[indent]— Ваше Императорское Величество, — привычно тихим и спокойным голосом второй агент приветствует императрицу.
[indent]Ей требуется немало усилий, чтобы скрыть определённое удивление. Они, разумеется, всё ещё в Башне Белого Золота, но Улис никогда бы не подумала, что их расследование будет курировать молодая императрица. Лично. В сопровождении единственного телохранителя. Это наводило на множество разных мыслей, и все как одна были тревожными. Сделав определённые выводы, Улис предпочла более не фокусировать ни свой взгляд вежливо и прямо на лице Эмилианы, ни свои мысли на самом факте её присутствия здесь, на этаже Пенитус Окулатус. В конце концов, все тут слышали слухи о том, как к ним относится Её Императорское Величество.
[indent]Пленники и без того под впечатлением, и сейчас даже не напрягаясь можно услышать, как бешено бьются их сердца, как долбятся о рёбра в тяжело вздымающейся груди. По их паническому состоянию можно многое сказать. Местный служка бледнеет, едва дышит, гулко и шумно вдыхая, очень редко, но выдыхая рвано, пытаясь подавить нервный кашель, стон, всхлип, всё, что теперь рвётся от страха из его горла. Курьер, наоборот, весь красный, обильно вспотел, дышит быстро и коротко, шумно. Первый, — думает агент Улис, — преданный и честный пугливый мальчик на побегушках. Принял послание и отнёс без лишних вопросов, рванул едва взглянув на конверт, и уж точно не стал бы ссориться с императорской четой ради какой-то интрижки. Нужно будет узнать о его семье, чтобы, в случае чего, надавить на них, — с этим точно будет достаточно, если, конечно, он вообще причастен к самому действу. Второй уже не кажется настолько наивным и бессмысленным. Если первый паникует потому, что ничего не знает и боится за свою жизнь, второй скорее нервничает и напрягается из-за того, что, возможно, не сможет подобрать нужных слов для ответа на поставленные вопросы.
[indent]Поэтому Ллаване, как мер рациональный и логичный, хочет помочь им с их дилеммой. Она обходит стулья и, становясь уже перед ними, склоняется близко к их лицам и говорит шёпотом, едва слышно. Кратко и ясно поясняет им, что сейчас у них есть шанс не опозорить свои семьи и помочь делу, которое беспокоит уже не сколько расследование, но Императрицу лично. Такой-то шанс показаться законопослушным, инициативным и добропорядочным человеком, нельзя его упускать. И так же тихо поясняет, что сейчас у них есть возможность побыть хорошими людьми здесь, в светлом и уютном кабинете, так ещё и в обществе Её Императорского Величества и двух обычных агентов. А уж что будет, если они не проявят уважения, манеры и благосклонности сейчас? Подвал, — тот самый, вокруг которого так много злых и страшных слухов, — дознаватели, пытки, и уж едва ли кто-то их выпустит, а здесь они могут уповать на доброе имя Императрицы.
[indent]Проходит немного времени. Ллаване уже стоит рядом со своим извечным напарником и смотрит сколько не на самих задержанных, а высматривает их конкретные жесты, мимику. Частое моргание служки, попытка взять себя в руки, привести в порядок дыхание: он готовится отвечать. И Ллаване снова «приходит ему на помощь» — из графина на столе наливает стакан воды и, придерживая мальчишку за подбородок, даёт ему напиться, следя за тем, чтобы не облился и, не дай Азура, не захлебнулся.
[indent]— С-спасибо, — заикаясь, выдыхает он и, подняв глаза к Императрице, продолжает: — Я лишь продолжал свою службу, как и всегда, клянусь. Встречал, как и всегда, всех курьеров, чтобы передавать послания далее или посылать за управителями. Время как раз для бакалейщиков и ростовщиков было, и когда появился он, я, как и всегда, принял послание, но увидев адресата, не додумался обратиться к кому-то старшему, лишь поспешил доставить письмо, чтобы не задерживать Его Величество… За что и каюсь! Я должен был сначала оповестить управителя!
[indent]«Нет, он точно не при делах», — думает Ллаване и, обернувшись к Сексту, сдержанно кивает. Подтверждает, что согласна с высказанной теорией. Выпороть бы его за то, что безмозглый, но, действительно, за что наказывать этого парня, так это за глупость и желание выслужиться. Здесь таким многие больны, но по большей части безобидны. Если, конечно, они не получают послания от кого-то более опасного. И потому-то Ллаване перевела взгляд на второго задержанного, на курьера. Тот, проглотив целый ком нервов, с каким-то нездоровым смешком продолжил:
[indent]— Я же не знал, что в письме… Уже второй месяц ношу письма и договора от бакалейщика из порта в Башню. Это же всегда списки продуктов, счета, если бы я знал, что там что-то… такое. Я бы сразу сказал, сразу бы связался…
[indent]«Не договаривает», — предполагает данмерка. Думает, что курьер просто не знает, стоит ли ему говорить что-то ещё, не роет ли он себе таким образом могилу. Но точно так же знает, что этот если и начнёт что говорить под давлением, то уже ненужные подробности своей жалкой жизни. Поэтому Ллаване снова смотрит на своего напарника и тихо уточняет:
[indent]— Что-то ещё? — а затем, обернувшись теперь уже к Императрице, добавляет: — Или к бакалейщику?