Это было нехорошо, конечно, но Летео невольно радовался отъезду Тимина — и ничего с собой поделать не мог.
Словно коллега... мешал.
Несправедливое отношение. Он привез Муну к Летео, да и работы с алхимическими ингредиентами были весьма захватывающими и познавательными не только для личного опыта, но и для научного мира. Да и сам Тимин был просто удивительно приятен в общении, особенно если сравнивать с большинством магов в той же Коллегии Шепчущих.
И все же Летео, испытывая терзания совести за это, с нетерпением ожидал когда же коллега уедет.
Но и когда Тимин уехал, Муна не поторопилась выскочить на середину дома  - напротив, она почему-то остаток дня скрывалась у себя в комнате, беспокоить ее Летео не стал, признавая за шаманкой право на личное пространство, желания  и настроение. Не в настроении общаться — ничего страшного. Летео мог заняться чем-то другим, например, записать недозаписанное и привести в порядок все то, что они за эти несколько дней наисследовали. В своих записях Летео соблюдал подчас безжалостную к себе честность. Например, указал, что эксперимент с сердечным камнем  неминуемо закончился  бы скверно по его, Летео, вине: Тимин же предупреждал о связи вечногорящий вулканических камней с зловредными тварями, и какие Летео предпринял меры предосторожности? Правильно — ровным счетом никаких.
Еще и потом глазами хлопал.
Про роль Муны в этом спасении Летео тоже не забыл, а как же. А затем перечитал все, возвращаясь на этап с желе нетча... и вздохнул. Эти путешествия по иным мирам рука об руку с шаманкой-рьеклингом навлекли бы на Летео бесчисленные насмешки коллег по всему Тамриэлю. В лучшем случае, его назвали бы сумасшедшим. В худшем — подобным любителям лунного сахара и курительной скуумы, из этого самого сахара перегоняемой.
Объяснить «это настоящее, это все настоящее, хотя и другое» он  попытался бы, конечно, вот только увенчались ли бы попытки успехом?..
Хороший вопрос.
За работой Летео, по обыкновению, подъедал оставшиеся с обеда сладости (завтра испечет что-нибудь новое), посадил несколько задумчивых клякс и в результате закончил тем, что намерен продолжить в том числе и «выходящие за пределы традиционной магической науки» эксперименты.
С Муной.
Можно без желе нетча.
И... он ведь ее хотел обучить магии. Муна к чарам относилась с недоверием, но отчего-то Летео казалось, что исключительно из предубеждения, подобно тому, как он сам изначально относился с предубеждением к рьеклингам. Но ему хватило нескольких дней, чтобы изменить мнение на сто восемьдесят градусов. Значит, надо и Муне показать, что магия полезна и ей пригодится...
С тем и заснул.

Проснулся Летео от взгляда.
Когда смотрят в упор — очень трудно сохранять спокойный и безмятежный сон. Грохот хлопнувшей от сквозняка двери действует в этом смысле куда как слабее.
Открыв глаза, Летео увидел Муну, которая стояла рядом  и смотрела на него.
Летео еще ни разу не доводилось просыпаться от взгляда рьеклинга, но в этом пробуждении не было ничего неприятного. Правда, Летео все-таки, садясь на кровати, смущенно завернулся  в одеяло.
- Доброе утро, Муна.
Он зевнул, прикрывая рот ладонью.
Утро уже никак нельзя было назвать ранним. Муна, должно быть, не один час походила под дверью, прежде чем решиться его побеспокоить...
- Я вчера же говорил? Или забыл... в общем, ты можешь пользоваться всеми вещами. Ах да, если что-то... - «высоковато», - Неудобно, то скажи. И... завтрак скоро будет.
Намек во взгляде был более, чем прозрачен.

Летео оставил одежду в полное распоряжение Муны. Собственно, если бы даже она все разворошила, он не стал бы возмущаться — любопытство ее понятно, она не видела ничего подобного, а изысканных манер от рьеклинга требовать странно. Одновременно Летео ей абсолютно доверял: в каком-то смысле Муна была даже церемонней, чем он и Тимин вместе взятые, вот например, сидела же под дверью столько времени, вместо того, чтобы взять что-нибудь из еды...
За едой, к слову, неплохо было бы скоро съездить, выяснил Летео после обследования запасов. Он критически обнюхал оставшиеся домашние сосиски, но замораживающие чары держали их свежими — да, вот и пример, почему Муне следует обучиться магии... ладно, на Солтсхейме ледяные чары не очень-то актуальны. Зато вот огненные — вполне наоборот.
К сосискам присоединились яйца в мешочек, а на сладкое Летео достал сушеные яблоки и мед. Интересно, Муна пробовала мед? Водились ли на Солтсхейме пчелы?
О, они все это смогут обсудить.
И даже еще больше. Все-все на свете.
Летео не удержался — заглянул в комнату Муны, где красовались на стенах нарисованные желе нетча знаки во главе с этим странным многоруким, вернее, как будто находящимся в нескольких позах сразу, созданием. При свете дня... утра глаза светились не так ярко, но и не думали гаснуть. Летео даже пометку, вернувшись, в журнале сделал: нетчевое желе весьма стойко, не портится и не гаснет. Интересно, сколько оно вообще продержится?
Летео успел издалека заметить как Муна разглядывает содержимое его шкафа.
Она потом шкаф закрыла, глянула еще в окно — Летео уже ушел, ему вовсе не хотелось, чтобы она подумала, будто он за ней подглядывает. Ну да, рьеклинг по-прежнему вызывала в нем бурный интерес, но Летео опасался как бы Муна вновь не почувствовала себя диковинной зверушкой. Пускай клетка и осталась позади, а она теперь жила на тех же правах, на каких жил бы любой другой гость.
Кстати...
- Завтрак готов. Только... минутку.
Летео подошел к шкафу и достал чистое полотенце. Для рук. Но Муна в него могла завернуться целиком.
В ванне не было вешалок, достаточно комфортных для рьеклинга, зато как раз где-то на уровне головы Муны торчал гвоздь — этот несчастный гвоздь Летео давно собирался уже вбить, что ли, или хотя бы позвать тех, у кого в таких делах руки растут из более правильного места. Но сейчас гвозь пригодился.
- Это твое полотенце. Умывальник неудобно расположен, извини, я поставлю ммм... табуретку. 
С тем, чтобы забираться на стулья, у Муны вроде бы не было никаких проблем.
- Не стесняйся говорить что тебе нужно. Или что неудобно. В общем, - Летео развел руками. - Чувствуй себя как дома. И это касается наших планов на сегодня. Чем бы ты хотела заняться?

Летео отвернулся, когда Муна умывалась. Это все же был интимный процесс, однако перед тем, как отвернуться, он отметил, что рьеклингу не очень понятно само устройство такого достижения цивилизации как умывальник. Возможно, ей стоит объяснить или она сама поймет? Ладно, это могло подождать — сейчас Муна разобралась, что и куда, а тонкости... тонкости потом.
На вопрос о «Высокой Скале» только кивнул, задумчиво решив, что лучше будет позадавать наводящих вопросов. Нет, Летео, конечно же, понимал, что Муна спрашивала не о королевских династиях Даггерфолла или Вэйреста, к примеру, и не о ценах на пшеницу в Камлорне, но и более общих моментов слишком много.
Земля, обитатели, города...
А потом Летео вздохнул. И даже остановился посреди кухни, словно памятник самому себе.
Да, он об этом думал.
И ничего хорошего не надумывалось. Да, он понимал, что вряд ли люди в любом из городов примут рьеклинга иначе, как забавную зверушку... во всяком случае, если Муна решит путешествовать в одиночку. Ей понадобится помощь.
- Тебе удобнее есть за столом? - почти как с Тимином, Летео немножко тянул с ответом на главный вопрос, главным образом, для того чтобы означенный ответ сложился в голове в цельную картину.
Его, вопрос и ответ, следовало разбить на несколько.
Муне опасно в Хай Роке потому что....
Она рьеклинг, а рьеклингов здесь никто не видел и вряд ли воспримут адекватно.
Хорошо. Но приходили же сюда порой аргониане из племен, иных, кроме более или менее привычных Хист; иногда и каджиты в караванах, среди которых были не только сутаи. В отличие от сенчей Муна, например, вполне внятно говорит на тамриэлике.
Значит, ей нужна бумага с... ну, например, королевской печатью (почему бы и нет) о том, что она под защитой. Летео не сомневался, что Эйдан не станет возражать. Куда сложнее Муне будет объяснить, почему и зачем нужна бумага.
А еще...
Так, завтрак.
- Погоди. Я могу положить на стул книги,  - с этими словами Летео направился в свою лабораторию, откуда взял несколько объемистых томов. Они были ценные, но ничего, рассудил Летео, с ними не случится от соприкосновения с пятой точкой рьеклинга. Книги он положил на стул, чтобы сократить расстояние между Муной и столом. - Так удобнее?
Сосиски и яйца уже дожидались на тарелке.
- Знаешь, Муна. Как то быть — отличный вопрос. Не хочу тебя обидеть, но... - Летео пожал плечами. - Здесь просто никто не видел таких как ты, и могут понять неправильно. Я могу устроить так, чтобы король...  эм, вождь Даггерфолла дал тебе некий предмет, который будет означать, что ты полноправный гость на этой земле. Но есть люди и меры, которым нет дела до правил. Разбойники, например. Ты можешь защитить себя, не сомневаюсь, я видел, что ты сделала с пепельным отродьем, и все же иногда оружия недостаточно. Поэтому я  хотел бы обучить тебя магии. И... пока, наверное, тебе лучше оставаться со мной. Я не буду удерживать тебя насильно, но Муна, одному тяжело в чужой земле, правда? Без друзей тяжело. И плохо.
По сути, перед Летео стояла та еще задача: привезти рьеклинга в Даггерфолл, при этом добиться того, чтобы в нее не тыкали пальцами почем зря (не говоря уж о том, чтобы не пытались убить). Где? С кем? Как?
«Все решаемо».
Ну да, конечно.
- Завтрак стынет.

