В мешанине чувств Фаверона, связанных с Чейдинхолом, чего только не было. И нежность и ностальгия, и вполне искренняя ненависть, и тяжёлый, давящий на плечи чёрным камнем, груз вины. Он искренне и горячо соскучился по городу, но какая-то часть его полностью отвергала всякую связь с этим местом, досадуя, что им пришлось снова здесь побывать. Фаверон был здесь одновременно и как в родном, до глубины души любимом, знакомом вдоль и поперёк доме - и будто в стане врага, чужом, незнакомом и опасном. Из-за того, что город когда-то причинил ему... и что он сам сделал с городом. Он не знал, изменится ли его отношение хоть как-то, когда на трон графа вместо отца сядет Мьяр, но пока настороженность и негатив перевешивали. Единственное место, с которым у Фаверона не было связано никаких отрицательных воспоминаний или отторжения - часовня Аркея. Там его принимали всегда. Там научили многим важным до сих пор вещам, впечатлительный мальчик принял их близко к сердцу.

Он приехал не потому что мечтал снова побывать на этих улицах и вдохнуть знакомые запахи - вот реки, например. Фаверон снова не смог отказать Мьяру. В компании брата он бы не только в Чейдинхол сунулся, несмотря на застарелый страх перед отцом, тот вид страха, что можно питать лишь перед родителями, травмировавшими тебя, когда ты был маленьким и беспомощным, и ты вновь превращаешься в такого, видя их и слыша голоса, даже понимая умом, что ты давно не ребёнок и можешь дать отпор. Мьяр действовал на него крепче всякого алкоголя, известного лекарства "для храбрости". Если рядом старший брат - можно куда угодно, хоть в недра двемерских руин, хоть в логово дракона, хоть на план к Шеогорату.

Он не был в большом восторге от идеи Мьяра, что и показал весьма красноречивым взглядом. И не потому что брат собирался превратить в воровской притон его родовое гнездо, где Фаверон родился и рос, и некоторыми правами на это место владел до сих пор, раз уж Фарвил не отказался от него ни после вызывающего бегства в Имперский город, ни после вступления в Пенитус Окулатус, своеобразная всё же честь и сомнительная, пусть и давала немало власти. Нет, не поэтому. Фаверон всё же помнил, что именно Гильдия Воров помогала ему, не раз и не два, начиная от адаптации в столице по приезде и заканчивая некоторыми аферами, что они через Мьяра провернули не без толики его помощи, но ко взаимной выгоде. Он оставался им благодарен - всё же воры во вторую степень, а в первую - люди, личности, граждане. Да, нарушители закона, но тоже часть Империи. И Мьяр говорил правду, что именно они могут предупредить о беде, заметить первые малейшие признаки, доступные лишь их глазам и ушам. Слепо отталкивать их, изображая рыцаря без страха и упрёка, не стоило. Недаром настолько благородные герои только в балладах встречаются, в реальности они нежизнеспособны.

Фаверон не радовался задумке брата по нелепой эгоистичной причине. Если он так и будет заперт на своём посту в Башне Белого Золота, а Мьяр переедет сюда, они смогут видеться ещё реже, чем теперь. А ему и так часто не хватало присутствия того, кто всегда ухитрялся и вдохновлять, и ободрять его. Даже если немалая доля жизнерадостности Мьяра была маской, причём в разы так понадёжнее, чем капюшон Ноктюрнал, она заражала.

- Будем молиться, чтобы остатки постройки не рухнули прямо нам на головы. Только не даэдра, пожалуйста, - проворчал Фаверон, почти что прогулочным шагом направляясь в сторону того, что и зданием-то полноценным было назвать так же чрезмерно льстиво, как старую сморщенную герцогиню - красавицей, в память о той, кем она когда-то была, блистая на всех балах и торжественных приёмах. Держался он при этом так, словно попросту рассматривал красоты города, где столь давно не бывал. - Ты уверен, что мы правильно делаем, идя туда только вдвоём? Вполне может оказаться, что там уже окопалась какая-то шваль, - он едва удержался от упоминания, что однажды так уже произошло, но слишком велик был риск, что тогда пришлось бы объяснять слишком многое.

А к такому разговору Фаверон пока не был готов. Одним из минусов его профессии стоило назвать секреты, настолько не подлежащие разглашению, что он не мог их озвучить даже Мьяру и даже наедине.

Подпись автора

За краем вечности, беспечности, конечности пурги — Когда не с нами были сны, когда мы не смыкали глаз;

Мы не проснёмся, не вернёмся ни друг к другу, ни к другим С обратной стороны зеркального стекла...