Время и место: 200 год 4Э, 15 высокого солнца. Брума.
Участники: Улани, Одани.
Краткое описание эпизода: Даже у волшебства должно быть чувство юмора.
Предупреждения: Громкие звуки.
Музыкант ни в чем не виноват
Сообщений 1 страница 5 из 5
Поделиться125.05.2015 20:49:58
Поделиться225.05.2015 23:20:58
Не каждый день в Бруме происходит что-то необычное. Северные ветра Скайрима приносят свои запахи и мотивы в жизнь этого городка. Норды - народ простой и понятный, по имперским меркам. Дышат свободно, гуляют с размахом, живут и другим не мешают. Этих крепышей можешь назвать скучноватыми, и слова твои упадут не слишком далеко от истины.
Однако, случаются и в холодных краях дни, когда даже самый искушенный путник найдет, чему подивиться. А даже и искать не станет, так все равно носом уткнется рано или поздно. Необычности подобны воронкам, неведомой силой к себе тянущим случайных зрителей. В тот день таковых набралась порядочная уйма. Участников, к сожалению, оказалось в разы меньше. Пришлось некоторым за всех отдуваться.
Небывалое оживление гостило в одном из брумских трактиров, именуемом "Продрогшим Бардом". Заведение особым успехом не пользовалось, и десятки людей проходили за день мимо его дверей, направляясь к более пристойному постоялому двору. Хмурая физиономия норда-хозяина, смотрящая на тех людей из-за грязных окон с видом отнюдь не гостеприимным, стала одной из местных достопримечательностей, на которые всем, по большей части, было наплевать. Нежеланное дело досталось ему от старшего брата, отбывшего в Скайрим по вопросу национальной независимости. Такие, как правило, не возвращались.
В эти особенные дни для старины Рольфа работы заметно прибавилось. Светловолосый гигант даже кислую мину корчить не успевал, пчелкой летая между погребом, стойкой и столами. Дрянной алкоголь лился ручьями по кружкам, бородам, столам и штанам в неожиданно безумных количествах. Знакомые мальчишки были подряжены скакать на кухне и делать из холодной еды горячую. Гости подпевали, притопывали ногами и выглядели, в целом, слишком довольными жизнью... Да, подпевали. Пытались. Было, чему.
Звездами "Барда" оказались два данмера с лютнями в руках и голосами во ртах. Эти двое представляли собой полные противоположности. Один был лучезарный, беловласый, веселый и шумный. Другой вороной, мрачный, хриплый больше обычного и, в целом, похожий на эльфа с серьезными жизненными проблемами. Чего стоили два черных круга на черной коже под глазами, которые еще и видно было. Эти двое наяривали поочередно, время от времени заводя незаурядные куплеты. Первый, обычно, их начинал в своей задорной манере, но второй время от времени убивал целый куплет пусть даже и одной строчкой, грубой как шкура нетча, и резкой, как укус скального наездника. Таким образом, музицирование походило на выступление двух клоунов - ворчливого и жизнерадостного. Публика, представленная, как ни странно, не только захмелевшими нордами, была более чем довольна.
Уже третий день. Новость о заколдованном барде, не умеющем перестать играть, и бесконечно от этого страдающем и путнике, из сочувствия подыгрывающем ему вторые сутки безо всякого сна и отдыха, расходилась по городу с пугающей быстротой. С каждым днем желающих поглядеть на диковинку становилось все больше. А свободных мест все меньше.
- Эй, певчий брат! Устал, небось-ка?
Приляг, чего стесняться!
Народ я развлеку, не бойся,
Зачем так убиваться? - обратился к партнеру весельчак, наигрывая быстрый фон из высоких, пищащих как птенчики нот.
Тот устало прикрыл глаза и вздохнул, сквозя раздражением. Мелодия была поймана его инструментом, но дальше игралась уже куда менее мажорно.
- Вот мог бы взяться я за нож...
Проклятый бард выразительно взглянул на разошедшийся в улыбке рот и продолжил уже с нотками мечтательности.
- Без языка-то не споешь.
Адресат этих слов запрокинул голову, хохоча и нарочито показал язык своему будущему палачу. Всячески привлекая к себе внимание, весельчак все-таки отвлекал присутствующих от крайне скверного внешнего вида своего не-товарища. Руки его время от времени висли без сил, спустя мгновение каким-то импульсом возвращаемые к инструменту, тело покачивалось так, словно было близко к потере сознания, а на лице стояло неизменное выражение мученика, так веселящее публику. Ах, если бы это было наигранно!
Отредактировано Одани (25.05.2015 23:59:45)
Поделиться327.05.2015 02:40:01
Город навевал мысли о сказках – о том, как ночами негромкий отеческий голос зачитывал истории о занесенных снегом селениях, о серебристых горных вершинах, о замках, сияющих витражными окнами, о музыке небесных сфер, которых, казалось, можно коснуться рукой, достаточно только привстать на цыпочки и потянуться.