Все бы ученики так реагировали: Муна аж засияла, словно вымазавшись в желе нетча.
Летео только плечами пожал и пододвинул ей десерт поближе — в очередной раз отметив, что дом ну никак и совсем не приспособлен к комфорту рьеклинга. А это означало, что Летео следует позаботиться о том, чтобы стал приспособлен... но это только дом.
Хай Рок не очень приспособлен для рьеклингов, вот что куда хуже. Магия в впрямь могла бы помочь, Летео даже задумался — он, разумеется, хотя практически не владел магией Разрушения, но мог показать базовые принципы (зажечь огонь, опять же, очень полезно. Не только на Солтсхейме). Однако Изменение и Иллюзия — даже полезней именно вдали от родных земель. Изменение позволит исправить материальный мир так, чтобы он стал более подходящим, а Иллюзия — воздействовать на не самых дружелюбных граждан. На тех, кому закон не писан.
В общем, работы предстояло немало.
Муна и ее воодушевление подгоняли: начать прямо сейчас. Тимин вернется через несколько дней, а при нем... ну... Летео не будет чувствовать себя так же свободно с Муной.
(Совесть в очередной раз проворчала, что Летео жутко несправедлив к исследователю, который долгое время был приятелем по переписке и который вел себя исключительно вежливо, и так далее и тому подобное).
- Вот и отлично, - невозмутимо проговорил Летео вслух, пока возвращаясь к своему завтраку. Муна-то собственную порцию проглотила почти моментально, и ей явно не терпелось уже закончить с едой. А еще в ней как-то помещались совсем не соответствующие скромным размерам порции. - Тогда можем начать прямо после завтрака.
На самом деле, Летео не сомневался: рьеклинга можно обучить магии. Во-первых, все живое в той или иной степени обладает магикой — все разумное точно, и даже некоторые не слишком разумные существа, вроде определенных видов животных и растений. Во-вторых... по сути, раз Муна поддалась вчерашней иллюзии, прогулке по созданному Летео ирреальному миру, это означало и ее собственную способность колдовать. По некой (неизвестной Летео) причине рьеклинги не любили магию, но так редгарды и орки, например, тоже; это не отменяло факта, что среди редгардов и орков имелось немало весьма могущественных чародеев. Культурные особенности не имеют никакого отношения к возможности или невозможности колдовать.
Летео торопился доесть, и все же на важный вопрос не мог не ответить:
- Много ли? Трудно сказать. Немного, наверное, но забывать о них не стоит. Это те, кто не подчиняется вообще никаким законам. Преступники.
Существовало ли такое понятие у рьеклингов?
Летео попытался объяснить:
- Представь, что кто-то из рьеклингов не хочет подчиняться вождю. Они уходят, прячутся от остальных и нападают на своих же, чтобы отнять у них еду, одежду, все что угодно. Если их поймают, их посадят в тюрьму... гм, или даже убьют, но сначала еще поймать ведь надо, верно?
«Сейчас я ее до смерти напугаю».
- Не тревожься. Разбойники обычно орудуют там, где их трудно поймать: на дорогах, подальше от крупных городов. И ты сумеешь защититься. Большинство их них куда слабее той твари, с которой ты разобралась вчера.  Что же касается предмета, это бумага, - Летео указал на книги, служащие рьеклингу сидением, ну что поделать, это была самая ближайшая бумага. - Со знаком вождя. Даже если кто-то не умеет читать, но он подчиняется законом, то не станет трогать того, у кого есть такая бумага. Это как...
Летео сунул руку в карман, нащупал там подарок-фигурку.
- Как твой шарф и знаки.

Летео задумчиво кивнул.
«Не жить долго». Внезапно ему сделалось не по себе — он представил мир, где нельзя выжить без... коллектива, если угодно. Ты можешь ненавидеть тех, кто рядом с тобой, они могут тебя бесконечно раздражать, но не сможешь себе позволить даже на несколько дней остаться одному, потому что тебя неминуемо настигнут если не мороз и бури, то пепельные отродья, дикие звери и другие опасности недружелюбного острова.
Это же кошмар, подумалось Летео, который при всей своей общительности был все-таки скорее одиночкой — действительно близких друзей у него было не так уж много, а порой требовалось и настоящее уединение.
Оказаться навсегда привязанным к пускай и друзьям — не говоря уж о просто... ммм, соседях, - пожалуй, это настоящий кошмар.
А Муне, каково ей? Одиноко без своего племени? Или напротив ей нравится возможность получить наконец-то то, что в мире цивилизованном именуется личным пространством?
Ну, строго говоря, личного пространства у нее и сейчас было немного, и все же... пожалуй, больше? Целая комната. И свободы, наверняка, Летео ей давал больше, чем у нее было на Солтсхейме. Чего он не мог ей дать — это почитания со стороны целого племени, только свое.
- Ну. Формально три. Но если бы не ты, то пепельный дух нас бы все-таки прикончил, - Летео не любил забирать себе чужие лавры  и заслуги, и уж здесь-то все было понятнее некуда. Муна выручила их с Тимином, потому что того пепельная тварь успела вырубить, а Летео откровенно, что называется, тупил. Ну не умел он воевать, что поделаешь...
- Пока я с тобой, - закончил он, не вдаваясь в дальнейшие детали. Оно и понятно: деталей много, они не самые простые даже для самого Летео, не говоря уж о рьеклинге, и вообще...
Всему свое время.
Вот как-то так.
Яблоки с медом угодили Муне. Вообще, Летео заметил, что она с готовностью ест все, что угодно — но хоть разницу-то чувствует?
- Еда здесь вкуснее, чем на Солтсхейме, а? - улыбнулся Летео, не то, чтобы напрашиваясь на похвалу своим кулинарным талантам, в конце концов к меду и яблокам он точно не имел никакого отношения, просто — хотелось вот впечатления услышать.
А потом он быстро собрал посуду — потом вымоет, не убежит никуда.
- Пойдем в сад? - предложил Муне. - Учиться там приятнее, на свежем-то воздухе.
Книги, перья, журналы и грифели здесь будут явно лишними. Муна была необычным учеником. В котором для начала нужно было нащупать ту самую искру магики, которая была в каждом живом существе — точнее, это сама Муна должна ее поймать, как ловят бабочек.
День выдался солнечный — как раз подходящий для занятий на свежем воздухе.
И уже в саду Летео устроился поудобнее прямо на траве. Сидя он все равно был намного выше, но все-таки разница ощущалась не так разительно и общаться куда удобнее.
- Чувствуешь тепло? - Летео чуть зажмурился от солнца. - Это магика. Она есть в каждом. Внутри — тоже. Закрой глаза и попробуй ощутить внутри себя источник такого тепла.

Шарф был своего рода последним рубежом. Отчего-то Летео подумалось: а ведь Муна его носила отчасти из-за Тимина — во всяком случае, последние день-два, правда? А ему вот доверяла.
В импровизированной «одежде» она смотрелась ужасно забавной, особенно когда облизывала пальцы, когда шевелила ушами и торопливо семенила рядом с Летео. Он чуть улыбался, но улыбка была не насмешливой и не обидной, забавная или нет, Муна была той, кто показал Летео видения, недостижимые обычными чарами иллюзиониста.  И той, кто понимала куда больше драконьей доли окружающих.
Понимала в том, что даже он понимал не всегда.
Летео дождался, пока Муна «заглянет в себя». И почти не удивился, когда у нее не получилось с первого раза. У людей — бретонов, в общем-то хорошо и легко овладевающих любого рода чарами, и то обычно не совсем уж сразу получалось. И, как по опыту уже знал Летео, дело опять-таки вовсе не в одаренности или не одаренности, а в привычке. Ничего удивительного: клан чародеев живет в магии, дышит ею, как воздухом; люди учатся в детстве, ну а рьеклингу просто потребуется сначала понять что такое эта самая магика, естественный внутренний ресурс.
И Муна задала хороший вопрос.
Летео помедлил, прежде чем на него ответить.
Магия была его частью всегда. Ходить — вернее, не шмякаться о каждый угол и не падать почем зря, он научился позже, чем зажигать первые искорки над собственной же колыбелью. Пожалуй, он не задумывался даже, чувствует ли магику — все равно, что задумываться о том, ощущаешь ли собственное сердцебиение. Вот когда что-то не так, тогда почувствуешь. Например, если Летео поднимался по лестницам даггерфолльского замка от гостевого холла до одной из верхних башен, дышать становилось тяжело, а сердце колотилось так, словно собиралось выскочить из груди. Если слишком много колдовать, то пустота вместо высосанной магики будет вроде холодной дыры в животе. Ну, или в голове. Это индивидуально.
Значит, магика это не-дыра?
Поможет ли Муне такое объяснение?
- Здесь, - он положил руку себе на диафрагму. - Это похоже на ощущение сытости. Приятное ощущение, что ты не голоден и у тебя достаточно сил идти куда-то, или что-то делать. Даже тяжелая работа не вызывает у тебя отторжения, потому что ты знаешь, что хватит сил. И у тебя сил тоже хватит, Муна.
Она могла ощущать это по-другому. Насколько Летео знал, восприятие собственных магических способностей у  каждого индивидуально.
- У тебя может быть иначе. Но одно несомненно: магика — это комфорт. Попробуй понять, где именно — если угодно, какой частью тела,  ты ощущаешь комфорт.
Даже те маги, которые создавали огненные стены или вовсе какую-нибудь откровенную гадость, вроде некромантии, наверняка, воспринимали свою силу как нечто удобное и приятное.
Комфорт... пожалуй, в этом определении было слишком много от Летео (с удобным домом, красивым садом, хорошей добротной одеждой, сытной едой и так далее и тому подобное).
Но слово казалось ему подходящим.

Летео прежде «работал», как правило, с местными обитателями – а бретоны, особенно знатной крови всегда считали себя магами, даже если в бою больше полагались на меч и щит. Но никого из них не приходилось обучать «осязать» магику, они были в себе уверены, потому что знали – колдовали их предки, и они тоже способны. Одни сильнее, другие слабее. Или другие особенности – Летео вспомнилось, как принц Эйдан, рожденный под знаком Атронаха и неспособный оттого самостоятельно восстанавливать магику, впервые потянулся к нему, забирая силу. Это был… интересный опыт, хотя первый раз и не совсем приятный, словно ледяной рукой прикоснулись к голому телу и забрали драгоценное тепло.
И все же ничто не было похоже на Муну, на ее магию-не магию. Она была магом, прирожденным магом, Летео мог поставить тысячу септимов против вон того весьма ободранного шарфа. Ей нужно только понять. Осознать. Ощутить.
И он ждал, пока это произойдет. Направить он мог – но не ощутить вместо своей странной ученицы.
Внезапно рьеклинг запела. Она пела… хорошо! Мелодично и правильно. Должно быть, так шаманы солтсхеймских созданий настраивают себя, вводят в транс? Это не совсем то, чего от Муны хотел Летео; шаманом она была и без него, а он ее хотел научить осознанному использованию магики. Но прерывать и окликать не стал.  Наблюдал лишь, как маленькая ладонь легла на грудь, как Муна продолжала напевать-мурлыкать.
Летео только кивнул, когда она сказала – «Нашла».
- Теперь ты всегда будешь знать, где твоя магика и как ее ощутить.
Муна все еще удерживала себя у ключиц. Как будто боялась, что чувство убежит. Летео повторил еще мягче:
- Всегда, понимаешь? Достаточно осознать один раз. А теперь… протягивай это  ощущение к кончикам пальцев – так, будто ведешь линию. Вот так. Повторяй за мной.
Он медленно сделал жест ладонью, создавая маленький огонек. Могло не получиться с первого раза, Летео погасил «светляка» и еще раз, постепенно, позволяя Муне запомнить мельчайшее движение пальцев, повторил заклинание. 
В дневном свете огонек смотрелся откровенно бледно – но сейчас цель была не осветить темноту, а просто попробовать сотворить чары.

