Эдмон выглядел спокойным. По крайней мере, он прилагал все усилия, чтобы действительно выглядеть спокойным. Разумеется, о том, чтобы не казаться спокойным, но быть им, и речи не шло.
Немудрено.
   Минуло два года с тех пор, как он в последний раз видел дочь. В свои четырнадцать Эмилиана казалась отцу еще совсем-совсем ребенком, но в отличие от, может быть, большинства отцов, Эдмон не считал это чем-то… милым. Он уже мало-помалу начинал подыскивать своей наследнице женихов (и какой-то брат какого-то сиродиильского графа не казался ему такой уж удачной партией) и иногда намекал: пора бы уже, наконец, стать взрослой.
   Можно ли было считать побег из дома признаком взросления, король Вэйреста так и не понял. В записке не нашлось ни намека на сожаление о содеянном, как бы тщательно Эдмон не искал, раз за разом перечитывая нацарапанную мелким аккуратным почерком записульку. Уверенным, ровным почерком.
   Два долгих тревожных года, в течение которых король, получивший свою корону лишь по трагическому стечению обстоятельств, а по жизни человек военный: прямолинейный и строгий ― познавал простую, но горькую (и довольно оскорбительную для него) истину: его приказы исполняются не всегда. Собственная дочь Эдмона, тихая и покорная, сперва диктовала ему свои условия…
   А затем вышла замуж за Императора.
   Эдмон прекрасно видел, какие взгляды, полные мрачного торжества, бросала на него супруга, извечно потакавшая беглянке, и поминал недобрым словцом своих безвременно почивших братьев, заставивших его покинуть любимую армию и занять разнесчастный вэйрестский трон. Что толку от этого трона, если, сидя на нем, он не мог уследить даже за своей женой и дочерью?
   Два года назад Эдмон и предположить не мог, что все сложится именно так. Войны с Хаммерфеллом, кстати, это тоже касалось.
Хоть Его Величеству и предлагали покои в пределах города, он предпочел остаться за его стенами. Со своей армией, в своем шатре, в котором, если остановилось слишком жарко, комфортную температуру устанавливали и поддерживли уже маги. Сейчас же постепенно становилось жарче; Эдмон отослал и магов, и слугу, и вообще всех, желая говорить с приглашенной один на один. Со своей дочерью ― Императрицей Сиродиила.
   Ему это по-прежнему казалось немыслимым.
   Эмилия явилась в сопровождении рыцаря, успевшего перестрадать за последние два года. Поначалу на него обрушилась немалая часть вызванного побегом принцессы гнева, а затем ему же поручили ее искать. Поручение он это, кстати, тоже провалил, от чего по сей день прибывал в немилости.
   На Ивона Эдмон даже не глянул. Как он стоял у своего рабочего столика, заложив руки за спину, так там и остался. Долгий взгляд стал истинным приветствием императрицы. Король всматривался в ее лицо, отмечая изменившиеся с того злополучного дня черты, манеры, осанку, и в который по счету раз пытался осознать, кем теперь стала его дочь. Его маленькая наивная Эмилиана, которая никак не хотел взрослеть.
   Впрочем, о поклоне Эдмон не забыл и приветствовал девушку, как полагается.
― Ваше Императорское Величество, ― он выпрямился, лицо его оставалось бесстрастным.
   Рада видеть? Ой ли?
   Молчание затянулось. Король Вэйреста сам не был уверен в том, чего ждал. Покаяния? Ясного намека на то, что, став императрицей, Эмилиана своего отца не забыла? Чего-то еще? Более… личного?
― Некогда вы дали мне обещание, которое изволили не выполнить, ― Эдмон говорил медленно, тщательно подбирая слова и раздражаясь на обуревавшее его смятение. ― Теперь же оно и вовсе лишено смысла.[AVA]http://s2.uploads.ru/1f7xI.png[/AVA][NIC]Эдмон[/NIC][STA]Король Вэйреста[/STA]

