Низкое зимнее солнце Солитьюда, блеклое и скупое на тепло, приступом брало окна таверны. Лучи, проникнув в полумрак спальни, скользили по стенам, разрезали слежавшуюся подушку на светлые и тёмные полосы, настойчиво забивались под ресницы. Ганнибал открыл глаза. Моргнул, уставился в окно, складывая в памяти обрывки последних событий.
<Почти всё своё время Хранитель Дозора отдавал постройке сторожевой башни с колоколом на окраине Данстара. Лелеял надежду, что однажды Побратники найдут себе форт. «Камень нас всех спасёт. Или всё-таки Бог?» - наверняка хоть раз, но задавался этим вопросом каждый дозорный. Наверное. Годен точно знал, ещё от отца, что каждый владыка на Хай Роке испытал бы утробный ужас от одной ночи, проведённой в деревянном доме. Но, с другой стороны, в камне умирают звуки, и он больше походит для пыточных помещений, чем для храма...
На последнем приёме Всемогущий Ульфрик вещал с неба, что одного угла Дозору вполне достаточно. Ганнибал вышел сначала из дворца, а только затем из себя и мысленно пожелал, чтобы рано или поздно Буревестник изведал, какого им - они, значит, за истинного короля Скайрима молятся, а ему форта жалко. Ганнибал действительно иногда молился, чтобы Северного Короля не зарыли в буйной возмущённой земле.... В войне. Никакой политики, никакой антипатии к Империи бретон не испытывал, но в отличие от Тулия у Буревестника был смысл — его долг перед живым, перед ужасной кровью, красной горькой кровью, кипящей на земле…>
Годен перевернулся на бок в постели и постучал кулаком в стену. Он хотел убедиться, что по ту сторону есть кто-то живой.
- Шоровы кости, ну какая ватага там бесится?
<Зал Дозора о произошедшем в Вайтране молчал — не от одного дурного предчувствия, но потому, что молчание было в привычке. Когда Ганнибала оповестили о Потеме, то он с вылетевшим в горло сердцем выбежал наружу, рукой подзывая за собой остальных дозорных, но спустя пару минут вник в суть произошедшего и передумал. Унижаться самому и унижать других до подземельных промозглых мокрот, мерцающих плесенью, ему не хотелось. Почему-то Годен не мог отделаться от мысли, что ловить нежить придётся именно на глубине, в самых потёмках: вряд ли она разбрелась по округе. Ганнибал нацепил броню, позасовывал в сумку попавшие под руку зелья, вышел из Зала и как никогда аккуратно прикрыл за собой дверь, ведущую в благоговейную тишину, нарушаемую лишь осторожным шорохом затёкших ног, шелестом страниц и редким шёпотом, столь тихим, что он почти превращался в телепатию.
Ему было хорошо. Порывистый ветер, рвущийся с юга, хватал и бросал на север охапки тепла. Птицы устроили репетицию по мелодичному пению. Мёртвым плевать на своё прерванное прошлое, наверное, для них жизнь всё ещё продолжается, и они просто заполняют образовавшиеся пустоты.
Да, они ему верят, а он их вот так подлит. Рвётся к подвигам - богам во славу, ярлу в честь. Приверженность к минувшим временам не раз уже уводила Ганнибала от святого в те места, где вместо хора было пламенное море, а взамен псалмов — треск рушащихся балок. >
Вот и теперь, облачившись в своё обмундирование, мужчина шёл к воротам вроде бы без цели и без смысла, просто радуясь зиме. Здороваясь с кем попало. Иногда происходило короткое замыкание: улыбка взаимного узнавания. Олень был сдержан с виду, но внутренне измучен и взбешён. Что творила власть? Глашатай прямо таки призывал добровольцев пополнить недобор в армии Потемы. Есть ли среди вас, добрый народ, такие мыши, которые способны сожрать целое кладбище?
Годен мог упражняться в сарказме сколько угодно, но слова о награде влетели не в глухое ухо. У него вечно все проблемы упирались в деньги. Да, в эти золотые кругляшки, обусловливающие катастрофы, которые нельзя поправить за целую жизнь.... Да, не забыть бы со всем этим о камне, рождающем жаровню, обращающую в бегство холодные дни. "Или всё таки дерево?"
Или золото... Золото всегда течёт в направлении, противоположном человеческой совести. На компашку, собравшуюся на отлов нежити, Ганнибалу хватило и одного беглого взгляда издалека - вольные люди! Мечи их всё же пригодятся. Если же начнут пасовать, когда повиснет в воздухе тяжёлая пелена грубой и неизбежной опасности, то моральное состояние отряда в мясо не раздробят. Вольные люди вольны попасть в капкан и там остаться. Они, может, к этой свободе всю жизнь шли, ему ли их осуждать?
Годен шёл медленно. Он шёл не на подвиг, он шёл восполнять свои личные нехватки, вроде по-настоящему крепкого меча или....
- "... Вскипятить кровь в их жилах, обратить в прах тела...."
Еще не успев подойти, Ганнибал услышал громкий голос, принадлежавший темноволосому мужчине имперцу, ненамного моложе его самого, возвышающемуся рядом с миниатюрной девушкой. Колдуны - это слово прозвучало как ругательство. Годен ещё с Коллегии уяснил, что от магов разрушения стоит держаться подальше, чтобы потом не оказаться у целителя с целым букетом всяческих повреждений. Заклинания этой школы одинаково хорошо били и по своим, и по чужим. Колдуны - чем старше, тем упрямее, как древний, истоптавший сотни дорог ишак.
- У великих магов есть имена или они настолько сокрушительные, что мы помрём, если их произнесут вслух или хотя бы покажут жестами? – неожиданно для самого себя откликнулся Ганнибал, и в его неповоротливом голосе прозвучала насмешка. Он умышленно отставал так, чтобы не терять из виду компаньонов, но самому при этом избежать пристальных оценивающих взглядов.
На прокажённого всеми уродствами света эльфа рыцарь смотрел твёрдо и бестрепетно, но на колдуна - как в подзорную трубу заглядывал и видел-вспоминал чёрно-бордовые обугленные плошки черепов, трупы, из которых как будто вся кровь выкипела. Не хотел вспоминать, никогда не вспоминал, потому что нельзя, но тут само собой пришло.
Дурные мысли перед походом до добра не доводят. Отгоняя их, мужчина неосознанно тронул висящий на груди амулет, словно прося, чтобы предстоящая затея оказалась успешной.
Он их оберег на сегодня. Если они будут живы, то выживут, а значит будут жить.
Отредактировано Ганнибал Годен (16.02.2018 00:00:42)