Разумеется, Летео не торопил.
Существуют «правильные» жесты и правильное взаимодействие со своими внутренними резервами. Опытные маги могут изменять эти жесты, трансформировать или вовсе отказываться, заменяя их словесными формулами или правильными мыслями. Но это – высший пилотаж, для начала нужно просто освоить правильные движения рукой, пальцами, всем телом.
Летео не ждал, что у Муны получится с первого раза.
Но с другой стороны, не сомневался – она не сдастся. Он уже убедился, до чего эта маленькая рьеклингская девушка упорна и умеет настоять на своем там, где Летео сто раз бы сдался и отмахнулся – да ну его!
Он повторял и повторял жест. Муна отвлекалась. Это было ожидаемо, похоже, рьеклинги испытывали некоторые трудности с концентрацией внимания. Шаманке удавалось его удерживать дольше других – иначе в транс не войдешь, верно? – и все же…
Он повторял. Огонек загорался и гас, послушный воле мага. Летео ничего больше не говорил, добавлять что-то означало бы все испортить или дать понять, что Муна не справляется. А она прекрасно справлялась. Не сразу? Ну так что  и у кого получалось «сразу»?
Подвижные уши чуть подергивались. Летео наблюдал – и не улыбался. О нет, он был куда серьезнее, чем представляя доклад по очередной научной проблеме (чрезвычайно важной, ага, вроде пары найденных айлейдских кристаллов) в Коллегии Магов. Его-то все равно там не воспринимали. Ну и пускай.
Вон и Тимин сейчас бы за голову схватился – чего Летео творит, обучает рьеклинга Иллюзии, хорошо еще – не Разрушению…
Впрочем, чем дальше, тем проще было отвечать воображаемому Тимину – «так нужно». Так правильно. Обучать Муну магии – так же логично, как отменить все ограничения, вроде веревок и клеток.
Конечно же, в конце концов, у нее получилось.
Летео широко улыбнулся. Еще некоторое время ничего не говорил и не двигался даже – пускай Муна насладится своей победой, вон он, горит огонек, яркий, магики в ней хватало, кто бы сомневался.
Порадуются успеху они после и вместе. А пока – пока пусть сделает с огоньком все, что хочет.
Летео сказал только.
- Прекрасно. У тебя талант.

Следя за огоньком и слушая родной язык Муны, Летео вдруг подумал  о том, что наречие рьеклингов ни на что не похоже. Ладно, никто вообще не изучал толком солтсхеймских «гоблинов» - но на гоблинов они вовсе не были похожи, хотя бы потому что могли полноценно общаться и интеллектом не уступали людям и мерам. Ну хорошо, у Летео был только один пример. И Муна вполне могла оказаться просто-напросто намного умнее своих сородичей, недаром, же ее сделали шаманкой. Но так и среди людей-меров далеко не  каждый блещет интеллектом…
Была какая-то теория, вспомнилось ему, что рьеклинги – дальние родичии фалмеров, вернее – снежных эльфов; тех, кого исказили двемеры, но они сумели каким-то образом вернуть себе пускай не прежний облик, но зрение и свободу.
Просто возмутительно, почему этой культурой до сих пор не интересовались? И почему вот даже уважаемые ученые, вроде братьев, доставивших Муну в   Даггерфолл, везли ее, прости Мара, в клетке! Ловили, как животное! В конце концов, можно было просто предложить поехать!..
Так, это уже не лингвистическая проблема. Проблема – да. Но решать ее именно сейчас не время, не место, и…
Все-таки их язык. Надо попросить Муну научить хотя бы десятку слов, записать их и потом поискать родственные корни. Наречие фалмеров, те несколько фраз, что Летео знал, было напевным, с обилием гласных, даже мягче, чем айлейдун. Заимствования из двемерского? Гм, это интересная теория…
Летео пропустил момент, когда маленький шарик-иллюзия получил вполне телесный жар. А тот стал горячим, пока не раскаленным, но – настоящим огнем, с которым Муна забавлялась, напевая песенку на своем языке. Кричать «осторожно»? Нет. Не надо. Только испортишь.
Муна не боялась своего огонька, а значит.. .все хорошо?
Шарик погас, как будто в воде.
- Гм. У тебя талант, - повторил Летео. – И… я ведь показывал тебе создание чар Иллюзии, а ты сплела нечто ближе к Разрушению. Настоящий огненный шар. Действительно, правильно говорится – у каждого своя магия, нет двух одинаковых магов и одинаковых заклинаний, даже если будут повторять все по одной книжке. Что ж, Разрушение – это довольно… полезно. Например, можно согреться или разжечь костер.
«А еще можно запустить в того, кто попытается  тебя засадить в клетку».
И нет. Летео не жалел, что научил Муну магии. Конечно, он надеялся, что все решится мирно, но рьеклинг была все же слишком крохотной и беззащитной в мире людей-  пусть хоть как-то сумеет за себя постоять!
Тем временем, та выразила усталость, Летео с готовностью кивнул ей:
- Конечно. Самое время отдохнуть.
Сам он намеревался еще немного поисследовать загадочные солтсхеймские ингредиенты. Очень аккуратно. Ничего опасного. Только бы снова не вызвать пепельного монстра!

cовместно

С деревьев осыпались страницы, с потолка - потертые обложки. Беспросветные воды неба и земли простирались за ними. Где-то наверху, кажется, тихо шипело солнце. Но тьма поедала его свет. Тьма черная, как Тимин.
- Летео. - ученый выполнил поклон и улыбнулся обычной своей улыбкой, - Рад видеть тебя снова.
Тимин был... собой. Только чужими глазами. Его руки сложены за спиной. Его тамриэлик - ужасная карикатура на бретонцев; едва не срывался на какой-то совсем утробный звук.
- Моя записная книга у тебя с собой?
Его было несколько, и это ощущалось совершенно нормально. Ну подумаешь, один Летео дремлет в обнимку с черепом. Ну подумаешь, другой стоит, запрокинув лицо небу, по пухлым щекам стекают то ли слезы, то ли вода с сажей.
Это не-он, или не-совсем-он.
Он упорно шел куда-то… сам не очень представляя, куда именно идет. Если долго выбирать направление, вернешься на исходную точку и ничего не получится.
Надо просто идти.
Тимин был один. Зато очень темный, Летео мысленно укорил его: зачем он ест свет, его ведь, света, и так мало. Высказать вслух не позволила вежливость.
- Полагаю… да.
Он имел  виду себя-с-черепом, но тот Летео либо уснул, либо потерял сознание; череп выпал у него из рук.
- Превосходно. - заключил Тимин, ненавязчиво выдергивая книгу из-под локтя коллеги.
В помощении его голос звучал более отчетливо. Это кухня, определенно, только сделал ее какой-то безумный расточитель бумаги. Почему печь еще не подожгла все вокруг - оставалось только гадать.
- Чувствуй себя, как у меня дома. - бретон подвинул бумажный стул.
С подсвечника на столе расползалось бледное синее свечение трех ложек.
- Пирог... - аккуратный кусочек возлежал на тарелке Летео, и Тимин продолжил старую мысль - ...еще превосходнее. Он идеален, Летео. - Гильом лучезарно улыбался, если так можно сказать о черном пятне, - Твой пирог. Попробуй.
Стенки в бумажной кухне хотелось поковырять пальцем. Летео не удержался и тыкнул пару раз, и ухмыльнулся от того, как с шуршанием поддался странный строительный материал. А вот печь совершенно не удивляла. Действительно, почему бы не стоять жарко натопленной печи в бумажной комнате?
Темнота предлагала пирог. Стул тоже был бумажный. Часть здравого смысла усомнилась, выдержит ли такой  «строительный материал» Летео, но потом он ничтоже сумнящесь, плюхнулся на стул.
Пирог.
- Мой пирог.
Кто и когда отказывался от пирогов?  Точно не он.
Он схватил его прямо руками. Очень неэстетично – ну и ладно.
Пирог родной и вкусный. Собственная работа узнается без труда.
- Идеален. - повторил Тимин, рассматривая лицо Летео и вращая в руках грифель, - Ты ведь не будешь против, если я запишу рецепт?
- Конечно, - ответил Летео, и вдруг понял, что хочет сказать что-то не то. Птичьи перья? Корона, мех, трубка… нет, не то. Птичьи перья.
Он поднял на темноту-Тимина растерянный взгляд и даже перестал есть.
Бретон усердно строчил грифелем в записной книге. А потом обратил внимание на взгляд.
Пирог оставался пирогом, но что-то с ним стало не так.
- Ну, как он? - вопросительно каркнул Тимин, вперив свои черные глаза-бусины в Летео.
Пирог рассыпался горечью… или нет, скорее безвкусным хрустким пеплом.  Такими на вкус могли быть останки того пепельного чудовища.
- Это… вкусный пирог, - неопределенно ответил Летео. – А ты… тоже угощайся?
Тарелка тоже была бумажной. Причем, как будто из уже подгорелой бумаги.
Или пепла?
- Я полностью согласен. - улыбнулся Тимин.
Медленно и манерно он обходил альтмера, малейшие дуновения от его движений разносили прах со стола по комнате. Его черные когтистые руки плавно сомкнулись на плечах Летео. Он шептал:
- Но есть у тебя вещи поинтереснее пирога.
Что-то вознилось в затылок и сразу выскочило. Тимин вспорхнул, снова оказавшись по другую сторону стола. На кончике его грифеля рыжий мех обращался в белые волосы и обратно. Он жадно впитывал это зрелище своими глазами. И записывал. Святотатственный грифель скреб по внутренней стороне черепа Летео. И когда закончил, Гильом легким движением стряхнул с него труху.
У Тимина выросли крылья.
И когти. И кажется, когтями он забрался в голову Летео – тот пытался оглянуться, но увидеть собственный затылок – та еще задачка. От оглушительного скрежета Летео застонал, во рту появился привкус крови, он попытался было освободиться – но понял, что не может.
Должно быть, дело в пироге.
Должно быть, не следовало его есть. Он был ненастоящим.
- Что ты забрал из… - правильнее было сказать «у», но Летео не стал исправлять оговорку, - меня?
- Феноменальные наблюдения. - спокойно отвечал Тимин, - Я лишь посмотрю. Они твои.
Лист выскочил из книги ученого как карта из колоды, ложась перед Летео. Звуки и образы, превращенные в ровные строки, буква за буквой. Обрывочное воспоминание, изложенное чужими руками.
-Информацию... личного характера, - усмехнулся он, - я пропустил.
Еще один взмах грифеля, и в воздухе перед бретонцем завис тщедушный трупик зимородка. Гильом записывал долго и ни один мускул на его лице не дрогнул.
- Что ты…
Действительно, почему бы и нет. Это очень удобно – если кто-то достает знания прямо из твоей головы. Не требуется книг и рукописей. Даже иллюзий, в которых слишком легко солгать и надо все время следить, чтобы правда оставалась правдой (но разве бывает абсолютная правда?) – не надо.
Удобно… Летео смирился?
Трупик зимородка заставил его вздрогнуть. Он его узнал.
- Иногда… личное и не личное немного… сложно различить. Послушай. Но зачем тебе это?
- Труд ученого - просвещать.
Еще одно воспоминание легло пергаментом на стол. Еще одно было извлечено: велкиндский камень, поросший грибами.
- Ты видел так много, Летео. Было бы честно, если бы другие тоже смогли увидеть. Ты так не считаешь?
С этим было трудно поспорить.
- Пожалуй, - согласился он. Вот только… велкинд с грибами, ну… это было опять-таки связано с личным. Или не слишком? Так уж получалось в его жизни, что редко исследования оставались только исследованиями.
Проще говоря, он сейчас смущался.
- Я пытался рассказывать. Не все. Но пытался. Не всегда мне верили, очень редко принимали всерьез.
- Так случается. Когда слишком много лишнего. Всему виной личное восприятие.
Скрежет грифеля становился все болезненнее. Еще исписанный лист. Еще россыпь праха. Тимин, кажется, начинал нервничать, будто бы от нетерпения. Он искал что-то другое, нежели лунного мотылька, вьющегося вокруг его руки. Но записал и это.
- Мы его победим. - уверенно сказал бретонец.

