Смотреть на слезы графини-матери было невыносимо, но все что смогла Амелия – это шепотом пообещать, что защитит Альву даже ценой собственной жизни. Как же ей тогда хотелось сказать чуть больше, объяснить женщине, что ее сына готова защищать не только она, но и еще минимум десять людей, куда более умелых и сильных нежели сама бретонка. Вот только тогда пришлось бы открыть и то, что враги Альвы куда серьезнее обычных разбойников и куда опаснее драконов.
Дельфина и Аробр не стали дожидаться или прощаться с остальными, покинув город в тот же день, как был получен приказ, и их без того маленький отряд стал совсем крошечным. И теперь они двигались на юг, спеша в Кватч.
Альва все еще был хмур и задумчив, Орбисон же не умела долго печалится. Да, проблемы никуда не делись, но стоит ли беспокоится о них, сейчас, когда сделать ничего нельзя, а вокруг простирается такое великолепие? После холодного, сурового и какого-то серого Скайрима солнечный, теплый и яркий Сиродиил казался ей поистине прекрасным местом, пусть и не таким замечательным, как дом. Имперская провинция покорила девушку, там где Карвейн и Фелион наверняка видели запустение, Амелия, не бывавшая здесь прежде, видела лишь красоту и процветание.
Мощеная дорога вела их вперед, к Башне Белого Золота, а с лица девушки не сходила улыбка. То и дело она подзуживала мужчин выяснить, чей же конь быстрее, а порой и вовсе пускала Гана вскачь, оставляя Клинков позади. Даже призрачной сплюшке передалось игривое настроение хозяйки, и она то и дело приставала к несчастному Ду'фалину, сначала нарезая круги вокруг нахохлившегося ястреба, а потом удирая от вконец разозленной птицы под веселый смех хозяйки.
Амелия в очередной раз оторвалась от своих спутников, потакая собственным желаниям и желанию коня, когда за поворотом показался Имперский остров. Пораженная его величием и красотой, девушка осадила скакуна и спрыгнула на землю. Подоспевшие спутники нашли бретонку сидящей на обочине и увлеченно водящей угольком по бумаге – она старалась зарисовать увиденное как можно быстрее, не желая задерживать Клинков, но и не способная просто проехать мимо.
– Я хотела бы побывать здесь, прежде чем возвращаться в Вэйрест, когда... когда все закончится, – кто знает, может именно Имперский город и станет концом ее пути, как Клинка, когда коронуют нового императора? Будет ли это Альва? Амелия не знала.
Самый же южный город провинции стал для Амелии воплощением ее ночных кошмаров. Она никогда никому не говорила, он одним из самых больших страхов бретонки было нападение корсаров. Уроженка Вэйреста, она была слишком молода, чтобы ясно помнить события 188 года, но слышала достаточно, чтобы видение разоренного города преследовало ее во снах. Конечно, Скинград разграбили вовсе не корсары, но все равно он был до ужаса похож на ее кошмары. Два с половиной дня, что они провели в городе, Амелия практически не говорила, не могла нормально есть, толком не спала и старалась не оставаться одна, таскаясь хвостом то за Альвой, то за Анисетусом. Только когда Клинки наконец покинули Скинград и двинулись дальше, девушка более-менее успокоилась, хоть прежнее настроение и не вернулось.
Легендарный Кватч, против тайных опасений Амелии, оказался оплотом спокойствия. Девушка несколько приободрилась и даже было потянулась за дневником, чтобы зарисовать статую героя Кватча, возвышавшуюся на центральной площади, но тут же опомнилась – у нее еще будет время.
