Время и место: 07.064Э204, Сиродиил, Роштейн-хаус, Вейе, тракт на Бравил... ну и дальше...
Участники: Маркус Туэза, Лореллей, Волдери и Себрис Роштейны
Предшествующий эпизод: Собаке - собачья смерть (06.06.4Э204, Сиродиил)
Краткое описание эпизода: вот так зовёшь первых встречных в гости, а они вдруг оказываются тебе соседями...
Значение: личный
Предупреждения: много букв, Роштейны и ТБ
Бретонское гостеприимство (07.06.4Э204, Сиродиил)
Сообщений 1 страница 19 из 19
Поделиться120.08.2016 18:46:49
Поделиться220.08.2016 19:03:21
Вечер сменяет дневной зной, дарит столице прохладу, но настолько скупо и незаметно, что и не ощущается, будто вот-вот начнёт темнеть. Маркус лениво смотрит на холст с набросками мрачноватого, ещё неясного пейзажа - он так долго не брался за кисти и краски, что теперь не уверен в успехах. Каждая черта напоминает ему об обещании: линия сухого дерева, склонившегося над прудом, чудится волчьей пастью, под воздействием фантазии вампира она тихо рычит, крадётся, ступая по воде, скалится... А потом Маркус отводит взгляд и смотрит на луч света, падающий от окна на стену. Слышащего удобно скрывает тень в дальнем углу комнаты, куда свет, проникающий сквозь не до конца задёрнутые старые пыльные портьеры, не добирается.
- Дойдём до Роштейнов, - Туэза нет надобности видеть Лореллея, он его слышит и чувствует его присутствие, - раз уж нас столь любезно пригласили.
"Нас" - блеф, конечно, но в условия не входило количество гостей. Да он вовсе не обязан был принимать предложение, если уж на то пошло! Но. Шанс, стоит признать, уникальный, а Маркус не упускает возможности поразвлечь себя хорошей компанией, тем более если в будущем знакомство может пригодиться. Соседи их люди видные, в Империи оба не последние, такие Тёмному Братству пригодятся, если не как наниматели, то как лица, которые знают Кальяса Туэза - сиродиильского аристократа, а не Маркуса - Слышащего гильдии убийц.
Кисть ложится на положенное место, по комнате пролетает тень - вампир, даже ослабленный солнечным светом, быстро пересекает помещение и, нагнав Брата, что следует за ним последнее время, кладёт ладони ему на плечи.
- Я Слышу и Говорю. Но я лишён глаз и не могу Видеть. За этим мне нужен ты, Лори, - Маркус так же быстро, со свойственной ему поспешностью, отходит и накидывает на плечи длинный просторный плащ, прячет лицо в широком капюшоне и кивает в сторону входной двери.
Идти недалеко, до соседней двери. Маркус смотрит с четверть минуты и тянет за нить звонка - стук внутри могут не услышать.
Поделиться331.08.2016 16:29:06
Жарко. Даже без давно сброшенного с плеч тяжелого одеяния в Имперском городе было невыносимо жарко. Для Змея, выросшего в северных краях Тамриэля, солнце Сиродила было чуждо. Чуждо, ново, невыносимо, но не болезненно. Иногда, щурясь от непривычно яркого света, пусть и скрытого за тенью громады зданий, он задумывался, почему же здесь не тает снег. Он давно должен был растечься теплой лужей в этом пекле. И лишь потом приходило осознание ― здесь нет снега. Нет, не было и вряд ли будет. Почему-то от этой мысли порою было тоскливо.
Наступивший вечер принес желанную прохладу, с ней же пришла и усталость, обязывающая погрузиться в чтение, разметав по светлой ткани софы рукава легкой робы и ниспадающие на пол волосы. Полупустое для этого мира выражение глаз, расслабленная поза, плотно сжатые губы ― все это указывало на то, что сейчас Лореллея гораздо больше интересуют потертые страницы «Подлинной Барензии» и разворачиваемое на них действо, нежели витавший в воздухе свеже-острый запах краски и присутствие Слышащего.
Однако иллюзия отсутствия разбивается вдребезги разбивается чужим голосом. Одной фразой не только вырывая Змея из книжных строк, возвращая в реальность, но и кардинально меняя его планы на ближайшие часы. Хотя, по сути, своих планов у него и не было. Именно здесь, именно сейчас. Была только обязанность, была только забота ― тенью за Слышащим. Книга, предмет ныне лишенный необходимости, будет отложена в сторону, с тихим шелестом оставляя прочитанное лишь в границах пыльной обложки. Потом будет только движение ― полукровка, казалось, привстал навстречу произнесенным словам. Но слишком поздно ― действие и вновь прозвучавший голос опередили его. Прикосновение чужих ладоней давило на плечи, но Лореллею оставалось отводить глаза, так ничего и не произнося. Молчать секунду, другую. И, наконец, одним поднятым взглядом дать немой, но предельно понятый ответ на слова, что, пожалуй, ответа и не требовали. Со временем он привык глядеть на Слышащего снизу вверх. Гораздо труднее было привыкнуть соглашаться с ним, не превращая это согласие в услужливую покорность безмолвной тени.
Повисшее молчание обрывается лишь спустя минуты ― уже стоя у чужой двери, замирая, выжидая, смотря.
― От меня сейчас требуется молчание? Если мне стоит лишь Видеть.
На губах ― легкий привкус разочарования. Хоть в словах Слышащего и проскользнуло слово «нас», Змей прекрасно знал, что его, скорее всего, здесь не ждут.
Поделиться404.09.2016 20:18:06
Звон застаёт младшего из братьев Роштейн у дивана и то, что Себрис собирался сделать, уходит в область несбыточного. В небытие, проще говоря.
- Я открою, Волдери. Если хочешь, приходи в гостиную.
Клинок покидает комнату с сожалением, но быстро - не желает заставлять гостя ждать, зря что ли дом подготовлен к приёму, да и хозяева тоже... приготовлены: тёмная короткая мантия запахнута и скреплена фибулой, приводя домашний наряд в подобие парадного, домашние выходные на этом завершены и Командор выдыхает прежде чем взяться за ручку двери. Открывает он сам - в доме слуг нет, это хорошо слышно сразу, стоит только войти.
- Добро пожаловать, - взгляд скользит по гостю... гостям, но прочитать в нём ничего нельзя, а уж наличие спутника Себриса точно не смущает - он вполне искренне, но сдержанно рад им обоим.
- Думаю, удобнее будет в гостиной - там, а не на пороге, найдётся и вино и еда.
Поделиться516.09.2016 14:53:29
По улыбке вампира читался ответ на вопрос, Маркус отрицательно покачал головой, смотря на спутника сверху вниз.
- Нет, ты волен говорить.