Несущиеся к свету мысли прорвали поверхность воды и зависнули в воздухе. Всплеск под ногами вздымался раскидистой елью, сбросившей с себя огромные капли снега. Ее собратья разбредались неспеша в тумане, в который опускался Летео. Его босые ступни коснулись мягкого зеленого луга, тут и там присыпаного снегом.
Туман принял альтмера в свои осторожные объятия. Он щекотал в носу и покалывал в легких, и в то же время на языке был сладок, как мед. Туман стелился меж деревьев. Поднимаясь к ним от травы. Опускаясь к ней с воздуха. Сухой туман. Освежающий туман. Он струился из трубки в зубах Муны.
Рьеклинг молча улыбалась, глядя Летео в глаза. Высокий резной менгир под ней делал это поистине легким.
Летео довольно бодро шлепал босыми ногами по траве. Она была холодной – даже с барашками снега кое-где, а вот туман – наоборот, теплый, хотя и свежий, Летео кутался в него, словно в шубу. Но вообще-то здесь было хорошо, в этом… месте? Он не пытался подыскать имени, как и не спрашивал ранее, почему дом из бумаги и почему Тимин превратился в нечто страшное и гадкое.
- Я уберег птицу, - сказал Летео, когда увидел Муну. Она смотрелась немного комично с  этой трубкой, какую обычно курили старые данмеры. Или похожую на трубку старых данмеров. Резной и явно ритуальный камень, на котором она сидела, избавлял от обычной неловкости – не надо было нависать и можно общаться в прямом смысле «на равных».
Шаманка покивала и вынула изо рта трубку.
- Теперь видишь, почему нельзя давать пройти злой путь? - Муна по-прежнему излагала свои мысли с использованием странных оборотов, но говор ее звучал иначе, чем в... памяти. Чище. Потому что за нее говорил морской ветер.
- Ты тоже можешь присесть, - шаманка снова улыбнулась, - Если захочешь. Камень придет.
Шаманка покивала и вынула изо рта трубку.
- Теперь видишь, почему нельзя давать пройти злой путь? - Муна по-прежнему излагала свои мысли с использованием странных оборотов, но говор ее звучал иначе, чем в... памяти. Чище. Потому что за нее говорил морской ветер.
- Ты тоже можешь присесть, - шаманка снова улыбнулась, - Если захочешь. Камень придет.
- Спасибо.
Летео неуверенно покачнулся, опасаясь переносить вес в… воздух. Впрочем, воздух тут же действительно стал камнем. Довольно теплым для камня.
- Злой путь. Это… тяжело. Понимаешь, сначала я думал – пусть себе, он хотел взять мои воспоминания, он взял их… думаю, большую часть. Это было не очень-то приятно, но я не стал возражать. А потом… я просто не мог отдать ему птицу.
Летео поморгал.
- Я ведь все правильно сделал?
- Да. - Муна снова кивнула. Сделала затяжку, уплотняя теплую пелену. Но местами через нее все же пробивался гулкий рокот. Приятный рокот. Как музыка.
- В первый день ты сказал, ты шаман, Летео. Что это значит в твоем народе?
Летео задумался.
Шаман. Это слово, само по себе, ассоциировалось с ричменами и… но он хотел сказать тогда, в первый день, нечто, что поняла бы Муна, например:
- Тот, кто изучает что-либо. Мы это делаем иначе, наверное. Вроде… забираемся в древние подземелья, учим чужие языки. Создаем новые чары. Пытаемся понять и познать мир, и потом рассказать это остальным.
Муна протянула глубокомысленное "угу-м", в такт рокоту.
- Рассказать остальным... - повторила она, - Да, вы делаете иначе, Летео.
Задумчивый взгляд поднялся вверх, на проглядывающее сквозь мглу синее небо. Мир воспоминаний. Такой обыденный, даже если принять во внимание живые камни и послушный туман. Клетка, в которую Батамата вступила добровольно. Постыдно это, но неизбежно. Тоска по дому слишком сильна.
И сладок дым оправданий: это все для Летео, чтобы он понял.
- Наш шаман больше слушает. Звуки древних подземелий и молодых пещер. Свои и чужие языки. Богов и Их мир. - рьеклинг вернула взгляд к Летео, - Больше всего языки. Смыслы. Шаман слушает, потом спрашивает и слушает. В том, что именно говорят сами - тоже смыслы. Так мы узнаем души. Их... суть. Каждого в племени. Из них - всех в нем. С другими шаманами - всех племен за Богами.
Звук становился слишком громким, грозясь заглушить рассказ.
Шаманка сделала еще одну затяжку.
- Мы собираемся и показываем Ему, кто слушает.
Она бросила короткий взгляд на лошадиный череп, венчавший ель.
- И потом Он помнит всегда. Он жаждет их. Собирает. Ему нужны все, но слушает Он каждого только раз. Моих Он слушал и меня. И тебя, Летео. Хочет новое...
Повисла непродолжительная пауза.
- Ты не знаешь Ворону. И я не знаю. Поэтому был такой. Не как ты и я, и они, - Муна кивнула в неопределенном направлении, - Ненастоящий. Из кусков.
Лиловые глаза смотрели проникновенно и с вопросом:
- Есть ли кто-то, кого ты знаешь, Летео?
Летео наградил череп слегка… не то, чтобы неприязненным – обиженным взглядом.Слушает он! Нет бы чего хорошего ответить, ну или… рассказать? Возможно, в том и была разница; они –ученые, не рьеклингские шаманы, они пытались вытащить знания откуда только можно,а вовсе не поделиться ими с богами. Да полноте, задумывался ли Летео о богах  слишком часто? Нет. Он не отличался особенной религиозностью. В конце концов, службы в Храме проходили, как правило, слишком рано утром, а он любил спать до обеда…
- Слушать и понимать, но… редко что-то рассказывает само. Вот я рассказывал, - Летео нервно усмехнулся. – Вороне. То есть, позволял узнать то, что он.. оно… в общем, хотело. Это было довольно-таки странно.
И неприятно, пожалуй, жаловаться, впрочем, Летео не стал – не время, не место.
- Я не… из тех, кто говорит с Богами. Однажды прикоснулся к чему-то божественному – и я показывал тебе, но и все,  пожалуй. Люди и меры, которые у нас говорят с Богами, называются жрецами. Я не один из них. Мы… я… другое. Скорее из тех, кто пытается достучаться вон до него, - Летео кивнул в сторону черепа. – И уговорить рассказать свои тайны.
Он развел руками. Он оправдывался перед Муной, в большей степени, чем объяснял устройства мира-вне-Солтсхейма (вернее, мира рьеклингов).
- Кого я знаю? Гм…
Летео заморгал. Он знал многих, но нет, если речь о богах, пожалуй, не мог похвастаться подобным знакомством.
- Я видел многое – иногда странное. Но «знаю»? Это очень… сильное слово. Я бы не стал о себе так говорить.
Обдумывая слова Летео, Муна тяжело вздохнула. Это были знакомые ей слова, очень знакомые. Они вели в плохие места, в рабское служение. Всему всегда есть цена. За всякий секрет будет уплачено. Можно уплатить трудом, по своей воле. А можно душой: ее выдернут, растворят и выпьют - капля в океане силы демона, лишенная всех секретов и смыслов, врожденных и добытых.
- Он не может говорить, Летео. Его смыслы в движении мира. Мира, в каждой пылинке. Но пылинки трудно видеть.
Череп плавно опустился на руки Муны, выпускавшей изо рта оставшийся от трубки туман.
- Тебе не нужно говорить. - покачала она головой, - Только показывать. Как показал себя, Летео. Так кого-то, кого ты знаешь хорошо. Родного, друга или... соплеменника. Он не может найти сам. Не видит форм частей - только что должно получиться. И перебирает, разбрасывает, спутывает. Но если указать Ему, Он пойдет вместе с движением. И так можно смотреть Знаки.
Муна говорила иначе.
Как будто вовсе не… ртом, например. Или как будто он вдруг стал понимать рьеклингский язык, и ушел тот неловкий языковой барьер, когда она путалась в склонениях и родах, и прочих тонкостях грамматики, а Летео старался как можно мягче подсказать.
Вот только умнее Летео себя не почувствовал. Вовсе наоборот даже. Он вздохнул, переводя взгляд с черепа на Муну и обратно. Кто-то другой – и даже не только альтмер, а кто-то вроде… ну, бретонских ученых, скажем так, возмутился бы от самой идеи чувствовать себя глупым по сранению с рьеклингом, а он только поморгал и развел руками.
- Я готов ему… э, показывать. В общем-то, уже… показал что хотел.
Летео оглянулся туда, где все еще (был? Или нет?) он-другой, с пустым выражением лица и в обнимку все с тем же черепом.
Шаманка доброжелательно улыбнулась, ее взгляд оставался сосредоточен на Летео.
Летео, который не сдавался.
- Захоти снова. - сказала она, протягивая череп. Все такой же холодный и до отвращения безразличный. Но рьеклинг была бережна с ним. Потому что знала: покладист тот зверь, к которому относятся с любовью, - Возьми Его и захоти. Он послушается. Как раньше.
- Я не…
Не привык рассказывать интимное черепушкам?
Да, но.. .лучше уж так. Тимин утверждал, что не трогает личное – но разве это было правдой? Летео не верил.
- Ты хочешь узнать что-то личное, правда? – спросил у черепа Летео. Тот, как следовало ожидать, молчал. Летео вздохнул. Посмотрел на Муну, на череп, снова на Муну.
- Ладно.
Он закрыл глаза, трогая чуть желтоватую кость. Вспоминал он… девушку. Девушку-лисичку, не-оборотня – вернее, не ликантропа, а избранную Хирсина. На Солтсхейме у Хирсина немало власти, слышал когда-то Летео. Отчего-то решил, что и черепу понравится его «воспоминание».
Личное и… даже интимное, если угодно.

