Это ложь что высокие эльфы чужды обыкновенному веселью. Порой, если есть достойный повод или уважительная причина, они пьют, порой даже напиваются. По сути своей – обычные солдаты, от остальных их отличала культура и национальные особенности, в число которых входило честолюбие и высокомерие, но это влияло в основном лишь на разговоры и тосты. А напились они так же, как и остальные – норды, данмеры, босмеры и т.д. – в стельку, что делало компанию напыщенных и серьёзных альтмеров до неприличия смешной и потешной. Благо повод был хороший – день рождение эмиссара. Но даже в этот момент Даверлос проявил себя как шпион. Он выпил меньше остальных и с удовольствием слушал чужие рассказы, а когда на откровенность пытались вызвать уже его, начинал нести отборную пьяную чушь и получал от процесса огромное удовольствие. Возможно благодаря алкоголю.
Разошлись они поздно. Было уже за полночь, а так как этот и следующий день был для него относительно свободным, Даверлос решил навесить своего возлюбленного. Пожалуй, жаркая ночь с Алазаром после такого праздника была лучшим завершением дня, точнее его началом – ведь, как мы помним, было за полночь. Да и сам юноша наверняка уже истосковался. Однако, именно это решение привело его к печальнейшим последствием того же утра. Оно и ещё несколько…
Для начала, отойдя подальше от посольства и убедившись, что за ним нет хвоста («убедившись, что за ним нет хвоста» - в его состоянии было бы точнее), он добрал, опустошив часть прихваченной с собой бутыли – уж больно хорошее было вино, хотелось поделиться им с возлюбленным. Затем, оказавшись в доме, не стал зажигать свет и во мраке, стараясь ни на что не налететь и не наделать лишнего шума (что вышло относительно сносно), отправился искать юношу. Дело, к слову, было не из простых. Всюду по их дому валялись подушки, казалось их было не меньше сотни самых разных, а всё потому, что Аладейн терпеть не мог спать на кровати. Его чаще можно было найти под столом или за тумбочкой в кухне, что вынуждало альтмера каждый раз искать его во время поздних визитов. Можно было окликнуть его, но как же приятно просто найти в темноте любимое сопящее тельце, хрупкое, жаркое, расслабленное, со вздымающимися и опадающими боками, всё такое живое. Прижать к себе это маленькое чудо, разбудить лаской и настойчивостью, а затем заняться с ним пылкой любовью. Что в этом плохого? Задумка ему понравилась, вот он и искал, пока не нашёл юношу на диване в маленьком зале с большими окнами, выходящими на город – благо шторы были плотно закрыты.
Поставив вино на стоявший рядом комод, он быстро разделся, невольно раскидав вещи по всему полу, обнял ошарашенного юношу, который приятно вздернул под его весом, и томно прошептав: «тш-ш, тише, это всего лишь я…» накрыл его губы жарком поцелуем. Слуга растерялся от такого поворота событий, но всё же обнял в ответ…

Утро выдалось славным. За окном сладко пела (хотя Даверлосу всё больше и больше хотелось назвать это гаданием) стая экзотических цветастых птичек, которая и послушила первоочередной причиной его пробуждения. Рассеянный свет пробивался сквозь шторы, сохраняя некое подобие приглушённого освещения, которое не слепило глаза сразу по пробуждению. Часть света пробивалась сквозь одно, оставшееся открытым, окно огромным светлым прямоугольником и превращала плавающие в воздухе частички в звёздную сияющую пыль. Слуга тихо сопел под боком, уткнувшись лицом в грудь и рассыпав длинные рыжие волосы по его телу и подушке. Тонкий зелёный плед, которым они укрылись, медленно вздымался и опадал в такт его глубокого и медленного дыхания. Всё было бы так славно, если бы не треск этих птиц, боль в голове, нестерпимое желание пить и ошибка. Грубая точно брошенный в спокойную озёрную гладь камень… А было ещё кое-что, что альтмер не мог вспомнить без посторонней помощи. В пылу захлестнувшей его страсти, пьяный от вина и желания он произнёс совсем не то имя, которое должен был. Он сказал «Сильвенар», но сейчас, утром, напрочь забыл об этом.
Заморгав, Даверлос потёр переносчицу, лицо, помассировал виски, тихо поругал птиц и подума что Алазара нужно напоить водой, осторожно выскользнул из-под пледа, стараясь не тревожить юношу. Сел, взглянул на разбросанную по комнате одежду с толикой недовольства, потянулся к стоявшему на комоде вину, желая опохмелиться парой глотков – остальное оставить Аладейну. Но, едва прижав к губам бутылку выронил её и застыл. В отражении стекла ему померещилось странное. Нет, не мерещилось, но понять это вот так сразу не представлялось возможным – он видел, как его возлюбленный спал на диване и видел его же на другом конце комнаты. Что это – искажение? Меж тем глухой стук бутыли о пол разбудил спавшего слугу, он пошевелился, сел и сладко зевнув потянулся. Сладкое вино разлилось по полу. Даверлос всё ещё стоял не оборачиваясь и пытаясь осмыслить увиденное и тут слуга сдавленно ойкнул.