Как в воду глядела – остальные Клинки еще не прибыли, Альва и Анисутус же были заняты разведкой. Нет, она тоже попыталась помочь – сходила в Храм и поговорила со жрецами, отнесшимися к ней куда теплее нежели к Фелиону и с радостью рассказавшими "путешественнице" об их городе. Лавочницы с удовольствием поделились последними слухами, но это была капля в море того, что следовало бы узнать. Большинство же времени бретонка оказалась предоставлена самой себе.
Поэтому когда в один из дней они спустились к завтраку и увидели в таверне прибывших Клинков, бретонка не смогла сдержать радостного возгласа. С кем-то из них она была ближе, а кто-то сторонился ее, но каждого из собратьев она была рада видеть. Рыжий Энирфин и тут же начал жаловаться-причитать, что не увидит прекрасных глаз очаровательной Аробр, и спрашивать, не передавала ли отважнейшая что-нибудь ее пылкому и верному поклоннику. Закатила глаза шедшая следом за босмером Натея, презрительно усмехнулся Наруфар. Витурио отыскался у барной стойки, видимо договаривался насчет комнат, Клетес, под пристальным взглядом Роуины, принялся сдвигать столы, чтобы всем хватило места.
Не хватало только троих бретонцев, но и они вскоре появились. Только что вошедшие братья Барре вновь принялись что-то выяснять между собой, а Сербис галантно поклонился и даже поцеловал Амелии ручку. Его Орбисон была рада видеть сильнее прочих. Представители одного народа и аристократы, бретонцы с первого же дня прониклись взаимной симпатией. В присутствии друг друга они вспоминали все тонкости этикета и, кажется, оба наслаждались этой маленькой изящной игрой. Впрочем, это не помешало командору, несколько раз подменившему занятых Довакина и Клетеса на тренировке, загонять Орбисон до полусмерти и продемонстрировать ей все грани солдаткой брани. Хотя и девушка в долгу не осталась, когда объясняла излишне самонадеянному Роштейну, что с его ранами если и идти куда, то только в сторону зала мертвых, но никак не к тренировочной площадке. И, как ни странно, после подобных столкновений их взаимная приязнь только усилилась.
Мужчины говорили, Амелия же, поприветствовавшая каждого из Клинков, молчала. Известие о доспехе порадовало ее – Довакину пригодится любая защита, а драконий доспех подходит для этого куда лучше одеяний Мираака, да и выглядит представительнее. А вот послание от Эсберна заинтересовало. Любопытно, что в нем? Девушка кинула на Драконорожденного быстрый взгляд, а затем посмотрела на Коума.
– Ты добился немалых успехов в изучении языка, – ласково улыбнулась она мальчику, – Но... разумно ли будет употреблять его при других? Он слишком непохож на все остальные, могут возникнуть вопросы, – это уже было адресовано Мастеру и командору. Амелия, хоть официально и была одним из первых Клинков, все же была обычным агентом и могла только спрашивать и предлагать, но никак не решать. По крайней мере не при таком количестве народа.
– Как поживает Учитель? – тихо спросила она, вновь повернувшись к сидевшему рядом служке. Пусть мужчины пока решают судьбы мира и обсуждают важные дела, а она пока побеспокоится об оставшемся в Скайриме старике.
"Наверное он был очень рад избавиться от всей этой толпы и продолжить изучение Стены в тишине и покое. Надеюсь оставшиеся не будут забывать приносить ему еду и воду – сам Эсберн наверняка опять забудет о столь незначительных мелочах".
– О, кажется наша еда готова, – по крайней мере именно так можно было истолковать метания трактирщика у стойки, уставленной тарелками. Кажется он просто не представлял, как принести все заказанное, и Амелия его понимала.
– Коум, не мог бы ты помочь мне принести тарелки, если тебе не сложно? – попросила она, вставая.

