- Ты снова проиграл, мой друг, – прошелестел голос тёмного эльфа, и откликаясь на него магический свет, плавающий под низким потолком камеры, покачался как маятник. – Но партия была достойная. Возможно, тебе стоило другой город избирать своей столицей?
- Увы, эльф, я просто не ожидал от тебя честной и банальной военной кампании. Стереотипы в моём разуме вновь меня подвели… Кстати, я уже рассказал тебе анекдот, который мне передали с нашими новыми фишками мои ученики?..
"О нет, только не это", – закатывая глаза и отворачиваясь к стенке, подумал Фауст. Каждый день одно и то же: занудство. С второго по счёту перевода в столицу, который произошёл месяца три назад, отними или убавь, полукровка перестал считать время и старался ни о чём не думать, но в такой компании, как эта, отрешиться от всего было сложно. У двоих умников, с которыми он остался ждать неизвестно чего, не было близких, но им что-то слали столичные друзья, а он получал записки и редкие передачи от людей, которых хорошо, если хоть раз мельком видел или о которых слышал, но не от семьи. Весточки от Авидиев даже в Кватче до него не доходили, как будто их специально не передавали, чтобы надеждой не дразнить.
Камера, в которой он сидел в столичной тюрьме, называлась её обитателями Ямой Белого Золота и, пусть была не так уж плоха, но сути неволи не меняла и во многом угнетала даже больше, чем десяток грубых маргиналов. Дело в том, что в Яме сидели подстрекатели враги государства, точнее – враги мира с Доминионом. Столько умных слов, сколько здесь, он в жизни-то не слышал. Набивалась тут всякая интеллигенция, к тому же колдующая, и среди них Фаусту было крайне неуютно.
- Удиви меня.
- Хорошо. Так вот: встречаются почётные гости из разных стран на консилиум по вопросам помощи голодающим имга.
- Чего кого? – перекатился Фауст. Ему в этой тюрьме никаких книжек и скуумы не надо было, чтобы наяву переживать разрыв картины мира каждую условную неделю.
- Это зверолюди из Валенвуда, стыдно не знать, – вежливо, но ядовито пояснил тёмный эльф, и, хотя дрессировщик явно видел на лице учёного бретонца возражение, уточнений не последовало.
- Так вот, - продолжил вместо этого исследователь Башен, - дают слово гостям. Встаёт норд из Виндхельма: "Я не знаю такой страны, вы не могли бы мне рассказать, где это?"
- Наш святой друг бы твоим студентам высказал.
- Позже, хорошо? Встаёт альтмер из Фестхолда, говорит: "Вы знаете, я не ведаю, что такое нехватка, вы не могли бы мне прояснить?".
Фауст хрюкнул. По холёным рожам талморцев действительно складывалось впечатление, что весь мир работал на них.
- Встаёт аргонианин: "Организм не имеет личного мнения и бед того, что не Организм, потому промолчит". И, наконец, встаёт босмер из Валенвуда, говорит: "Вы знаете, я не понимаю, отчего вас беспокоит нехватка еды у еды, у нас с ней чудесно, спасибо".
- И?
- Всё, консилиум расходится.
- Ты сам выдумал эту историю, человек.
- Нет, клянусь!
- А этот юноша тебя сейчас убьёт, как пыталась убить меня ящерица.
Но всё так же лежащий и врастающий небритым лицом в несвежее сено Авидий просто перестал с унынием смотреть на заумных оккультистов, перевернулся на спину и закрыл глаза. Из наиболее длительно здесь сидевших он даже не мог выделить какого-то наиболее странного персонажа. Что ни личность – анекдот. Каджит-бард с неосторожной песней и пара пьяных нордов были самыми недолгими гостями из всех и вышли отсюда довольно быстро. А, начать хотя бы с данмера-даэдропоклонника, раздражающего подчас своей недоступной простым смертным таинственностью – он сидел третий год и не горевал в столь же долгой компании своего оппонента. Этот самый безумный бретон из Коллегии, проигрывал именно потому, что часто отвлекался от любой темы разговора на рассуждения о каких-то башнях. Или Башнях. Причём почему среди башен он перечислял две горы Фауст до сих пор не понимал. Следовало отдельно упомянуть сидевшего в их камере аргонианина, очень плохо говорившего на тамриэлике. Пусть и запомнился шпион из Чернотопья не раз и не два упомянутой попыткой убийства данмера заточенными чешуйками хвоста – отправили его уже достаточно давно в неизвестном сидящим направлении, а запомнился он хорошо. Наконец, не без содроганий вспоминал Скотобаза жреца норда, который своими пламенными проповедями всех достал, а его, вот персонально его, узнав, что собачник помогал контрабандить его братьям, пусть и невольно, вписал в друзья. Теперь уж норда забрали, прошло десять или двадцать дней, а куда: на свободу или в любимый им Совнгард к Шору на коленки – никто не знал. Полукровка не слишком грустил по этому поводу, потому что он был слишком чужд своих соседей. Из этой компании фанатиков, каждый из которых был готов сброситься с Башни – или Глотки мира, если говорить про не ведающих иных стран кроме Скайрима нордов, с воплем "Во имя" чего-то, ни у кого, кажется, не было дома или семьи, которые бы возвращали их из "экзальтированных рассуждений о высших материях". А у него были, и ему мучительно хотелось пробежаться по зелёной траве хоть ещё раз в жизни.
Впрочем, надежды особо не было: если в Кватче ему ни один из друзей не помог выбраться из застенок, хотя, казалось, он не раз укрывал своих и заслужил стараний от коллег по цеху, то из тюрьмы Имперского Города сбежать, по слухам, было просто невозможно. Ни с магией, ни с бунтом – никак. Скорее путёвку в смерть получишь. А расставаться с жизнью, хоть она и не приносила ничего, кроме сосущего чувства пустоты и горечи выжигающего в пленниках Ямы магические силы отвара, намешанного в воде, он не спешил. Да и данмер с бретоном его едва ли хотя бы поддержали хотя бы морально. От этой парочки у Фауста складывалось впечатление, что это не их в тюрьму запрятали, а они здесь сами от мира спрятались, и никакая толща камня над головой не мешала им теперь слышать голова с Лун, Солнца и, конечно, Башен, и быт не отвлекал необходимостью трудиться ради пропитания. Ну или они что-то знали о развешанных вокруг магических ловушках и понимали, что всё ещё хуже, чем думал полукровка.

