- Бард, верящий в Стендарра? Х-ха, это нечто новое. Обычно ваш брат предпочитает красоту религии Дибеллы, которая вам, говорят, покровительствует. Но, впрочем, это не мое дело. Как я понял, Вы уже знаете, что именно у нас произошло? Задумчиво прикусив губу, храмовник осмотрелся, - нет, долго еще ехать, - после чего вернулся к своему собеседнику. Норд не собирался ему верить, но и скрывать что-то считал глупостью: пусть лучше парень знает, во что ввязался. Да и если его ответы покажутся норду неискренними, всегда можно взять барда за грудки - вокруг не было ни души, кроме троих на лошадях, не считая собаки. Да, свинство, бить человека искусства по мордам, надругаться грубой рыцарской рукой над целостностью поэта, но Николас мог отпустить себе грехи. Да и умирать от кинжала или молнии в спину он не собирался.
- Группа моих братьев и сестер по ордену были перебиты во время путешествия. Они везли реликвию Ордена, очень ценную для нас, но при этом не представляющую никакой выгоды чужим людям. И, тем не менее, причиной нападения была именно она. Я не могу сказать что-то еще, так как сам не знаю большего, но Вы, Свер, должны понимать - со мной Вы рискуете своей жизнью. Коротко кивнув, давая этим понять о конце разговора, храмовник ударил лошадь поводьями, оставляя и каджитку, и барда позади. Во-первых, ему все же надо было развеять мысли. Во-вторых, ехать без разведки было глупо, пусть с ними были чуткий нос пса и зоркие Ашуры; еще не хватало им влететь в засаду из-за собственной беспечности. "Бард, значит... Посмотрим, с какого теста ты вылеплен." Постоянное мельтешение чужих лиц в этом деле с их явным интересом нервировало нордлинга; он уже задался вопросом, стоило ли вообще посвящать кого либо, включая кошку, в ситуацию с Орденом. Да, пусть три оставшихся послушники не прошли еще весь курс подготовки, они были неплохими бойцами и он мог... "Нет. Не мог. Я это знаю." Храмовник знал, что кошке он может верить, часто они друг другу жизни спасали. Знал и то, что даже если бард окажется предателем-разведчиком, работающим на возможного противника, разобраться с ним вряд ли будет очень сложно. Сейчас было необходимо только сосредоточиться на поиске следов убийц.
Дорога не заняла много времени, и через неполных полтора часа неспешной езды они добрались до места назначения. Пропустить его было очень сложно: земля еще местами бурела от впитавшейся крови, трава была беспощадно вытоптана, и неподалеку чернело огромное пятно пожарища; тела погибших братьев, не смотря на жару, доставили в Солитьюд, а вот мертвых нападавших просто сожгли на месте. Тяжело вздохнув, Николас запоздало снял шлем с ремешка и, прижав рукой жесткие длинные волосы, водрузил его на голову. Место для засады было подобрано отлично и перед глазами мужчини мысленно пронеслось сражение, описанное Артуросом. Вот обгоревшие обломки повозки - возле нее крутились пара безобидных с виду крестьян, которые и отвлекли внимание. Вот из-за этих нависших скал лавиной человеческих тел хлынули культисты, прижимая их к обрыву и засыпав стрелами. А дальше подключился этот таинственный силач, который и разметал Дозорных. Сражение было быстрым, жестоким и трагичным, но оплакивать погибших Николас собирался потом; сейчас же ему следовало понять, как выйти на след похитителей. Одного с братьев не досчитались, а значит он либо в плену, либо смог пережить бой, но из-за полученных ран не смог сам вернуться в город. Грузно спустившись с лошади и придерживая ее за поводья, храмовник подошел к темным от высохшей крови камням дороги и прикинул взглядом возможный путь:
- Ашура, мне нужны твои глаза, иди... Стрела с лязгом черкнула по нагруднику, отлетев в грязную пыль дороги; сразу же громко залаял Гавриил, пушистой тенью метнувшись мимо мужчины. Краем глаза рыцарь успел заметить несколько темных силуэтов среди камней наверху, прикрытых полуденным солнцем; обычная засада, которую он так по-мальчишески прозевал, несмотря на весь свой опыт. Впрочем, отчитывать себя он будет позже, сейчас времени не было совсем - криком обратив внимание Ашуры на нападающих (хотя, наверное, зоркая кошка успела заметить их и ранее, тем более что несколько стрел полетели в сторону парочки), Николас с грузностью и неумолимостью медведя бросился по следам собаки, приметив тропку между камней. "Стендарр!" Подкованные сапоги предательски заскользили по камням, еще несколько стрел пронеслись мимо, одна царапнула шлем, но мужчина с неутолимостью рока поднимался вверх, к нападающим. Благо, стрелки были аховые, в противном случае вся троица была бы уже мертва. Как всегда, время потеряло свою стабильность, оно либо неслось галопом вместе с ударами сердца, либо тянулось медленно с каждым шагом, где-то рядом зарычал его пес и с ним же истошно завопил один с противником, грязно выругался и захрипел на полуслове второй, камешки сыпались под ногами, солнце ослепило парой лучей... Когда храмовник, тяжело дыша, поднялся выше и заметил врагов, с троицы двое уже лежали: один неподвижно, в неестественной позе мертвеца, с болтом в шее, второй пытался отбиться луком от пса, который бросался на него по-волчьи, кусая и отпрыгивая обратно. Третий с них, неопрятно одетый крестьянин, явно растерялся: с одной стороны он хотел броситься на выручку товарищу, со второй рисковать высовываться под арбалетные болты духа у него не хватало; впрочем, с появлением дозорного ему не оставалось ничего иного, как с топором броситься к нему, прикрываясь валунами. Долго рассуждать Элворд не стал: описав двуручным мечом красивую дугу в воздухе, он отбил широкий замах и коротко, зло врезал по зубам врагу. Вторым ударом он сбил его с ног и, без лишней жалости, пригвоздил мечом к земле. "Да упокоит Аркей ваши грешные души, ублюдки". Опять рядом заскулил Гавриил, заскулил тонко и нехорошо, и храмовник бросился к нему на выручку как раз, что бы успеть криком отвлечь внимание на себя: нападающий умудрился вытащить кинжал и распороть псу бок. Впрочем, храбрости у него было меньше, или же больше благоразумия, потому он с резвостью поднялся на ноги и бросился выше, к спасительной кромке леса, понимая, насколько медлителен будет нордлинг в своей тяжелой броне.
- Ашура, в ноги! Дозорному оставалось только надеяться на легкую руку и зоркий глаз каджитки, потому что нельзя было ни убивать противника, ни отпускать.
