Писано с Торбьорном.
Бледно-синяя полоска между полуприкрытыми ставнями обозначила скорое приближение рассвета. Наступали утренние сумерки и в отдалении закукарекал петух, перебудив в округе всех собак, которые, перекликиваясь, принялись лаять одна за другой.
Торбьорн не спал. Он лежал в полумраке, ощущая на своей щеке теплое и спокойное дыхание Мьол, и смотрел в дощатый потолок раздумывая над произошедшим и над предстоящим. Ему нужно было возвращаться в Виндхельм, но не хотелось, чтобы эти часы безмятежности, неумолимо приближающиеся к скорому своему завершению. Пройдет совсем немного времени и он оставит ее тут, наедине с их врагами. И лишь Девятерым ведомо, удастся ли ему когда-то увидеться с ней вновь.
Лукавый осторожно поднялся и, обнаженный, подошел к окну, слегка приоткрыв ставень и вгляделся в предрассветный туман. Улица была пуста, или, по крайней мере казалось такой. Значит слежки за домом не было.
Мьол плохо спела. Впрочем, едва ли это можно назвать сном. Она как бы впадала на пару минут в бессознательное состояние и с любым шорохом вновь приходила в себя. Ее кидало в жар от того, что за ночь она не отдохнула. Ее голова была забита мыслями о предстоящем, а на сердце было нелегко. Она что-то предчувствовала, какие-то изменения, страх, что не давал ей покоя. Женщина повернула голову и помутневшими глазами посмотрела на фигуру, стоящую у окна. Это было так непривычно, так нереально. Она не знала, надеялась ли, что это был сон или ей казалось, но чувства были смешанными и сложно было разобрать, что на душе в Мьол. Женщина поднялась, завернувшись в одеяло, прикрыл тем самым оголенное тело.
- Мне надо уезжать. - молвил Торбьорн, оглянувшись на нее медленно, словно в полудреме. - Мне не хочется. Но будет дурно, если о моем присутствии тут прознают люди Лайлы.
Он опустил голову и остался стоять недвижен, словно ожидая от Мьол позволения покинуть ее дом, словно сам он не мог решиться на это. Женщине вдруг стало так обидно и отчасти противно, что она высоко задрала подбородок. Ей казалось, что мужчина пускает какие-то отговорки, попросту чтобы уехать.
- Конечно, - молвила она сухо и отвернулась, начиная одеваться, попутно прикрываюсь одеждою, что собрала с пола.
- Я оскорбил тебя? - озадаченно молвил Ворон.
- Нет, что ты, - Сказала Мол, натягивая тунику.
Норд подошел к ней сзади и осторожно положил руки на плечи, иронично заметив:
- Действительно. Я же вижу.
Мьол развернулась, пристально на него посмотрев некоторое время и сказала:
- Да, ночь была чудесной, но все в прошлом. Тебе необходимо идти. Все в порядке, правда.
- Ничто не в прошлом. Все в будущем. Все только начинается, Мьол. - он провел ей ладонью по щеке. - Я опасаюсь за тебя, а не за себя, воительница.
- Я сумею позаботиться о себе, как и ранее. - Мьол наклонилась, поднимая вещи мужчины. Что осталось за эту ночь от сильной воительницы? Сопливая девка? Ну уж нет, ее так просто не сломать. То, что она говорила, было так на нее похоже...еще несколько часов назад она словно раскрыла внутри себя нечто, что было спрятано очень глубоко и тщательно охранялось. Она лишь на короткое время извлекла это сокровище, а теперь снова на нем смыкались суровые скальные наросты.
У Торбьорна же внутри вообще все как-то упало. И, кажется, он чувствовал то же, что чувствовала Мьол. И оттого было еще гадливее на душе.
- Я бы отдал все, чтобы остаться с тобой сейчас, - как-то глухо произнес он, слова давались с трудом, - но будущее...наше будущее требует от меня еще больше, чем все.
Еще пару слов, и на ее глазах красовались бы растаявшие льдинки ее сердца, но нет, небольшое покраснение носа - это все проявление чувств, которое она допустила.
- О каком будущем ты говоришь?
- Нас теперь связывает очень многое. Так было и раньше. Но теперь эта связь, которая была прочна, стала неразрывной. - норд ответил туманно, он тянул время, подбирая слова.
- Ты имеешь ввиду общее дело? - Мьол прикидывалась, что не поминает.