Если давать словам прямое значение, то ему, Слышащему, стоит... слышать? Он усмехнулся и посмотрел на раскрывающуюся дверь и стоящего в проходе бретона.
- Вечер добрый, - пробежав взглядом по фигуре хозяина и окружению, Маркус шагает вперёд, уходит из-под открытого солнца, с улицы, а с собой превносит палящую оживлённость, свойственную большим многолюдным городам, и запах красок. Тишина внутри особняка не кажется ему смутительной, лёгкого шороха в дальних комнатах ему достаточно, чтобы навскидку определить количество людей внутри.
- Моя благодарность, - кивок головой, - мы с радостью примем предложение.
Мы. Снова мы. Маркус обходится без обычной человеческой еды, тогда как Лореллей питаться одной любовью к Ситису не может - маленькая слабость смертных, с которой Слышащему пришлось когда-то смириться.
- У вас очень уютно, - проходя вперёд, замечает вампир, в голосе отчётливо звенит веселье, но не насмешка, как могло бы показаться.
Поделиться616.09.2016 14:57:56
Мой друг, ты спросишь, кто велит,
Чтоб жглась юродивого речь?
— Знать бы еще... какие слова
В секундное раздумье, разрывающее сказанное на две полуфразы скользит неуверенность. Словно одним этим намеком прося, словно моля одним лишь голосом — «А запретите, запретите мне говорить, позвольте быть просто тенью, без лишних слов, без лживой мишуры, коей и так полнится все вокруг. Пожалуйста».
Но слова, странные и остро-молящие, останутся внутри, являя на чужое прозвучавшее вслед открытой двери приветствие ответ. Вежливый лишь благодаря повторению слов уже сказанных. Холодный. Но улыбка вышла бы еще более холодящей — поэтому Змей улыбаться не стал.
— Добрый вечер.
Шаг за порог, чуть отставая, и еще один — уже более уверенный, вместе с движением давая свободу взгляду — охватывая пространство, цепляясь за детали, подмечая мелочи. Изысканно, красиво, отнюдь не бедно, хоть и пусто — и тишина нарушается лишь голосами двоих.
Лореллей, хоть и развевавший свои предположения о необходимости молчания, в разговор вступать не спешил, безмолвно ступая рядом со Слышащим. Не говоря, но слушая и подмечая.
Отредактировано Лореллей (16.09.2016 15:23:00)
Поделиться716.09.2016 15:02:59
Обещанные вино и еда аккуратно расставлены на сервированном столе в гостиной, причём так, будто о количестве гостей хозяева не подозревали - тарелок и приборов на шестерых персон; от Кальяса явно ожидали компании, загодя предусмотрев разные варианты. Старший из братьев медлит, подходит к ростовому зеркалу в комнате, смотрит на отражение придирчиво и только после спускается вниз, огибая холл и заходя в просторной помещение гостиной комнаты.
- Рад приветствовать вас в нашем доме, господа, - наигранное радушие за приветливой улыбкой, чтобы скрыть отсутствие оного. - Себрис, будь добр, представь нас? - герцог встаёт подле брата, ожидая когда гости выберут себе места и рассядутся.
Мало кто умеет поставить Себриса в тупик так, как родной брат. Вроде бы начало не предвещало трудностей - гостей было не так много и они были вовсе не таковы, каких можно ожидать, пригласив первого встречного из тёмного переулка. Более того, как минимум сам сосед был вполне в "гостевом" настроении - есть, пить и веселиться. Его спутник выглядел скованным, но мало ли, в своё время Роштейн вёл бы себя так же: молчать, следовать за старшим братом, постараться ничего не уронить. Все ранги были для Себриса этим поведением расставлены - старший, млпдший, - путь до гостиной не составил большого труда... а там - брат. Вот как, скажите на милость, Себрис должен представить своих гостей, если он и сам их не очень знает? "Дорогой брат, левого гостя я подобрал, сам валяясь в канаве и не особо расслышал его имя, тебе пришлось мне его сказать самому, а правого вообще вижу первый раз"? Или, может быть "это мои гости, сам не знаю, кто"? Все эти нелюбимые Клинком реверансы, в которых он чувствовал себя словно верхом на гуаре посреди танцевальной залы. Впрочем, со стороны заминка вышла недолгой - думать и негодовать Себрис успел на ходу, так что невнимательный наблюдатель мог бы и не заметить этого позорного ступора. А потом, потом Себрис вспомнил один раз увиденный приём придворного политеса и возликовал - действительно, можно же представить глав каждой "партии", и оставить им высокую честь представлять своих людей! Значит, если он представляет своего брата соседу, то сосед представляет этого молчаливого спутника, а Волдери представляет его! Отлично!
Хорошо ещё, что лицом бретон владеть научился отлично и ни паника, ни торжествующий восторг от найденного решения на нём в итоге не отразились. Сейчас он готов был любить своих гостей как прежде, со всем радушием:
- Разумеется. Позвольте представить вам моего брата Волдери Роштейна, герцога Альдкрофта.
- Подпись автора
«Ты будешь служить, живой или мёртвый».
Поделиться816.09.2016 15:03:31
На фоне своего экстравагантного спутника, Слышащий выглядел строгим и сдержанным в плане выбора одежд и аксессуаров, и хотя ни один элемент его костюма не вызывал мнения, будто перед ними стоит человек с худым заработком или плохим вкусом, лишнего не было ничего. Идя в гости, он пренебрёг обычным своим оружием - мечами, но с кинжалами, спрятанными от посторонних глаз, не расставался. Оставив на подлокотнике кресла длинный лёгкий плащ, который спасал вампира от солнца вне стен здания, он всем своим видом давал понять Лореллею, чтобы тот брал с него пример и занимал место за столом.
Место выбиралось недолго - в тени, где солнечному свету не достать сидящего, и так, чтобы свет падал сбоку.
- Позвольте мне самому представить достопочтеннейшим хозяевам моего спутника, - уловив намёк, Маркус тем не менее начал с просьбы, - искусного алхимика и верного помощника, который преодолел многие милы, чтобы протянуть мне руку помощи. Лореллей, Брат мой, коллега и опора в некоторых вопросах, - кинув взгляд на полумера, Слышащий в очередной раз улыбнулся, не оголяя при этом зубы. - В прежние времена сам бы я имел сомнительное удовольствие представляться долго и полно, не забыв деталей, нынче с радостью осознаю померкшую популярность фамилии Туэза - именно этот факт позволяет мне обходиться одним именем. Кальяс.
Поделиться916.09.2016 15:12:12
Таить безмолвие в узкой линии сжатых губ; старательно уводить взгляд — цепляться им за тяжелую ткань бархатных штор, за изящное переплетение узоров-украшений на не менее изящной мебели, опускать на собственные руки — слишком изящны и холодны для рук простолюдина, слишком часто окрашивались кровью и грязью для рук аристократа; одной секундой улавливать чужое движение, отзвук голосов, дабы вновь обратить своё внимание на что-то иное. Неживое.