Отредактировано Летео Диренни (23.04.2017 19:17:16)

В глаза ударили свет и ледяной ветер. Но лицо и тело были надежно защищены от них. Переливчатая черная роба надежно укрывала тело. Сильное, легкое тело, для сильной души. Избранной души. Которая тоже ощущалась легко. Теперь, когда все труды позади.
Он подчинил их всех своей воле. А кто не подчинился, те пали от его руки. Их души были беспомощны против него, и вскоре они поймут, что их новое предназначение - самое достойное.
Как это поняли его ученики. Мудрый Азидал. Изобретательный Дукаан. Доблестный Закрисош.
Он знал, на них можно положиться. Пока он сам занят одним небольшим делом. Здесь, на том самом месте, где пали снежные эльфы.
Над ним собирались вершить суд, и он знал, что судьи задержатся. Что будут равнять его по своим трусливым умам и слабым душонкам. Что придут за ним в его святилище. Посмотреть бы, сколько из них останется в живых, прежде чем они поймут, что страх перед карой лишь в их сердцах, а не в его. А он будет ждать здесь, воспарив над покорённым снегом.
- Сегодня он будет покорён вновь. - прошептал Летео не своим голосом.
Что-то должно было произойти, он знал. И чужие чувства, связанные с этим, бились в груди. И все же, не затмевали свои.
Было холодно, но он как будто разучился чувствовать холод.
Было мокро. По колено – вода, то ли болото, то ли гейзер, не такая уж холодная  вода, но все вместе грозило нешуточной простудой… только он почему-то об этом не думал, верне – думал, и еще хотел вернуться домой (пожалуйста, отпустите меня домой, я не хотел заходить так далеко), но этой части было мало, гораздо меньше, чем всего остального.
Того, что должно – не отменишь, не запретишь.
Пусть случится.
Летео воспротивился. Он не хотел, чтобы «случалось». Мысль о снежных эльфах заставила его забиться, должно быть, словно… рьеклингу в клетке.
«Не надо».
Никого покорять. Ничего… портить?
Свои и чужие мысли путались и переплетались.
Он повернул голову в направлении места, что было знакомым. Летео глядел, но яркий белый свет мешал разглядеть что-либо дальше нескольких метров. Снег под ногами был более различимым. Тоже очень важное место.
Интересно, о чем думал Снежный Принц в тот день, когда повел свой народ на бойню? Что он должен был чувствовать? Был ли уверен в своей победе или же просто отчаялся?
Азидал бы сквозь зубы процедил, что у эльфов не было шансов. Он всегда очень гордился своими игрушками. Но Принц ведь не мог об этом знать? Да и не Вутрад решила исход той битвы.
У эльфов не было сил отразить атаку. Принц верил, что все сделает сам, своими руками. Так же, как сейчас решил Страж.
Фигура, укутанная в ткань с причудливым узором медленно выплыла из ослепляющего света. Украшенные драгоценностями ленты, стекающие с его одежды, развевались на ветру. Этот человек никогда не работал и не сражался руками.
- Дрем Йол Лок. - от голоса из-под деревянной маски вздрогнули горы.
Но горы, вопреки заблуждениям, слабы. Из собственных уст ответ прозвучал на языке иного мира. От него не танцевали камни, но можно было почувствовать, как на лице расползается ухмылка.
Страж лишь чуть качнул головой.
- Я дам тебе фору, Предатель. - сказал он, разводя в стороны пустые ладони, - Первый удар.
От такого зрелища ухмылка сжалась, а в голове перемешалось все. Чужие мысли вопили об уловке, о своей уязвленной гордости и о том, насколько оппонент был жалок.
Он мог бы уничтожить его одним словом. Но должен ли?
Летео считал себя историком, но сейчас был слишком внутри, слишком в сердцевине того, что… видел? Не –видел – стал частью этого, сразу всеми действующими лицами, и ему больше всего хотелось сбежать, вырваться, освободиться.
Или остаться и узнать до конца?
Череп следил за ними. Муна – тоже. Муна не знала этого; то была история… почти что чужого мира (или нет? Снежные эльфы – ее предки?)
Деревянная маска. Речь похожая на нордскую – и не нордская, древний Нордик Летео немного знал, но этот язык отличался от него ровно так же, как бретик отличается от альдмериса (а корни у них одни, кто бы сомневался).
«Я не хочу никого уничтожать».
Это был Летео.
Тот, другой – размышлял иначе.
«Убей их. Могущество выше смерти, выше жизни – выше всего».
Летео пытался зажмуриться, но он был… пожалуй, отчасти лишь участником действа, а в большей степени, наблюдателем. Тот, за кем он наблюдал, не остановился бы ни перед чем – и был готов платить любую цену.
Удар.
Всплеск.
Зеркало черной воды разбилось вдребезги. И снова собралось, являя ему лишь собственное отражение. До отвращения быстро все здесь возвращалось в изначальное состояние. Книга, оставленная на столе, пропадала, стоило отвести от нее взгляд. Полки, обращенные в пепел, вырастали вновь.
Пытка. Клетка.
Потерянные труды горчили на языке. Все следы были стерты, точно так же, как стирали их здесь. Над ним насмехались.
Но вновь и вновь он смотрел назад. Добровольно. Изучая.
Когда все пошло не так? В какой момент? В какой день? Кто его подвел?
Бесполезные ученики. Тупоголовый Закрисош, трусливый Дукаан, плаксивый Азидал. Лежат все спокойно в своих саркофагах. Почему? Почему они там, а он здесь?
Неважно. Они ему больше не нужны. Как не нужны и слуги. Недавно еще мысли о них ласкали попранную гордость. Укрепляли, сотнями молотков и зубил. Но больше не нужны. Как и он не нужен больше Море.
- Гол Ха Дов! - в Обливионе не было эха, которое раздавалось бы без веления на то хозяина Плана.
Эти слова. Запретные слова. Им не учат драконы. Им не учат Седобородые. Лучший слуга тот, что подчиняется. И Хермеус нашел себе нового лучшего слугу.
Чувствовал ли он себя преданным? Отнюдь.
Так много времени заняло у Принца Знаний понять, что к чему. Бессильная в собственном Плане каракатица. Смешно. Ей все приходилось делать чужими руками. Руками более могущественными, но от головы совершенно отстраненными. Прямо как драконы и их прислужники. Такой же слабый и слепой.
Он ведь ждал этой битвы. Он сам привел его сюда. Из капли получается море. Из сотни драконьих душ - душа Бога. Сегодня он освободится.
Саротар приземлился с грохотом - Хермеус отдавал долг важности момента. Противник спустился с него, но в глазах он был лишь ворохом чужих душ, скрывавших его собственную.
Летео уже знал, что скажет.
Но в горле комом стояло отчаяние.
Во рту булькала черная жижа.
В груди торчало щупальце.
Вновь и вновь он вспоминал. Его заставляли.
Последняя насмешка. Плевок на могилу.
Тело горело бессмертным пламенем, но что такое боль тела в сравнении с болью души?
- Я нашел нового Драконорожденного слугу. - даэдра растягивал слова своего вибрирующего голоса. Смаковал момент.
В истлевающей душе метнулось какое-то чувство. В прорезях маски он наблюдал своего победителя. Человека. С голубыми глазами. С могучими руками. Но что же с головой? Быть может, все как надо. Седобородые обучили его хорошо.
- Да будет он награжден за свою службу, как был я... - голос угасал, а боль становилась невыносимой. Она проникла в самые фибры души, навсегда стирая все убеждения, все мечты и ту хрупкую последнюю надежду, последнюю усмешку в лицо Принца. О том, чтобы Последний Драконорожденный понял.

***

Летео снова очутился на камне, в лесу.
Шаманки не было, на ее месте - ледяной монолит и торчащие из него кости. В руках не череп, но презрительный взгляд позолоченной маски. Он впитывал чужие чувства и мысли, избавляя альтмера от их ноши.
Ему предлагали еще одну дорогу. Но Корень Нирна позади был готов принять эльфа в свой теплый звон, коли тот решит, что с него хватит.

