Имя, фамилия и псевдоним:
Из воспоминаний Абадайи, даэдропоклонника, последователя Хирсина.
***
«…и занялась заря, и запели дикие птицы, словно вознося хвалу Невинной Жертве, и вспышка озарила Храм Обрядов. И понял Владыка, что шесть ключей собраны и ни одному из охотников его, ни псам их, ни кречетам ловчим не удалось поймать Зайца, и та осталась жива. Повелитель поднял копье и последовал за ней, но боле не как охотник, а как благодетель. Она встала перед Ним – из последних сил, истощенная, мертвая наполовину, но гордая своим триумфом. И тогда Хирсин-Альрабег коснулся ее чела и нарек ее не Зайцем, но Маленькой Лисой, и одарил ее щедро».

---

Отсюда и далее – выдержки из рассказа старосты деревни Дуторгенн, Эгинера.
***
«Деревня у нас небольшая, дворов немного. Неподалеку ричмены лагерем стоят, но мирные – ведьма сподобилась… Ага, самая что ни есть настоящая, Бабушкой тут все зовут, страшная, как моя теща, хотя сама не показывается обычно – заместо себя о последнее время все соплю свою присылает. Шут знает, как ее кликать на самом деле - мать, перед тем как помереть, Изалитой обозвала, значит, а местные всё: «Внучка» да «Внучка». Мой вот младшенький Золотинкой прозвал из-за побрякушек ее – вродь отзывалась. А как ее сама ведьма нарекла – небось, ей одной и ведомо. Может, и никак, а может, и роженым именем – записку-та в корзинку же сунули, когдась отдавали».

Раса и пол:
«Хотя, вощем-то, и она к нам не шибко часто захаживает – опасается небось. По ней и видать, что болдырь-то, ну, метиска, то есть: девка на вид – вылитая мать, которая из этих, высоких эльфов была… А росточком в отца пошла, босмера, стало быть. Тот еще хер рыжий: проездом был, бабе дитя заделал – и со двора. Девчушке-то видать свезло, что у нас родилась: говаривают, другим каким желтомордым такого выродка в печку отправить – что стопку опрокинуть».

Знак и возраст:
«Э! Одно слово – эльфы. Ей, выходит, нынче уж… Ну, да, двадцать четыре – родилась о сто семьдесят девятом годе, значитца, в ночь на шестое Руки Дождя. А все одно: росту – два вершка, уши врастопырку, да и сама не при деле! Вон, Виола с ней погодка, а уже три года как замужем, деток ростит. Был тут какой-то заезжий толь алхимик, толь кто – что-то баял, мол, силы Изалита немеряной, знак-де звездный у нее хороший – Маг, и надо б ей учиться, где следывает, так она и от того отказалась!»

Род занятий:
«Хотя какие у такой дети, ежели подумать. Родная мать померла, а мачехе она видать затем и нужна была, чтобы ведьму себе на смену воспитать-та. Ходили тутось всякие бабы, было дело, думали в ученицы набиться, но кого наша Бабушка отвадила, кто без следа запропал, а в наследницы себе малявку взяла, чтоб, значит, самой из нее все вылепить.
Девка-то себе на уме выросла, но вродь как толковая – нашим иногда помогала: кого травами подлечить могла, кому отраву справить супротив крысьей шушеры, а коли кто проездом был – и за проводника через лес могла побыть».

Вероисповедание:
«Оно, конечно, само собой, что не по-божески живет, да и как иначе, если ведьмой воспитана? Все даэдрам этим своим кланяется. Говаривали, у них на стойбище Хирсину энтому святыня поставлена. Вот зуб даю! Хотя кому ни скажи – все сразу не верят, как же: такая малявка, вся в своих звенелках-побрякушках, глаза что две плошки – и Хирсину…»