Когда их… да кто знает, какой уровень подземелий, огласили шаги стражи, отчаянно пытающийся заснуть и не слышать гундежа Авидий решил, что опять несут мерзкое пойло. Другой воды не давали, и если бы своды, как это было в тюрьме Кватча, немного сочились дождевой водой, он бы лизал влагу прямо со стены, а не сажал своё здоровье этой грибной отравой дальше. Еретикам-то всё равно, у них сил на магический свет оставалось, а он вообще непонятно, как сюда попал. Хотя нет, понятно: Талос. Не его бог, высеченный в граните, стал его большой проблемой.
- Фаустин Авидий, – позвал, отражаясь от стен гулким это, человек.
"Да-да, дюжину лет счастлив им быть", – подумал бывший Фаулрин, сын скуумовой наркоманки, и никак не отреагировал, за что получил тычок длинным когтистым пальцем даэдропоклонника. С тихим раздражённым стоном парень сел и посмотрел на лицо в решётчатом окне.
- Что?
- На выход.
Вот как? Ни зловещего помолись в кого там веришь, ни последнего пожелания (он не отказался бы от чистой воды и бумаги с углём на записку!). В вялом изнеможённом тоской и неопределённостью разуме шевельнулась надежда – а вдруг выпускают? Выведут под покровом ночи и дадут пару часов на то, чтобы убраться на все четыре стороны? Мешок на голову надели – видимо, чтобы не запомнил, куда откуда шёл и спотыкался через ступень, прикусывая язык. Но не питать лишних надежд полумер умел с детства, поэтому просто решил, что его ведут на допрос. Допросы с пытками до сих пор ныли где-то глубоко в жилах и костях, хотя следы от них уже побледнели: они не повторялись после возвращения в Кватч, то есть уже довольно давно. Были, конечно, беглые в духе "а ну быстро расскажи всё ещё раз", и как детскую приевшуюся сказочку про белого бычка Фауст повторял всё то, что уже говорил: что не знал, что собаки на благовония не научены и вообще он не знает, что такое Талос и чего именно он бог не понимает. Но в этот раз его вели выше и выше по лестницам, отчего в отвыкших от хождения ногах подёргивались мускулы, а голова кружилась. Воздух становился слаще – нет, не затхло-слаще, как там, внизу, а как свежее дуновение с не самой свежей городской улицы.
- Вещи какие-то с арестантом были? – спрашивал страж кого-то, а Фауст спокойно терпел цепи и сетку циновки перед глазами вместо застенок.
- Нет, он пуст.
- Ну тогда давай грамоту.
- Уже подписана.
И его опять куда-то вели, то и дело подталкивая между лопаток и поторапливая. Будь в нём цела хоть капля эмоций, пощади его уши не затыкающиеся сокамерники и желудок тюремное питьё, он вы сгорал от любопытства и волнения. Но когда с головы сдёрнули мешок и отстегнули руки, всё, на что хватило Фауста – это сощуриться, глядя на растёртую колёсами и подошвами сапог слишком яркую уличную грязь, шикнуть от пронзившей виски боли, и подумать: "ничего себе, солнце!". Он не видел света дня, если подумать, почти год, и теперь чувствовал себя вынесенным на летний солнцепёк сычом.
- Свободен, – всунув в расслабленную кисть арестанта грамоту, сказал ему страж. Скрывая болящие глаза за паклей сальных волос, полукровка посмотрел на освободителя искоса, снизу вверх, поёжился от сквозняка, но ничего не ответил. Во рту как-то пересохло.
- Да-да, вали на все четыре стороны, а лучше – во-он туда.
Палец, кажущийся крохотным по сравнению с наручем имперца, указал в проход вдоль стены, но вопреки указанию Фауст закрутил головой, силясь понять, где он вообще. Место ему было совершенно незнакомо. Посмотрев на указанный угол, он плывущим зрением заметил густую тень.
Неторопливо передвигая неверными ногами в протёртых сандалях, он двинулся в сторону неё. Недоверие становилось всё больше, а фигура казалась меньше. Ведь это могла быть как долгожданная помощь, в которую Фауст уже верить и на которую надеяться перестал, а мог быть убийца Талмора. Хотя с чего бы ему встретить то или другое? С детства его после баек о наёмных убийцах, беззвучных тенях, которые охотятся за неугодными заказчикам и богам людьми и мерами, успокаивало осознание, что они с мамой – меры малые, никому особо не нагадившие. Конечно, он понимал, что по роду своих занятий сделал людям немало гадостей, но всё же… и всё же… и всё же подставы делают тебя параноиком.
- Э-э-э, – всё ещё плохо чувствуя собственный случайно прикушенный язык, прострекотал сухим голосом Фауст, – ну здравствуй… те?