- Г-н Аладейн… - обронил босмер садясь на диван, настораживаясь и косясь то на Даверлоса, то на Алазара. – Д-доброе утро… или не очень доброе…
Одного лишь слова Даверслосу хватило, чтобы осознать всю суть случившегося. Шокированный он с трудом, медленно, заставил себя повернуться и бледный словно мел переводил взгляд с бретона на босмера и обратно. Хотелось что-то сказать, но если и были подходящие слова, он их не нашёл, а если и нашёл бы – чувства так сдавили горло, что ему становилось сложно дышать. И всё что он мог – смотреть в ужасе, бледнея всё больше и больше, точно первоклассник, оказавшийся в кабинете директора с родителями. Мать звали – совесть, отца – порицание, директора – стыд.

Вид крови наполнил глаза бретонца нездоровым блеском. Красная влага была одной из тех вещей, к которым Далос старался не подпускать юношу, она будили в нём демонов, которым полагалось спать сном глубоким и беспробудным, а он уже и так раздразнил их. Чудо, что сейчас он не сидит перед ним в апатии и не намеревается намотать кишки обоих эльфов на нож или посыпать солью их вспоротые животы. Проклятье! Да ведь это действительно чудо, что Аладейн не зарезал их во сне, едва увидев вместе. Вот уж была бы нелепая кончина. И всё же, даже сейчас талморец продолжал беречь своего возлюбленного и тщательно вытерев лицо, закусил верхнюю губу, дабы крови было практически не видно. Конечно, кое-что осталось на подбородке – едва заметный оранжевый след тянущийся от губ к щекам и красноватые следы на тыльной стороне ладони, которые он растирал пальцами, пытаясь размазать до состояния полной незаметности. Его пальцы похолодели и подрагивали из-за нервов, от чего это простое движение было каким-то комканным и неестественным.
Но желание Алазара причинить боль ранило не так сильно, как проступившее во взгляде отвращение. Острое как клинок оно перерезало в его душе какие-то важные нити и грудь альтмера сжали боль и жар. Что он мог сказать на это? Как оправдаться? Солгать – если будет необходимость? Он не знал, что будет делать, если юноша сейчас развернётся, хлопнет дверью и навсегда оставит его, вернув в ту пустоту из которой достал. Вернув к помешательству, которое вынуждало его едва ли не каждый вечер писать письма сестре, рассказывая о своей жизни и запретной страсти к ней. Безумец, которого он так старательно лечил и воспитывал, стремясь сделать из него достойного члена общества, сам являлся лекарством, спасением, душой для своего доктора. За этот краткий срок они переплелись так, что Даверлос уже не знал, что будет делать без него, как будет жить ущербным поняв и почувствовав, что значит быть целым. Ужас сковал его и даже если бы он, продравшись сквозь его холодные колючие дебри, смог бы найти нужные слова, то прилипший к нёбу язык всё равно не позволил бы заговорить. Хотя в этот миг он готов был на что угодно, лишь бы любыми правдами и - тем более - неправдами удержать Аладейна.
В их жизни уже был день, невероятно далёкий от этого мгновения, когда он считал свою ложь вполне оправданной, ведь она защищала их запретный союз. Он яростно оправдывал себя, говоря, что поступает верно, но может ли называться верным поступок, причинивший любимому боль? Позже он понял – нет. И ныне не стремил себя оправдать, его вина была в том, что он не отличил одного от другого, из-за него сейчас юноша так страдает и не важно, что он был пьян и было темно. Важно, что Алазару сейчас больно.
И тут в ладонях бретонца заплясали языки пламени. Даверлос тот час же скосил взгляд на заклятье и заметно напрягся. Он так собирается его наказать? Пламя — это жестокое оружие, талморец не только знал это, но ещё видел и чувствовал. Не сказать, чтобы он жаждал боли или собирался умереть сегодня, напротив, в какой-то миг желание жить забило ключом. Точно невидимка дал ему хорошую мысленную затрещину, но вместо того, чтобы просить юношу успокоиться, он отвёл взгляд в сторону и крепче стиснул кулаки. «Давай, если тебе так хочется, вперёд. Я не против… Прижгу рану на губе чтобы не кровоточила.» Внезапный властный крик заставил его вскинуться. Было ли ему жаль слугу? Нет, его пугало лишь безумие которое могло накрыть Алазара возьмись он за пытки и убийства.
- Он… - альтмер запнулся на секунду осознав, что слова «он не виноват», могут прозвучать как попытка защитить любовника. – Он не хотел, это я его вынудил…
Ну вот, теперь он зверь который принуждает к любви… Неправда ли напоминает отца Алазара? Эльф поморщился, но время для самобичевания было, мягко говоря, неподходящее. Главное удержать Алазара от очередного приступа, не дать причинить вред себе же самому.
То ли слова сработали, то ли жалкий писк удовлетворил пошатнувшееся чувство превосходства бретона, то ли ещё что, но Аладейн сжалился, и слуга буквально за секунду выскочил из комнаты. «Не отыщешь, - подумал Далос провожая его взглядом. – Я найду его раньше тебя.» Чего-чего, а напоминания об этом дне ни одному из них не нужно. И всё же в свете последних слов для него забрезжила надежда, стало быть юноша как минимум не уверен в том, что уйдёт? Иначе о каком «когда понадобишься» могла идти речь? Безусловно здравый рассудок с ходу прикинул бы сразу несколько вариантов, но едва ли талморец сейчас мог рассуждать адекватно.