Внешность:
«И ведь вправду мелкая, как ни погляди: тоненькая вся, не чета нашим женщинам, от там есть, на что глянуть! А у этой: ручки-веточки, в талии – с мою руку, и росточку в ней всей – футов пять, может, чуть больше, что спереди, что сзади от доски недалече ушла. Хотя вот фигуры-то порой и не разглядеть бывает под всякими ее хламидами, она ж как, Изалита, значит: то накидку на плечи набросит, то в платок замотается, то в плаще явится – только глазищи из-под капюшона и сверкают. Жёнка моя как-то пошутила, мол де такие глаза бы ложкой выковырять да на украшения пустить – цветом все одно что янтарь на солнышке! Ну, я ей затрещину-то и отвесил, глупой бабе – вздумала еще, так о ведьминой внучке отзываться. Хорошо хоть, никто другой не услышал…
Ей бы мяса на костях наесть, Изалитке-то, и косу отростить добрую, а не шушеру эту свою на голове, ножиком стриженную - от тогда была б краса-девка! И коса б славная была, думается, не крысиный хвостик, да цветом как масло сливочное, значит - так ведь нет, ходит тут, топорщится во все стороны патлами, на затылке вечнось вихор торчит, ну вот где такое видано?
Хотя голову она все чаще покрывает - капюшоном каким или еще чем, да поверх еще и украшается вся. У нас как говорят: ежели видишь, что блестит и ходит - вот те два из трех, что Внучка заглянула. Видать, у ведьм-то это семейное - Бабушка тоже о последних годах всякие блестяшки собирала. Вот и Изалита по стопам пошла - все обвешивается: цепь с подвесками, значит, по плечам, поясок о цветном стекле, голову бусами обмотает, ноги ленточками перевьет, на одежку себе еще каких фитюлек нашьет... Даром, что одевается все больше в темное, все равно каждый раз проходит - будто на праздник какой собралась. А и ходит она, словно королевишна какая: лицо вздернет, спину выпрямит, в чью сторону лишнего раза и не глянет, только и слышно стук-стук-стук от подметок».

---

Выдержка из дневника Ниниана, мага-целителя.
***
«Признаки смешения кровей были налицо, в полукровии юной Изалиты не приходилось сомневаться. Однако в то время как один ее родитель несомненно принадлежал к расе альтмеров, о чем ясно свидетельствовал характерный светло-желтый подтон кожных покровов и золотистый оттенок радужной оболочки глаз, то в определении расовой принадлежности второго я затруднялся. Но, учитывая весьма небольшой рост девушки, рискнул предположить, что тот был босмером либо бретоном.
Среди незлых, но грубоватых жителей деревни Изалита казалась нездешней - маленькая, изящная, тонкого сложения, одевавшаяся с недопустимой для селян вычурностью. Из-за особенностей телосложения и невысокого роста я не взялся точно определить возраст, но полагаю, что ведьмина ученица действительно была юна - возможно, по меретическим стандартам она едва достигла порога совершеннолетия. Некоторая подростковая угловатость на момент нашей встречи еще не исчезла из очертаний ее фигуры, которая, при этом, уже обрела свойственные взрослым пропорции, а черты лица не были лишены чуть заметной детской пухлости, что, впрочем, делало образ Изалиты лишь более трогательным.
Девушка не отличалась болтливостью и склонностью к пустому словоблудию, но в общении демонстрировала грамотность и богатый словарный запас, разительно отличавшийся от говора подавляющего большинства деревенских жителей и почерпнутый, вероятно, из книг. Со мной разговаривала негромко и, зачастую, мне трудно было понять, какие эмоции она испытывает в силу слабого интонирования речи - однако недостаток выраженной мелодики голоса она компенсировала подвижной мимикой и поясняющими движениями пальцев либо кистей рук, почему-то постоянно обмотанных невыразительными тряпками. Причина тому, очевидно, крылась в желании Изалиты избежать ненужных тактильных контактов с посторонними.
Меня, признаюсь, смущала ее манера... смотреть. В один момент взгляд ее, казавшийся мечтательным и отвлеченным - быть может, из-за романтично длинных ресниц, - мог блуждать, созерцая что угодно, будь то облака, пыль на дороге или кошка на близлежащем заборе. Но уже в другой миг она буквально вперяла его в меня и, не мигая, смотрела столь интенсивно, что по моему лицу начинал разливаться зуд».