Подпись автора

Вступай в Имперский Легион. Посмотришь мир. Отморозишь задницу
- Капитан Фалько, circa 3E 427

Фауст шумно и облегчённо выдохнул, принимая плащ и опуская глаза с лица босмера, которое слишком долго разглядывал. Если бы его хотели убить (будто был кому такой интерес, – не уставала повторять надежда), он получил бы нож между рёбер ещё не приближаясь. Кем является его – кто? Спаситель? Проводник? – он догадывался смутно. Наверняка знал же, ну или раз-два слышал, но монотонное сидение днями напролёт где-то глубоко под землёй в плену повторяющихся безрадужных мыслей изрядно отупляют. У него в голове были Башни, истории про совокупление дремор с крылатыми сумраками, каша из философских концепций и взглядов на реальность, но ничего полезного в жизни. Кто-то говорит, что лучше каторга, мол, на рудниках хоть не думаешь до полного выгорания.
- Я… я ждать перестал уже, – оглядываясь через плечо и тут же укрывая тюремное рубище плащом, и от себя, и от возможных любопытных глаз, пробормотал полукровка. – Спасибо.
Его пауза и уход в мысли – вот уж правда, чего за ним не наблюдалось прежде ни при каком однотонном занятии, даже при двухмесячной отсидки за самую скверную драку, до этой проклятой тюрьмы – протянулись ровно до тех пор, пока впереди не замаячили люди. Что это за часть Имперского города, он, опять таки, едва мог догадаться, ни глаза, ни память не узнавали ничего из редких визитов в столицу по делам отца или с ним вместе.
- Скажи…те, я же смогу вернуться в Кватч к семье? Известно, что с ними?
Положение глядящего в рот, пусть и не буквально, приплясывающего перед теми, от кого зависит его жизнь, жука всегда вызывала у Фаулрина, с самого малолетства, внутренний протест, а сейчас его почему-то не было. Только раздражение на себя. Он мог представить себе, какое чудесное зрелище представлял из себя сейчас: осунувшийся, пусть даже харчи в тюрьме были не такими скверными, как питьё, грязный, с унылым неверием в прищуре и хмуро сцепленными на лбу бровями. Более того, Скотобаза Младший мало представлял себе, как доберётся и чем займётся теперь, с Талмором шутки плохи, но сошёлся на том, что рад, что живой и на свободе, а остальное как-нибудь сам себе приложит.