   Причины. Достаточно веские, чтобы выйти замуж, не спросив родительского благословения. Разве что королева таки исхитрялась отправлять письма любимой дочери в обход специальных людей, которым велено было тщательно шерстить корреспонденцию… И даже если так.
   Она должна была спросить его.
― Боюсь, мне не оставили выбора.
   Императрица опустила голову, Эдмон же, наоборот, ее приподнял. Он знал, что прав, и что даже времени непросто будет сгладить нанесенное ему оскорбление. Видел, что Эмилиана не пытается ершиться и не кичится своим новым статусом. Он был прав, и никто его правоту не оспаривал, и все же… сердце болезненно кольнуло горькой тоской. Король мог лишь надеяться, что чувства, о некоторых из которых он, казалось бы, давно забыл, не отразились на его должном быть суровом лице.
   Эдмон никогда не был силен в красноречии и не читал своей дочери длинных нотаций. Если он хвалил, то кратко, если наказывал, то куда чаще взглядом, чем словом, и этого оказывалось достаточно. Вот и теперь, спустя годы, он не собирался ничего ей объяснять. Эмилиана при всей своей наивности была весьма понятливой девочкой, уж коли ей безошибочно удавалось определять смысл, которые ее отец вкладывал в свои карающие хлесткие взгляды.
   Ей и без того прекрасно было известно все, что он мог сказать ей, что мог поставить в упрек, за что осудить и даже отречься от нее, как от дочери, будь Эдмон безумцем, для которого уязвленная гордость важнее хотя бы очевидной политической выгоды. Какой отец мог быть несчастлив от того, что его дочь стала супругой Императора Сиродиила?
   Только тот отец, разрешения у которого не спросили.
― Вижу.
   И вновь воцарилась тишина. С той лишь разницей, что теперь Эдмон понимал: слово за ним. Зачем-то он ведь вызвал… пригласил свою дочь к себе, верно? Можно было бы обойтись и без этого. Помедлив, король едва заметно опустил плечи, и во взгляде его, до сих пор лишенном и малейшего намека на привязанность, затеплилось, наконец, что-то живое.
― Я… признаться, не участвовал в составлении письма, в котором Вэйрест поздравил Его Императорское Величество с вступлением в законный брак, ― будучи человеком, легко признававшимся в подобных вещах, Эдмон давно уже прослыл в кругу бретонской аристократии весьма средним, слишком прямолинейным политиком. ― И я решил, что будет уместно, раз уж боги, наконец, подарили мне возможность увидеться с… вами… поздравить вас… лично.
   К концу своей не особенно пламенной речи, заметно менее уверенной, чем брошенные ранее упреки, король Вэйреста таки отвел взгляд в сторону, но вниз не опустил. Он по-прежнему прекрасно видел выражение лица своей дочери, но смутно надеялся таким образом укрыть от нее собственное.[AVA]http://s2.uploads.ru/1f7xI.png[/AVA][NIC]Эдмон[/NIC][STA]Король Вэйреста[/STA]

   Эдмон опешил. Подобного поведения от своей дочери он не ожидал настолько же, насколько не мог ожидать от крикливой галки, что та вдруг запоет по-соловьиному. Он привык к тихому и неуверенному голосу, а теперь тот звенел… нет, не сталью, куда больше это походило на хрусталь. Он помнил Эмилиану украшенной золотистым загаром, сейчас же стыдливо-гневный румянец разливался по ее округлым светлым щекам.
   Он мог ожидать. Мог сделать выводы хотя бы из того, что однажды его дочь сбежала и отказалась вернуться домой, когда ей было приказано.
   Мгновение растерянности осталось всего лишь мгновением. Неуловимые движения читались в общем, но не по отдельности, демонстрируя немалую выдержку, но отсутствие актерского таланта. Как немного приподнялась голова и отошли назад плечи, придавая простой, пусть и официальной позе оттенок военной выправки, как напряглись пальцы, и единожды скользнули под кожей округлые узловатые желваки. Как пробежала по лицу тень, собравшись, наконец, в глубине зрачков.
   Пожалуй, он совершил ошибку, приподняв завесу сухости и бесстрастности, что скрывала его душу уже не первый десяток лет. Не стоило. Удары, которые легко отражает панцирь, слишком болезненны, если попадают в ничем незащищенную плоть.
— Прошу меня извинить, Ваше Императорское Величество, — холодно отозвался Эдмон, склоняя голову в сдержанном поклоне. — Нет. Появись у меня дело к императору, я обратился бы к нему.[AVA]http://s2.uploads.ru/1f7xI.png[/AVA][NIC]Эдмон[/NIC][STA]Король Вэйреста[/STA]