cовместно

После желе нетча – словно похмелье, и все же не совсем. Голова болит наутро, шевелиться не хочется, сильная жажда, а есть почти  не хочется. Летео пришлось приложить немало усилий, чтобы выгнать себя из кровати – совесть ему напоминала, что Муна сама себе не приготовит завтрака, ей все уж больно не по размеру, и вообще…
Но двигался он заторможенно. Все время мысли возвращались к вчерашнему видению. Тимин упоминал эту историю, но как-то совершенно иначе. Все казалось не более, чем чьим-то чужим приключением, возможно, потому что подавалось с позиции наблюдателя.
Муна знала слишком много, но как-то… чрезмерно глубоко, если угодно. И не ощущать щупальце у себя во рту.
Б-рр.
Бедолага. Этого человека, драконьего жреца – и пожирателя драконов, - было почти жаль.
Нет, все же – брр.
Странное вообще-то было ощущение. Еще несколько дней назад он держал Муну в клетке. Он ее представлял чем-то вроде гоблина Вротгардских гор – и так ее представил Тимин, по сути. Полуразумное, опасное создание. Горные гоблины воровали скот, иногда даже воровали и съедали детей. Рьеклинги были совсем другими, Муна открыла ему больше, чем Летео мог представить, и… с ней было приятно общаться. Несмотря на некоторые сложности, не более серьезные, чем общение с любым другим человеком или мером, который не очень хорошо знает тамриэлик или бретик. Даже из ее специфической внешности Летео продолжал учитывать только рост – и то в том смысле, что ей надо подкладывать книги на стул, чтобы могла удобнее устроиться. В конце концов, любой аргонианин из рабочих в порту выглядел намного экзотичнее – с хвостом и перьями  на голове!
Муна, конечно, ждала Летео. В каком-то смысле.
Вопреки ожиданиям, она благополучно жевала привезенную Гильомами вяленую кабанятину, устроившись на полу, рядом с тем же мешком, в котором ее нашла. Маг сказал чувствовать себя как дома - да будет так. В конце концов, рьеклинг уже сама это чувствовала, не оглядываясь на слова. Летео по-прежнему был другим, но уже не более другим, чем рьеклинги какого-нибудь очень далекого племени, вроде тех, что жили на северных островах и носа с них не казали. А дом... ну, не камень и шкуры, да. Где, что и зачем лежит, Батамата только начинала понимать. Но на новом месте всегда так - а она их поменяла за свои странствия не мало.
Поприветствовав альтмера кивком и улыбкой, шаманка вернулась к своему основному занятию: сосредоточенному перебиранию собственных, подозрительно мокрых волос. Дилемма, обрезать или не обрезать их, вращалась в голове рьеклинга почти все утро. Муне нравились длинные волосы, но на Солстхейме от них были сплошные неудобства. Но в доме Летео, с его простором и его теплым ручьем в "у-мы-валь-ни-ке", они уже не казались такой уж плохой идеей.
Вяленая кабанятина.
Это не самая лучшая еда, считал Летео. Ну  то есть, можно пожевать, если ты где-нибудь на льдине, но здесь у них был куда лучший выбор.
Он запомнил, что Муне нравились сладкие блюда – вероятно, потому что прежде почти не доводилось пробовать, и занялся оладьями, после того, как поздоровался. На мокрые волосы особенного внимания не обратил – казалось естественным, что Муна пользуется умывальником. Только отметил: надо там стул поставить, что ли.
- Продолжим занятия магией?
Обсуждать видения не хотелось. Летео всю ночь снилось что-то мутное, плохо распознаваемое, и там были льды и щупальца. Хотелось забыть это… хотя Муна, наверное, сказала бы, что нужно… что? Выучить урок? Запомнить?
Летео, если угодно, предпочитал более «конкретные» уроки.
Погода снаружи обещала дождь. Солнце уже сейчас как будто с трудом пробивалось сквозь тучи. Если идти на улицу – то ненадолго.
Рьеклинг распрямилась как пружина. Вот уж то, чего она действительно ждала. Можно было валяться в "хате" из одеяла, вновь и вновь перебирать в уме увиденное. Можно было на кухне заглядывать в каждый шкафчик, до которого руки дотягивались. Можно было щупать золоченые трубы и размышлять: а в каменных башнях их делали такие же эльфы, как Летео? Но все в ожидании этого момента.
Ловко затолкав остатки лакомства - а как бы там альтмер не косился на кабанятину, Батамата ее очень любила - обратно в мешок, она прихватила свою котму таким естественным, привычным движением, что даже сама удивилась, как это оно не забылось после... всего. Летео возился с весьма ароматным блюдом, но далекая от концепции обязательного приема пищи шаманка только нетерпеливо крутилась вокруг. Поесть можно где угодно и когда угодно, была б сама еда. В мире были вещи не столь склонные к ожиданию, и, прожив большую часть жизни на побережье, Муна их чувствовала нутром.
- Ид-ём. - сказала рьеклинг, когда Летео уже принялся снимать оладья со сковороды, - Шторм быть скор.
- Ну, здесь это не шторм. Обычный дождь, - ответил Летео, впрочем, не споря. Результат своих усилий в виде оладьев он решил сложить в большую глубокую миску и взять с собой. Они были горячие, ароматные, и он в тесто добавил достаточно варенья, чтобы можно было обойтись без дополнительного. И да – есть руками.
Когда у него еще появится возможность, ничуть не стесняясь, есть руками!
- Идем.
На небе уже растянулась большая серая туча, но воздух пока был теплый – особым чуть душноватым теплом близкого дождя. Летео не стал забредать далеко в заросший сад, пригласил Муну – мол, давай продолжим. Миску поставил прямо на землю.
- Лучше съесть это до того, как придут какие-нибудь муравьи, - предупредил он. – И… давай пробовать снова. Огонек. Как вчера. Можешь попытаться придать ему какую-нибудь форму. Круглый. Вытянутый.
Подумаешь, муравьи. Вот если дождь пойдет, будет действительно неприятно. От него одним пальцем не отмахнешься.
Рьеклинг только дернула ухом. А потом взяла оладушек и отправила его в рот. Было похоже чем-то на ту штуку, которую эльф назвал "вроде-пирога". Только плотненькая, и так гораздо лучше - не норовила сползти с рук. Но такая же сладкая, с ягодным ароматом. Вспомнились слова Летео о связи магии и сытости: у нее самой, как Муне казалось, было несколько иначе, и все же...
Что-то было. Или это просто оттого, что они вышли на улицу? Или оттого, что вокруг не было ни клетки, ни чужаков?
Муна попыталась повторить выученное в первый раз движение. И вздрогнула от неожиданности: крохотный огонек тотчас завис над ладонью. Он подрагивал в такт дыханию хозяйки, становился то больше, то меньше. Она чувствовала его, но так чувствуют волосок на своей коже: а много ли кто может ими сознательно двигать?
- Как? - спросила она с искренним непониманием.
Огонек был слишком… настоящим.
Летео не мог ошибиться. Конечно же, он давал Муне основы Иллюзии – те жесты и манипуляции, которые требовались для соответствующих чар. Однако… на простом уровне все Школы Магии не особенно-то отличаются друг от друга (и разве не о том говорили Псиджики?).
Летео невольно улыбнулся. Муна, сама того не зная, выбрала Старый Путь: единение всех путей магии.
И да, это был вполне горячий огонек.
Что вовсе не означало, будто им нельзя управлять или создавать какие-либо формы. Мастера Разрушения редко таким занимались (боевому магу нужна мощь заклинания, а не его красота), но развлечения ради…
- Это часть тебя, - ответил Лете, продолжая улыбаться. – Как рука. Или нога. Или... уши.
Уши у Муны были подвижные.
И она не преминула снова чуть шевельнуть ими.
Нет, все же совсем другое ощущение. Но Летео она верила. Просто нужно было представить, что на руке выросло некое ее продолжение. Новый палец? Например.
Огонек стал сверкать ярче, с определенной периодичностью. Муна вперила в него взгляд полный напряженного сосредоточения, ее острые клыки сомкнулись на нижней губе, а потом поползли и ниже. Светляк противился попыткам растянуть себя, словно кусок недоваренного мяса - и, как это часто случается с последними, в какой-то момент он просто улетел с "тарелки".
Полыхнув сильнее прежнего, бесформенный сгусток просвистел мимо головы альтмера, выполняя неуклюжий пируэт, и, под панические крики уходящих с его траектории певчих птичек, впечатался в подгнившее яблоко на ветке. Несчастный фрукт зашипел и закачался, объятый пестрым, не свойственным огню свечением, но быстро потух. Даже с ветки не упал.
Лицо Муны застыло в помеси изумления и испуга. Первыми из оцепенения вышли глаза и, все еще тем же диким взглядом, осмотрели Летео.
- Труд-но... держать.
В голове хотелось стукнуть себя по лбу, вот только определиться бы, за что: за то, что чуть не запустила этой штукой в лицо учителя, или за то, что не нашлась сделать ничего умнее, чем оправдываться.
Выражение лица Муны было странным – напряженным и почти комичным, но Летео смотрел не на выражение, а на то, насколько «получается». Ничего страшного, если с первого раза не выйдет. Тем более, что огонек... странный.
Не Иллюзия, это точно.
Огонек особенно не менялся. Муна кусала губу. Летео молчал, любой звук мог помешать начинающему магу сконцентрироваться.
…ему не удалось бы уклониться от летящего огонька. У него вообще не очень-то хорошо было со скоростью реакции, и даже когда все случилось, еще несколько очень долгих секунд Летео просто хлопал глазами.
Обернулся.
Печенное «заживо» яблоко болталось на ветке. Вспугнутые птицы подбирались к нему.
- Это было… впечатляюще, - сказал Летео и задумчиво взял из тарелки сладкий плод своего совсем не магического «творчества». Ему было немного не по себе, с запозданием осознал «а если бы в лицо». Но говорить Муне этого не хотел, зачем ее пугать.
- Значит, тебе ближе разрушение. Хорошо. Попробуем еще с огоньком, только попробуй сделать его… горячее. Насколько можешь. Смотри.
Он создал иллюзорный «огонек» - очень бледный. Через мгновение он сделался ярче.
- Горячее... - протянула Муна, глядя, как играет цветами разросшийся светляк Летео, красиво разгоняя тень заходящей тучи.
«Горячее. Не больше.» - мысленно отметила шаманка. Сделать его больше у нее уже получилось вчера. А вот тепла в ее магии едва ли хватило бы, чтоб даже просто согреться в зиму.
