Линэлю было очень сильно не по себе. Десимус не был ему особенно близким другом, но лицо преподобной и ее слова говорили о том, что все очень, очень плохо. Пока она вела их коридорами, он украдкой пихнул Летео в бок и спросил взглядом - может быть, рассказать ей? Так бы поступил тот, для кого важно не только наблюдение, но и участие, верно?
Итак, какую-такую "простуду" подцепил Десимус в слоадских руинах? По пути Линэль нафантазировал себе много ужасного, в том числе и то, что ученый превратился в подобие голема, которого они раскопали в гроте - как бы это безумно не звучало даже в мыслях. Дикими глазами Линэль смотрел на попадающихся навстречу больных - наполовину окаменевший мер, сумасшедший старик, выкрикивавший стихи на смутно знакомом языке (альдмерис?) таким тоном, будто посылал проклятия, кто-то укутанный по самые глаза, едва переставляющий ноги... настоящий паноптикум!
Десимус на этом фоне выглядел почти нормально.
Если не считать ужасной бледности, худобы и бреда.
Линэль не удержался, схватил Летео за руку - она была теплая и влажная, видать, не только он сам был напуган. Жрица ушла, а Десимус смотрел в пространство, вовсе не обращая на них внимания.
- Летео, - прошептал Линэль, - надо ей сказать.
Летео старался ни о чем не думать. Иначе он бы запаниковал, закричал, почти как в той жуткой пещере, когда прикоснулся ясновидением к конструкту. Или все рассказал, будто и впрямь на исповеди.
Он молчал и кусал губы. Лин бросил на него осторожный взгляд, Летео быстро отвел глаза.
Не знаю, это означало. Я ничего не знаю, давай подумаем потом, когда…
Он старался не смотреть на больных. Здесь, на Островах, даже болезни отличались – если при даггерфольском Храме болели атаксией, каменной подагрой и другими неприятными, но обычными болезнями, то здесь – что-то жуткое, то окаменевший, то безумец.
Летео старался не думать.
Особенно тщательно он не думал о не-мертвых симбионтах с конструктами, что преследовали его в ночных кошмарах. Кошмары – это просто… ну, кошмары, правда?
Десимус выглядел ужасно.
Или не очень. Ну то есть,он не был деформированной тварью из кошмаров – Летео внезапно осознал, что именно это боялся-ожидал увидеть, от осознания замутило, и все-таки он выдохнул.
Десимус просто выглядел очень, очень больным. И бредил.
И, во имя Мары, что у него с рукой?
- М-мастер Десимус…
Жрица ушла. Лин шепнул ему то, о чем Летео и сам думал. И он, сглотнув, поделился еще одним страхом.
- А если, - очень, очень тихо, чтобы больной не слышал. – Она решит, что лечить слишком опасно?
Он шагнул ближе к больному. Мог ли заразиться? Да, но если так, то они побывали в одних и тех же руинах и плюхались в одной и той же вонючей жижи, и тоже уже заражены. Лину этого не стал говорить, конечно.
И думать об этом вообще никак не хотелось.
- А если он умрет, а его еще можно будет спасти? - не менее взвинченным шепотом ответил ему Линэль.
Выглядел Десимус и впрямь плохо, и, Мара свидетель, Лин не хотел бы, чтобы тот умирал. Да, ему не должно быть никакого дела до своих "целей", но... похоже, игра в деревенского простачка в какой-то момент перестала быть просто работой.
- Может быть, спросить у него самого? - Линэль не знал, что и думать. - Мастер Десимус! - обратился он к больному, повысив голос. - Мы тут... к вам.