Отредактировано Амелия Орбисон (29.09.2014 15:35:52)

Подпись автора

Я в подробностях помню
Всё то, чего не было,
И знаю всё о том, чего нет.

–Благодарю вас , милорд , – улыбнулась Амелия, действительно обрадованная предложением помощи и сетующая на то, что сама не догадалась о том, что мальчику стоило бы и отдохнуть. Зная Себриса – в дороге ему пришлось  нелегко.
Голос у Энирфина был энергичный, громкий, привлекающий внимание, и стоявшая у стойки Орбисон, до ушей которой долетела шутка, присоединилась к всеобщему веселью. Клинки не скрывались, не старались вести себя потише, да и зачем? Кому они могли помешать в пустой таверне, кроме ее хозяина, кто казалось бы уже смерился с неизбежным и теперь подсчитывал в уме возможные убытки, да злобно глядевшего на рыжего босмера местного барда?  А ведь он еще даже петь не начинал. Хотя тогда злобных взглядов в сторону шпиона стало бы тогда как минимум два – Мастер тоже не был большим поклонником его талантов, в отличие от той же Амелии. Довакин вряд ли знал, но большая часть песен "О Драконорожденном" исполнялись именно по просьбе бретонки.
– Роуина, вы мне не поможете? – донести-то тарелки до весело шумящей компании девушка еще смогла, но вот с тем, что бы сгрузить их на стол, а не обрушить на чью-нибудь голову  (а скорее даже плечи Альвы, за чьей спиной бретонка и остановилась) возникла некоторая заминка, благо нордка не отказала  и сноровисто расставила снедь. С другой стороны хрупкая Натея пришла на помощь Анисетусу, остальные же встретили появление еды и питья радостными возгласами и одобрительными взглядами. Амелия же, справившись с искушением сжать плечо Карвейна, вернулась на свое место рядом с Коумом и тихо фыркнула, заметив взгляд Себриса. Все-то этот даггерфоллец знает, все-то подмечает!
Бедняки говорят, что в большой семье клювом не щелкают, так вот, в их резко разросшемся отряде тоже не следовало – еда исчезала с тарелок с поразительной скоростью, кувшины пустели еще быстрее, и Орбисон поспешила отринуть ненужные сейчас мысли и включить в шутливую борьбу за самые вкусные кусочки, благо на морс большинство из присутствующих не претендовало. Дама, что учила ее этикету, наверное, упала бы в обморок, увидев сейчас свою воспитанницу, пусть бретонка и не переходила черту, все так же используя столовые приборы и не забывая промакивать губы салфеткой. Аккурат рядом с леди, что отвечала за внешний вид юной аристократки.  Оставалось лишь поблагодарить богов за то, что их тут не было – две аристократки без сознания явно нарушили бы легкую и дружественную атмосферу, царившую за столом. Ту, которой так наслаждалась Амелия, и, что важнее, Довакин, наконец-то переставший хмуриться.
Вот только не всем нравилась шумная компания – повисшую было тишину нарушил звук лютни. Худосочный бард, все это время лишь сверливший их скальда  взглядом, наконец-то решил привлечь внимание к своей персоне. Неужели боялся, что потеряет возможный заработок?  Или в дело вступил дух соперничества? Амелии то было неведомо, но взгляд на мужчину она бросила заинтересованный – песни она любила. Тем более что репертуар у него должен был быть иным, нежели у выпускников Коллегии бардов, без устали восславлявших до Ульфрика, то Довакина.

Подпись автора

Я в подробностях помню
Всё то, чего не было,
И знаю всё о том, чего нет.