Оставшись лишь с одним объектом раздражения, бретонец тут же обрушил на него весь свой гнев. Даверслос проследил за быстрым замахом, стиснул зубы, прикрыл глаза и…  «Ох, всё же руки что надо…» Звук глухого удара прозвучал как-то неестественно для такого милого рассвета, даже птицы за окнами, казалось, примолкли от недоумения - не их ли славные песни породили такую жуткую реакцию? Пошатнувшись, альтмер отступил на несколько шагов, но устоял бы коли не попавшая под ногу бутылка. Дело закончилось падением и болезненным ударом о косяк комода, заставившим его сдавленно вскрикнуть и схватиться за голову. Под пальцами быстро растеклось влажное тепло. «Отлично…» - выругался про себя Далос, сожалея что вышло так глупо. Да ещё и стальные ручки впились в спину. Сегодня явно не его день... Скула, по которой пришёлся удар, залилась яркой краской и вскоре обещала превратиться в знатный синяк. Поднявшись, он подхватил с пола свою рубашку и, быстро скомкав, прижал к голове.
Бретонец тем временем продолжал орать. «Хорошо, - думал альтмер, - злись. Полегчает…» Пытаться вставить слово сейчас было просто глупо, прежде Алазар должен был успокоиться, прийти в себя. Желая ускорить процесс, Даверлос молчал проявляя покорность. Оскорбления не задевали его, Алазар не мог сказать того, что уже сказала альтмеру его совесть, а вот боль, звучавшая в голосе, ранила и мучила. Потому, когда речь коснулась Сильвенара, он выглядел уставшим и измученным, точно не стоял на месте всё это время, а таскал мешки, набитые щебёнкой. «Чужое имя? – он так искренне и глубоко поразился, что не будь Алазар так обижен он, возможно, задумался бы. – Кого же я мог... Вот оно.» Он закрыл глаза и отвернулся к окну. Чувства жгли его подобно пламени, благодаря которому заканчивали свою жизнь грешники – жаркие, мучительные, они были страшнее того пламени, которым Алазар угрожал ни в чём не повинному слуге. Апогеем этой тихой муки стали последние слова любовника и его слёзы. «Что я наделал?...» В ужасе подумал эльф и, тихо обернувшись, бледный и измученный опустился на колени возле содрогающегося юноши. Сел совсем рядом, но не посмел к нему прикоснуться.
- Я виноват, Алазар, - мягко, но достаточно громко, чтобы перекрыть рыдания, начал талморец. – Я не буду это отрицать, но всё было не совсем так, как ты себе представил. У эмиссара был день рождения, я много выпил, пришёл к тебе. В доме не было света, а он спал на твоём любимом месте. Я не разобрал в темноте. Алазар… я виноват, но я сделал это не намеренно… Я просто перепутал.

Знаете ли вы как больно слушать крики с требованиями отпустить от того, кого любишь? Видеть какое отвращение вызывает одно лишь простое прикосновение? А ведь только вчера он ждал его возвращения, он любил его, он жаждал его прикосновений, а сейчас всё это казалось разрушенным… разрушенным безвозвратно. «Неужели это конец?» - спрашивал себя Норалл и боялся получить ответ. Конечно он может настаивать, он может бороться – это его право и именно так он и поступит, не стесняя себя в методах и средствах. Но что если всё это будет безнадёжно? Что если ему не удастся восстановить потерянное доверие? Он был бы согласен даже на отношения худшие, омрачённые тенью, в сравнении с предыдущими, лишь бы Алазар остался. Потому что знал - без него будет холодно и слишком тихо.
К его возвращению юноша изменился. В этот миг он казался не только серьёзнее, но и старше. «Видимо решил что-то,» - заключил Далос гадая что именно это могло быть. Что ж, если сейчас не прозвучат слова «я ухожу от тебя», то ещё не всё потеряно. А если прозвучат… плевать, он позволит ему просто хлопнув дверью. Из-за какой-то дебильной случайности потерять всё что у них есть? Просто взять и порвать всё из-за долбанной мелочи?! Нет уж, он не дурак, чтобы так просто отпускать своё счастье.
Он хотел, чтобы Аладейн успокоился, но предложение выпить воды лишь вновь его взбесило, разрушая хрупкое равновесие сил, удавливавшее его от очередного крика. Что ему оставалось кроме как проводить взглядом кубок? Со звоном упавший на пол и прокатившийся к стене, щедро одаривая своим содержимым пол, а за одно и лежавшую на нем мантию. Возлюбленный сделал шаг назад, точно опасался его прикосновения, и заговорил с безлопастного расстояния. «Ты всё-таки решил дать мне шанс? – понял Даверлос из его ответа. – Или же ты сам не горишь желанием покидать меня? Тебе же больно… Мне тоже очень больно. Так зачем же мы, демоны нас побери, делаем это? Ты больше не веришь мне и не знаешь, как жить с таким партнёром… Наверное, в этом всё дело.» Однако альтмер не спешил безропотно подчиняться приказу. Вместо того, чтобы проследовать к двину, он прошёл мимо и поднял с пола длинную тёмную рубашку. Быстро отряхнув её он выудил из кармана большой хлопковый платок белого цвета. Одежду набросил на плечи и запахнул, а платок протянул Алазару.
- Вытрись хорошенько, - посоветовал он. – А то ты больше похож на обманутую жену-истеричку, чем на начальника допросной службы.
Казалось бы, укол, но свои слова талморец произнёс с предельной серьёзностью. Опустившись на предоставленное место он подался вперёд и оперившись локтями о ноги сцепил пальцы в замок. Всё же забавно – Алазар сказал, что не позволит ему лгать, а теперь сам вызывал на разговор и требовал ответов. За всё это время он оставил попытки понять логику юноши, просто знал, что если он хочет чего-то, то непременно так или иначе сам вручит ему необходимую ниточку. Хочешь ответов? Хорошо… очень хорошо.