Таиться, молчать, создавать иллюзию (а может вовсе и не иллюзию) заинтересованности, что оправдывала бы вынужденную немоту — в этом был весь Лореллей.
Был и оставался в недолгом пути до гостиной. В осторожном движении, опускаясь на выбранное за столом место — и вновь не отпуская себя от Слышащего, и вновь абсолютно не укоряя себя за этот почти привязанный жест. Всё неживое и нечеловеческое существо Маркуса казалось ему более родным и близким, чем распахнувший свои двери богатый особняк и двое аристократов, за этими дверьми живущими. Что-то внутри, острое на грани диктующего подсознания, предупреждало, что в этом городе любой дворянин может быть опаснее любого дикого зверя из далекого оставшегося позади Скайрима.
Страх? Всего лишь опасение и внушенное самому себе предчувствие.
И едва заметная улыбка — ироничная, зато не ломкая. От данного представления.
— Я рад, что могу помогать... господину Туэза.
На грани. Одной паузой подмечая тот факт, что спутника хотелось назвать именем совсем другим.
— И, как бы то ни было, но я думаю, не бывает померкнувших фамилий. Особенно здесь. Люди любят цепляться за славу своих предков. Упадок популярности в наше время не всегда затмевает деяния... предшественников, — голос тих и тягуч, словно пробуя каждое произнесенное слово на вкус. Не перепутать бы заумные фразы, — Вряд ли в Сиродиле кто-то посмеет сказать кому-то, что тот недостоин носить фамилию своего рода. Здесь это воспринимается как должное.
Поделиться1016.09.2016 15:14:36
Волдери не оценил подачки в стиле пускай думают, что пожелают, единственное что уловил герцог в словах имперского аристократа - второй тоже оказался мужчиной. Удивившись, герцог тем не менее, не подал вида, что вообще сомневался в половой принадлежности их гостя. Вторая же часть, касающаяся самого Кальяса, напомнила ему о разнице бретонской и имперской знати - вторая, как бы не била в грудь о лояльности и дружбе народов, как альтмеры же, всегда ставила себя выше остальных, точно в мире нет ещё одной, столь же славной и уважаемой, цивилизации, кроме хартлендской.
- Наши взгляды и привычки чуть проще, - ответствовал Волдери, садясь напротив гостей, на диван. - Называясь, мы не вынуждаем собеседника вспомнить всю историю рода, но пишем новую. Себрис Роштейн, Командор Клинков и мой единственный брат. К сожалению, мой сын, Матьяс, ещё не вернулся домой, чтобы я мог познакомить вас с ним. Но рад, что вы, Кальяс, удостоили нас чести и оказали доверие, придя сегодня вдвоём.
Вот ещё, представление без фамилий, пусть уж сей трюк останется имперскому высокомерию.
- В доме нет прислуги, потому если вам понадобится что-то, не стесняйтесь пользовать нашу угодливость.
Для старшего Роштейна ситуация являлась более чем обыденной: ещё один вечер, когда истинные эмоции сменяются ложными, необходимыми обстановке и событию.
А Себрис вот оценил и даже переводил взгляд с одного гостя на другого, едва заметно нахмурившись - эдакая подача ему не то чтобы не нравилась, скорее он слегка опасался играть в такие игры на своём поле - гостей предполагалось развлекать и кормить, а не повергать в прах, словно злокозненных драконов. Отринуть же свою фамилию казалось Себрису противоестественным поведением. Непонятным для бретона, воспитанного не то что в согласии с историей рода, - скорее даже внутри неё, так, что события давних войн и деяния предков не просто стоят перед глазами - теснятся за плечом сродни плащу.
Эти же двое не назвали родовых имён, оба? Нет, один, но это всё равно отчего-то настораживает Клинка даже больше, чем то, что незнакомая дева внезапно названа мужским именем. Лицо Клинка открыто и выражает недоумение...
Непривычно. Этот... Лореллей вроде бы и верно говорит, но как-то не так, словно бы о своём, и Себрис инстинктивно садится так, чтобы незнако-мец оказался по левую от него руку, благо выбирать есть из чего.
- А где это иначе? Вы ведь не имперец, - Роштейн щурится и принимается выполнять обязанности хозяина, проще говоря - потчевать гостей, оставляя старшему брату и главе рода только необременительные статусные обязанности вроде выбора вина.
- Насколько я успел понять, в Империи право носить свою фамилию не доказывают вовсе. В Хай Рока - доказывают скорее преемственность, да и ту не... подвигами. А Вы говорите, - бретон предлагает по очереди собеседнику хлеб и холодные закуски, не прерывая беседы и значит не давая возможности отказаться вежливо, - что фамилию своего рода нужно ещё быть достойным носить. Разве это не дело рода - вырастить достойных наследников... из кого угодно?
- Подпись автора
«Ты будешь служить, живой или мёртвый».
Поделиться1116.09.2016 15:15:07
Оба альдкрофтские, даггерфолльские, если быть не столь точным. Маркусу было знакомо название приграничного герцогства со времён, когда, продолжая семейное дело, он вынужден был знать о каждой возможной деревне Скалистых Земель, особенно такой, которая соединяет пробившийся ему Вэйрест со столицей провинции. На деле титул дал Слышащему немало информации, достраивало здание бретонского рода поведения и интонации Роштейнов, и события минувшего вечера.
- Сколько бы Империя не кичилась единством, народы уровнять и стереть их различия ей не удалось, да она к тому и не стремилась. Все разные: Коловия и Небейн, Солитьюд и Виндхельм, Даггерфолл и Вэйрест, Сэнтинель и Строс М'кай. Нет ни одной провинции, которая бы с уверенностью сказала - мы едины. Случись так, что трон опустеет и все эти единые и одинаковые быстро распадутся и создадут новые государства. Так что, говоря о роде и его обязанности, вы говорите про одну провинцию, одну область... одну фамилию.
Маркус вежливо отказывается от еды, но не от вина, смачивает губы, а не пьёт толком, только аромат и тянет от бокала. Род, аристократия, традиции... Пора уже закругляться с этой темой, а то чего доброго вспомнится пример Тарна, который Яган. Чуть позже.
Поделиться1216.09.2016 15:31:39
И откуда примчалась? Зачем? Почему ее жалобы
Так полны безграничной тоской?
Слова, рождающие спор, бьют по щекам болезненнее недосказанных слов о своем собственном происхождении. Недосказанных, острых, ядовитых, припорошенных воспоминаниями более поздними, но отнюдь не лучшими. И дело вовсе не в отсутствии знания о собственном отце и презрении к матери.