Подпись автора

Вступай в Имперский Легион. Посмотришь мир. Отморозишь задницу
- Капитан Фалько, circa 3E 427

- Ну я ж иду? – немного улыбаясь, ответил Фауст. – Чай не в ящике с гвоздями сидел. От талморцев и на стену забегу, пожалуй.
Юморить, конечно, было не время и не место, но он бы себе скорее руки и ноги отгрыз и пополз дальше как гусеница, чем стал жаловаться подобно старой перечнице, что ему холодно даже в плаще, он отбил пальцы об крутые ступени и просто у него всё болит, включая спину, от непривычки и тревоги. По сравнению с тем, что имел, с подростковых лет почти каждое утро бегая с собакой, конечно,  полукровка не имел ничего. Он различимо пришаркивал и растирал плечи, едва чувствуя зажатую в пальцах грамоту.
- Я вряд ли похож на монаха, чтобы меня с поднятым капюшоном не остановили, – бросая взгляд на блестящие латы столичных защитников, протянул низким хриплым голосом отпущенный без септима на волю заключённый. Он давно знал, что наглость – второе счастье, и чем меньше ты думаешь о том, что всё накроется, тем вернее изменчивая удача будет сопутствовать твоим шагам. Только вот свою наглость и самоуверенность он несколько подрастерял. – К дреморам поверхность, талморцы тоже вряд ли по канализациям шастают. Веди.

В подземной части Имперского города Фауст был лишь раз, но уже тогда впечатлился, насколько же мелкими мышиными норами казались лазы Лейавина и пути беглецов через опасный ров Кватча по сравнению с каменными высокими сводами иных подземных пустот Имперского города. Кто-то из отцовых друзей, родом из Вэйреста, наперебой спорил, у какой столицы главное благо цивилизации, позволяющее ворам жить и здравствовать, уходя от преследования в одном городе годами, круче. Правда, тогда ещё совсем зелёный и подзадолбанный бродяжничеством полукровка не интересовался вопросом, да и теперь мало грустил, что никогда не был в Хай Роке. Он раз за разом ощущал тоску по дому, коим считал Кватч, и хотел просто поскорее вернуться.
- Я слышал, в подземельях Имперского города шастают колдуны, нежить и даэдра, – держа голос как можно ниже, сказал Фауст. – Это правда?
Не то чтобы он, как любой, на самом деле, не готовый к самообороне человек, боялся того, что лежит в тенях. Походы через ночной лес избавляют от этой паранойи. Однако, даже не подволакивая ноги, Полуухий чётко слышал глухой отзвук своих шагов, и отбиваться ему всё-таки не хотелось.
Он не заорал "а-а-а, дремора", и вообще звука не издал, когда откуда-то из прохода сбоку внезапно раздался протяжный стон. Без магии, зелий и, что уж, ясно соображающих мозгов Фауст мог мало, но он молча остановился, предварительно тронув ведущего за плечо, и кивнул.