---

Со слов сына старосты, Мигеля.
***
«Золотинка-то? Ну, она такая... Милая. Хорошенькая. Она лицом, знаете, совсем не похожа на местных девок, не грубая, ладушка эдакая - нос такой, курносый слегка, подбородок маленький, глаза большущие и вроде как у лисы, уголками приподнятые. Жалко только, что улыбается она мало совсем... Ушки эти ее смешные, не такие длинные лопаты, как у мамки ее были. Я ей как-то с города серьги привез, дурак, а у ней уши не колотые. Но она из потом к одежде пришила все равно, да!
Бывало, я ее в поясе перехвачу и усажу на колени, пока не видит никто... А-эмм, ну, легонькая она, в общем, чисто куколка! В городе таких как-то видел - ну и дорогие же, заразы, и как вообще люди их покупают... Ноги у нее вот тоже - прям игрушечные, наш Алан, сапожник-то, старый хрыч, все ругался, что на такую стопу обувку хер стачаешь - не разглядеть нихрена.
Я ей как-то предлагал с волосами помочь - мамку-то свою стригу, и ничего. Но она отказалась, сказала, мол, нельзя. Мол, в волосах - сила, никому другому их обрезать не можно. А она-то сама их стрижет абы как, да еще и ножиком небось! Сколько живу - ни разу не видел, чтобы она волосы ниже плеч опустила.
Руки вот еще заматывает постоянно - не от болезни, как у нас некоторые думают, просто не любит, когда ее трогают лишний раз. У ней пальцы длинные такие и костлявенькие, и ногти - что коготки у зверя какого-нибудь. И шрамики мелкие от ожогов - на запястьях...».

---

Биография:
Рассказ Анны, сельской повитухи.
***
«Ну, что сказать. У нас в деревне как повелось – никакого мага здесь не водится, потому что под боком ведьма живет и с ней у нас договор: мы ей – еду, нитки, утварь и еще чего ни попросит, а она нам – помощь да защиту во всем. Мы ее побаиваемся, конечно, но она нам покуда ничего плохого не сделала. Только вот не хотела, чтобы окромя нее тут кто-то еще волшбой занимался – вот и приходилось местным всяких целителей и чаровников отваживать.
А Изендра, Изалиткина мать-то, давненько у нас обосновалась, невесть зачем, надо сказать - ну что, спрашивается, альтмерке в нашем захолустье делать-то? Но нет, объявилась как-то, поначалу на постоялом дворе жила, а опосля немного - дом сладила. Не сама, конечно, мужикам местным приплатила, но все одно. Хорошая была женщина, умная, детишкам местным грамоту преподавать взялась - образованная, сразу видать, да все грустная какая-то. От расспросов уходила всегда, но мне то тут, то там - но удалось кой-чего у ней выведать: толь она аристократка была обедневшая, толь в опалу кому из важных, значит, попала, а толь и все вместе, вот и сбегла сюда, стало быть.
Не сказать, шоб ей тут особенно весело жилось - ну не местная она была, не своя, скушно у нас ей было. Мужа себе вот никак найти не могла, а без мужика-то все одно женщине тоскливо - но все ей местные не любы были, не ее поля ягоды. Может, потому-то так быстро слюбилась она с тем босмером - он сам из наемников был, проходили они тут своей ганзой, вот он ее скорехонько приметил. Даром, что ростом невелик, красовался и языком чесал – дай боги каждому! И тоже, видно, начитанный – все о чем-то мудреном с ней разговаривал, комплиментсами своими ее обхаживал, она даже хихикала, будто девчонка какая.
Ну, видать, любовь у них случилась, покуда он тут задерживался, может, и не раз. Да только на этом все и закончилось – он со своей бандой уехал, Изендра опять одна осталась, а немногим позже выяснилось, что оказалась она в тягости. Бабы некоторые шептаться начали, только она и ухом не вела – наоборот, повеселела как-то. Ждала ребеночка, да.
Дождалась, да вот только подержать дочку успела – минутку разве что. Кровь у нее при родах отворилась, никак остановить не могли, а ведьму нашу она к себе подпускать не хотела, боялась, что та ребенку навредит. Так и померла, прямо на лавке, с дитем новорожденным в руках, только имечко выдохнуть успела.
А потом дочку-то и отдали. Ведьме же и оставили – той как раз ребенок потребовался, а тут как раз дитятко бесхозное, никому не нужное. Мы, конечно, струхнули изрядно, думали – совсем карга с ума сошла, младенца небось в жертву принести хочет. А оно вон как вышло – Бабушка-то девочку как родную вырастила, себе в наследницы приметила».