- Я люблю его, - ответил Далос даже прежде, чем Алазар произнёс имя. – Сильно люблю. Почти так же как тебя…
Нож, который бретонец взял в руки вызвал в альтмере напряжение. В один краткий миг он из простого сидячего обрёл некое сходство с диким зверем готовым к прыжку, при этом умудрившись почти не меняя положения. Его изумрудные глаза широко раскрылись и забегали глядя то на холодное остриё, то на Алазара… Он испугался… Но не за себя.
- Алазар… это не… не смей, слышишь? Я – идиот, но ты, если посмеешь покалечить себя из-за какого-то идиота прослывёшь ещё большими идиотом. Брось нож, сейчас же!

Отчаянный крик любимого заставил его вздрогнуть и замолчать. После него был лишь жаркий шёпот и тёплые объятья, слова любви – единственно важные и значимые во всей этой глупой ситуации. Сплетение тел двух любящих друг друга существ, для которых казалось уже было не важно всё то, из-за чего поднялся такой страшный шум.
Лишь одна вещь всё ещё беспокоила Далоса…
Быстро смахнув с глаз слёзы и утерев рукавом лицо, он сделал тихий глубокий вздох и успокаивающе погладив юношу по спине тихо заговорил:
- Тише, всё хорошо. Я здесь, и я тоже не хочу уходить от тебя. Всё, тише, успокойся… Я люблю тебя. Слышишь? Очень люблю… Но давай ты не будешь больше говорить таких страшных вещей? И уж тем более делать их… - мягко распутав их объятья он присел перед юношей и, взяв его за руки, прижал изящные пальчики к губам, целуя. – Алазар, - начал он глядя на него снизу-вверх, словно с немой мольбой. – Как бы тебе не было сложно знай – я хочу, чтобы ты жил и был счастлив, чтобы ты стремился к счастью во что бы то ни стало. Ты его засуживаешь, несмотря на всю ту дрань, что залила твою жизнь. Я знаю у тебя хватит на это сил, я верю в это. Даже если со мной что-то случиться, если с какого-то из своих заданий я не вернусь, помни эти мои слова. Та тьма, что была прежде, она уже не вернётся. Ни для кого из нас. Потому что ты изменился и изменил меня. Ты возмужал, стал мудрее и собрание, образование и разумнее, теперь ты не ребёнок, который принимает аморальность за норму жизни. Я горжусь тобой, ты больше не тот простой безумец которого я приютил. Поэтому пообещай мне что не будешь кончать жизнь самоубийством. Пожалуйста, никогда, как бы тяжело ни было. Потому что… - мер осёкся и опустил голову, вновь прижимаясь губами к пальцам. Ком образовавшийся в горле начал мешать ему говорить. – Потому что я люблю тебя… И я тоже не знаю что буду делать без тебя… если тебе будет плохо и ты уйдёшь искать лучшей жизни… я пойму. Но если тебя не будет больше… на этом свете. Тогда я не знаю, что буду делать… Ты подаришь мне несколько сотен лет жизни во мраке. А когда она закончиться… Я просто… найду тебя в Этериусе и устрою такое, что ты пожалеешь о том, что осмелился тогда залезть в мой дом… ты так об этом пожалеешь, о чём не жалел никогда в жизни… Клянусь тебе.
Горячие капли сбежали по лицу, опустились на руки возлюбленного и закапали на пол. Нос забился, а платка, чтобы вытереться, у него больше не было так что он, не желая показывать ему заплаканное лицо, не поднимая головы хорошенько вытер лицо и плечо.
Всё закончилось. Слава богам, закончилось хорошо и теперь можно было отдохнуть. На всё его тело внезапно опустилась такая слабость и усталость, такой холод охватил его, что он невольно забеспокоился. Голова всё ещё болела и только теперь он обратил внимание на мокрую спину. «Откуда там влага?» - спросил он себя, но напряжение памяти ничего не дало. Выпустив ладонь Аладейна он прижал руку к затылку, затем поднёс её к глазам и удивлённо округлил глаза. «Кровь? Это всё кровь?» Голова кружилась всё сильнее. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы применить магию и остановить её, но кровопотери это не востановило.
- Ал, - выдохнул он тяжело, утыкаясь лицом в ноги юноши и словно бы наваливаясь на него падая.  – Алазар… Принеси мне восстанавливающего зелья и нашатырного спирта. Ты помнишь где они лежат? – он говорил легко, словно бы о какой-то мелочи. – Что-то я хорошо приложился головой, нужно бы исправить положение, да и ты палец порезал. За одно сразу обработай рану. Это тебе не Скайрим, в Валенвуже сыро и жарко, такую погоду любят инфекции… Ну, и принеси два бокала, выпьем немного воды или вина…
«Главное не отключаться,» - говорил он себе и тщательнейшим образом следил за своими интонациями, дабы юноша даже краем сознания не догадался о его плачевном на данный момент положении.
- Алазар, - повторил он крепко обнимая его ноги, - я люблю тебя. Ты же знаешь это? А теперь иди…
Высвободив любимого из своих объятий, он проводил его взглядом, слегка улыбаясь, а потом, когда дверь за ним захлопнулась, болезненно поморщился и буквально заполз на диван с трудом принимая сидячее положение. Перед глазами всё закружилось и зароились маленькие чёрные мошки. Руки и ноги казались неподъёмными, и он сильно мёрз, но всё же, когда заслышал приближающиеся шаги юноши, вновь принял безупречный расслабленный и спокойный вид с лёгкой, слегка усталой, улыбкой на губах.

