Ленивое весеннее солнце светило ярко, да вот согревало слабо. В Эльсвейре уже вовсю цвели буйным цветом теплолюбивые растения, которых так и не смог коснуться холод, а здесь земля только нехотя скинула с себя тяжелые снежные оковы и задышала. Еще не начали набухать почки, дни были по прежнему коротки, а ночи морозны, а в оврагах и канавах до сих пор лежал серый последний снег, но отовсюду уже веяло весной. Впрочем, молодой каджитке, зябко кутавшейся в плащ и щурящейся этому яркому, но бесполезному солнцу, было от этого не легче, эта весна радости пока не приносила. Биша пропал, окончательно это стало ясно только сейчас, спустя неполный год с того момента, как пришла от него последняя весточка, где он сообщал, что покидает Бравил и отправляется в Чейдинхол.
Аайн предвидела, что рано или поздно кто-то из них троих больше не сможет идти по выбранному пути, а отправится в объятия Великого Отца, но не думала, что это произойдет всего через каких-то пять лет, хоть и было у этому множество предпосылок.
Некогда великая Империя билась в агонии, словно птица, зажатая в крепкий кулак Доминиона Альдмери. Поклонение Талосу отныне было под запретом, а налоги росли как на дрожжах, отчего то здесь, то там вспыхивали народные недовольства, выливающиеся в откровенный разбой, а истощенная в войне провинция ничего не могла с этим поделать, как ни пыталась. Еще совсем недавно пожар полыхал здесь, в Чейдинхоле, но угас, оставив после себя медленно заживающие раны. Люди все еще с опаской покидали свои жилища, по улицам бродили неприятного вида личности, но вопреки этому на торговой площади жизнь била ключом, ведь даже в самой напряженной ситуации найдутся те, кому есть что продать, и те, которым есть на что купить.
Прошлогодние овощи и фрукты, свежая выпечка, рыба и дичь, всевозможные приправы, сладости и прочая снедь украшали деревянные прилавки, и Аайн здесь явно была не к месту со своими склянками с маслами, кремами и мазями. И немудрено, какое людям дело до красоты, когда денег и так не хватает на то, чтобы хоть чем-то набить желудки. Стоит ли говорить, что торговля у каджитки не шла? Она находилась в этом городе уже около недели, но за все это время не продала и десятка баночек, не то, что в Бруме, где убийца жила последние два года не столько из-за поисков, сколько из здравой осторожности и осмотрительности, где ситуация была многим спокойнее, а торговля шла куда более бойко.
Что до Брумы, то по прибытии туда сразу стало понятно, что искать следы Братства там бессмысленно, ведь даже спустя столько лет все, от мала до велика, частенько вспоминали и с гордостью рассказывали гостям города о выжженном "змеином гнезде", а бойкие мальчишки за мелкую монетку радостно мчались показывать то, что некогда было Убежищем Темного Братства. За эти долгие два года каджитка неоднократно посещала руины в надежде найти хоть что-нибудь, способное дать хоть одну зацепку и вывести ее поиски на новый виток, но ничего так и не нашла - все, что не погибло в пожаре, было давно разворовано местными - и единственное, с чем выходила из бывшего Убежища Аайн, так это с чувством полнейшей опустошенности и огромной скорбью по погибшим Братьям.
Но даже не смотря на столь печальные события многолетней давности, на продирающий до костей холод и ледяную суровость, под стать климату, в душах местных жителей, Брума нравилась Аайн куда больше чуть более теплого, но разрушенного под народными волнениями Чейдинхола, где в сердцах местных глубоко засел презренный страх и недоверие ко всем чужакам, а особенно тем, кто по расовой принадлежности может иметь отношение к всеми ненавистному Талмору. И от того, что в ней видели сплошь врага и шпиона, но, благо, не трогали от греха подальше, маленькой эльфоподобной каджитке было ой как несладко. Если с плохой торговлей и косыми взглядами она еще могла смириться, то невозможность разговорить даже вусмерть пьяного забулдыгу или торговок, что горазды языками молоть, ей была просто невыносима. Ведь она точно знала, что есть где-то в этом городе Убежище, чуть ли не последнее на всем континенте, но хотя бы примерное местоположение его узнать было совершенно не от кого.
Вот и сейчас стоящая за соседним прилавком пожилая данмерка опасливо поглядывала на остроухую мелочь, то ли босмерку, то ли каджитку - да поди их разбери - и молчком обменивались красноречивыми взглядами со своей соседкой. Аайн старалась этого не замечать, и сложив руки на высоком для нее прилавке, отрешенно осматривала прохожих, выглядывая из-за склянок со своим товаром. Люди сновали туда-сюда, торговались, покупали, но упорно обходили стороной ее прилавок, и только один человек сразу привлек ее внимание. С его появлением в торговых рядах многие заметно занервничали, хотя даже оружия при нем не было, а родительницы притягивали своих детей к себе поближе. Человек был странный, очень странный, и, кажется, был явно не в себе, если судить по бешено меняющейся мимике. Человек на минуту застыл в нерешительности, а потом направился прямиком к ее прилавку, заставив каджитку напрячься. Когда он подошел совсем близко и ей удалось хорошенько разглядеть, то все сомнения о его дружбе с Шеггоратом ушли сами собой - человек был абсолютно не в себе. Больше походящий на восковую фигурку, кажущиеся каким-то неживым, нереальным, мужчина был бы абсолютно бесцветным, если бы не ярко-рыжие патлы и сияющие нездоровым блеском карие глаза. Аайн он не понравился.
- Эта приветствует тебя? - на распев проговорила она, когда восковой человек навис над ее товаром.
Отредактировано Аайн (09.08.2015 17:32:23)