---

Из воспоминаний сына старосты, Мигеля.
***
«Я ее постарше немного, застал еще ее мать, а после саму Изалиту маленькой видел – тогда Бабушка еще в деревню сама являлась. Ох и жуткая старуха! Дед говорил, она сюда явилась, когда помоложе была, вся из себя умная и мудреная, но вот что-то мне не верится, что эдакая карга вообще могла быть молодой.
Она обычно приходила, когда местные в город с обозом собирались – просила купить всякого, книжек там, соли-перца, своих каких-то штук хитровыдуманных. А Изалиту отпускала с ребятней поиграть, хотя те ее сторонились. Да и вообще все в деревне, а как же – ведьмина внучка же, мало ли, закапризничает, Бабушку науськает. Так что ей чуть ли не в ножки кланялись. Хотя, на самом деле, Изалита тихая была. Только пирожки любила – вечно у старой Кловис их таскала без спросу.
Я с Золотинкой сдружился как-то – ну, нравилась она мне, интересно было. Потом она мне даже показывала, где живет, да как у них там все – у них в лесу не домик был, а пещера, но какая-то мудреная, прям с комнатами, с мебелью, в общем, как люди жили. Она говорила, что Бабушке изгои натаскали – и что они вообще часто там появлялись. Я как тогда услыхал - струхнул изрядно, но домой не пошел. Саму Бабушку видел - она меня гнать не стала, а вот внучке своей бездельничать со мной не дала, утащила ее в сторонку и давай ей чего мудреное рассказывать, выспрашивать да показывать. Учила, значит. Долго учила - я уснуть успел. Изалита меня разбудила после, уже темно стало, до дому отвела. По дороге сказала, мол, оно так у них почти каждый день - ей-то много надо всего знать и уметь, вот бабка и вдалбливает. Иногда, сказала, удавалось с другими, с изгоями то есть повидаться, значит - те ей показывали, как силки ставить, из рогатки стрелять научили, объясняли, как следы читать».

---

Выдержка из дневника Ниниана, мага-целителя.
***
«Сказать по правде, изначально мои планы разительно отличались от того, что случилось в итоге – я планировал обосноваться в этой деревне в качестве местного целителя. Мне нужна была практика, а жителям – умелый лекарь. Идея оказать им безвозмездную помощь казалась мне неплохой – тем сильнее было мое разочарование и удивление, когда староста Дуторгенна, до того вполне дружелюбный, услышав о моих намерениях, моментально сменил модель поведения. Гнать он меня не стал, но ясно дал понять, что мне не стоит задерживаться в их деревне слишком сильно.
Как раз после того памятного разговора я и встретил Изалиту. Она оказалась общительнее старосты и объяснила мне причину его неприятия меня в качестве здешнего мага.
Ее рассказ удивил меня настолько, что я все же решил не покидать селение сразу и остановиться здесь, покуда была возможность – чтобы записать историю этого места и занимательный феномен взаимовыгодного соглашения жителей, заключенный с ворожеей. Маги, ведьмы и колдуны уже никого не удивляют, но ворожея? Это было необычно. В конце концов, селяне не были ричменами.
Общаясь с девушкой, я не только выяснил желаемое, но, кроме того, стал подмечать некоторые занятные странности в ее поведении, быть может, вызванные особенностями жизни и воспитания. Интереса ради, я попытался анализировать и характер Изалиты – и сопоставить его с ее биографией, что, к тому же, было полезно для моих исследований в области изучения тонкостей разума и души. С другой стороны, возможно, это была не лучшая идея – ведь в итоге я начал испытывать определенную привязанность к ведьминой «внучке».
За то печально краткое время, что я провел в этой деревне, мне удалось выяснить о жизни Изалиты ровно столько, сколько она сама посчитала нужным и допустимым рассказать. Историю о ее рождении и связи с местной ворожеей селяне охотно пересказывали на разные лады, но поведать что-то кроме того затруднялись либо просто не желали. От нее лично я смог узнать, что девушка несколько раз покидала селение, отправляясь в город на большой рынок – оттуда она обычно возвращалась с книгами и чем-то еще, что скрывала в мешке. В возрасте около двадцати одного года она удалилась на более длительный срок, не сумев побороть любопытства и интереса в отношении загадочного места, которое ее Бабушка называла просто «городом». Спокойствие, с которым она поведала мне о том, как навязалась на содержание к некому пожилому богатому бретону, неприятно меня поразило - в то время как сама Изалита, очевидно, не видела ничего зазорного. После полугода пребывания под покровительством того аристократа, она просто исчезла из его жизни, однажды отправившись на «прогулку за город», как сама выразилась. Попутно прихватив лошадь, внушительную долю дорогих украшений, целый тюк одежды и несколько редких книг.
Однако, за вычетом данного случая, она действительно мало где была, хотя теоретические ее познания о географических особенностях как Хай Рока, так и прилегающих земель, были обширны. Помимо этого она продемонстрировала изрядную осведомленность о ландшафте и путях провинции Эвермор, а так же описала мне некий «безопасный» путь через Предел. Вероятно, ее передвижения были ограничены пределами упомянутой провинции.
Она свободно говорила на нескольких языках, но на каждом – с одинаковым акцентом, из чего я сделал вывод, что всем наречиям ее обучал один и тот же человек. Или не совсем человек. И вообще – смею предположить, что обучением девочки интенсивно занималась ее названная «Бабушка». Это объяснило бы наличие весьма незаурядных способностей у столь юной особы.
Впрочем, даже если не обращать внимания на навыки, Изалита была наделена изрядным талантом – порой мне казалось, что воздух вокруг девушки потрескивает от обширности магических сил, скрытых в ней. Не знаю, было ли это качество врожденным или приобретенным вследствие обучения у ворожеи, но я был склонен – и все еще считаю, что ей стоило бы продолжить обучение у более квалифицированных наставников. Я предложил ей отправиться со мной, обещал ей рекомендацию от себя и протекцию моих друзей в гильдии магов, живописал ей возможные перспективы и успехи, которых девушка могла бы добиться – но, увы, тщетно. Она отказалась, сказав, что ей уготован другой путь. Хотя от себя замечу – в ее голосе мне послышалось тщательно, но не очень умело скрытое сожаление.
Я виделся с ней нерегулярно, стоит заметить, и большую часть наших бесед нельзя было назвать праздными - в основном, они проходили за каким-то делом: к примеру, сбором трав, проверкой оставленных в лесу силков или работой над зачарованием той или иной вещи. Так или иначе, при каждой нашей встрече она была занята практически постоянно. Тем удивительнее и печальнее мне было не обнаружить девушку в один день, а немногим позже узнать, что она вовсе пропала».