Не лгать? Совсем и никогда? Юноша грозил ему страшным – никогда больше не увидеться - но как же сложно будет избавиться от привычки, как больно будет идти против своей природы.
- Шантажист, - коротко заметил Даверлос так же прекрасно помня слова, которые всего несколько минут сказал ему Аладейн.
Он ведь тоже боялся их разлуки, а значит всё не настолько плохо.
Когда юноша уснул Даверлос ещё долго сидел подле него наблюдая за тем как вздымается и опадает одеяло, в такт ровному дыханию, рассматривал красивое спокойное лицо, любовался пышной косой, на которой играли золотые и ярко-красные блики в свете поднимающегося солнца. Ему хотелось лечь рядом. Несмотря на всю его усталость ему хотелось ласки, но пока он просто не мог её себе позволить.
За тот час, что он просидел на постели, набираясь сил, его голову посещали самые разные мысли. Так же, как и Аладейну, ему хотелось забыть этот случай, и он намеревался сделать всё, чтобы ускорить этот процесс. «Пусть это будет просто кошмарным сном,» - решил он для себя и, поднявшись с кровати, проследовал в малый зал к дивану с которого выжег заклинанием въевшуюся в него и высохшую кровь, собрал с пола всю одежду, забрал даже то, в чём был сегодня Алазар и свалил её в кучу у входа. Тщательно вымылся, оделся и вышел на улицу.
- Не могли ли вы мне помочь? – спрашивал он проходящих мимо женщин и мужчин из тех, что не выглядели занятыми и не были босмерами. Просил их принести как можно больше цветов, обещая щедро запалить.
Решив, что опросил достаточно народу, он отправился в магазин за кое-какой снедью и флаконом с духами. Нашёл по пути несколько крепких ребят и попросил выбросить повреждённый диван, тоже далеко не за бесплатно, а когда дело было сделано, и босмеры были приятно удивлены его щедростью, он попросил их ещё и прибраться в малом зале. В процессе они нашли нож, который Даверлос во время ссоры пинком отправил под тумбочку, и сочтя его одним из самых неприятных вещей альтмер поспешил отнести его в кулёк с одеждой что стояла у входа, который в дальнейшем выбросил подальше вместе с остальным мусором, после готовки. Поблагодарив ребят расплатился и отправился на кухню, подкрепиться сам и заняться стряпнёй для Аллазара. К тому времени ему уже начали приносить цветы – самые разные, сладко пахнущие, хотя большинство всё же отдавало предпочтение крупным цветам, опасаясь что альтмер придерётся и пожадничает. Однако тот никого не обидел.
Вся эта кутерьма вымотала его и силы поддерживало одно лишь зелье, но результат того стоил. Облачившись в тонкий светло-зелёный халат, под цвет глаз, Даверлос уронил несколько капель духов, источавших нежный мятный аромат, на запястья и за уши - он опасался что простого умывания Алазару может не хватить и ему всё равно будет мерещиться что его любовник грязен. Водрузил на прикроватную тумбу поднос с любимыми лакомствами Алазара – кувшин со сладким компотом, мясо, рыбу, несколько экзотических закусок, температуры которых периодически поддерживал при помощи простенького заклинания. Принёс в спальню множество цветастых подушек и осыпал комнату и кровать принесёнными цветами. Прикрыл золотисто-зелёные занавески, и лучи солнца, проходя сквозь ник, как сквозь изумрудную листку, устраивая мягкий полумрак среди дня и окрашивали комнату в зеленоватый цвет и казалось будто бы они сидели на поляне полной цветов. Наконец, он опустился на край кровати, прислоняясь спиной к её спинке, и любуясь отрывшимся ему великолепием – красивым рыжим юношей, нагим, спокойным, умиротворённым. Казалось ему снилось что-то очень приятное. Вот и хорошо, просто отлично, он заслужил немного счастья…
До его пробуждения оставалось совсем немного – каких-то полчаса. Даверлос провёл их в тихом ожидании и наконец юноша пошевелился, сказал несколько слов и открыл глаза. «Придём? – удивился он. – Интересно, кому он это говорит?» Да, сон действительно был хорошим – он выглядел счастливым и посвежевшим.
- Скорее добрый день, - усмехнулся альтмер. – Что тебе снилось?

Отредактировано Даверлос (05.03.2016 13:50:13)

Глядя на растерянного любовника Далос мягко улыбнулся вспоминая первый день их встречи. Помниться тогда Алазар стоял перед ним на коленях точь-в-точь такой же растерянный и не знающий, как ему поступить. Даэдра… сколько же времени с тех пор прошло? Целая вечность… Странно что за это время он ни разу даже, не то что не попросил, а просто не пожелал оказаться ведущим в любовных играх. Он всегда с такой уверенностью расставлял ноги и альтмер решил, что ему больше нравиться так, а теперь оказалось, что никогда этого и не пробовал… Неужели не хотел? Мысль была почти безумной, ведь это так естественно, это желание было первым, что он чувствовал в момент возбуждения. Неужели у кого-то могло быть иначе? Однако, растормошив память, он понял, что именно так и выходит. И даже не планировал никогда…? Осознавать это было так… странно. Необычно.