Пушистая от снега Брума очаровала эльфийку, стоило ей с остальными наймитами пройти за ворота – деревянные дома с резными коньками выглядели донельзя уютными, а церковь Талоса завораживала точностью форм и строгостью облика.
А загадочную музыку сфер заменяло удалое пение бардов в таверне, разбивавшее вдребезги заснеженную сонность улицы.
Гремели кружки, отбивая в такт звучавшей музыке, дрожали стропила, сотрясаясь от одобрительных выкриков, и никого не смущала летевшая на носы пыль и редкие хлопья сажи. Все здание, казалось, вот-вот ходуном заходит – такое внутри царило веселье. Поразительно, что никто не начал отплясывать на столах.
Йиррель и остальные быстро разошлись кто куда: кто в комнату – пытаться уснуть, кто по лавкам – проверять нутро на прочность местной едой и драть глотку выпивкой.
Захваченная потоком новых впечатлений, Улани не смогла бы задремать, даже искренне и всеми фибрами души пожелай она провалиться в сон. Несмотря на последнюю ночь, проведенную в седле, эльфийка не выглядела усталой – отнюдь, раскрасневшаяся с мороза, улыбчивая, с восторженным блеском в глазах, она казалась бодрой и звонкой, словно горох в миске. Малая толика алкоголя – злое пойло! – разгорячила ее и подняла настроение еще больше
В избранной для постоя таверне, соответственно названию, выступали барды, похожие друг на друга, как стеклянная бусинка на уголек: один был светлым, неожиданно улыбчивым – только зубы сверкали – для представителя своей расы, по мнению многих отличавшейся чрезмерной серьезностью, знай метал на публику лукавые взгляды, второй же был мрачен, как туча пепла, угловат фигурой, образом в целом и голосом больше напоминал то ли пса, то ли отощавшего волка, устало огрызавшегося на мир.
Поначалу Улани, как и всем нынешним посетителям, казалось, что перебранка двух музыкантов была лишь представлением, устроенным на забаву завсегдатаям таверны – она поневоле больше засматривалась на парня, того, что был повеселее, и смеялась в тон, сидя у дальней стены. Каждый раз обладатель белолунных вихров находился, чем бы поддеть и впоследствии срезать угрюмого сотоварища, а тот мрачнел все больше – пусть каждый раз и казалось, что дальше уже некуда.
Но немногим позже, успокоившись и слегка остыв, девушка смогла взглянуть на ситуацию более здраво – и та как-то очень быстро перестала ей нравиться.
Толпившиеся вокруг люди, мужчины, в большинстве своем – один спьяну едва не раздавил девушку, споткнувшись и рухнув опасно близко – не столько разговаривали, сколько орали, пытаясь перекричать и расслышать друг друга во всеобщей какофонии. Из этих обрывков босмерка волей-неволей складывала, как цветную мозаику – синее к синему в уголок, красное к красному в центре – историю прошедших трех дней.
По всему выходило, что данмер – тот, мрачный, сидел тут безвылазно все три дня кряду, и столько же времени развлекал народ, не в силах ни с места сойти, ни хотя бы дать рукам отдых. И только с появлением второго барда – да бард ли он был или просто доброжелатель? – получил возможность хотя бы изредка делать паузы.
И хуже всего – судя по виду певуна (а темные круги под глазами явно не были подрисованы сурьмой или сажей), изредка закатывавшимся глазам и заострившимся чертам лица, тот вовсе не слегка притомился, а был на грани обморока от истощения.
«Экий доброхот тебя так “порадовал”», - окончательно утратив былую веселость, подумала Улани, - «и как бы тебя, бедолагу, спать отправить…».
Причем, как-нибудь так, чтобы оголтелая публика не подняла вой и не устроила погром, разобидевшись из-за отнятого развлечения.
Подумав так, эльфийка поднялась с места и, бочком обходя захмелевших нордов, направилась в сторону бардов, не совсем, впрочем, понимая, что можно сделать, кроме как магией влить в несчастного лютниста немного не сил. Не подыгрывать же им, право слово, на флейте?..
Поделиться428.05.2015 02:50:55
Сцена состояла из нескольких картин, писаных совершенно разными красками. На одной из них цвело жаркое веселье, украшая таверну и лица в ней заседающие. Уставшие от сурового быта, посетители заряжались редкой яркости позитивом, делая свою жизнь проще и легче. Другая же издалека была похожа на первую, но стоило присмотреться, как являли себя тона более темные. Темная туча возвышалась над проклятым дважды эльфом, орошая полотно неочевидным пугающим мраком.
- Не сыщется в мире того короля,
Что столько угроз пережил, сколько я!
По что на меня переводишь ты силы?
Спой лучше куплет поживей-покрасивей!
Коль некому здесь с твоей ношей помочь...
На какое-то мгновение данмер скосил глаза на публику. В тот миг его взгляд был уже не настолько весел. Такими глазами ищут спасения для утопающего друга. Едва ли кто-то этот самый момент смог или захотел уловить. Потеха продолжилась.