---

Из воспоминаний Абадайи, даэдропоклонника, последователя Хирсина.
***
«Выбор повелителя Охоты неисповедим и никто из нас не вправе оспаривать его, однако же в тот раз избранная Зайцем показалась нам недостойной и слабой целью - была она мала ростом, тонка и облачена слишком ярко, чтобы укрыться от глаз охотников. Однако же, когда растерянность и испуг покинули ее лик, я узрел в ней стремление к жизни столь сильное, что мгновенно уверился в мысли: выбор Его был верен - пусть она и не избегнет гибели от клыков ли, копья ли, но не падет, прося пощады, и пробежит немало, прежде чем мы настигнем ее.
Когда все ритуалы были соблюдены: освящены охотники, гончие и Невинная Жертва, сняты были путы с ног последней, стреножившие ее, и Заяц побежала. Охота же терпеливо ждала, давая ей фору.
Но не знали мы, с чем столкнемся. Не знали и не могли знать, что в голове Зайца роятся лисьи мысли. Она знала свои силы и не бежала без цели, но плутала в лесах, скрывалась на деревьях и в корнях, и в реке, путала следы. Ни клинок, ни магия не могут поразить Охотника, но к своей волшбе Заяц прибегла хитрее: чарами она изменяла следы, развеивала и портила запахи, творила огни и звуки, уводившие нас в сторону. Нескольких гончих заморочила она и увела в болото, других непоправимо сбила со следа. Утратив же магию, прибегла она к иным способам: калом и уриной лесных зверей, растертыми травами соткала себе новый запах, скрывшись от нас. Она отбросила и плащ свой, и сапоги свои, сорвала все свои украшения, бросив их в реку.
Несколько раз бывала она почти настигнута, но каждый раз уходила - и так за поисками и погоней без края минула ночь и пришло утро, и солнце воздвигло лучи свои над горизонтов. И вослед солнцу зародилось сияние в Храме Обрядов, и грохот прокатился по земле, и все мы замерли, пораженные.
Шесть ключей, единственное спасение Невинной Жертвы, но почти недосягаемое, недостижимое, невозможное - были собраны. И силой своей перенесли они Зайца прочь из Угодий. Ни клыки, но острие копья так и не коснулось плоти Жертвы, не испило ее крови. Она ускользнула, оставив нас голодными до триумфа и злыми от усталости и не нашедшей выхода горячки.
И владыка Хирсин понял, что дважды прав был он, избрав ту деву Зайцем. Довольный случившимся развлечением и признавший выдержку и умение Невинной Жертвы, он послал ей вослед свой образ, желая наградить ее.
Боле не Жертва, дева без сил лежала на траве, но увидев Владыку, нашла в себе силы встать и вскинуть лицо - и тогда Хирсин коснулся ее лба, утвердив ее победу, и дал ей имя, под которым среди нас она будет известна отныне. И вместе с именем дал он ей силу, возвестив, что та будет истинным отражением ее нового имени и ее сущности. Кроме того Господин сотворил свисток из тех, какими подзывают животных - и сронил его под ноги Лисе. Так даровал он деве возможность призывать дикого оленя из Угодий - то был второй дар Владыки. Сделав так, Он покинул ее, предоставив самой выживать в мире, в новом для нее месте, как и должно бывает каждой лисе».