Но немного ласки и слов придали Аладейну решительности. Каким же довольным он показался в этот момент! Пообещав быть осторожным полез за мазью при виде которой талморец невольно занервничал. Он всё вспоминал проводимые с любовником ночи, там всё было легко и просто, Аллазар всегда так податливо и довольно прогибался, так легко это переносил, что казалось в процессе не было ничего трудного. Но он всё же знал, что это далеко не так просто и понимал, что процесс может оказаться весьма болезненным… но фактически он и понятия не имел что именно будет чувствовать. Странно было лежать на мягкой постели в окружении крупных пёстрых цветов, вдыхать сладкую какофонию источаемых ими ароматов и смотреть на светлый потолок ставшим для него чем-то вроде откровения. Смешно… да, наверное, именно так это и звучало, он вдруг осознал, как часто возлюбленному приходилось им любоваться. И ещё, наверное, крепкой грудью, ведь он был выше и длиннее юноши.
Тем временем бретонец управился с собой и принялся за него. Дабы облегчить работу Даверлос приподнялся, завозился, стараясь устроиться удобнее, подложил себе под ягодицы подушку. Прикосновение мази было знакомым – скользкая, прохладная и вязкая субстанция, очень приятная для кожи, вот только ложилась она не туда. Аладейн навис сверху, пытаюсь найти удобную позицию. «Так сразу? – немного растерянно подумал альтмер и на его лице проступило лёгкое недоумение, но оно довольно быстро улеглось. – Ладно, почему бы не попробовать…» Сердце в груди стремительно забилось, но эльф сделал глубокий успокаивающий вздох, прикрыл глаза и попытался расслабиться концентрируя внимание на приятных моментах. Мягкости кровати, приятном аромате цветов и мяты, на кончиках длинных волос, касавшихся его кожи и вызывающих желание почесаться, не в последнюю очередь на ласкающих руках. Вслушался в неровное дыхание возлюбленного, выдававшего волнение, приоткрыл один глаз и одобряюще улыбнулся ему. И тут юноша подался вперёд.
Всё его нутро напряглось ощутив болезненное прикосновение и словно бы воспротивилось происходящему, на прочь отказываясь впускать внутрь что-либо. «Это нормально, - сказал он себе. – Просто рефлекс при отсутствии привычки, сейчас, нужно заставить себя расслабиться... Вся боль от напряжения… От напряжения…» Он вновь сделал глубокий вдох и разжал пальцы отпуская белую простынь, в которую сжал жал даже не успев толком подумать. Впервые, ощутив нажим, он осознал сколь же твёрдым является член по отношению ко всем остальным внутренностям. Казалось, что в него пытаются засунуть не живую плоть, а насадить на кол. Хотя такую крепость стоило счесть комплементом себе, разве нет? «Подумать только, и он каждый раз это чувствует?» Через какое-то время его нутро расслабилось, упрощая движение внутрь, он чуть подружился припомнив что по слухам это должно немного помочь. Но стоило Алазару вновь чуть податься вперёд как всё что он испытал вновь повторилось. «Наверное, придаться перетерпеть…» - решил альтмер, хотя к тому моменту как любовник отступил и взялся за подготовку он уже сам не в первый раз подумал сам предложить ему это.
Пальцы вошли легче, но их прикосновение было не более приятным чем попытки сразу же ввести уд. Плоть туго обхватила пальцы юноши, мышцы напряглись, но вскоре стало ощущаться и старание эльфа контролировать процесс. Боль постепенно отступала превращаясь в простой дискомфорт, хотя ему потребовалось порядком времени, чтобы привыкнуть. «Никогда не думал над тем, какие твёрдые могут быть пальцы…» Признаться под конец стало даже немного приятно… странно, но приятно.
- Пробуй… Попробуй ещё раз… - предложил он ощутив уверенность.
Однако именно эта самая уверенность в то мгновение покинула Алазара, точно перекочевав от него к эльфу – ибо пальцами он работал достаточно ловко и бесстрашно. Распахнув глаза он всмотрелся в юношу, казалось его пугала не только ответственность и возможность причинить боль, но и сама роль, положение в котором он оказался… Далос не стал отвечать на его беспокойство словами. Вместо этого он мягко, успокаивающе, улыбнулся, сел и заключил в жаркие объятья прижимая к широкой жёсткой груди, под которой чувствовалось биение сердца, в этот миг ставшее таким ровным и спокойным. Коснувшись ладонями его мягких, бархатных щёк он склонился ниже и наградил его долгим страстным поцелуем и разжал их объятья лишь тогда, когда второе сердце забилось так же спокойно.
- Оскорбителен не сам процесс, - сказал он убирая с красивого лица рыжие пряди и успокаивающе поглаживая лицо и плечи. – То, что отец с тобой делал, сильно отличаться от того что делаем мы. Наше с тобой сплетение тел это естественный результат чувств, дополняющий отношения, в этом нет ничего унизительного. И я хочу этого, я отдаюсь тебе и прошу в замен быть осторожнее. Тебе не следует так за меня бояться, не следует опасаться что-то испортить. Я взрослый мужчина, если что-то пойдёт не так – я просто скажу об этом, и мы с тобой немного изменим тактику. Такие поправки естественны и неизбежны, когда привыкаешь в новой роли, а она нова для нас обоих, - он довольно прищурил глаза, разглядывая красивые карие глаза юноши и их золотистые отблески, придававшие ему сходство с высшими эльфами. – Алазар, я рад что это случиться с тобой.