— Я вырос в Скайриме, — полукровка делает особое ударение на родовом окончании, словно на миг уловив смутное удивление в обращенных взглядах, — у большинства нордов, населяющих эту провинцию, фамилии нет. Есть прозвища, кои просто так не даются. Кои скрывают в себе не отпечаток предков, а качество, заключенное в ныне живущем человеке. Есть, конечно, кланы... Но я готов пересчитать их по пальцам одной руки.
Замолкнув, Лореллей прячет взгляд — прозрачное трепетание ресниц — и, привычным движением руки откинув назад тяжелую волну волос, тянется к бокалу.
Поделиться1317.09.2016 01:19:24
Вино разлито по бокалам, еда на столе - от лёгких закусок до горячего, от традиционной имперской кухни до экзотических блюд, которые вместил небольшой относительно стол - гости расселись, а вот тема... тема герцогу навевала мысль о балагане. Роштейн перевёл взгляд с одного гостя на другого и обратно, а затем, остановившись на одежде того, кого представили Лореллей, спросил:
- Вы должно быть маг или учёный? В Скайрим теперь просто так не попасть, граница закрыта от любопытных путешественников, но вести оттуда поступают с той же частотой, что и ранее - никак по воздуху передаются. И всё же хотелось бы слышать об Отчизне от очевидцев. Давно ли Вы покинули родину? Можете рассказать нам о происходящем на севере? Мой брат бывал там, - герцог посмотрел на Себриса, продолжая: - но глубина знания и понимание будут разниться у того, кто некоторое время работал в провинции и того, кто в ней жил годами.
И взгляд старшего брата не ускользнул от брата младшего, прекратившего разом развивать опасную тему - в искусствах устной речи Себрису до герцога было далеко, да он и не особенно хотел сравняться, предпочитая хотя бы образ человека открытого и прямого, пусть и бретона.Он достаточно наблюдателен для того, чтобы отметить реакцию собеседника, но ... но не достаточно пока что заинтересован, чтобы задуматься и приняться разбираться в чужих, по сути, ... полукровках. Странное поведение второго гостя его откровенно говоря смущает, заставляя пристальнее вглядываться в Кальяса, ища в нём ответов на свои, не заданные и, быть может, незаметные вопросы. Кем назовётся этот... Ло-ре-ллей? Вряд ли магом - Себрис слишком чутко вслушивался сейчас в окружающий фон и сильного мага, наверное, учуял бы - как чувствовал колебания магики вокруг брата, - по крайней мере так ему думалось, - а особой, насыщенной ауры вокруг гостя не ощущал. Может, конечно, статься, что оба просто не пользовались своими умениями прямо сейчас? Может, - мысленно себе кивнул младший некогда, а теперь - средний Роштейн и вернулся обратно к беседе, ход которой, кажется, от него ускользнул. О чём они теперь?
- Подпись автора
«Ты будешь служить, живой или мёртвый».
Поделиться1417.09.2016 04:43:30
Моя колючая кожа - это печальная память
Я знаю о смерти больше, чем можно себе представить.
Терпкая сладость, выдержанная годами, оседала на губах, обжигая не менее болезненнее недосказанности. Слова — свои и чужие — казались Лореллею запутанной игрой, изящной и острой одновременно, словно ювелирная резьба, украшающая смертоносный кинжал.
Слова были иглами. В кожу до поры не вонзенными, но устремленные острием. Острыми были взгляды. Острым был интерес. Острыми были вопросы, кои требовали ответа, но лишали возможности поднять спрятанный за занавесью ресниц взгляд. От обращённого на него внимания Змею стало неуютно.
— Я алхимик. Это вы уже услышали. И, поверьте, возможность заполучить корень Нирна волнует меня гораздо больше политики. Здесь я меньше года, а время, проведенное в Скайриме, хоть и многим больше этого срока, но всё равно... забвенно. Это всё, что я могу сказать.
Слова звучат холоднее прежних, слишком резко для былого смирения, слишком отрезвляюще для резко пришедшего дискомфорта.
Но мысль об этом, минутное раскаяние и стыд — раздражает, заставляя резко изменить позу, поднимая голову и вонзаясь взглядом в старшего из братьев, отдавая перезвоном массивных скрученных змеями украшений в ушах. Змеи звенят — громко и надрывно, словно обрывая чью-то жизнь.
Поделиться1503.10.2016 19:39:36
Слушая разговор, но не участвуя в нём, Маркус развлекал себя тем, что рассматривал братьев. Сходство, подтверждающее их родство, тем и заканчивалось: похожие, но используемые по-разному взгляды, близкие улыбки, несущие разный смысл, а когда жест одного продолжался другим, то и плавность, и сама привычка, вложенная в него, выдавали в сидящих напротив абсолютно непохожих друг на друга людей. Слышащий знал, что живут вместе эти двое не так уж долго, во всяком случае здесь, в Империи, ведь Себрис не вчера стал Клинком, а дом был куплен совсем недавно, оно видно и без особых знаний - по состоянию комнат, некоторой пустоте. Старший же был слишком... бретон - его выдавали повадки и манера речи, присущая скорее уроженцу Даггерфолла. А вот еле заметный, но присутствующий акцент, выдавал в нём скорее камлорнца.
Отвлекли от созерцания интонации Лореллея - холод и... что это? обида?
- Скайрим, Скайрим, Отчизна нордам, могила Титу Миду, - вскинувшись, имперец с нахальством посмотрел на Клинка, будто проверяя лишний раз отличие тайберовских рыцарей от тайной полиции последней династии императоров - отреагирует? поймёт к чему брошен вызов, погаснувший сразу же, не успев разгореться?
Черты лица резко смягчились, на губах заиграла ласковая улыбка, тогда как взгляд по-прежнему блуждал между обоими хозяевами дома.
- Мы не политики и оной интересуемся мало, мы - как говорят в Хай Роке? - вне большой игры и никогда об этом не жалели. Жизнь на севере сурова и без потрясений, особенно после появления драконов и партизанских отрядов. Но это временные невзгоды, и норды их перенесут, как переносили до того всё, что выпало на их долю.
Примечательно, что Маркус не врал - даже меняя ход истории выполненным контрактом на императора, Тёмное Братство находилось гораздо выше суеты смертных, их цель - это цели той, кто пожертвовал всем ради Ситиса, их идеал - Пустота. Время от времени приходилось оборачиваться на титулы и подстраиваться под законы, но такие мелочи не всегда диктовали поведение Братства.
- Что же до вас? Вы настолько разные, простите мне мою нескромность, что, не присмотревшись, не обличить вас в родстве.
Поделиться1603.10.2016 19:40:12
Себрис категорически отвлечён от разговоров, внезапно ставших политическими или около того - неуютными и плоскими, скучными, пожалуй. Настолько отвлечён, что в себя его приводит только звон чужих украшений - поведя неловко плечами он пытается заниматься гостями, - в кулинарном смысле, - жонглировать смыслами он оставляет Волдери, а сам просто потчует, интуитивно пытаясь повернуть гостёбу в сторону от светского раута к умеренно шумной попойке - раутов он накушался до отвала на работе.
