Было темно. Настолько темно, что возникающее давящее чувство мрака, пустоты и одиночества болезненной пульсацией отдавалось в голове, закладывало уши и выдавливало глаза. Запёкшаяся кровь, пот и грязь умыли их лица, а пыль и паутина накормили путников вусмерть. Словно пёстрый саван, их окутывали боль, усталость и жажда. На никчёмное мгновение человеку почудилось, будто тьма была живой, будто она двинулась, шелохнулась в попытке цапнуть названных гостей, заключить их в свои крепкие объятья и тут же задушить. Паутины сталось больше. Всмотревшись во тьму, бретон тут же закрыл глаза, впившись зубами в собственный кулак, сдерживая вырывающийся наружу крик, и вместе с тем, рвоту. Живая тьма, сотканная из мельчайших паучонышей, копошащихся во мраке пещер, в действительности оказалась живой.  В свете тонких лучиков солнца в медленном танце кружилась пыль, поднятая в воздух суетой смертных. Пыль, которая на пару секунд могла показаться маленькими осколками алмазов в бесконечной тьме подземельев, делясь своим драгоценным блеском с теми, кто вряд ли поведает о её красоте свету. В конечном итоге, тьма поглотит их. Тьма, создаваемая чёрными силуэтами блестящий хитин и мохнатых брюшек.
Благоговейную тишину разорвал крик девушки. Громкий и звонкий, отражавшийся многократно от стен пещеры. Недоумение, броско отразившееся на лице человека, к сожалению, было невозможно разглядеть. Зато в повисшей тишине, глухой, липкой, и смердящей, ясно, точно горячее дыхание собеседника, ощущались упругие, тугие струны напряжения, пронизывающие весь периметр пещер. Человек стиснул зубы, подавляя в себе жгучее желание огреть альтмерку первым попавшимся под руку камнем. Паника была ей ни к лицу, ни к нраву. Она же, полнолунным приливом накатывала на смертных, смывая с них грязь спокойствия, сдирая с них заострённой галькой самоконтроль и собранность. Благо, той хватило минутной заминки, дабы прийти в себя, взяв под уздцы свою нервозность. Зажмурившись, бретон кивнул, дав немую команду к действию. На мгновение звонкая тишь оборвалась глухим хрустом. Стиснутые его зубы заскрипели, один раскололся, извергая лавы крови. Челюсть будто онемела, отнялась, но то было ничего, по-сравнению с диким воем вправленного плеча. Разбойник простонал что-то нечленораздельное, взывая к Талосу. Боль его унялась, и только тогда он выпрямился, серьёзно посмотрел на девушку слезящимися глазами, да сплюнув кровавую пену слюны, взял её за руку, помогая альтмерке подняться на ноги. Понятно было и без слов - оставаться здесь опасно. Они привлекли к себе слишком много внимания.
Каждый шаг давался сложно и отдавался невероятной болью в пояснице. Голова болела, похуже чем после хорошей попойки. Бретону казалось, что следующее мгновение вывернет его жалкую тушку наизнанку. Но чуда не случалось. Он всё ещё был жив, он всё еще плелся по пустынным подземельям, а единственными его спутниками была метистка и куча маленьких-маленьких паучат, которые бесили его настолько сильно, что будь у него чуть больше сил - так всех передавил бы к чертям. Мужчина плелся едва передвигая ногами, лишь изредка прерываясь на то, чтобы харкнуть кровью, согнувшись в три погибели, стараясь при этом не выблевать остатки собственных органов. Встречающиеся им на пути пауки становились больше. Возникало чувство, что они росли ни с каждым новым шагом путников, а с каждым их вдохом, с каждым морганием. В какой-то момент шаги перестали отдаваться гулким эхом от стен пещеры(паутины стало настолько много, что она начала поглощать звуки) и шли они теперь практически в полной тишине.  Паучков уже не было. Были настоящие пауки.
Идти было сложно, но можно. Разбойник даже, как-то приноровился и уже хромал не столь сильно, останавливался не столь часто. Где-то впереди раздался противный визг. Еще один, на этот раз он больше походил на стрекот, от которого даже каменные, казалось бы, непоколебимые стены - пошли ходуном. Схватив Эйлонве за руку, он, сколько хватило ему сил, дернул даму на себя, и вместе с ней повалился за камни. Отпустив девицу, мужчина осторожно выглянул.
Новая волна стрекота заставила пошатнуться. Впереди, в расщелине меж скал, туда, куда с трудом пробивался свет светящихся грибов, взъярилась, вздыбилась огромная тень неизвестной Нирну твари. Бретон попятился назад, спиной нащупал стену да схватился руками за торчащие из неё булыжники, впившись грязными ногтями в камень. Земля под ним дрогнула. Человек и охнуть не успел, как каменная кладь под его ногами провалилась вниз, и смертный с диким криком канул в пропасть, в белую пучину паутин. В ответ на его плачь по коридору прокатил адский, заинтересованный треск. В сторону альтмерки поспешило злосчастное шарканье. Рот девицы со спины зажала чья-то рука, а её саму нагло дёрнули в сторону, утопив во мраке. Эта тень забила метиску в узкую расщелину меж камней, резко поддавшись вперёд, накрыв мерку собой.
- Не шуми, - тихо прохрипел ей на ухо Азаран, лбом уткнувшись в стену пещеры, да прикрыв глаза. Паутина на его груди окрасилась в сочные тона багрянца, благодаря излишней строптивости компаньонки. Животный писк усилился, шум, издаваемый огромной тварью раздался совсем рядом, да растворился где-то под землёй. Данмер тяжело выдохнул, и нахмурился, оскалившись в приступе едкой боли. Острый наконечник глубже вгрызался в плоть.
- Это… Мафка, - хрипло пояснил иллюзионист, не теряя времени попросту. Обстановка накоплялась - Эйлонве, прежде чем она нас найдёт, мы должны вернуть двемерскую головоломку. Единственный способ выбраться на поверхность - отключить работающий механизм его хозяев.
Бывший ассасин Мораг Тонг грузно схватился руками за камни, отпрянув от девицы. Он был опустошён. Не хватало сил даже просто вслушиваться в её речи.