Сказав это он медленно опустился на постель и устроившись коротко кивнул, предлагая приступить. И всё же диковинно было чувствовать жёсткое прикосновение мужских ног к внутренней части своих бедер. Быть с женщиной было иначе – она мягкая, круглая, податливая, приятная и ласковая даже тогда, когда не хочет таковою быть. В силу одной лишь своей природы. Её всегда приятно касаться, трогать щупать… С мужчинами же дело обстояло иначе. Они оба были крепко сложены, красивы, но жестки. Упругость их кожи была вызвана крепостью и силой мышц, за нею не было ничего общего с сочной податливой плотью. И впервые эта природа заставила его занервничать и хорошенько задуматься, но решимости эльф не утратил.

Вид Алазара смутил его, практически шокировал. Он растерялся в первый миг, не зная, как поступить, но чем больше вглядывался в распростёршегося под ним бретонца, тем больше уверялся в том, что ошибся в своих намерениях. Ему было… слишком больно. «Даэдра, да что я такое делаю?!» Однажды он уже совершил ошибку, не заметив тихого сопротивления и отчаянья, воспоминание об этом жгло его до сих пор и он не знал смог ли искупить свою вину за тот поступок. Второй раз этого случится не должно.
- Прости… - прошептал он в ответ, касаясь пальцами то одной щеки, то другой, стирая бриллиантовую дорожку слёз. – Прошу прости, я не услышал…
Приподнявшись он выпустил из себя его ствол и, опустившись сверху в уже более привычной позе, крепко обнял, кидаясь жарко целовать его лицо и шею припухшими раскрасневшимися губами, стирая остатки солёной влаги и слизывая капельки вытекающих слёз. В его действиях больше не было напора и страсти, только тихая нежность и тепло. Сильные руки крепко сжимали его, обещая защиту… От кого? Опять от самого себя? Почему же он никак не может прекратить приносить боль тому, кого любит? Что же с ним не так?...
- Прошу, я виноват. Я не думал, что ты так сильно испугаешься… Хорошо, если ты не хочешь - мы не будем делать это сегодня. – Тихо шептал он в перерывах между поцелуями и в конце концов спрятал лицо в рыжих волосах. – Просто мне стало интересно что ты чувствуешь… Ладно, давай не будем об этом сегодня.
Он крепче сжал любовника. Словно боялся что тот сейчас вскочит, хлопает дверью, выбежит на улицу в чём мать родила и больше никогда не вернётся. «Почему же всё вечно получаться именно так?» - думал он поджимая губы. Сердце у него быстро колотилось… «Это же светлый день… светлый…» Он заставил себя улыбнуться, привстал на локте, заглядывая в глаза любимого и застыл на несколько мгновений просто изучая его лицо. Губы припухли от поцелуев так же, как и у него, раскраснелись, цветастее стали и белки, раскрашенные сетью проступивших капилляров, щёки всё ещё были немного влажными, волосы разметались по подушке в беспорядке. Но даже выгляди он в десять раз хуже, Далос увидел бы в этот момент всю его красоту: тонкие черты, большие красивые глаза, чувственные губы, густые ресницы, изящный изгиб бровей и всё то эльфийское что в нём есть. И всё то, человеческое…
- Алазар, ты самый красивый мужчина на свете… - он усмехнулся, желая улыбкой отогнать тени тяжёлых чувств. – Я люблю тебя. Я очень сильно тебя люблю…
Склонившись он поцеловал его. Вновь. В который раз за этот час. В сотый раз да месяц. В тысячный за полгода. Не важно. Каждый раз это было сладко, словно в самый первый раз и каждый раз иначе. Он вновь прижал маленькое тельце к своей груди, возобновил остановленные ласки, готовый продолжить начатое. Но уже без экспериментов. А просто так, как любил бретонец.

Юноша согласился поесть, но вместе с тем внёс важное замечание что делает это не для оценки его трудов, а просто потому что голоден. Однако Далоса это не уязвило, готовя еду он просто проявлял заботу, думал о том, что юноша не ел ничего с самого утра и наверняка будет голоден, и старался сделать так, чтобы еда была вкусной и навилась ему. Он не ждал за это особой благодарности, особенно после того, что случилось утром. Жаль было бы, только если еда пропала – тогда все его труды оказались бы бессмысленной тратой времени. Вот это было бы обидно. Но этого не случилось и Алазар довольно бодро приступил к обеду, похоже ему нравилось, а это уже само по себе было достаточной наградой. Большего и не нужно. Ни сейчас. Ни позже. Он ведь обещал заботиться о нём, зачем ждать благодарности за выполнение своего обещания?
Волосы под пальцами были чистыми и пряди легко рассыпались, точно песок. Такие мягкие, шелковистые, яркие. Ему нравилось смотреть на то, как они сочетались с цветом его кожи, как красочно контрастировали с яркими цветами, заставляя их блекнуть на фоне огненного водопада. Залюбовавшись он даже не сразу заметил, как бретонец обернулся бросив на него задумчивый взгляд. Альтмер улыбнулся ему в ответ и, не услышав слов, продолжил возиться с цветами, просто потому, что это был повод коснуться юноши, а ему нравилось его трогать. Однако заметил, что еды на подносе стало гораздо меньше и ест бретон с аппетитом. «Вот и хорошо, - решил он, - значит я со своей задачей справился.» И едва он это подумал, Аладейн завозился и, изменив прозу, протянул ему виноград. Он послушно открыл рот, приняв ягоды, коснулся кончиками губ изящных пальчиков и проглотив дар, улыбнулся сквозь поцелуй.