Коум, конечно же не стал долго себя уговаривать, но тут вклинился Анисетус. Вообще служка видел этого типа редко, но что-то ему в нем не нравилось. Скорее всего из-за того, что тот постоянно ухлестывал за девчонками. А может и не ухлестывал, и Коуму это все казалось, но он был таким противно-учтивым, что ему хотелось хорошенько намылить шею и оставить тело висеть на несущей балке. Коум знал, что тот делает много полезного для ордена, но... Но Бесит!!! Конечно, Коум не остался отдыхать на скамейке, пока его обязанности выполняют другие. Интересно было бы повоображать себя Великим Мастером, которому прислуживают сами Клинки, но Коум был выше того, чтобы представлять друзей в качестве прислуги.
Когда почти вся еда была разнесена, Коум не сел к остальным. Он был служкой, и порыв Анисетуса ему помочь стал катализатором угрюмого рвения и прекращения отлынивать. Он так и не сел почти ни разу, следя, что бы кубки были наполнены, а тарелки полны. Он прислуживал даже братцу, который не смел отпустить даже шутки в его адрес после того, как Коум просто зыркнул на него, когда старший брат открыл было рот. Коум не то, что бы воображал, но действительно чувствовал себя полноправным "хозяином" всех женщин за столом и все шутки и заигрывания мужчин в их адрес воспринимались мальчишкой крайне остро. Он, именно он был всегда рядом с ними. Он следил за чистотой вокруг их кроватей намного тщательнее, подавал им за столом и клал лучшие куски пищи. Он, именно он варил им лекарства при малейшем подозрении на хворь, отчего среди орденоносцев гуляло мнение, будто в Храме женщины не болеют. Коум Барре был тем, кто следил и незримо защищал прелестных дам в меру своих возможностей, воображая себя смелым рыцарем. Однажды он даже вскарабкался по отвесной стене Храма к окну напротив кровати Натейи, дабы полюбоваться ее сном, представляя, что он вызволяет принцессу из замка дракона. А теперь... Теперь чертовы мужланы шутят и смеются вместе с ними, не видя и не слыша простого служку, которого разъярил порыв треклятого агента.
Когда челюсти задвигались медленнее, а бокалы почти перестали осушаться, Коум присел отдохнуть. Он действительно устал, но не столько за переход, сколько за этот вечер. Он наконец поел, просто забрав тарелку у обожравшегося брата и пригубил его вина. Никто и не заметил, но Коум явно изрядно опьянел. В тот момент, когда Довакин вытурил барда, Коум был уже слегка расслаблен и расторможен, оттого злорадный смех слегка выделялся из миролюбивого хихиканья.
Конечно, бадья с водой его заметно отрезвила, и рассудок и сдержанность вновь проснулись в нем. Мылся он последним. Почему? Он служка. После того, как все разошлись, он поменял воду и принял весьма холодную ванну, а потом, трясясь от холода, поднялся в комнату. Юркнув под одеяло, он начал уже засыпать, когда в его сон порвалось нечто. Ему приснился огромный пес, на котором восседал карлик. Он был не очень приятной наружности, а его голова была увенчана небольшими рогами. Он заговорил с Коумом:
- Ты злишься, мой юный друг? Ты очень много злишься!!! Ты не думал, что твой гнев - это лишь малая часть того, что может произойти, если ты перестанешь сдерживаться? Посмотри на себя - маленький, беспомощный человечешка, который борется за внимание женщин, да еще и нескольких! Куда тебе до отважного Роштейна, или хитрого Анисетуса? Знаешь.. У меня есть идея...
И тут Коум проснулся. Он понял, что в комнате есть кто-то еще. и этим кто-то был... Он. Великий Мастер.
Единственный авторитет кроме командира, Мастер представлял собой если не идеал, то нечто подобное для парнишки. Он тоже знал драконий язык, он лучше всех владел клинком и ему были доступны силы, недоступные для других. Коум всегда тянулся к подобным отличиям, а Мастер был самим воплощением оригинальности природы. Когда он попросил выйти братца, Коум все понял. Сейчас он передаст информацию, которую должен был передать и его отправят назад. в Скайрим. Зачем он им? Посуду они и сами помоют, а вот лишний рот в походе, да еще и такой бесполезный - реальная обуза. Обуза. которая может навредить. Сейчас он скажет все Мастеру и поедет назад...
Когда брат вышел, Мастер спросил про послание. Конечно, Коум рассказал все, что должен был о местонахождении одного из старых Мастеров Клинков, который схоронил часть важных документов из архива храма Повелителя Облаков. Все. В этом и вся суть. И теперь...
- Прежде чем вы скажите что-то, я хотел бы продолжить, но уже от своего имени, а не от мейстера Эсберна, - перень крайне удивился своей смелости. Он понимал, что скорее всего шанса у него больше не будет - Мастер просто не остается с ним наедине. Он так до конца и не понял, что побудило его начать этот разговор, хотя фигула рогатого карлика все чаще всплывает у него перед взором.
- Великий мастер. Довакин. Я.. Я хотел вас попросить кое о чем, - парень перевел дух и продолжил, глядя в пол, - Я бы хотел попросить взять меня в ваши оруженосцы! - на одном дыхании выдавил он. А потом продолжил после очень короткой паузы. слегка тараторя от волнения:
- Я знаю, что мы не рыцарский орден и сейчас наша цель - убрать господство Талмора над империей, а вернее над тем, что от нее остается, но все же.. Мастер, я не хочу быть Клинком.
После этих слов парень ужаснулся, но сказанного уже не воротишь, и он продолжил:
- Я не хочу быть рядовым Клинком, простым воином или шпионом. Я хочу быть и следовать за вами по пятам, хочу помогать облачаться в доспех. Хочу учиться у вас, Довакин. Ведь я.. Я... - слов дальше у него просто не было. Он выпалил все, что мог. Теперь он тупо уставился на мысок ботинка Мастера и стал ждать вердикта.

Отредактировано Коум Барре (10.10.2014 13:28:34)

По тяжелой коричневой гардине пробежал яркий блик. Люциус поднял взгляд от подушечки-промокашки и улыбнулся хитроглазому чижу, влетевшему в окно. Подсушив написанное, он положил свиток в секретер и закрыл секретер, не запирая. Взамен свитка он взял из ящика мешочек с зерном и рассыпал перед пичугой.