Подпись автора

Вступай в Имперский Легион. Посмотришь мир. Отморозишь задницу
- Капитан Фалько, circa 3E 427

Фауст так скривился, как будто ему предложили жаренную крысу съесть. Нет, он, конечно, понимал, что голод не тётка, и слышал много странных историй про то, чего он со своими ушами и дикарским происхождением должен за милу душу жрать, но вот сам себя он считал цивилизованным уроженцем Сиродиила и приобщаться к к-к-культуре не слезших с дерева предков мамки-наркоманки ой не спешил. По сути, то, что ему от отца достались заметные белки, длинный нос и имперская рожа, а потом и имя, и дом, повернуло его довольно безблагодатную юность в приличное русло. Теперь же он начинал сначала. Опять.
- О, спасибо, не надо мне ни сопротивления, ни Талоса, ни внезапных друзей со спины.
Он двинулся следом за проводником сразу, понимая, что, что бы там ни валялось, он не в положении, чтобы заниматься благотворительностью. У самого ни септима, ни своего плаща.
- Я Талмор, конечно, страсть не люблю, – спустя небольшую напряжённую паузу, прикушенный язык сам зачесался по нормальному общению, а не выслушиванию всякой убивающей мозг зауми от людей не своего круга. Правда, тут же полукровка поморщился, чувствуя кожей, каким эхом прокатились по стенам его слова, и продолжил на порядок тише, почти не вкладывая в дело сухой голос, – но пока я с этим никуда не лез – всё было нормально, а хлебать говно за чужие идеи себе дороже… А из столичных под Талмор никто не поджат?
Под затхлыми потолками нор под имперскими улицами он думал легче и охотнее, чем в тюрьме, там, где было, вроде, не слишком сыро и грязно – сами убирались – но не долетало ничего, кроме стражей, редких передач и пайки, из большого мира, как будто и не было его. Здесь же сверху доносился душок города и звуки: лошади, горожане, хлёсткий звук стали от шагающих стражей. Любопытство оживало вместе с ушами, и если бы Фауст умел, как, говорили каджиты, умеют некоторые босмеры дёргать своими длинными ушами не хуже иных омов – с детства стриг бы только так.
- Надо было проситься на прогулки не к храмам, а по глубоким местным погребам, когда я тут года два назад был… Есть они, кстать, или горожане боятся нечисти и ходов вниз не держат?

Подпись автора

Вступай в Имперский Легион. Посмотришь мир. Отморозишь задницу
- Капитан Фалько, circa 3E 427

- Ясно, понятно, – с трудом расчёсывая рой негодных разбегающихся куда угодно, но только не в сторону земных вещей мыслей, протянул полукровка. Не подвалы. А жа-аль! Даже если с неделю подкапывать – правильно выбранный горожанин мог оказаться кушем для пары провинциалов на заработках и наводчика с ними! Фаустин слабо понимал законы политической экономии и отчего в центрах что-то дороже, а что-то дешевле, но он хорошо чуял дух наживы. Дух наживы говорил ему приезжать в столицу погостить как-нибудь, и не раз.
Поначалу, когда дуайен попросил подождать и завозился с чьим-то жильём, у Фауста в душе шевельнулась шальная надежда: из подвалов – да сразу в приключения! Но почти тут же он пришёл в себя – да ну, какое там. Отпускают из тюрьмы с одним неизвестно с кого подобранным кинжалом, в чужих сапогах и кольчуге поверх рубища только героев сказок. Ему было куда больше шестнадцати лет, чтобы до сих пор пытаться верить в чудеса. Хотя в душе всегда был готов. Девиз "слабоумие и отвага" обладал какой-то особой притягательностью для полукровки, которого слишком утомила круговерть скучных махинаций и тянуло на волю и приключения.
- Не хи-и-ло, – совершенно простодушно протянул себе под нос вчерашний узник, вступая когда разрешили и туда, куда можно было топтать. Не особо задумываясь, он пробежал глазами по интерьеру, но при всей просторности и явной небедности дома заметил для себя, что поживы на виду как-то не лежит, а что любопытного лежит… ну, в общем, по взгляду на босмера Фауст свой сорочий инстинкт переборол, а вскоре и вовсе растерял. В голове вовремя щёлкнуло, да и глаза набрели на любопытную вещь.
- Графьёвы хоромы… а это – так, рычаг от ворот вальера для домашнего сенча?
Конечно, предполагал энтузиаст надомных краж ловушку, навлекающую менее изысканную смерть.
- Здесь вообще можно в каком углу сесть и посидеть?
Фраза, с одной стороны сохраняющая шутливый тон, в своих же заострённых ушах прозвучала как-то пусто. Дыхание душных подземелий тянулось за ним в голове.
- Боги, у меня есть целая свобода и я никак пока не соображу, что с ней делать… – потряс головой вор.