"Ну почему нельзя по простому?" - взгляд его на брата краток, почти умоляющ. Мясное блюдо Себрис разделывает почти с остервенением...
... пока не звучит неуместное имя, заставляющее Клинка замереть на раздаче, едва заметно повести плечами и всё же сбросить внезапно понимает, ему сейчас не сказать- лучше уж и не пытаться, а то, не ровён час, станет ещё хуже... Хотя куда хуже, чем игнорирование вопросов вежливости?
- Для большинства жителей Империи мы одинаковы уже только потому, что бретоны. Но всё же мы не близнецы, чтобы быть неотличимыми и для того, кто говорит на бретике...
Сколько бы не подкладывал Командор еды, гости не слишком охотно ели, сколько мог заметить герцог. Поведение высокого имперского аристократа, представившегося Кальясом, вызывало вопросы - либо он чего-то добивался, либо не считал нужным соблюдать правила приличия. А второй и вовсе обижался и замирал, что Волдери тоже на особо понимал.
- И для достопочтенного генерала Туллия, - парировал старший из братьев и тут же перевёл разговор, разговаривая дальше с Лореллеем, а не его спутником. - Политика тут не при чём, но она - начало перемен в народе. Порой даже самые обычные алхимики замечают перемены.
Он не собирался и дальше задавать вопросы, оставляя очередную тему неоконченной, только посмотрел на Себриса и кратко улыбнулся.
- Не думаю, что господин Туэза имел в виду именно это. Было бы нелепо, смешно и неудобно в некоторой степени, получись так, что всякий сможет определить степень родства со стороны - никаких особых отличительных примет у нашего рода нет, чтобы хвалиться цветом волос, глаз, особым телосложением или формой ушей.
Отредактировано Волдери Роштейн (03.10.2016 19:40:35)
- Подпись автора
«Ты будешь служить, живой или мёртвый».
Поделиться1703.10.2016 19:41:45
- И для многих станет, - заканчивая разговор о Скайриме, Маркус примерительно улыбается и виду ради смачивает губы вином, по-прежнему игнорируя еду.
Реакция на вопрос его вполне устраивает, даёт информацию о собеседниках и повод коснуться иной тематики.
- Я длительное время жил в Хай Роке и могу сказать, что альтмеров различать гораздо сложнее, нежели бретонов, нордов или даже редгардов, и дело не столько в их специфической внешности, сколько в повадках, навязанных им Талмором. И дела с ними иметь - себе дороже.
Дела... Да, то как именно ведут дела сидящие в гостях и какие, об этом Слышащий умалчивает, но у него уже готова история - на всякий случай.
- Даже в свою бытность наёмником предпочитал не пересекаться с работодателями альтмерами.
Поделиться1810.10.2016 09:46:13
И полумер опять только отворачивается, опять лишь меняет позу, перезвоном вторя движению. Неспешно и как-то плавно, словно бы не показывая своего смущения, но стараясь отойти от ведущей в разговоре роли, позволяя себе эту заметную чужим взглядом слабину. Ему хотелось вести себя как обычно, но чуть более осторожно.
Общество, где ему пришлось оказаться, было чуждым. А слова уже были не иглами — они складывали своим разрозненным единством зыбкую тропу. Не оступиться бы, не упасть, позволив себе несдержанную высказанную вслух мысль или неосторожный взгляд. Поэтому, замолкнув, Лореллей выбирал для себя иное действо — не шагая вперёд, не высказываясь, не самовольно вступая в спор, а лишь следовать чужому следу, вторя, кивая и соглашаясь со Слышащим. Это было намного легче и... безопаснее.
Выражение глаз вновь светло, их гладь трогает лишь минутное мысленно-зрительное рассуждение, ровно в срок прозвучавшему вопросу о родстве и последующим ответам, вновь поднимая взгляд к одному из братьев, секундой позже переводя его на другого. И впрямь — ни капли сходства, если первичная оценка скоротечна и лишена упорного анализа, что заставляет вглядываться в лица, скрупулезно ища в них хоть малейший намёк на кровное сходство, хоть тень оного. Впрочем, ему это не казалось важным.
И Змей, прекративший разглядывать братьев, наконец самовольно выводит себя из игры взглядов и слов, отдав предпочтение поданным яствам. Этим хотя бы можно оправдать молчание. Хоть на время.
Только прозвучавшие слова Слышащего заставили полумера едва слышно вздохнуть и мельком бросить вопросительный взгляд на имперца. И думать. Над его словами. Альтмеры? Работодатели? Очередной запутанный, но искусный спектакль? В поникшей едва заметной улыбке вырисовывался немой вопрос, однако в душе загорался интерес.
Поделиться1923.10.2016 14:49:33
Ну хоть один что-то ест, а то Себрис уже начал было вынашивать план пеницитарных мер в адрес повара - как это нужно было сготовить еду, чтобы из четырёх мужчин только один ее ел? Точно, нет, точно надо устроить засранцу выговор - позорит их с братом перед соседями. То ли дело их альдкрофские слуги - не было такого, чтоб гости не ели. Правда по зрелому размышлению Себрис признает - наедаться до отвала в Империи, похоже, попросту не принято - умеренность и осторожность, осторожность и умеренность... Впрочем, смена темы отвлекает Клинка от раздумий о культурных различиях входящих в Империю наций, он заканчивает разливать по бокалам вино и смотрит на Кальяса задумчиво, тяжко, немного настороженно - несмотря ни на что к альтмером в целом он относится вполне терпимо, - был положительный опыт в своё время, а вот предубеждений против национальностей не любит. Чего стоит ему только вечное бурчание Альвы "бретоны!"... Или бретонские фырканья "редгарды!" Или оросимерские наезды на "круглоухих"... Все эти выкобениваниея для Себриса по сути - одно и в его взгляде появляется неприязнь, а в голосе - сдержанное возмущение.
- Отчего же? Мне приходилось работать с альтмерами и никаких не было проблем. Конечно не с теми, кто яростно поддерживает Талмор. Но ведь не все альтмеры ложатся под Доминион.
далее совместно
А вот Волдери вполне понимает, о чём речь: альтмеры, думает он, спесивые, даже торговать подчас с ними невозможно. С другой стороны - есть ”старые" представители, как его наставник, родившийся ещё до возникновения Третьего Доминиона, а есть Диренни - и сколько бы бывший королевский советник не возмущался в сторону конкретного представителя клана Балфиеры, клан в целом ценил и уважал. Оттого и мнение имел двоякое и в то же время отдавал себе отчёт в том, что Кальяс, возможно, и вовсе не был знаком с лучшими представителями альтмерской расы.