Характер:
Из черновых набросков и заметок к «Закономерности развития душевных качеств в зависимости от особенностей воспитания и окружения», научного труда за авторством Ниниана Перри́.
***
«В силу тяги ведьм к проживанию в дикой местности, ковены обычно располагаются вдали от сельскохозяйственных угодий и пастбищ, что также вносит свою лепту в общее непонимание их истинной природы. Как итог, Гленморильские ковены практически всегда описываются как жуткие, затворнические, недружелюбные, опасные и откровенно злые.
На деле же они вобрали в себя все вышеперечисленные черты – кроме, осмелюсь утверждать, зла. Да, они неуклонно отвергают цивилизацию и ее проявления. Они действительно не принимают мужчин в свои ряды. Верно и то, что сами ведьмы видят себя блюстителями неких «законов природы», понятных только им самим. Все это, однако, не делает их злыми – лишь приверженцами иной, отличающейся от привычной нам морали».
«Гленморильский ковен», леди Синнабар из Танета.
«Общаясь с Изалитой, я не мог не отметить ее тягу к знаниям – и явную предрасположенность к их усвоению, а так же общую любознательность. Нередко выходило так, что девушка подхватывала и развивала поданную мной мысль, тем самым демонстрируя определенную степень догадливости и проницательности. В разговорах она часто ссылалась на материал прочитанных ранее книг, порой употребляя точные цитаты, из чего я сделал вывод, что девушка была наделена так же и замечательной памятью, и тяготела к литературе различного толка. Впоследствии мне удалось узнать, что чтением книг она своеобразно сублимировала недостаток самостоятельного познавания мира – ей не хватало путешествий, встреч и впечатлений, о чем она жалела, пусть и тщательно это сожаление скрывая.

В своем желании отправиться в странствие она, однако, сохраняла похвальную рассудительность: когда нам случалось обсуждать путешествия, она никак не показывала, что ожидает от дороги исключительно радостных впечатлений. Девушка прекрасно осознавала, какие опасности могут встретиться по пути, и с какими трудностями можно столкнуться.

Должен отметить, способность трезво оценивать ситуацию либо какие-то отдельные явления она демонстрировала во всем, не только в вопросах пилигримства. Горячность в принципе была ей не свойственна. Быть может, это была просто врожденная черта – или следствие общей флегматичности. В целом, она произвела на меня впечатление девушки спокойной, порой даже неуместно спокойной (до сих пор с содроганием вспоминаю, с каким безмятежным лицом она разделывала олененка, в то же время обсуждая со мной недавно прочитанную книгу), и не склонной к пустому фантазированию – ни разу я не услышал от нее о желании, например, летать или разбогатеть без лишних усилий.

Говоря о богатстве и состоятельности вообще – у Изалиты весьма своеобразное отношение к благам цивилизации. Выражаясь точнее – они ее не интересовали в привычном понимании. Многочисленные украшения на ее одежде были обусловлены эстетическими предпочтениями девушки, а не желанием продемонстрировать зажиточность или обладать дорогими вещами. Она не отказывалась от кресел и нормальной кровати в своем жилище, но пользовалась ими постольку-поскольку – в моменты, когда ей просто хотелось испытать ощущения комфорта… Хотя нет, не так. Комфортной постелью для нее мог быть и стог сена. Когда она хотела почувствовать что-то отличное от привычных состояний – так будет правильнее. В общем, она была поразительно непривередлива и практически полностью лишена брезгливости – последнее, полагаю, было вызвано соседством с ричменами и ворожеей, со всеми ритуалами последней…