Вставал все тот же вопрос: но как? Шевелить воображаемым пальцем еще куда не шло - и то этот "палец" умудрилась в полет отправить - а вот как сделать его теплее, это уже было за гранью телесных метафор.
Новый огонек получился уже не с первой попытки - рьеклинг все еще отходила от того, что натворила с предыдущим. На тот, что создал Летео, правда, он походил мало: это уже можно было назвать тенденцией, что огоньки Муны светили ярко с момента зарождения. Но светляк ее по-прежнему был мал и тепла давал не больше, чем пробивающиеся тут и там через тучи тонкие солнечные лучики. Шаманка смотрела на него то так, то этак, пыталась вообразить, будто он ощущается на коже горячее, но на деле он оставался, каким и был.
- Алаа, - воскликнула она и повторила, чуть встряхнув ладонью, - Ала!
Огонек "моргнул". Лицо рьеклинга подернулось.
Заклинание становилось темнее, но не уменьшалось. Из яркой свечи оно превратилось в багровый сгусток. Под пристальным взглядом хозяйки он шипел и сверкал, как тлеющий уголек.
Бах!
Муна взвизгнула, заваливаясь на спину и закрывая лицо рукой. Пучок огненных искр разлетелся во все стороны. Жалили они как комары - резко и остро. К счастью, опасности представляли не больше, чем те же насекомые.
Незадачливая ученица, однако, пыхтела так, словно на нее из-за угла только что выскочил живой мертвец. Поднявшись из опрокинутого состояния, она прохрипела что-то и потерла ужаленную десятком искр ладонь. А после нервно сжевала еще один оладушек, будто пытаясь усмирить им собственное бешеное дыхание.
На сей раз огонек не полетел в Летео, но лучше бы в него. Он... взорвался – буквально взорвался, рассыпался на тысячу искр, и судя по реакции Муны, - искры очень даже жглись.
Летео создал было небольшую льдинку – нет, он по-прежнему почти ничего не понимал в Разрушении, этой льдинки как раз хватило бы, чтобы сохранить замороженный десерт в течение получаса. Ну, или погасить очень маленький огонек.
Восстановления он не знал вовсе.
Эта мысль мелькнула – и исчезла.
Муна нервно жевала оладушек. Вид у нее был растерянный.
- Все хорошо, - уверил ее Летео и пододвинул поближе тарелку с оладьями, выкинув незаметно свою откровенно «убогую» льдинку. – Отдохни, прежде, чем попробовать еще. Или… может, ты хотела бы что-то сама?
Пока только он предлагал «упражнения», но, как успел Летео убедиться, с Муной лучше всего работал принцип: делай то, что она сама хочет.
- Я... да. Скор.
Быстро расправившись с одним оладушком, шаманка прихватила другой, с любезно пододвинутой тарелки. Понемногу она приходила в себя, и растерянность на ее лице сменилась той несколько хмурой улыбкой, какая зачастую появляется на людях, ставших жертвой чужой проделки: и смешно, и обидно.
- Не знать что так может. - сказала она, глядя на Летео. И улыбнулась уже по-доброму.
Он был не при чем, конечно. Это магия странная. Щетиноспины, и те более покладистые - по крайней мере, Муна так думала, припоминая как они сбрасывали начинающих наездников. Почему-то в голову пришло именно такое сравнение, со зверем. Магия как бы и слушалась, и в то же время обладала какой-то своей... ну, если не волей, то природой. И, быть может, подобно зверям, магия не вся была одинаковая.
Летео управлялся со своей магией хорошо, но может ему и начинать было проще?..
Нет. Снова оправдания!
Театр глубоких дум разыгрывался на лице рьеклинга, пока та пережевывала маслянистый десерт. Бесцеремонно вытерев руку о свою рубаху-наволочку, Муна вновь сосредоточилась на ладони. Откровенно говоря, она сама не знала, чего ей хотелось. Впрочем, нет, не совсем так. Хотелка требовала чего-нибудь эдакого, чего-нибудь из того, что она наблюдала у чужаков. Но здравый смысл возражал: такого она не умеет и даже не представляет, как это сделать.
И все же...
Она сложила ладони вместе. И спустя несколько мгновений между пальцами стал прорезаться мягкий, молочный свет. Батамата раскрыла их, создавая руками "лодочку" и позволяя аккуратному белому шарику зависнуть над ней. Если приглядеться, можно было заметить, как он вращается, ты разрастаясь, то сжимаясь - он словно вбирал в себя какие-то незримые частички из воздуха, а потом слеплял их вместе. Медленно, но верно, свет угасал, но сам белый шарик оставался все того же размера. И, в один момент, идеальной формы снежок упал в подготовленную хватку хозяйки. Его поверхность почти не блестела под помутненным непогодой солнцем. Зато Муна сияла ярче любого светляка.
Лучше всего оставить как есть – пускай Муна делает то, что решит правильным. Летео убедился в собственных выводах насчет шаманки почти сразу же, Муна не растерялась и не стала хлопать глазами – мол, а что мне делать дальше. О нет. У нее как будто всегда были серьезные планы по поводу того, как использовать собственный магический дар, она всего лишь, ну… не знала дороги.
Летео не нужно ее учить. Хватило просто привести и, метафорически говоря, открыть дверь.
Он поймал себя на том, что не дышит – пока Муна создавала собственные чары, собственное «нечто». И очень шумно вдохнул и выдохнул, тем встретив появление снежка.
Снег.
Конечно же. Возможно, здесь – в теплой, даже жаркой для нее, земле, Муна тосковала по… снегу, да. Этот снежок ничего общего не имел с ураганами мастеров Разрушения или даже со скромными сосульками учеников (острыми, очень острыми сосульками). Он был красивый и аккуратный.
Он не хотел ничего «разрушать».
Летео только в очередной раз улыбнулся. Магия у каждого своя, и да, он мог всего-навсего показать Муне, как ею пользоваться, а дальше шаманка сама разберется, не хуже него.
- Это… хорошо, - сказал он. Муна и сама это знала, выглядела ужасно довольной. Летео провел ладонью над снежком, ощущая настоящий холод – как и полагалось снегу. – Очень хорошо. Мне кажется, ты всегда умела колдовать – ну, или почти умела. Ты ведь знаешь, что можно защищаться с помощью таких чар? Или… атаковать?
Ох, братья Гильомы его бы поколотили, наверное. Что он делает? Правильно, превращает безобидное маленькое создание во вполне серьезного противника – попробуй, возьми мага-разрушителя голыми руками, посади в клетку! Но Летео ни о чем не жалел. Муна должна научиться защищать себя. И в клетке она сидеть больше не будет.
- Да, я знаешь. - ответила шаманка, задумчиво растягивая слова и не сводя взгляда со своего творения, - О-став... о-ста-но-вить. Убить. Забрать тело.
Рьеклинг заметно помрачнела. Она аккуратно перенесла вес снежка на одну руку, а пальцами другой провела по его поверхности. Этот приятный, родной холодок. Нет смысла врать, ей хотелось растереть его по всему лицу, снова почувствовать живую колкость снега. Но он был слишком красив.
Не менее красив, чем шарики света.
Нет. Намного красивее. Шарик можно было увидеть, даже почувствовать, но не потрогать - все они, на самом деле, были пустотой. Снежок был настоящий. Выдуманный, но настоящий. И это сотворила магия. Направленная Муной, конечно, но только лишь направленная.
Батамата вздохнула, переводя взгляд куда-то альтмеру за плечо. На подпаленное яблоко, должно быть.
- Зачем, Летео? Зачем забрать, когда такое можно? - она посмотрела на мага, потрясая снежком в руке, ее лицо вновь приняло нечитаемое, несвойственное людям или мерам выражение, - Зачем все то? - она махнула рукой в направлении дома, - Зачем мертвых? Зачем живых? Зачем меня?
Летео поморгал. Иногда Муна была… слишком шаманом, быть может.
И сбивала его с толку.
То есть, вот она создала шарик, который никого не убивал, и вообще был очень красивым снежком. Он ей объяснил, что с помощью магии можно защищаться. А она… убивать? Нет, это совсем не то, что Летео хотел сказать.
- Не надо убивать, Муна, - мягко возразил он. – Большинство... злых людей отстанет от тебя если ты просто покажешь им шарик. Что ты умеешь создавать такие шарики.
(Ему совершенно неожиданно представились котята. В замке всегда было много крыс, а поэтому держали много кошек – и эти создания, будучи испуганными, распушали шерсть и шипели, и умудрялись отпугнуть даже королевских гончих).
Летео хотелось сменить тему на более комфортную. Вот уж чем он никогда не занимался – так это убийствами или чем-то подобным.
- А вообще… магией ведь можно создавать красивые и интересные штуки. Вот, ты уже попробовала. И… таким шариком можно… - Летео запнулся. – Заморозить десерт. Ягоды и сливки с сахаром. Очень вкусно!
Муна затихла, переводя взгляд со снежка на Летео и обратно.
Он не понимал. Он создавал радужные огоньки, грел воду и замораживал ягоды. Никого не убивал. Никому не вредил. Наверное, даже представить такого не мог. И все же... знал же, что есть зло! И в этом, должно быть, был ответ. Злу не нужны ни свет, ни тепло, ни вкус. Магия для него - оружие, и только.
«Зло надо уничтожать.»
И никак иначе.
- Не отстанет. - отрезала шаманка. Но продолжать не стала.
Зло не имело страха. Сколько бы его слуг не было по частям развешано вокруг дома, оно продолжит их посылать. Это надо было просто принять и быть готовым. И не позволять мыслям быть охваченными страхом. Много чести. Ее куда больше заслуживали красота и ягоды.
Батамата покивала, снова прихватывая шарик обеими руками.
- Ты добр-ый, Летео. Твой вождь умный, что взять. Дети вождь быть добрый тоже.
Она улыбнулась. На поверхности шарика стали появляться маленькие ямочки - туча более не намерена была ждать. Сняв котму так же ловко, как надела, Муна накрыла ей блюдо с оладьями и поднялась с земли. А потом, лишь на мгновение задумавшись, запустила снежок прямиком в многострадальное яблоко, наконец отправляя его на землю, на заслуженный отдых. Рьеклинг победно хохотнула и задрала голову, подставляя лицо дождю. Теплые, легкие капли, не имевшие ничего общего с теми, что дома. Они пробуждали ту самую радость первооткрывателя, что вспыхивала в голове Муны, когда она впервые видела Бастион и гигантские грибы.
Капли стучали по листве и по земле. По крыше, под которую им с Летео следовало бы пока вернуться. В сухости они доедят его ягодные штуковины, но потом шаманка обязательно попросится наружу еще. Просто чтобы еще раз почувствовать, каково это, когда дождь тепел и чист.