Удивляло его другое и даже не факт, что гости не шибко падки на угощения, а то, что Кальяс, рождённый в центре Хартленда и, по его же словам, проживший какое-то время в Хай Роке, предпочёл пойти по стопам коловианцев или, что возмутительнее, нордов - чай не сын какого-нибудь среднего лавочника.
- Полагаю, у Вас найдётся парочка историй! - изобразить крайнюю заинтересованность проще простого, а уж блеск в глазах, особый, цепкий взгляд и интонации подделать вовсе не проблема для старшего Роштейна. Ему и правда любопытно, но не настолько, чтобы не играть.
- Мой род деятельности говорит сам за себя, - Маркус улыбается, делая вид, что не заметил ни интонаций, ни взглядов, точно они его нисколько не интересовали. - Порой даже талморцам требуется достать тот или иной предмет, не марая рук. И платят они, нужно отметить, не всегда деньгами. В прошлом, в наёмничьем прошлом, как бы оно не звучало из уст потомка рода Туэза, мне также приходилось иметь дело с высшими эльфами, и на моей памяти нет ни одного приятного воспоминания об этой расе. Ни одного.
Ещё один глоток, мелкий и без охоты. Вино хорошее, но Туэза лишён дара наслаждаться вкусами пищи и питья, чувствуя их, они у него не вызывают должных эмоций, не находят ответа.
- От продуктов питания до вещей редких, а порой - уникальных, если вы понимаете о чём я веду речь, - вот та стезя, на которой я остановился в данный момент. Многое испробовано, многое забыто. Кроме знаний. Что есть ценнее знаний и молодости? - вампир щурится, смотря теперь только и исключительно на старшего из братьев, будто понимая, кому предлагать "товар". А затем, как ни в чём не бывало, переводит взгляд на Лори и продолжает: - Мы не охотники за реликвиями, не расхитители гробниц, не контрабандисты, а лишь обладатели сведений о том, что, у кого и в какую цену достать.
— Обладатели. И не только сведений...
Опять хотелось поддержать, опять хотелось уронить вторящие другому слова, но полукровка останавливается, словно испугавшись. Он боится, сорваться, не попасть в заданный такт, и поэтому с губ — только ирония, только лёгкая улыбка. И вздох, медленный, едва ли не усталый. Под глазами — росчерком теней усталость и доля обречённости, в них же самих — осколок теплоты, интерес, тень преданности.
Преданность — он и не сразу осознал, что предыдущая фраза носит в себе лишь неопределенность. А взгляд, слишком долго и тягостно задержавшись на бледном лице имперца, вновь опускается вниз. Словно извиняясь. Глупости.
— Увы, господин Туэза вряд ли может считать меня полезным помощником в делах торговли. Но я помогаю ему тем, чем только могу. Трактаты, документы, свитки, карты, книги. Даже слухи.
Молодости, да... Волдери невольно сглатывает и натянуто улыбается. Сколько лет он ищет способ замедлить ход времени, остановить тление, а всё равно каждый раз, подходя к зеркалу, видит - мало-помалу возраст берёт своё, незаметно, неявно, но он-то видит, он-то замечает.
- И насколько эффективны ваши... методы? - герцог кинул косой взгляд на помощника Туэза, потом на брата, гадая, понял ли Себрис причину перемены в поведении старшего.
Себрис понимает и даже замирает. Он методично наполняет бокалы, поэтому обращает внимание на то, что Маркус не пьет. И не ест. Прежние его сомнения, порожденные давними воспоминаниями, оживают и не дают покоя. Он бы наверное уже позвал гостей гулять, но ради брата медлит. Сжимает в кулаке бокал слишком сильно, до жалобного хруста стекла... И, сдержанно ругнувшись, обращается к восстановлению... Чтобы не болело... И, заодно, повторяет ночной финт со зрением...
Волдери быстро извиняется и отвлекается от разговора, обернувшись к брату. Он смотрит вопросительно, но не спешит помогать с лечением - чувствует (да и видит), что брат уже сам обратился к магии. Но всё же спрашивает взглядом, всё ли в порядке.
Себрис пожимает плечами - обезболить ладно, ругаясь, вытаскивать из ладони хрусталь - другое дело и требует времени...
Протянуть тканевую салфетку, легко коснувшись руки Клинка, это, пожалуй, всё, что позволяют герцогу стеснённые гостями условия. Он выкидывает из мыслей "лишнее", вновь возвращаясь вниманием к двум особам, сидящим в гостиной Роштейнов.
- Прошу простить нас. На чём мы остановились? Ах, да. Методы.
Взгляд Клинка не остаётся незамеченным. Если кто считает, что вампиры не могут есть нормальную пищу, то ошибаются. Возможно, какие-нибудь мерские кланы и правда не переносят её, но не Маркус, не член семьи Монталион.
Взяв вилку, Туэза без особого аппетита подхватывает особо вкусное на его вкус (по старой памяти), запивает вином. Он чувствует вкус и запах, но не испытывает никакого восторга от процесса - обычная дань уважения хозяевам, не более. А вот на кровь реагирует, выдавая себя в головой. Не кидается, не принюхивается, но в тёмно-бордовых, близких к чёрному, глазах мелькает искра ни то восторга, ни то заинтересованности. Он тонко улыбается, позволяя этой самой улыбкой не распинаться перед ними, когда старший из братьев решает отвлечься, прервав разговор.
Будучи вампиром, Маркус крайне восприимчив к магии, но Восстановление не касается его чувствительной до магики души, оставляя равнодушным - он не пугается, как некоторые зелёные обращённые, не смотрит с подозрением, однако отчётливо ловит "нить", не в состоянии, впрочем, понять, откуда она тянется и какой характер имеет.
- Настолько, чтобы оставаться на плаву, - ответ звучит сухо и тем не менее Слышащий всем своим видом показывает расположение. - Наши методы меняются от заказа к заказу. Нельзя одним и тем же способом раздобыть информацию, извлечённую из беседы, и несколько тонн картошки.
Звон. Изломанность. Красная-красная кровь меж стеклянных изгибов, потерявших свою целостность в чужих руках. Взгляд — чуть большее, чем безучастность.
Болезненно. До ответного звона — уже более слабого, когда металл оброненного Лореллеем столового прибора гулко ударится о тарелку, зазвенит, вскрикнет тихим эхом, умолкнет.
Взгляд, обращенный на младшего из братьев, обдавал поразительным спокойствием, но где-то в глубине его тенью скользили чувства неясные и противоречивые — иллюзорность беспокойства, эфемерность омерзения, кое ответной реакцией вторило пробудившимся на миг воспоминаниям из трухи ушедших лет... Воспоминания — они так и не прорвались, а просто потухли, как тухли многие другие подобные им, заставляющие когда-то давно приоткрывать в голодающем жесте губы от одного лишь вида изувеченной плоти, а ноздри — раздуваться. Не зверь, упаси Ситис. Но всё равно хищник.