Несколько мгновений мужчина молча глядел на нее в упор, после чего, наконец, молвил:
- Тебе стоит научиться ценить то, что с тобой происходит. И тех, кто возможно и не будет рядом зримо, но незримо окажется для тебя лучшей опорой. - Мьол была слишком бесхитростна, чтобы скрыть от него свою игру, но позволить повести себя на провокации, чтобы после дать схватить за язык, норд позволять не собирался. - То, что случилось сегодня, возможно для кого-то ерунда, которой он не придал бы значения. Но я не "кто-то".
Мьол молча смотрела на мужчину с минуту, будто борясь с собою, со своим внутренним голосом и здравым рассудком. Она редка предавалась таким чувствам, так что не знала, как вести себя в этой ситуации, и более того, смущалась и боялась своих собственных действий, считая, что они будут оценены не так, как хотелось бы или , что ещё страшнее, не будут оценены и вовсе.
Прошла ещё минута, так она спохватилась, резко вскочила и подошла к прикроватной столешнице. Пошарив в запертом на задвижку ящике, она достала оттуда и протянула что-то, сжатое в кулаке мужчине.
Он разжал ее кулак с некоторым усилием, ведь Мьол, от охватившего ее волнения, сжала его так сильно, что не применив силы нельзя было разомкнуть пальцы и посмотреть, что там. В руке оказалась тонкая, но аккуратно сделанная цепочка, на которой висел кулончик, такой же аккуратной работы. Его дала женщине ещё бабушка, а ей - ее бабушка, говоря, что сделали его двемеры. Истинное происхождение вещицы было не ясно. Это было переплетение линий, в виде четырёх лепестков, и нельзя было понять, где конец, а где начало. Возможно, когда-то это украшение было символом бесконечности.
- Что это? - удивленно, но как-то спокойно спросил Торбьорн. Поведение Мьол было странным, одновременно трогательным и каким-то сумбурным. Он чувствовал, что сейчас в ее душе, покрытой броней, закаленной в сражениях и путешествиях, вдруг образовалась какая-то брешь, и она одновременно и тянется к нему своим существом, и отторгает его, как бывает с человеком тогда, когда он испытывает либо первое, либо давно забытое, но глубокое чувство. Испытывал ли его Лукавый, как и она? Нет. Его чувство было другое, но ничуть не хуже. Он понимал, что Мьол пытается как-то раскрыться пред ним, но делает это неуверенно, а оттого - с опаской, и без лишних слов. Жест или взгляд подчас значат много больше.
Мьол напряглась. Отчего-то она восприняла этот вопрос, как попытку высмеять ее, мол, "и что это такое ты вытащила, глупая девчонка", но женщина воспротивилась гневу и гнула свою линию, раз начала.
- Очень дорогая вещь. Нет, не в плане цены, а дорогая моему сердцу. Верни ее, по возвращении.
Мужчина осторожно взял кулон в руку и, не отрывая взгляда от глаз воительницы, сжал в своем бледном кулаке.
- Я не расстанусь с ней, клянусь Шором, до тех пор, пока не прибуду в Рифтен, а прибуду я на твой триумф. Он будет скоро. И в этом я тоже клянусь тебе.
Мьол смутилась и смогла извлечь из себя лишь тихое : "Спасибо".
На самом деле, теперь она чувствовала себя намного лучше, чем после пробуждения. У неё была уверенность и надежда, что она ещё необходима и это была не игра изголодавшихся тел. Она выдавила из себя улыбку, и та получилась настолько милой и естественной, что сама бы женщина и не узнала бы себя, если бы могла увидеть со стороны.
Спустя несколько минут из дома Мьол Львицы вышла фигура с накинутым на голову капюшоном. Торбьорн шел в сторону порта, где его ждала лодка с его человеком, причалившая тайно в окутавшем гавань предрассветном тумане. Лукавый не оглянулся на дверь или окна. Он смотрел под ноги, сжимая в кулаке в кармане подарок воительницы. Внутри же у него скребли кошки. Ворон чувствовал себя предателем, прекрасно понимая, что та игра, которую он затеял - не честная, что он использует чувства этой прекраснодушной женщины. И одновременно с этим где-то в сердце вместе с жалостью поселилось и нечто иное...мысль о том, что он не был неискренен с ней ни одного мгновения. Эти два ощущения сливались в гложущий его мизальянс. Дурак! Сам запутался в своих же силках! Ему хотелось закричать и ударить кулаком по ближайшей стене, но он совладал с собой, до скрежета сжав зубы и продолжил свой ход.
Отредактировано Мьол Львица (29.08.2017 23:49:10)
