Родилась в Кватче, в семье молодой "домашней красавицы" и пронырливого бизнесмена, ведущего дела с Гильдией воров. Мать об особенностях деятельности отца прекрасно знала, да помалкивала. Молодая имперка была образцовой домохозяйкой, любящей женой и отличной матерью. Девочка росла, окруженная заботой, ни в чем нужды не знала и никакого рода тяготами не была обременена. А как четыре стукнуло, батька, редко дома нос кажущий, являющийся все больше спонсором беспечной жизни, в дом мужика привел.

Не избалованная вниманием папашеньки малышка нашла новое лицо в семье, представленное как ее кровный брат Фаустин, крайне занимательным. Этот и послушает, и одеться поможет, и матушке на кухне подсобит, избавляя ее, Циллу, от нехитрых хлопот по дому. А за уши-то остроухие дергать! Ну, и щеночком под боком свернуться - святое. Брата Сцилла горячо возлюбила, жалко только, что и тот вскоре себе чем заняться в городе нашел, опять оставляя сестру на маменьку. Зато в доме собаки завелись, к вящей радости ребенка.

Что отец, что брат часто возвращались с гостями. Гости бывали занятные: кто фокус покажет, кто шрамами боевыми похвастается. Один из таких посетителей дома Авидиев рассказал малышке чудную сказку о Дочери сумрака, что живет в Вечнотени и посылает смертным удачу.

«- Госпоже нужно почтение, внимание, а сейчас что? - немолодой мужчина посадил поудобнее Циллу на колене и задумчиво потер подбородок. - Молодняк сегодня прет в Гильдию без ума и фантазии, половина слыхом не слыхивала про Ноктюрнал. Ножами пыряют, у нищих последнее рады стянуть. Как головорезы последние, ей богу... Смеешься, поди, Скотобаза?
- Да ты рассказывай, рассказывай, - отозвался с другого конца комнаты папаша, разливая пиво из бочонка. Цилла успела увидеть подмигивание и улыбку в усы.
- Не верите вы в Императрицу теней, дурни, чего распинаться... За нами всегда стояла большая сила, а мы ее за хвост дергаем. Вот и ерунда пошла в Гильдии. Точно вам говорю.
- Согласен. Надо дергать за сиськи! - Флавий грохнул на стол полные кружки, прогоняя тем самым благородную печаль с лица коллеги.»

Вертелась Цилла, уже привычная к людям, развивала свои социальные навыки (умение зубы заговаривать да подарочек выпрашивать), горя не знала. Но замечала, как взрослые рядом с ней бывали печальны, и утешала как умела. Она могла только догадываться, как туго приходится брату в городе из-за своей смешанной крови, и что родители постоянно разоряются, заглаживая его неприятности. Фаусту тогда восьмилетняя Цилла в сердцах пообещала что выйдет за него замуж, когда вырастет, и защитит от доставучих говнючек, но, кажется, этим заверением добилась обратного эффекта. Не по этой причине, конечно, но волею обстоятельств полукровка покинул дом, обосновавшись на какой-то ферме поблизости, и тут Сцилла затосковала.

Юлиане была не по душе такая сильная привязанность дочери к здоровому мужику, результату вольных похождений главы семейства в прошлом. Женщина стала заниматься с отпрыском по-своему, открыв таинство алхимии, в которой достаточно хорошо разбиралась. Кроме того, мать, с детства бывшая глубоко верующей, стала часто брать с собой дочь в храм Акатоша, надеясь, что в молитвах та обретет гармонию с собой и научится чему-то хорошему. Но этого было мало, и поэтому Юлиана направила часть семейных сбережений на серьезное обучение враз поскучневшего ребенка. Договорилась с дряхлым ученым соседом о пяти часах в неделю занятий всякой грамоте. К нему Цилла ходила неохотно, но дедуле девочка показалась способной, и он, сам того не замечая, болтал с ней про историю Тамриэля часами, превышая оговоренный лимит. Еще мать дала денег да своих фирменных пирогов заезжему барду, чтобы преподавал Цилле игру на лютне и пение. Так понемногу жизнь Циллы заполнилось, а когда ты занят делом, то и печальные мысли понемногу отступают. К тому же, иногда брат все-таки заглядывал домой, немного другой, деловитый да торопящийся, и тогда маленькой имперке становилось всяко легче.