Подпись автора

Вступай в Имперский Легион. Посмотришь мир. Отморозишь задницу
- Капитан Фалько, circa 3E 427

"Да я уж понял, – подумал Фауст, глядя на указанную стену. – Не дай мне боги хоть раз в жизни всерьёз на такую полосу препятствий угодить".
Он-то привык поковырять щупом и замечательно. Но элитное жилье, конечно, охранялось элитно. Фауст с жадным любопытством разглядывал богатое убранство, и в его голове щёлкали бусины абака, когда он прикидывал, за сколько можно было купить или кого нужно было обчистить, чтобы получить ту или иную вещь. Но, не стоит удивляться – босмеру не завидовал. Он бы в таком доме точно жить не смог, да и в столь людном и закованном со всех сторон в стены городе тоже. Слишком всё это было не его. Зато от деньжищ бы не отказался, вложился бы в дом за городом, и псарни, и конюшню, и соколятню, может быть.
Теперь всё это, конечно, были более чем отдалённые мечты. Предложенное кресло и ночёвка в нём же казались манной небесной по сравнению с каменным мешком по три шага от стены до стены, и Фауст немедля, скинув плащ на сидение, сел сверху, уперев острые локти в бёдра и вытянув подёргивающиеся судорогами от забытой привычки ходить ноги. Дреморы рогатые, думал он, и на земле с охотой переночевал, мордой в сучки и колючие травы. Так что на предложение переодеться, умыться и выпить – особенно выпить, после выжигающей-то из жил магию и душу с ней вместе тюремной водицы – он охотно закивал.
Улыбка – что-то, от чего полукровка отвык, немного расслабила его, он сел поглубже и выпрямил спину, а освободившейся рукой потёр нос.
- Приятно. Я Фауст, хотя вроде ты – вы – уже знаете. Мой отец, Флавий Авидий, сам не вор, отмывал краденое и займы давал, а я больше по контрабанде, сбору долгов и укрыванию беглых был. Узнать, что с отцом и, если можно, с сестрой моей и мачехой – это самое главное. Ждут ли они меня хоть, в порядке ли…
В горле встал ком. Было очень много вариантов, отчего могли не ждать, и ни при одном Фауст в проклятый Кватч бы даже за плату не вошёл, так ему не хотелось встречаться лицом к лицу с подобной правдой.
- А вообще и за своих, местных, – проглтывая вместе с тугой слюной неприятные мысли и меняя тему на менее болезненную, добавил Фауст, – воров, знать надо. Я же раньше попадал если, то меня быстро отмазывали. А где-то четыре-пять лет назад желтомордые стали в дела наши лезть, и никак их, в отличии от родных чинов, не замажешь, только информацию им давай и лебези, жди милости господарей мы-владеем-миром, – полукровка скривился на этих словах в неподдельном крайнем омерзении. И сколько они с отцом играли по чужим правилам – дождались, как же! – Мы пойманых в основном побегами вынимали, последний раз моих друзей поймали и утром, вместо того, чтобы есть у нас яичницу, они болтались на виселице. За мной уже никто не дошёл даже…
Как ни отпирайся, что тебе всё трын-трава, а вот Фауст был парнем простоватым, но отнюдь не слепоглухонемым и глупым. Свойство не паниковать и не заламывать руки по поводу и без не снимало с его памяти ноши таких неприятных моментов, и она, пусть кошмарами приходила не часто, никуда не думала исчезать.
- В общем, если ничего про семью не будет – что там с Гильдией, в Кватче? Кто остался в деле, сколько, все ли юстициарам продались? Можно ли вообще туда вернуться, или можно сразу валить на все четыре стороны, но рожи там ни в коей не казать?

Подпись автора

Вступай в Имперский Легион. Посмотришь мир. Отморозишь задницу
- Капитан Фалько, circa 3E 427