   Она никогда не кричала на него прежде. Не смела, да и не хотела, кажется. Могла расстроиться, расплакаться и подолгу прятаться от его цепкого взора, но не кричать. Эдмон слышал в ее голосе боль и обиду. Досаду, гнев, вину. И он в самом деле не знал, что ответить. Еще считанные минуты назад все казалось предельно ясным, были расставлены все точки над i, все приоритеты, готовы аргументы и даже известна цель — заставить извиниться, признать свою неправоту. А дальше?..
   Казалось. Только теперь король осознал, что ошибался. Ошибался во всем: в причинах, в следствиях… в чувствах. В том, что никогда не было для него важным и до конца понятным. И теперь, когда пришлось иметь дело с чувствами, он был безоружен и едва не беспомощен.
   А секунды одна за другой ускользали сквозь пальцы. Снаружи порывистый ветер шелестел о плотный полог шатра, переговаривались люди. Слышно было, как хрустит песок под их сапогами.
   Его Величество король Вэйреста по-прежнему не знал, что говорить.
   Он отвел взгляд в сторону… и наткнулся на небрежно сложенный пополам платок, лежащий на краю рабочего стола. Платок был из некогда белой и слегка пожелтевшей со временем хлопковой ткани, расшитой замысловатым узором по краю, с украшенными уголками и расположенным в центре символом Вэйреста — пышной розой.
   Этот платок когда-то подарила ему его маленькая дочурка Эмилиана, умелая в рукоделии. Тогда он кратко поблагодарил ее и отложил подарок, а после не мог понять, почему супруга несколько раз назвала его плохим и невнимательным отцом, что привело к довольно серьезной ссоре. Он ведь тогда даже, кажется, похвалил ее… А может, забыл, привыкший скорее указывать на недостатки, чем подчеркивать достоинства.
   На душе стало пусто и холодно.
— Позвал, потому что хотел видеть. Мог бы отречься, но не отрекся ведь, хотя злые языки говорили разное. А значит, ты по-прежнему моя дочь.
   И все-таки «ты», а не «вы». «Дочь», а не «императрица».[AVA]http://s2.uploads.ru/1f7xI.png[/AVA][NIC]Эдмон[/NIC][STA]Король Вэйреста[/STA]

— Злые языки, — спокойно повторил Эдмон.
   И смутился. Он был не на собрании, и рядом не было целой своры советников, готовых с охотой подхватить скупые королевские три слова и раздуть из них пространную и проникновенную речь, к которым Его Величество, увы, способен не был, и которые, увы, порою имели очень отдаленное отношение к действительному смыслу им сказанного.
   Он всего лишь разговаривал с дочерью, и сама ситуация, и события, ей предшествовавшие, ясно говорили о том, что трех слов зачастую слишком мало. Их недостаточно, чтобы похвалить дочь за успехи, недостаточно, чтобы выразить любовь и заботу. Недостаточно, чтобы быть хорошим отцом.
   Хорошим королем, кстати, тоже, но это была уже совсем другая проблема. Так или иначе, Вэйрест процветал, а большего от Эдмона никто и не требовал. Те, кто пробовали, давно уже перестали.
— Как думаешь, что говорят о дочери, не только сбежавшей из отчего дома, но еще и вышедшей замуж без родительского благословления? — он одарил юную императрицу внимательным взглядом, после чего глубоко вздохнул, устало потирая пальцами брови. И задал вдруг вопрос, даже для самого себя неожиданный: — Ты его любишь?[AVA]http://s2.uploads.ru/1f7xI.png[/AVA][NIC]Эдмон[/NIC][STA]Король Вэйреста[/STA]

   В привычной для себя манере король долго молчал. Говорили многое: истину, о которой кто-то знал больше, кто-то — меньше, ложь, пересказанную неверными словами, а то и вовсе додуманную. Эдмон вырос и взошел на трон со своей картиной мира, своим пониманием вещей. По достижению Эмилианой подходящего возраста она должна была бы стать супругой мужчины, выбранного ее отцом и матерью, укрепить союзы и положение своей семьи, ослабить возможных недругов. Все это рухнуло, когда она сбежала, когда Эдмон в очередной раз уверился в том, что люди и меры вокруг него не так уж часто готовы покорно подчиняться его словам и даже невысказанным мыслям. Кто тогда мог предположить, что непослушная беглянка, опозорившая, казалось бы, своего отца, станет императрицей Сиродиила?
   И ему бы, наверное, радоваться, а ей — кичиться тем, что сбросила с себя оковы родительского надзора, вырвалась из тесной золотой клетки и взлетела куда выше, чем та жердочка, что готовили для нее при дворе Вэйреста...
   Он внимательно проследил за ней взглядом, вдруг понимая особенно четко, что его маленькая Эмилиана уже не девочка и даже не девушка. Красивая молодая женщина, избранница самого завидного мужчины Тамриэля, в своем добровольном изгнании обретшая богатство, власть и понимание многих вещей, которые раньше, насколько было известно Эдмону, были ей чужды и непонятны.
   Языка, на котором она заговорила, он, разумеется, не знал и даже никогда не слышал. Густые брови сошлись на переносице, выдавая недоумение, но юная императрица поспешила перевести, и недовольные морщины на лице Эдмона разгладились, вновь уступая место возрастным.
— Я… рад это слышать, — он не лгал, хотя и не привык говорить о чувствах, особенно таких глубоких и многогранных. — Если не имеет ничего общего, то… какова же действительность?
   Его Величеству показалось, что он, наконец-то, задал правильный вопрос. И что правильный ответ принесет долгожданное упокоение в его душу.[AVA]http://s2.uploads.ru/1f7xI.png[/AVA][NIC]Эдмон[/NIC][STA]Король Вэйреста[/STA]