Сцилла примелькала в городе и обзавелась друзьями-приятелями различного калибра. Милую девочку с влиятельным папашей вниманием не обделяли, а она уж в свою очередь старалась обаять побольше соседей. Вот уже Цилла на короткой ноге с торговкой фруктами на рынке - всегда есть что погрызть по дороге на учебу. Вот играет в догонялки с ровесниками на улице - знает, у кого какие дела дома. Кажется, у нее, как у истинного Авидия, в крови была потребность налаживать связи, и Цилла себя не стесняла. В конце концов ее даже коллеги по цеху папашеньки стали сажать с собой в карты сыграть, а от них девчонка уж точно без интересных новостей не уходила. А если встречала кого из Гильдии, то немедленно расспрашивала о тонкостях ремесла и, конечно, мифах о Ноктюрнал. Эта персона не давала покоя ей с детства. Таинственная и могущественная даэдра, владыка теней, дающая смертным удачу - от такого у кого хочешь волосы на затылке дыбом встанут.

Вскоре опять семья собралась под одной крышей, с изрядно похудевшими кошельками, правда. После двух лет занятий барда-учителя с сожалением попросили на выход, да и к соседу заниматься Цилла последнее время ходила за "спасибо" и домашнюю выпечку. Пришлось подтянуть пояски. Только недаром Сцилла так восхищалась братом: он опять придумал, как зарабатывать, и на этот раз при помощи собак. В доме теперь готовили больше для животных, чем для людей, но, признаться, план работал: дрессировщик из брата, бывшего наполовину босмером, был отменный. Бизнес-план наладил доходы семейства, вскоре пояски и ослабить получилось. А в десять лет у Циллы обнаружились магические способности, которые решено было не зарывать.

Его звали Альдус и он был высоким эльфом до кончиков ушей. Его нашел отец, разорившись на частные уроки волшбы для доченьки, только той желтолицый тип страсть как не понравился. Она уже имела предвзятое отношение ко всем альтмерам, слишком часто имеющим претензии к ее брату из-за его происхождения и бизнеса. Цилла упорно видела в Альдусе соглядатая, но тот, преисполненный чувства собственного достоинства, все же учил ее. А магия имперке очень понравилась. Держа дистанцию с наставником, она постепенно развила способности в области мистицизма и иллюзии. Учитель, в отличие от предыдущего наставника-соседа, не трогал историю и политику, но с удовольствием рассказал многое о создании Нирна, углублялся в мифологию и крупные магические происшествия в мире. 

«- Расскажите про Ноктюрнал, мастер Альдус.
- Ноктюрнал? - вскинул бровь эльф. - Что у тебя за интерес?
Цилла поскорее включила невинную дурочку, что, впрочем, едва ли обмануло наставника.
- А я слышала, она покровитель воров и все в таком духе. Как это так, что у воров есть свой бог?
- У воров нет никакого бога. - поморщился Альдус. Тема разговора явно уходила с запланированного маршрута, чего альтмер не любил. - Ноктюрнал - одна из принцев даэдра, хозяйка Вечнотени, чья волость - серый сумрак. Она покровительствует тем, кто в тени, а не конкретно ворью. Они сами избрали ее покровителем, как наиболее подходящую кандидатуру. Предположу, что Ноктюрнал, в свою очередь, как и любому даэдра, не суть важно, кто будет ее почитать, главное, чтобы почитатели вообще были и исполняли их волю.
- Но разве Ноктюрнал не выбирает из числа воров хранителей для своего святилища? - живо спросила Цилла и тут же прикусила язык. Она слишком увлеклась и теперь старательно избегала пронзительного взгляда Альдуса.
- Я вижу, тебе известно больше, чем ты хочешь показать. Не знаю, с какой целью ты выпытываешь у меня сведения об Императрице тени, но должен сказать: интерес смертного к власти даэдра всегда заканчивался скверно. Для смертного, разумеется. Лучше вернемся к рассуждению о сущностях Обливиона.»