Вообще, привычка и, порой, внезапное желание получить в свое владение нечто дорогостоящее у Изалиты не были проявлением жадности – таковой я не заметил в характере девушки вовсе. Честно говоря, у нее вообще были изрядные проблемы с объективной оценкой возможной денежной ценности тех или иных вещей – учитывая особенности ее жизни, подобные знания попросту не были нужны. Все окружающие ее вещи Изалита воспринимала с точки зрения сугубо практической ценности или же с позиции субъективного «мне нравится». Ей нравились драгоценные камни, потому что они были блестящими и красивым, ей нравились серебряные колокольчики, потому что они были блестящими и красивыми, и чудесно звенели, ей нравились блестящие милые безделки в принципе. Как сороке.

Однако если сороку можно с легкостью прогнать, то с Изалитой ситуация обстояла сложнее… Полагаю, ее названая «бабушка» в чем-то баловала ее или просто не ограничивала в ряде вопросов, а страх и пиетет сельских жителей наложился поверх – в итоге девушка привыкла получать то, чего желает, в большинстве случаев не встречая отказа. Сталкиваясь с нежеланием уступить ей что-либо, она способна найти десяток аргументов, почему некая вещь вам не нужна и лучше будет ее отдать, причем, весьма убедительных. В случае, если подобная тактика не срабатывала, проявляла себя иная черта характера – некоторая капризность, а так же феноменальное упорство, временами перераставшее прямо-таки в стенобитное упрямство. Изалита могла день за днем являться к одному и тому же человеку, доканывая его просьбами и одним своим видом.
Как ни странно, фокус срабатывал.

При этом девушка всегда оставалась вежливой. Это вообще было ей свойственно – говорить спокойно, грамотно, без лишних словесных изысков, но вполне приятно. Однако вежливость не синонимична обходительности – и вот с этим у Изалиты опять-таки были проблемы. В силу довольно посредственной социализации и малого опыта практики общения, она не понимала важности умения сглаживать острые углы в разговоре – и, следовательно, не умела этого делать. Помимо этого в ее сознании полностью отсутствовало понятие «лжи ради вежливости». Поясню. Если почти любой другой человек или мер на вопрос, например, подруги о своем внешнем виде (который, прямо скажем, будет далеко не эталоном вкуса и привлекательности) в большинстве случаев ответит что-нибудь нейтральное, то Изалита… Изалита ответила бы, что платье подруге не идет, высокая талия создает иллюзию беременности, буфы на рукавах выглядят безвкусно, из шитья торчат нитки, кружево по декольте словно пожухло, а цвет явно посоветовал враг. И все это – никоим образом не желая оскорбить, но просто искренне отвечая на поставленный вопрос.

Продолжая тему отсутствующих концептов: Изалита не понимала, что есть семья. То есть, определенные познания у нее были: «мать – биологическая родительница индивида женского пола; выносившая плод, отец – биологический родитель индивида мужского плода; послуживший донором семени для зачатия». Примерно в том же колере она воспринимала бабушек, дедушек, братьев и сестер. Объяснить ей, что – и почему – матерью может быть не только именно давшая ребенку жизнь, и что в семье подразумеваются и определенные отношения, мне, увы, не удалось. Из-за этого узкого восприятия ее собственная «бабушка» вызывала у девушки диссонанс, так как не являлась биологической родственницей. В итоге Изалита остановилась на мысли, что в данном случае речь шла не о кровных связях, а о возрасте. Расспросив ее, я узнал, что она не питает какой-то явной привязанности к «Бабушке» - ни к ней, ни к кому бы то ни было вообще.

Не было ей понятно и то, почему «убивать - плохо». В ее сознании и люди, и меры являлись частью природного миропорядка – следовательно, подчинялись тем же законам. В природе же, как известно, сильный пожирает слабого. Итак, ее не смущал сам факт убийства, но первопричины возможного конфликта вызывали недоумение – Изалита считала, что убийство осмысленно, если ты пытаешься защититься, или если обстоятельства требуют окончания чьей-то иной жизни, чтобы продолжилась твоя. В ее понимании это было совершенно нормально. Чего она не понимала – зачем люди убивают друг друга, если уже получили желаемое или могли добиться его вовсе не вступая в вооруженный конфликт.