И как бы полумер не ощущал его, распятого и побежденного, внутри себя, напряжение чужое, близкое, неясное и понятное одновременно ощущалось совсем рядом. Даже если полукровка не чувствовал его — он знал. Ибо не может чужая кровоточащая рана оставить безучастного того, кто сидел рядом. Напряжение, выраженное известной Змею сущностью, грозило раскрытием.
Почему-то это волновало Лореллея. Почему-то начало волновать только сейчас.
Опять только немое молящее движение губ, движенье пальцев, украдкой касаясь руки имперца. Незаметно, успокаивающе, бессмысленно и почти что непозволительно нежно. А взгляд все еще был на виновнике небольшого инцидента, словно не мог оторваться, да, наверное, и не хотел.
У каждого из сидящих за столом в прошлом имелись свои секреты, у кого-то это борьба с даэдра и схватка за душу, у кого-то - попытка обрести себя. Что таили в себе взгляды и выражения лиц пришедших нынешним вечером в их дом, Волдери не мог сказать, но знал точно, что если сейчас хоть один из них дёрнется, то их скромный вечер перерастёт в очень шумный и поспешный, привлекающий ненужное внимание, конфликт. Он отчётливо помнит слова брата о магии, о ауре Таэза, которой не было, и если Себрис заводится при одном упоминании оборотней, то Волдери на дух не переносит иных монстров - вампиров. Молаг Бал, будь он трижды проклят, породил скверну, захлебнувшую весь мир и распростёршуюся по материку подобно заразе Периайта, только в отличие от "очишения через гниль" эта мерзость приближала Нирн на шаг ближе к красотам Хладной Гавани и зловонному дыханию Князя Пыток.
Волдери оставался спокоен внешне, позволил себе лёгкую понимающую улыбку, но не сводил взгляда с имперца, загодя сплёл заклинание такого уровня, что его хватило бы на то, чтобы отогнать и дезориентировать сонму бестий.
- Мне нужны гарантии, - с тоном опытного дельца ответствовал герцог Альдкрофта, давая понять собеседникам, что уже начинает терять интерес к их предложению - тёмная экономика ему знакома настолько, чтобы не купиться на неё. - Положим, я закажу у вас... Горькую Чашу. Каков потолок ваших возможностей?
А Себрис просто морщится - неудачно воткнувшийся кусок стекла покидает ладонь болезненно, а в магии он почти демонстративно неловок - не давая себе труда сосредоточиться именно на этом, а значит честно страдая от того, что получается у него через раз на третий. Салфетка приходится тут очень кстати, раз уж лечение сбоит. В отличие от брата он ничего эдакого не сплетает, скорее всматривается в происходящее, тяжелеет ощутимо: из Роштейна становится Клинком, отставив до поры личину недалёкого провинциального аристократа. Взглядом серо-рыжих глаз, который достается спутнику Вампира можно на скаку остановить тяжело гружёного гуара.
А потом Себрис моргает, и, обернувшись к Волдери, просит передать другой бокал взамен разбитого, игнорируя возможность развить конфликт немедленно и немного отвлекая от этого самого конфликта герцога.
- Мой брат вечно думает о делах, это неприятная часть обременительных обязанностей герцога, но Вы, Кальяс! Неужели дела поглощают Вас настолько, что даже в гостях Вы думаете лишь о них? Пойдёмте лучше на улицу, раз уж наличие стола заставляет беседовать о делах, или вы вынудите нас, не столь преданных делам пользы, развлекаться этой чудной ночью одних, оставив вас вашим ... сделкам. Признаться, это было бы огорчительно как для меня, так, думаю, и для Вашего спутника.
- А нет никакого потолка, уважаемый герцог. Вы озвучиваете желание, а мы берёмся искать культистов Клавикуса Вайла, уверяем их в своей дружбе и преданности их господину, вынюхиваем и рано или поздно получаем желаемое. Никаких гарантий, никаких сроков - вы либо доверяете нам, либо идёте к Вайлу самостоятельно. Оплата происходит после того, как мы передаём предмет в руки клиенту, - о том, что клиент может не пожелать потом платить, он молчит, оставляя эту часть неосвещённой. - Мы не вездесущи, как та же тайная полиция Его Императорского Величества, но в состоянии пойти на риск. Но чем проще заказ, тем раньше можно видеть результаты. Скажем, поездка на Алинор за альтмерским товаром вам обошлась бы недёшево и пришлось бы ждать несколько месяцев, - а уж из Обливиона... да, ценник Чаши велик и по карману разве что всему Доминиону Альдмери, но это и так ясно из его слов, а Маркус достаточно высоко пока что оценивает умственные способности Роштейнов, чтобы отказать им в сообразительности и озвучить цену артефакта. И ещё одно: он ни словом не обмолвился о легальности их деятельности, но подразумевал, что любой предмет - это ещё и широта способов их получения - от взлома замков до вырезания целых поселений, если овчина стоит выделки, а заказчику есть чем платить.
Вилку он откладывает, ясно понимая, что если хоть как-то выдал себя перед Роштейнами, то уже бессмысленно пытаться изображать примерного гостя и давиться хорошей, но бесполезной едой. Лёгкое касание, обжигающее на фоне собственной температуры тела, вызывает у Слышащего лёгкую улыбку и не более, которая могла бы относиться, например, и к словам одного из хозяев - он никак не выдаёт, ни взглядом ни жестом, реакции, но и не одёргивает руку, не меняя позы.
- Ваша правда, - соглашается Маркус с Себрисом, внося коррективы в предложение: - Я бы хотел убедиться, что мой конь за воротами Имперского Города не натворил дел и не прибавил мне неприятностей - животина гордая, в конюшне то и дело не остаётся, но, стоит признать, умом не обделили - стоит выйти за ворота города, покажется в поле зрения.
Тяжесть подаренного полукровке взгляда в силах соперничать с болезненностью нанесенного удара. Однако тот будет отвергнут — зримым и безмолвным ответом, устремляя на «раненного» взор, обдавая синевой северных льдов, обрамлявших сузившийся зрачок, и спокойствием уже выбранных путей — гораздо глубже, мысленно, интуитивно. Словно одним секундным взглядом стараясь успокоить, явить невинность и невиновность одновременно.
Все же Змей осознавал, что ссора — отнюдь не то, за чем они пришли. А братья — люди, с коими вообще лучше не ссориться. Никогда.