Также он продолжил дело Юлианы и показал много новых алхимических приемов. Однажды и вовсе расщедрился: преподнес ученице в подарок отличный набор алхимических аппаратов, с которыми, правда, она еще не доросла заниматься. Так бдительность имперки была усыплена. Напрасно.

Альдус действительно приглядывал за домом Авидиев изнутри, представившись всем как независимый исследователь из столицы и умолчав о том, что является также талморским агентом. Зело размечтавшись по хрусту шейных позвонков ушлых отца и сына, агенты в городе приставили к семье альтмера, тщательно спланировав всю операцию. Не Цилла сболтнула и никто другой из домашних, а только он все же пронюхал подробности ведения дел Фауста и Флавия. Он же дал наводку своему брату, контролирующему поставки в Кватче, на очередной проплаченный досмотр, для которого и было организовано обнаружение ереси - чтобы уж наверняка расправиться с недругами.

Трудно описать, как сильно винила себя в произошедшем Сцилла. Когда брата забрали из дома, она буквально сходила с ума. Как же так, ведь было очевидно, что это за самодовольная альтмерская рожа на самом деле, но нет же, притерлась, свыклась, подружилась. Было обидно и горько, что не делилась сомнениями с семьей, что не уберегла Фауста. С исчезновением ушастого все рухнуло. С семьи теперь не спускали глаз и имперская власть, и талморцы. Денежные потоки были перекрыты - партнеры перестраховывались и сворачивали сотрудничество. Авидии стали прокаженными в городе: все открещивались даже от знакомства с ними, что уж говорить о соседской взаимовыручке. Цилла целыми днями сидела дома, убиваясь, отец бегал в мыле, пытаясь сохранить хоть какие-то связи, а мать самозабвенно разбивала лоб в молитвах Акатошу, безуспешно пытаясь привлечь к этому занятию домашних. Однажды ночью в окна дома забросили четыре подожженные собачьи головы, принадлежащие лучшим псам Авидиев, которых те собирались продавать в столицу. Наутро Флавий с каким-то мутным объяснением покинул город, унеся большую часть оставшихся сбережений семьи. Нужно ли говорить, что подумали мать и дочь?

Дом Авидиев затаился. Заботу о псарне поручили последним лояльным к семейству людям в городе. Дочь была слишком юна, чтобы что-то решать. Мать же, выходец из бедной многодетной семьи Бравила, отчаянно не желавшая возвращаться к прошлой жизни, была крайне подавлена. Она привыкла быть красивой женой и хорошей матерью, привыкла, что рядом всегда есть мужчина, на которого можно положиться. Отчаянье сломило ее, и она, не найдя поддержки у Акатоша, наконец решилась обратиться к единственному даэдра, что всегда рад откликнуться на зов смертного.

«- Зачем такой молодой и красивой женщине понадобился Клавикус Вайл? - раздалось однажды ночью в доме Авидиев. Цилла встрепенулась, просыпаясь, и навострила уши. В родительской комнате кто-то был.
- Я хочу заключить сделку... - прильнувшая ухом к двери девочка едва узнала голос матери. - Верни мне мужа.
- Ох, неужели этот проходимец сбежал и оставил тебя совсем одну, с дочерью, хозяйством и кучей долгов? - в голосе даэдра не было ни капли сочувствия.
- Верни его, пожалуйста.
- Хммм. А что я получу взамен?
- Я буду почитать тебя. Отрекусь от своей веры и посвящу жизнь служению тебе.
- Вот как ты решила? - протянул заинтересованный Клавикус Вайл. - Что же, ты симпатичная. А мне в последнее время попадаются жуткие уроды-попрошайки. Надоело. Я согласен. Вернется твой увалень завтра же, а ты, голубушка, принарядись для меня, да не забудь, мой любимый цвет - синий!»

Вот так просто и глупо исчезла Юлиана. Не испарилась в воздухе, заключив сделку с лукавым даэдра, но с остекленевшим взглядом собрала утром вещи и покинула дом. Цилла, как не ревела, не смогла вытрясти из матери ни словечка: душа и разум той были теперь в распоряжении распроклятого Клавикуса Вайла. Вероятно, наивная женщина решила, что отделается от даэдра молитвами перед сном да редким паломничеством к алтарю, но тот не говорил, что так оно и будет. Фигура Юлианы скрылась за городскими воротами и больше ту никто из Авидиев не видел.