- Кидай ее в печь. Разожжем эту ночь!
Ход вновь перешел к страдальцу. Встряхнув поникшей головой, эльф слишком уж энергично размахнулся, чтобы ударить по струнам.
- Ну, Вивек с тобой, ненавистный тупица!
Спроси у гостей - какой песне пролиться?
Умолкнув, игрец настораживающе-резко повернул голову к своей левой кисти. Испуг кошкой напрыгнул на его измученное лицо. По двум темным пальцам заскользили багровые змейки. И тем не менее, они снова легли на инструмент и завели новую, неспешную мелодию, смакуя боль, причиняемую игрой и расширяя вопящие ранки. Белокудрый не замедлил среагировать и вскочил со своего места, чтобы выскочить перед партнером и, воздрузив одну ногу на стул, загородить его от лишних глаз.
- Эй-ка, честной народ! Звездам пылать до утра, так и мы не сплошаем! Чего угодно вам услышать сегодня в этих стенах?
Спокойная трель теперь перекрикивалась заявками благочестивых пьяниц. Весельчак время от времени слегка покусывал нижнюю губу, все хуже скрывая волнение. Шум с легкостью скрывал издаваемый ни в чем не повинным бардом стон. Пока что.
Поделиться529.05.2015 20:19:42
- Вдова купила баклажан, - неожиданно запел, а вернее громогласно взревел какой-то норд-здоровяк. Изрядно поддатый, он сидел на скамье и раскачивался в такт музыке, что звучала разве что в его затуманенном алкогольными парами воображении. Здоровяка звали Рёгнвальд и тот, недавно выиграв спор, ныне решил отпраздновать победу – и успел допраздноваться до того состояния, когда плясать уже не получается, а петь все еще хочется. И, в общем-то, даже не особенно важно, что конкретно петь, - домой к обеду принесла!..
Улани, крадучись пробиравшаяся за широкими мужскими спинами, поморщилась – даже исполняя столь, казалось бы, неказистую песенку, захмелевший нордлинг ухитрялся попадать феерически мимо нот.
Но несмотря на отвратительные вокальные данные, народ в таверне подхватил напев. Немногие из тех, что явились сюда поглазеть на зачарованного барда, все еще преследовали ту же цель – выпивка делала свое дело и теперь большая часть публики просто хотела развлечений, не особенно заботясь об источнике. Если петь взялся соотечественник, так почему бы не помочь ему и приподнять нестройным ревущим хором крышу таверны?..
- Но занести над ним ножа… - Летело под стропила зала, наверняка становясь причиной дурных сновидений у тех, кто пытался спать этажом выше. Улани тихонько вздохнула, посочувствовав Йиррелю и его чувствительным ушам – злые желтые глаза и серое от недосыпа лицо буквально стояло перед глазами. - …на кухне так и не смогла!
«Овощная фетишистка», - девушка только головой покачала, будучи уже совсем близко к расчищенному для выступления бардов пятачку, - «и ведь с какого-то повода была песня придумана».
Темноволосый певун был совсем плох – неведомое заклинание не давало ему прекратить игру, даже когда пальцы оказались изранены в кровь. Из груди мужчины вырвался сдавленный стон, а рука помимо воли сама собою вновь легла на струны. Густые алые капли текли по пальцам, падали на лакированный короб инструмента, окрашивали струнные жилы.
Улани обошла практически весь зал вдоль стен и в итоге оказалась за спинами исполнителей – белоголовый как раз скакал перед зрителями, аки петух перед курицами, отвлекая от товарища внимание публики и всячески перетягивая взгляды на себя. Пользуясь кратковременной паузой, девушка коснулась плеча заколдованного барда, привлекая его внимание, и продемонстрировала янтарную дымку, клубившуюся вокруг ладони.
Магия пульсировала и вытягивалась туманными нитями, ища выход. Сияние на секунду вспыхнуло ярче, подсветив беспокойный взгляд эльфийки и озарив измученное мужское лицо – показавшееся выточенным из грубого камня из-за глубже обозначившихся морщин, – а затем потускнела, с едва слышным шипением втягиваясь в чужое тело.
Босмерка чуть слышно охнула – она, конечно, ожидала, что истощенный данмер впитает магический поток, как сухой песок впитывает воду, но на деле целебный свет терялся в нем, словно проваливаясь в темный колодец.
«Каким же чудом ты вообще до сих пор держишься», - поразилась целительница и наклонилась вперед:
- Я могу помочь, - горячо и быстро зашептала она, украдкой поглядывая в зал, - поддержать до поры или найти заклинателя. Знаешь, где он?
Магичка не сомневалась даже, что неведомого чародея, если таковой сыщется, удастся ласково уговорить – в конце концов, Улани здесь была не одна, можно было и вытащить из постелей остальных наемников. Все равно ведь не спали. А за возможность прекратить творившуюся на первом этаже таверны разноголосицу наверняка ухватятся если не с радостью, то уж точно не без некоторого энтузиазма.