- Именно, - шепнул он крепко обнимая возлюбленного, - только это и имеет значение. Во всём Нирне…
Несмотря на усталость, вернуть себе желание не составило труда. Вновь ласки, вновь жаркие объятья и страстные поцелуи. Жирная мазь, лежавшая рядом в тумбочке. Немного времени потраченное на подготовку и вот их тела сплелись образуя собой единое целое. Вопреки опасениям вышло неплохо, только вот едва они закончили его охватила сильная сонливость. Из последних сил он прижал к себе юношу и, сомкнув веки, быстро и крепко уснул.
Во сне его тревожили какие-то образы и действия, но, очнувшись, он не вспомнил приятными они были или нет, но первым делом подумал, что хочет перестроить весь малый зал. Выбросить оттуда всё и перекрасить в другой цвет. Будто бы это была совсем другая комната, в совсем другом доме. Солнце за окном уже клонилось к закату и пробивающиеся сквозь шторы лучи наполняли комнату оранжевыми и красными солнечными зайчиками, наверное, было часов пять или шесть. Птицы по-прежнему трещали, но уже другие и слышно их было гораздо меньше. Действовавшее всё это время восстанавливающее зелье привело его в более-менее сносное состояние, и он ощутил лёгкий прилив бодрости, хотя опасался считать себя выздоровевшим, не без оснований полагая, что это будет преждевременно. А ещё ему очень хотелось есть… и пить… Что не удивительно, уже вечер, а он ел всего лишь раз и то не как следует.
- Алазар? – позвал он. – Как ты? Прости что так быстро уснул… тебе всё понравилось?
В голосе проскользнула толика беспокойства. Неловко вышло, он так быстро уснул, но на тот момент ничего не мог с собой поделать, тело просто отказало ему и сознание провалилось в небытие. При том что он был несколько… не вполне в форме. Ему показалось что всё было хорошо… но вдруг он ошибся? Как-то… совсем неловко выйдет…

Сложно было найти слова которые выразили бы ту радость и чувство облегчения которые охватили его, когда юноша дал ему согласие. И от того оно было слаще, что Даверлос практически потерял надежду на то, что Аладейн когда-либо согласиться. Но всё же он не ослеп и прекрасно видел какие изменения происходили в нём во время короткого монолога. Он видел и нахмурившиеся брови, и злобу, вылившуюся на щёки алым цветом, он даже хотел прервать свою речь, но возлюбленный остыл так же быстро, как и вспыхнул. Обнял за талию, взял за руку и казалось бы совершенно успокоился, оставляя гадать, что же это сейчас было…
Выслушав ответ бретонца он крепче обнял его и, поцеловав в лоб, согласно кивнул.
- Ты действительно упростил мне жизнь своим согласием, спасибо тебе. Вот увидишь, на этой должности ты прекрасно себя проявишь, ты словно создал для таких дел. И у меня появиться больше свободного времени… - он тихо усмехнулся. – Понимаешь, я сказал им что ты очень хороший информатор и я в тебе уверен, иначе они не поняли бы почему я забираю тебя с собой. А так как ты не работал, я был вынужден добывать информацию самостоятельно и оправдывать твоё присутствие при себе. Полагаю, я продолжу какое-то время этим заниматься, покуда ты не выучишь в должной мере язык, ибо большинство жителей местные и предпочитают босмерис всеобщему.
Сказав это он провёл ладонью по рыжим волосам, погладил заострённые уши и опустил тяжёлую руку на покатое плечо юноши, привлекая по ближе к себе. От его золотой кожи всё ещё тянуло свежим и бодрящим разум ароматом мяты.
- Но не смей думать, что я тебя стыжусь, - голос его посерьёзнел, а взгляд стал пронзительным. – Я не ровняю тебя с остальными людьми, но не верю, что Талмор оценит тебя по достоинству и лишь поэтому вынужден скрывать наши отношения. Мне бы хотелось, чтобы всё было проще… искреннее и сильно хотелось, но с этим ничего не поделаешь. Но… - тут он улыбнулся и склонив голову прижался лбом к его голове. - Может мы когда-нибудь выйдем на какой-нибудь бал рука об руку и все будут знать кто ты мне, и кто тебе я. Впрочем, от чего просто «может»? Я обещаю тебе это. Когда-нибудь они узнают, но это время ещё не настало.
В его светлом и радостном голосе внезапно прорезалась грусть. Но вызвана она была не обещанием и не положением вещей, но тем, что в этот светлый миг он вдруг подумал, как недолговечны люди. Его впереди ждало ещё лет двести, а Алазара в лучшем случае десятков шесть-семь, при том всего через двадцать-двадцать пять лет он будет выглядеть старше его самого. Так от чего же не дать ему то, чего он хочет? От чего бы не окружить его заботой… всего лишь шесть десятков лет. Тут он одёрнул себя, взбодрился решив, что грусть эта совершенно не к месту и вновь улыбнулся.
- Но всё же, что я видел сейчас? Пока я говорил, в какой-то миг, мне показалось что ты очень разозлился… И… ты действительно уверен в своём выборе? Я уже смерился с твоим отказом так что... – он прервался и вздохнул, прикрывая глаза. – Проще говоря, как бы ни был я рад, мне не хочется, чтобы ты наступал себе на горло из-за меня. Меньше я тебя любить не стану, а больше просто не смогу…