Возвращение Флавия Клавикус Вайл действительно обеспечил, только вот, конечно, с одним "но": истекающего нехорошей темной кровью отца семейства доставили под покровом ночи какие-то бродяги. Пребывающая в состоянии шока Цилла как смогла залатала папашеньку припарками собственного изготовления, но то ли ее сил не хватило на полноценное оздоровление, то ранение в печень - явление слишком серьезное, но тот стал явственно загибаться. Последний рубеж, ознаменовавший полное разорение семейства, - выпотрошенные остатки приданого и проданная псарня - был преодолен, и теперь Авидии были без пяти минут нищими. Страшась полного одиночества, девочка оставила при себе двух любимых некогда братом собак и одного молодого песика, названного Рулетом за смешной хвостик, свернутый на манер поросячьего.

Тринадцатилетней Цилле пришлось самой решать проблемы с долгами отца и заботиться о поддержании его жизни. Она не стала его истязать вопросами о том, где он был и почему покинул семью - не хотела слышать оправданий. Цилла уже не любила отца ни капельки и относилась к нему, как к куску мяса, за которым волей-неволей приходится ухаживать. На нее резко и шумно навалилась взрослая жизнь: помочь было некому. Она искала подработки, но с членами ее фамилии все еще никто не желал знаться, поэтому все, что могла Сцилла, это петь и играть на лютне на улицах города. Те, кто еще вчера с ней носился наперегонки по всему Кватчу, теперь насмехались, глядя на новое амплуа белоручки Авидии. Зато она стала ближе к самому низшему классу и у нее, как ни странно, появились действительно полезные товарищи среди бездомных детей и прожженных попрошаек. Особенно сблизилась девочка со старым каджитом по имени Й’Раша, который больше всех других рассказывал ей байки и легенды о Гильдии воров и Ноктюрнал. А однажды, решив, что девочка того достойна, показал ей святилище Императрице тени в своей ночлежке - единственное, что было достойно внимания в этих стенах. К нему Цилла стала частенько заглядывать и возносить нехитрые молитве обожаемой даэдра.

В это время дом продолжали осаждать бывшие партнеры и конкуренты папашеньки, требующие уплату долгов, а также возмещение тех или иных убытков, что настигли их в связи с крахом компании Авидиев. Не стесняясь в выражениях, они рассказывали, что именно сделают, если деньги не будут выплачены, и судьбу Циллы, по их словам, машина возмездия не обойдет. А отец только стенал и посылал всех Обливион. Чтобы подтолкнуть старого Авидия в нужном направлении, кто-то особо прыткий из вымогателей решил проучить его дочь.

Тринадцатилетние девчонки уже достаточно видные для того, чтобы начинать принимать их за молодых женщин, а Цилла была виднее обычной сверстницы. Высокая для своего возраста, гибкая, длинноволосая, с красивыми чертами лица и внимательными глазами - она быстро привлекала лишнее внимание мужиков в Кватче. Они знали, что из защитников у нее только старый папаша, помирающий дома в постели. То ли кому-то из самых бесчестных дали на лапу за это, то ли сами конкуренты удостоили ее такой чести, а только приключилось то, что приключается с юными девчонками, за которых некому постоять. Возвращаясь домой из трактира, где ей разрешили спеть да помыть посуду за звонкую монетку, девочка нарвалась в темноте на тройку верзил. Одного удалось отпугнуть вовремя вспомнившимся заклинанием, но другие сразу ее зажали, а от такого натиска сильно не расколдуешься. Домой Сцилла вернулась практически уничтоженной. Полежала молча рядом с взволнованным Рулетом, посчитала сучки в половице. Поднялась да решила покончить со всем этим дерьмом.

Сцилла неделю провела погрузившись в разработку плана мести. В течение следующего месяца порог Авидиев постепенно расчистился. Зловещие слухи начали ходить по городу, где слегли покалеченные или сели в тюрьму несколько купцов и лавочников, парочка из которых были знамениты своими скользкими делами с Гильдией. Одного цапнула крыса из коллектора и он подхватил разжижение мозга, другой по пьяни начал домогаться дочери талморского агента, за что был немедленно упечен за решетку. Третий практически прыгнул под телегу и раздробил несколько костей, четвертый - под носом у стражника пронес ящик скумы. По городу вовсю разгулялись зловещие толки, но расследование зашло в тупик. Кто-то наверняка думал про Авидиев, но что могут нищий помирающий старик и слепая девчонка?