Она вообще во многом проецировала животные отношения на человеческое общество. К примеру, борьбу на руках, какие нередко случаются в таверне, она сравнивала с схлестом зверей, выясняющих, чей авторитет в стае или стаде больше. Можно сказать, девушка не делала различий между зверем и человеком, жизни и тех и других для нее были равноценны. Что, кстати, удивило меня – думаю, многие были наслышаны о «ненависти ворожей ко всему живому», а особенно к зверям и дриадам. Вопрос о правдивости этого утверждения вызвал у Изалиты недоумение: она не понимала, за что ненавидеть нечто, что не причинило тебе конкретного вреда. Когда же я спросил о жертвоприношениях, она просто пожала плечами и ответила: «так надо». Очевидно, принесение в жертву на ее взгляд не являлось проявлением ненависти. Однако упоминание дриад вызвало у девушки недовольную гримаску: «они надоедливые и не умеют думать – поэтому не понимают, почему все должно быть так, как есть».

Исходя из всего вышеперечисленного, можно сделать вывод, что те или иные эмоции у Изалиты вызывали не сами люди, меры или другие существа – но исключительно их действия. Таким образом, она совершенно не склонна, например, к расизму – она вообще не знает, что это такое. Хотя не стоит обманывать и думать, будто бы она идет навстречу всем с распростертыми объятиями – как я уже говорил, Изалита была разумной девушкой и всегда помнила о необходимой осторожности.

К нуждам людей, кстати сказать, она относилась безо всякого интереса. Поначалу мне казалось, что девушке свойственен альтруизм, но после я избавился от этого заблуждения и, наоборот, приметил в ее действиях простую расчетливость – Изалита могла откликнуться на просьбу о помощи и оказать услугу, но не из-за беспокойства, а потому что ей это было нетрудно. И, кроме того, однажды выручив, впоследствии она могла потребовать оказать содействие уже ей.

Возвращаясь к теме животных… Как последовательница Хирсина, Изалита время от времени охотилась – и почитала само это явление. Она с уважением относилась к убиенным животным, пусть и совершенно не испытывала к ним жалости. Но в то же время испытывала явственную неприязнь (я говорю «неприязнь», подразумевая ненависть – потому что в исполнении Изалиты даже столь сильное чувство со стороны казалось «приглушенным») к людям, охотившимся не ради добычи пропитания и шкур, но из пустой прихоти, оставлявшим трупы жертв гона гнить.

Ее отношение к Хирсину достойно отдельного упоминания. Однажды, когда я спросил, почему она поклоняется ему, Изалита невозмутимо ответила: «потому что он самый пушистый». Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить, что девушка шутила.
Да, у нее есть чувство юмора. Для меня это тоже стало сюрпризом.
Но после она все же пояснила нормально – она считала этого Принца Даэдра справедливым и понятным.

Переходя к вопросу отношений в социуме – с ними все было сложно. Как я уже отметил, Изалита не понимала, кто есть родственники, о семье у нее тоже представление было весьма условное, что же до любви… По ее собственным словам, о любви она читала в книгах – не более того. И хотя с сыном старосты, Мигелем, у нее определенно были какие-то отношения, вряд ли их можно назвать чем-то большим, чем проявлением юношеского любопытства. Это был лишь своеобразный опыт. Почему любить – хорошо, она тоже понять не могла. Боюсь, что настоящая влюбленность может ошарашить и сильно запутать девушку – велика вероятность, что она попросту не сможет разобраться в собственных чувствах.

У нее было занимательное отношение к частной собственности… в чем-то оно перекликалось с ее отношением к вещам вообще. Как я уже говорил, Изалита упорно добивалась желаемой вещи, если считала, что та ей нужнее. Так же девушка считала нормальным войти в чужой дом, если ей это по какой-то причине необходимо.

При этом она сознательно ограничивала свои передвижения в городе. Но не потому что в полной мере понимала неприемлемость своих действий, отнюдь – просто город был для нее как бы отдельной территорией, аномальной зоной, в которой царят такие же аномальные правила.

Подводя итог, берусь утверждать, что Изалита не в коем случае не была злой, даже несмотря на свою бытность, фактически, ведьмой. Но она была отчужденной и нездешней, и видела мир иначе, нежели привыкли видеть его цивилизованные люди».

---

---

Пробный пост: ?

Отредактировано Изалита (07.05.2017 02:43:30)