Прикосновение, задержавшееся на руке Слышащего дольше позволенного, лишний раз доказывало немного бессмысленное и рефлекторное стремление Лореллея наладить проскользнувший острым напряжением эмоциональный фон. И если свое волнение в водовороте из ненужных эмоций будет задушено еще в зародыше — чужое, казалось, еще дрожало в воздухе. Как пульс — эхом на кончиках собственных пальцев. Похолодевшие, они казались полуэльфу не теплее руки имперца. Впрочем, он уже привык.
Однако, отняв секундной позже руку, он пожалел об этом. Прозвучавшие речи Маркуса были сладки, но внутри алхимика отдавались ощущением иным. Волнующим. Острым. Смог бы, решился бы — попросил бы повременить, снизить высокую грань дающихся обещаний и бахвальств. Но... наверное, верил своему Слышащему и сам. Ложь, правда — все одно. Сладко.
И даже в обращенных глазах не читался вопрос: «А сможете ли? Не покинете ли в погоне за чужими желаниями Мать, Сестер и Братьев... меня?».
Он опять молчал. Оправлял складки длинного одеяния, лишь бы занять руки. Ответом же на прозвучавшие предложения станет легкий кивок головы — никому не предназначенный, но отвечающий сразу всем.
- Мой конь мне тоже обрадуется, особенно если я приду навестить его с прогулочным седлом, а не в доспехе. Пожалуй, морковка его со мною примирит. И прогулка.
Взгляд он от гостей отводит, дарит теперь его брату, вглядывается расширенными зрачками в старшего - касаться он себе не позволит, а смотреть приличиями не запрещено.
- Герцог составит нам компанию?
Намёки герцог улавливает очень хорошо и Кальясу достаётся любезный, но лаконичный ответ.
- Благодарю. Я подумаю над вашим предложением.
А вот идея прогулки ему не нравится настолько, что он мысленно готовит брату выговор по возвращении. Но и отпускать одного с двумя сомнительными личностями не хочет, а потому внешне всецело поддерживает идею, забывая, впрочем, продолжить разговор о лошадях.
- С удовольствием. Лишь прихвачу плащ потеплее и весь ваш.
- Встретимся у главных ворот через полчаса.
Слышащий Тёмного Братства откланивается Роштейнам и они вместе с Лореллеем покидают особняк, направившись к себе домой. Конная прогулка подразумевает удобную, подходящую одежду, одного взгляда на спутника достаточно, чтобы предпринять решение о смене одежды. Сам-то он, что называется, всегда готов - хоть на заказ, хоть для кутежа.
- Выбирая вещи для прогулки, старайся обойтись без юбок и балахонов.
Дома Маркус с особым тщанием проверяет оружие, надевает перчатки из тонкой кожи и меняет плащ на дорожной. Мягкая бархатная, ярко-алая подкладка вызывает приятные воспоминания о прошлой жизни, точно отголосок бытия в одном из прекраснейших городов Тамриэля. Задумавшись, он проводит пальцами руки, закованой в кожу перчатки, по деревянной панели конторки, обводит взглядом старую рабочую комнату отца и, тихо фыркнув, выметает несущественное из мыслей и памяти. Лори он дожидается в гостиной зале, сидя на подлокотнике кресла и положив руку на спинку, будто тщась обнять бездушную мебель, дождавшуюся возвращения хозяина.
« — Выбирая вещи для прогулки, старайся обойтись без юбок и балахонов».
Привычное молчание, заменившее собой ответ, скроет кольнувшее раздражение. Секундное чувство трогает не глубоко, и вскоре замирает внутри, уподобившись подобным ему лишним и бессмысленным эмоциям.
Безмолвие Лореллея скроется мягими, но быстрыми — словно торопясь — шагами в тишине особняка. К ожидающему его имперцу он возвращается уже без вторящего движениям звона украшений и просторности длинного одеяния — теперь наряд полумера состоял из кожаных штанов, потертых перчаток из того же материала, тонкой свободной рубахи, перехваченной на талии узким тканевым поясом, и высоких сапог. Всё это, как и короткий плащ с капюшоном, было чёрным. Своеобразный траур со стороны, но на деле — всего лишь причуда вкусов и предпочтений.
Спешку Лореллея выдавали лишь небрежно собранные в свободный хвост волосы, часть которых, выбиваясь из наспех сделанной причёски, ниспадала на плечи и грудь.
Конная прогулка не кажется ему вещью малоприятной, однако было то, что заставляло Змея волноваться на этот счёт. У него не было лошади. Вернее, была. Но вряд ли кто-то из ныне живущих разумных существ осмелился бы назвать эту костлявую клячу лошадью. Для Лореллея было удивительным, что долгий и трудный путь из Скайрима в Сиродиил не убил бедное животное окончательно. И теперь, пожалуй, оно находилось где-то в имперских конюшнях — истощённое и загнанное до такой степени, что не могло представлять хоть какую-то важность ни для мясника, ни для кожевника, смиренно ожидая конца. А на предстоящей прогулке алхимику точно не хотелось бы оказаться под замертво свалившейся вороной кобылой.
— Мне не на чем ехать, — будучи погруженным в раздумья, Лореллей посчитал нужным озвучить это только тогда, когда оказался на улице. Причём, сказано это было настолько отрешенно, словно полукровка говорил о совершенно будничной и не требующей особого внимания проблеме.
Себрису вот и переодеваться было незачем, оттого он проводил гостей до порога и неторопливо вернулся в гтстиную. Брат сейчас найдет плащ и придёт отрывать ему, Себрису, голову. Это только гости незнакомые могли заблуждаться и обманыааться, а Клинок точно знал - брат его вовсе не в восторге от идеи покататься ночью верхом в компании не... Заслуживающих доверия типов.
- Ты рехнулся? - ни криков, ни попыток отговорить, только тихая, хорошо слышимая ярость, клокочущая в гортани и слетающая с кончика языка. - Никакая вежливость не оправдывает безрассудства, - старший одним нервным движением поправил плащ - ответ, реакция, слова... Ему не было интересно, как именно Себрис станет оправдываться или защищаться, они уже сообщили о встрече и уже обязались явиться на неё. Оставалось теперь лишь выйти из дома.
- Нет.
Отрицание. В нём довольно много спокойной уверенности и чётко различимое обещание того, что с Волдери ничего не случится. Обещание за этим проследить. Младший помогает оправить плащ - только это сейчас может оправдать касание плеча, - и открывает двери. Пора. Можно сколько угодно опасаться, но только не опаздывать. Это неприлично.
- Я виноват. Вчера.
Признание и констатация, не более. И зацикливаться на этом младший не будет. Убийц бояться - Клинком не ходить.
Волдери коротко вздыхает, позволяя дотронуться до себя, но из дома выйти не медлит - не хочет давать себе послаблений, чтобы мысль, забыть об обещании и остаться дома, не промелькнула.
К воротам братья приходят раньше Кальяса и Лореллея, дожидаясь их в черте города под светом фонаря, чтобы подошедшие могли видеть их издалека.