Нет, Цилла не выколола себе глаза для алиби. Она вовсе не собиралась лишаться зрения. Но в день, когда последний проходимец из списка был повержен, юная имперка поняла, что не вынесет такой жизни в дальнейшем. Она расчистила порог дома от проклятых стервятников, но их место наверняка займут другие. Она не хотела постоянно жить в напряжении, вздрагивая от каждого шороха. Еще была надежда на то, что брат жив, и Цилла собиралась его вернуть. Он точно сообразит, как разобраться с этим кошмаром. Придется повторить путь матери, но обращаться девочка собиралась к совершенно другому принцу даэдра.

Особенности ритуала вызова Ноктюрнал Цилла знала с ранних лет, начитавшись книг, наслушавшись своих новых друзей-оборванцев и докопавшись до знающих стариков из Гильдии. Собрать нужные для его проведения вещицы было не так уж трудно: свои запасы алхимические разворошила да подлизалась с монеткой к скользкому типу из попрошаек, чтобы нужный ингредиент раздобыл. Восьмого числа месяца Огня Очага Сцилла со всеми заготовками разместилась дома у Й’Раша, с которого была взятая клятва неразглашения, будучи полностью готовой к вызову даэдра и имея к ней точно оформленную просьбу.

«- Зачем ты призвала меня, смертная?
Цилла сглотнула, почувствовав себя очень жалко, сидящей на полу в грязном платье в окружении ритуальных элементов. Ноктюрнал возвышалась перед ней словно башня, статная и неумолимая. Вороны на ее плечах немигающим взором смотрели на организатора сего мероприятия.
- Госпожа Ноктюрнал, взываю к твоей милости. Прошу, верни Фаустина Авидия домой, - пролепетала Цилла.
- Что ты можешь предложить взамен?
- У меня нет ничего, что я могла бы дать тебе, Императрица тени. Возьми то, что сочтешь нужным.
Ноктюрнал помолчала несколько мгновений, словно размышляя. Ее лицо ничего не выражало.
- Хорошо. Я решила. Твой брат вернется в скором времени. Но ты не увидишь его возвращения. Ожидай.»

Растворение в воздухе Ноктюрнал - последнее, что увидела юная Сцилла. Загадочная даэдра забрала с собой девочкину способность видеть, и зашедший спустя некоторое время в ночлежку Й’Раша мог лицезреть сжавшуюся в комок Авидию, не шевельнувшуюся с момента окончания ритуала. Что ощущала Цилла - невозможно описать. Старый мудрый каджит сказал, что такова цена сделок с даэдра, но всему есть причины. Раз Ноктюрнал так пожелала, значит, Цилла не должна сомневаться в ее выборе.

Дома ее ожидали ходьба на ощупь, бесконечные спотыкания о предметы, разбитые локти и коленки, оставленный без присмотра отец. Два инвалида в доме Авидиев кое-как продолжали жить. Флавий дураком не был. Он понял, какую глупость совершила дочь вслед за своей матерью, но у него было слишком мало сил на то, чтобы делать из опилок целое бревно. Он знал, что вернулся домой умирать, и теперь только того и ждал. Цилла была сама по себе.

В первую неделю она чуть до смерти на расшиблась. Во вторую сердобольный Рулет уже предупреждал хозяйку лаем, а то и укусами о том, что та вот-вот покатится кубарем с лестницы. На третью дело пошло на лад: на кухне обнаружился длинный черенок от ухвата, которым можно было неплохо "прощупывать" местность. Все это время за домом кое-как приглядывал Й’Раша, не только испытывающий сострадание к девочке, но и нашедший ее в своем роде избранной Ноктюрнал. Он хлопотал по хозяйству, материально, впрочем, не способный помочь. С ним Цилла заново познакомилась с домом и улицей.