Отредактировано Летео Диренни (05.05.2017 21:10:09)

Летео убедился, что в случае падения молоток не окажется на чьей-нибудь ноге или голове – и «отпустил». Он не ожидал, что у Муны получится удерживать его, но она справлялась со своей обычной ловкостью.
Молоток послушно завис в воздухе.
Летео его не держал. Он бы посоветовал Муне ну… немного отойти, мало ли что, телекинез – коварная штука. Но куда там!
Она протянула руки к инструменту, рискуя все-таки уронить на себя. Летео едва не дернул ее  - не надо, опасно. Удержался. И хорошо, потому как Муна-то прекрасно справлялась со своей задачей.
И это был очень… своеобразный способ готовить отбивные. Но кто сказал, что плохой?
Бумс!
Молоток рухнул и описал дугу. Летео потребовалось все самообладание, а сказать честно, он просто не успел среагировать, схватив Муну в охапку и утащив ее подальше от опасности.
- Э… все… в порядке?
Дурацкий вопрос. Конечно, в порядке. Никому не на палец и не на голову. Муна с серьезным выражением лица проверяла готовность мяса.
Летео наблюдал за шаманкой, пока та занималась менее опасными делами: пробовала варенье и приправы. Вопрос застиг врасплох.
«Обязательно без рук?»
Честно говоря, некоторые вещи можно сделать руками, но… Это же урок! Еще один урок магии, а не просто приготовление отбивных из кабанятины.
- Так же, - серьезно ответил Летео. – Направь магику, чтобы она сделала то, что ты хочешь. Представь, что твои руки … везде. Длинные…какой угодно длины. И сильные. Сильнее, чем ты сама.
Кивнув и задумчиво хмыкнув, Муна прихватила первый кусок мяса и принялась размазывать по нему варенье. А когда пришел черед специй, раскрыла все ту же, теперь невероятно липкую руку и тотчас оценила, насколько это было удобно - поднять баночку, не пачкая ее.
При первой же попытке повернуть воспаривший предмет она его едва не уронила. Удерживать его заклинанием было все равно что беспалой рукой: не столько шаманка держала баночку, сколько та лежала на созданной ее магией подставке. Рьеклинг тихо чертыхнулась, поняв, что вот тут бы ей пригодилась вторая рука. Впрочем, она оставалась верна принципу «что напутала - из того выпутывайся».
Несколько раз тары с приправами все же падали, особенно в моменты, когда их необходимо было встряхнуть, но Муна незамедлительно подхватывала их. Завершающий штрих: рьеклинг аккуратно расклеила листочки мяты со всех сторон своего куска, велев альтмеру повторить то же самое со своим.
Кабанятина отправилась в печь, и к возвращению кулинаров из ванной, кухня уже начала потихоньку наполняться ароматами мяса, специй и клюквы.
- Когда племя гости, делать так, - рассказывала Муна, в несколько движений вновь оказавшись на столе и свесив с его края ноги, - Бить мал-ый кабан. Весь в камни и огонь. За м-мои ветр-ы быть мало. Когда я зуб не быть, - она усмехнулась и загнула палец, и продолжила загибать их, перечисляя, - то делать мама. Когда охота первый, то делать я. Но вкусный самый быть, то Митош. Когда жен искать...
Шаманка фыркнула и улыбнулась как-то странно, ее взгляд пополз в сторону. А потом она качнула головой, будто отгоняя нежеланные мысли. И снова посмотрела на альтмера, с чистой, доброй улыбкой.
- Хотеть я, чтоб-бы ты есть тот, Летео. Быть лучше, чем мой.
В столь важный процесс, как приготовление пищи, Летео не вмешивался. Он судил по себе: может быть, и не был великим кулинаром – несравнимо, например, с замковым поваром хотя бы (о, эти имбирные печенья – Летео съел не одно полное блюдо!). Но если уж брался за дело, то извольте не мешать, он сам разберется что и куда. Муне он соответственно тоже не мешал, тем более, как готовить кабанятину по-рьеклингски – понятия не имел однозначно.
Следил лишь за… магией.
Это было странно – с той точки зрения, что Муна управлялась с довольно сложными чарами не то, чтобы прямо очень легко, но скорее… пыталась встроить их в свою картину мира, что ли. Магия когда-то была для нее откровением – ведь была же, а теперь она деловито готовила с помощью телекинеза кабанятину, и словно бы всю жизнь только и делала, что применяла подобные заклинания.
Летео улыбался, сам не зная, чему именно.
Летео послушно повторял, послушно выполнял указания. Блюдо обещало быть вкусным. Дикие кабаны не были столь же жирны, как домашние хряки, мясо у них скорее жилистое и жесткое, но маринад из варенья и приправ смягчил, а молоток довершил дело. Или наоборот.
Когда они вернулись, Муна вдруг принялась рассказывать – и Летео аж притих от этих откровений. Они были какие-то ужасающе, щемяще… семейные? И Летео совершенно не знал, что и сказать.
- Н-ну… я… Э… Я думаю… всегда можно сделать лучше. Если не кого-то и не… гм, внешние обстоятельства, то свое… отношение. И поведение. Вот.
Не то, чтобы у него это всегда хорошо получалось. Он улыбался немного растерянной улыбкой.
Муна была заметно озадачена такой реакцией. Веки смыкались и размыкались на глазах-плошках, чья обладательница пыталась единовременно понять, что такого сказала она, и что пытался сказать в ответ Летео.
- А еда... лучше... не ношение-ведение. - заторможенно отвечала шаманка, все еще не уверенная, что понимает, о чем речь.
Летео сказал "кого-то". Так чужаки говорили о живых. Эльф говорил о кабанах? Вряд ли. Стало быть, он решил, что?..
- Я... слова о мясо. Не, эм... - она неопределенно повела рукой, - не кого-то. То... в племя так. - для верности она указала на печку, - Так надо. И Митош хорошо делать.
Еще пару раз прокрутив высказывание эльфа в голове, она уточнила:
- Митош быть хорош-ий. Но я... у я долг быть для племя и стар шаман. Так надо тоже.
Батамата вздохнула. Взгляд пробежался по комнате, от подарков Тимина до очага. Еще когда она только начала понимать, что к чему в доме Летео, когда перестала воспринимать его, как чужака - тогда уже у нее появилось это зудящее ощущение, будто чего-то здесь не хватает. И дело было не в тоске по дому или соплеменникам, нет. Теперь она могла сказать точно. Дело было в том, что дом был совершенно одинок. Стоило хозяину выйти за дверь - и он сойдет за заброшенный, покуда тот не вернется. Ворон ведь здесь не всегда, он живет не здесь. Здесь вообще никто другой не живет.
Шаманка посмотрела на альтмера и спросила почти сочувственно:
- Почему ты один, Летео?
Вот о чем они еще точно не говорили.
Летео бы смутился с кем-то другим, а с Муной – нет. Он смотрел на нее – и как будто сквозь, кивнул, задумавшись на некоторое время. У нее был долг, и она выполняла его, и теперь Летео не сомневался: Муна сознательно выбрала вот это все, даже клетку, вероятно, зная о том, что произойдет. Видения подсказали ей тяжелый путь, но избранному редко приходится легко.
Летео дернул плечом, отчего-то вспомнив того человека (человека ведь?), который считал себя избранным и пожирал драконов, а потом ушел служить даэдра. И это тоже плохо кончилось.
Интересно, а если бы Муна выбрала не долг, а так сказать, личное счастье? Впрочем, нет, для племени-то важнее шаман и – племя целиком, чем отдельно взятый довольный жизнью рьеклинг. Летео это понимал, хотя и был намного свободнее.
Ответил на вопрос не сразу.
- Я… не знаю. Я… не всегда был один. Но потом оставался… вот  так получается.
Он растерянно улыбнулся.
Разумеется, Муна не понимала, как так могло получаться. И это непонимание напомнило, насколько другим был мир Летео. И как ей хотелось показать ему свой, чтобы он увидел и ткнул пальцем - вот здесь так, вот здесь похоже, здесь не так. Чтобы помог ей понять, а она потом помогла понять другим. И, быть может, он бы сделал так же в своем мире?
Мысли летели одна за другой стремительно, и шаманка даже стала дышать чаще. Но усмирила себя. Она знала, скажи она прямо сейчас: "Поедим - и в путь!" - он бы согласился. Но было рано. И дело не во времени. В незаконченном деле.
Пока она не смогла бы понять. Такое не объяснить лишь словами, оттого эльф и запинался. Но был и другой вопрос. Не спонтанный - этот нужно было задать уже давно. И почему-то Батамата была уверенна, что ответ простой. До отвращения простой, рьеклинг даже нахмурилась от одной мысли о том, каким он может оказаться.
- Почему Ворон быть тут, Летео? - шаманка нарочито отвела взгляд в сторону, зная, что он невольно превращался в осуждающий, - Почему брать я к ты?
Летео моргнул.
Ворон?
Осуждающий взгляд Муны заставил его смутиться, но…
- Кхм.
Братья Гильомы, вот о ком она говорила; вероятно, о Тимине – в большей степени (интересно, почему?)
- Мы… общались прежде. Не встречались. Писали письма.
Муна не всегда воспринимала некоторые понятия. Уж точно ей вряд ли было знакомо общение по переписке. Летео поскреб затылок, пытаясь объяснить.
- Они… не плохие. Просто не понимают, что…
О, как это объяснить. Что для них разница между Муной и пепельным бататом лишь в том, что Муна может «убежать и укусить». Летео пришла в голову странная мысль: а ведь шаманку легко было просто уговорить поехать с ними. Никаких клеток, никакого принуждения. С ее-то любопытством и жаждой познания, она едва ли особенно бы возражала. Ну, разве пришлось бы пообещать потом доставить обратно.
Но Гильомам этого не пришло в голову.
Ответить-то все же надо было.
- Они хотели показать мне диковинки Солтсхейма, - вздохнул Летео. – Я ведь тоже не сразу понял, что ты не «диковинка». Наверное, дело в… гордыне. Как у того человека из видения, у пожирателя драконов. Он считал себя выше остальных и вправе распоряжаться чужими жизнями, ну и мы нередко считаем себя выше других.
Летео виновато опустил голову:
- Прости.
- Ты не вина, Летео. - ответила шаманка.
Ей хотелось убрать с лица этот укор, эту хмурость из голоса, но не получалось. Они ведь были не для него, верно? Или Муна просто пыталась убедить себя в этом, соврать?
- Ты дать вы-ход. Еда. Неч кровь. Магия...
Очень хотелось сказать, что он делал все правильно. Делал, что мог. Но ядовитый голосок в голове нашептывал, что мог он намного больше. А не делал потому, что не понимал.
Рьеклинг раздраженно прохрипела, пытаясь заглушить собственные мысли.
- Не понимают и ты раньше. Но ты хотеть. Они нет. Ты и Ворон разный. - она по-прежнему не смотрела на Летео, будто бы убеждала саму себя, а не его, - Когда не хотеть, зло забрать.
Ее лицо исказилось в маленькой, колкой ухмылке.
- Ворон быть так мал, чем ты. Слабый. Искать больше слабый. Так путь чужаки. Легко зло.
Муна смолкла и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Дернула губами, стирая с лица эту мимическую иголку.
Так-то лучше.
Теперь она наконец могла посмотреть на друга. Спокойно, сочувственно. Она обязанна была ему объяснить.
- Понима-й, Летео. Он хотеть выше. Всегда. Он страх ты и плем-ена. Но когда слаб, он бить. Кусать в рана.
Она сделала паузу, давая эльфу обдумать сказанное, а себе передохнуть.
- Почему, то не знать. Но так быть, Летео. Он показать, как видь. Так казать зло. Зло, - она указала на аккуратно сложенные на ящике у двери бумаги Тимина, к которым маг так и не притронулся за все эти дни, - в эти штуки. Ты можешь делать они лучше, Летео. Но е-его не можешь.
Было очень неуютно.
Одно дело – когда ты (в своей гордыне, да, Летео же признал это) считал, что братья привезли полуразумное существо.
Другое – когда ты признал, что «существо» не только разумно, но и поумнее тебя будет, и… ну, вы снова друг друга не совсем понимаете. Или вернее, Летео не понимал? Муна об этом говорила, но…
- Они… не зло. Они, ну, просто…
Ученые? Авантюристы? Все сразу, и Летео прекрасно сознавал, что Гильомы и впрямь не чурались не больно-то высокоморальных способов заработать деньги. Как и всякий, кто рисковал своей головой не ради абстрактной науки и «прочей чуши», как выразилось бы большинство людей. А ради пропитания.
Но это – нет, не зло.
- Н-не думаю, что он… укусит. И уж точно я не позволю укусить тебя.
Летео сделал самую суровую физиономию, на которую в принципе был способен.
- И это не зло. Это просто записи. У меня тоже есть такой журнал. Мне кажется, что… Тимин просто тебя не понял. Может быть, если бы общались дольше. Хотя…
Летео печально вздохнул.
Не интересовала Гильомов Муна как личность. Это было нехорошо, конечно.
Он погладил шаманку по плечу, отчего-то вспомнив запрет того же  Тимина – вранье ведь.
Взгляд Муны опустился на руку Летео, и белые брови скрыли глаза.
Ну почему так сложно? Это она не может объяснить понятно, из-за своего говора? Или это альтмер так упрямо не хочет признавать правду? Но почему? Кем таким в его глазах являлся круглоухий?
- Зло не случается. - повторила она уже когда-то сказанную эльфу фразу, - Зло есть не-добро. Ворон не-добро. Так быть, Летео. Он не обшались. Он требовать. За-би-рать...
Подавленное воспоминание кольнуло больно. Ее голос дрогнул.
- Брать копье! Мрх... брать все. - она махнула в сторону топорика и сумки. Потом прихватила ладонью свои амулеты-талисманы: - Видь - забирать!
Шаманка выдохнула и подняла глаза на Летео. Положила свою руку на его, казавшуюся в сравнении огромной лапищей. Она ему верила. Но боялась не за себя. Образ Тимина из видения был отчетлив в памяти, как и его слова.
- Ты не позвол-ишь ме-ня, да. Но тогда Ворон искать друг-ой. Для свои штуки... за-пи-си. Кто не позволишь тогда?
- Копье, - мрачно повторил Летео.
Да, вот оно. Забрать чужие вещи – потому что они… «часть находки». Интересно, куда они дели вещи, отобранные у Муны? Заставить бы их вернуть. Лучше по-хорошему, конечно. Летео был готов заплатить. Но проблема в том, что копье, даже таких небольших размеров, как копье рьеклинга – трудно спрятать, а никаких копий он не видел…
- Но больше у тебя он ничего не отнимет.  И… я попытаюсь заставить их вернуть копье. И амулеты.
Он вытащил из кармана ту фигурку, которую Муна отдала добровольно. Она стала своего рода талисманом.
- И… что дурного в записи?
- Записи не дурного, они не живые. Но чужаки и тьма дать в ни-х зло. Я вид-ела, - Муна отдельно выделила последнее слово, указав пальцами на свои глаза, - Они ран-ить душа, если так. И видела, чужаки для них делать зло. - шаманка посмотрела на Летео тяжелым взглядом исподлобья, - Очень, очень много зло.
Рьеклинг перевела взгляд на фигурку. Ее пальцы перебирали амулеты.
- Нельзя дать делать. Я долг быть не дать.
Она сделала паузу, напряженно кусая губу.
- Ты долг не быть, Летео. Не надо пыта-ться. Знай. Это про-шу только. - сказала она и немного погодя добавила: - Не зо-ви его сюда.
Большего не просила, да и не нужно было. Впутывать в это Летео было бы неправильно. Кощунственно даже. Ей только нужно было дать ему понять, что Ворон опасен и пусть эльф держится от него подальше. С угрозой, которую круглоухий представлял, нужно было разобраться, но не здесь. Когда она будет готова, будет не одна, в родном краю. Она знала, Тимин туда вернется - в этом и была вся проблема. На этот раз все будет по другому. Но это пока нескоро.
Что будет скоро, так это мясо: Муна принюхалась и оценила, что блюдо почти готово. Она уже открыла рот, чтобы сказать об этом альтмеру...
Но приближалось нечто топочущее и пыхтящее.
- Аруу? - приглушенно вопросила она, встрепенувшись и навострив уши.
Грохот и последующую возню снаружи уже наверняка мог слышать и Летео. А если и нет, то громкое "Пруу!" уж точно.
Несмотря на уже наделанный шум, визитер остался верен себе вплоть до старательного стука в дверь.
Муна сиганула со стола, подобно тем несчастным птичкам, что удирали от ее вышедших из-под контроля заклинаний, и с той же скоростью скрылась за углом.
- Милорд Диренни, вы дома? - донеслось из-за двери, - Для вас письмо!
За ней ждал, кутаясь в потрепанный плащ, обычный такой крестьянский паренек. Сложившись пополам в неуклюжем поклоне и вновь распрямившись, он сначала стушевался, но потом торопливо снял перчатку, извлек из сумки аккуратный конверт и протянул его альтмеру.
- Послание, милорд Диренни... Из имения Гильомов.
По всему виду гонца можно было сказать, что место проживания адресата застало его врасплох. Но когда Летео все-таки перенял письмо из его рук, заметно приободрился. Или, может, дело в том, что сейчас его шмыгающий нос уловил уже почти карамельный запах, доносящийся из дома.
- Лично в руки! - непонятно к чему провозгласил он, вытягиваясь, будто какой сквайр.
Но столь же быстро, сколь его лицо просияло, оно перекосилось в выражении крайней озадаченности, когда он пронаблюдал как нечто позади высокородного мага воздевает руки к летающим кускам мяса.
- Н-не буду мешать, милорд. - пробормотал посыльный и добавил уже отчетливее: - Хорошего вам дня.
Отвесив еще один поклон, он спешно поправил свой скарб, запрыгнул на свою еще не отдышавшуюся кобылу и ускакал, исчезая в тумане и деревьях.