Юная имперка полагала, что в день, когда вернется Фауст, все чудесным образом наладится. Но она сама от себя не ожидала такого тяжелого чувства, вдавливающего в пол, когда услышала голос брата. Было очень странно не видеть его, ведь именно желание увидеться держало ее все время до момента ослепления. А еще была невыразимая горечь. Брат вернулся на пепелище. Может, и не стоило ему видеть то, во что превратился его дом и семья. Й’Раша тихо удалился, оставив Циллу одну справляться с новой старой жизнью.

Конечно, ситуация с возвращением Фауста в мгновение ока не наладилась. Втайне Цилла надеялась, что они уедут из проклятого Кватча, но у семьи совершенно не было денег на переезд, даже продажа дома вряд ли бы спасла. Флавий отошел к праотцам вскоре после приезда сына. Цилла на то почти не среагировала: этот болван, из-за которого у них, собственно, и было столько проблем, давно не беспокоил дочернее сердце. Он наверняка знал, по чьей милости в их дом перестали ломиться стервятники и как Сцилла лишилась зрения, но, кажется, всю правду Фаусту не рассказал. Это был последний его добрый поступок: неизвестно, как отреагировал бы брат на безумные выкрутасы тринадцатилетней сестрицы.

Они зажили бедно, но понемногу справлялись. Первый этаж дома был сдан в аренду лавочнику, Фауст приносил чуть-чуть денег да еды, хотя, этого все равно было очень мало. Цилла же усердно занималась. Она уже приноровилась на ощупь работать с алхимическими аппаратами, по запаху определять ингредиенты и степень готовности зелья. Ее оставшиеся органы чувств сильно обострились, и девушка стала намного увереннее себя ощущать в пространстве. Кроме того, она нашла крайне полезным заклинание "обнаружение жизни", которым регулярно стала пользоваться на улице. Это подтолкнуло ее к дальнейшему изучению магии. Только вот книг она читать не могла, а даже если бы и могла, то денег на них у нее не было. Как и на учителей. Так что пришлось шлифовать то, что уже имелось.

Цилле иногда казалось, что если она протянет руку и пощупает воздух в доме, то без труда найдет в нем напряжение Фауста. Тот мужался как мог, но сестра понимала, что рано или поздно он впадет в депрессию, и тогда оба они потонут. Цилла приободряла его как могла, держала подальше от попоек и разборок, что, конечно, получалось плохо. Не раз и не два ей приходилось крепко прижимать его к себе и гладить по голове, пока он делал вид, что совсем не рыдает ей в рубашку. Фауст иногда мог впасть в истерику, и тогда Сцилла становилась скалой, об которую разбиваются волны: терпела, пережидала, утешала и иногда жестко приводила в чувство. За окном зрела революция, в стране наступили действительно тяжелые дни. Эльфы развили самую активную деятельность на памяти Сциллы, никем не сдерживаемые, и теперь существовала реальная угроза того, что ее брата прикончит обезумевший от ненависти люд.

Так прожили они, опираясь друг на друга, несколько лет. Казалось, что они с Фаустом отдалились, но на деле оказались связанными друг с другом больше, чем то обеспечивали обстоятельства. Обстановка в стране накалилась до предела. Цилле больше не надо было подслушивать недовольный ропот горожан, теперь он гремел во все услышанное. И в один день город сошел с ума. Под раздачу попал и дом Авидиев, ведь там проживал отпрыск эльфийских кровей, а на первом этаже и вовсе работал полноценный эльф. Сжечь еретиков!

Сцилла думала, что если не сгорит, то так от удушья умрет - это точно. Вход был заблокирован, а через окно слепой девушке с тремя собаками выбираться не вариант. Вовремя вернулся брат. Он спустил на улицу домашних, но сам здорово обгорел, а у имперки даже не было при себе хоть каких-то средств для лечения - все осталось в полыхающем доме. Потеряв свой последний клочок надежности и обретя сомнительное счастье идти на все четыре стороны, Авидии забились в щель и пережидали волнения. Цилла не знала, плакать ей или смеяться: проклятье над их семьей никуда не делось, и, вероятно, не денется, пока они не перемрут. Осталось только идти вперед: брату - куда глаза глядят, а ей - за ним.