Нет, чиж не нес послания - он сам был посланием. Подкормив шустрика зерном, Люциус Матиус тронул шнур колокольчика. Распоряжения были отданы неторопливо, в легкой задумчивости, словно бы рассеянно, на самом же деле граф Кватча продумал их тогда же, когда узнал о прибытии в город некоего потомка рода Карвейнов, семьи, поколениями владевшей Брумой. Альва Карвейн, на несколько лет младше Люциуса, но совершенно не схожий с ним по характеру, как мог судить граф Кватча по донесениям агентов и смутным воспоминаниям от единственной встречи в детстве. уже подросток, Люций тогда был в свите отца, он мало обращал внимания на шумливую мелочь. Альва же был именно таким - что-то затевал со своими приятелями, втягивая в свои проделки всех, кого мог, не желая знать ни дистанции, ни рангов. Взрослея, он становился еще более неуемным, пока не вынужден был бежать в Скайрим.

Если бы все оставалось так же просто, как на поверхности, Люциус вежливо приветствовал бы гостя из Брумы и перепоручил его заботам одного из своих офицеров.
Однако были определенные нюансы.
Нюансы всегда есть - для знающего.
Пару лет назад, когда своевольный отпрыск Карвейнов удрал в Скайрим, а нынешний король нордов еще звался бунтовщиком, и Талмор ссал кипятком в его сторону - а может, подогревал провокациями его бунтарское нутро, - из ледяных краев пришли вести об угрозе, сравнимой с Кризисом. И было названо имя - имя героя. Альва. По описанию - имперец, схожий обликом с беглецом из Брумы.

Следовало ли из этого, что сейчас графу Кватча выпала честь приветствовать у себя будущего Императора?
Возможно, и так. Но пока темпераментный отпрыск Карвейнов был лишь деверем нынешней графини. И - что немало значило - возможным центром самых разных неприятностей. Особенно, если догадки подтвердятся.
После возвращения Альвы Карвейна, Люций еще не виделся с ним лично. И он не собирался принимать решений, не убедившись, с кем - с каким именно Альвой - теперь имеет дело.

Крылатый вестник изрядно опередил пеших гостей. Люций переоделся ко встрече в темный дублет, выглядевший не слишком официально, но заколотый у горла гербовой пряжкой. Вторым символом был берет “с волком”, полуформальная замена графской короне. Слишком много нюансов сплеталось в предстоявшей им встрече. Неофициальный прием мог быть допустим лишь в отношении близких друзей, родственников - или наемных ремесленников. А полная официальность была невозможна, как клетка, пойманный в котторую, граф сам оказался бы пленником каждого сказанного им слова. Кроме того, - кто таков был Альва Карвейн, чтобы граф Кватча принимал его с полным церемониалом? Авантюрист и бродяга благородных кровей, к тому же, по слухам, возглавивший не то дружину, не то банду из самого разношерстого сброда. Часть ее он привел с собой. Что ж, в нынешнее время - разумная предусмотрительность, если не дерзость, осторожность - если за нею не стояло иных намерений.
Так что - никаких тронных залов. Небольшая охотничья комната, оббитая зелеными и черными панелями, была в самый раз для полу-приватной встречи.

Одна из немногих комнат в замке, о которой Люций мог уверенно сказать, что спрятаться и подслушивать в ней негде.

Поэтому его леди супруга просто вошла в охотничью почти следом за мужем. Она была в дорожной амазонке и шляпке с длинным пером, но уже без плаща.
- Эльвира! - упрек в голосе графа смешался с восхищением. Эльвира Бланчет, с ее умом и красотой, при желании, как и в этот раз, могла выиграть у графа не один ход в их непрекращавшемся семейном состязании. - Ты собиралась поехать к матери. Или дороги так уж плохи?
“.. или так хороши твои шпионы, моя дорогая?”
Графиня, на двенадцать лет младше мужа, вздернула округлый подбородок, улыбаясь с безмятежной снисходительностью. Она отлично поняла невысказанную полуфразу.
- Я полагаю, уместнее мне быть сегодня здесь. Пусть день святого Джиуба, который ты намерен возродить, по большей мере - мужской праздник, но…
- ..но без женского внимания праздника быть не может, - докончил ее фразу граф. - Я полагаюсь на твое внимание.
Он обернулся к вошедшим.  Сопровождавший гостей, Беппо открыл было рот, чтобы назвать их, но Люций отослал его прочь знаком, отразившим его нетерпение и небрежность не только в отношении слуги.
- Добро пожаловать в Кватч, господа, - голос прозвучал с прохладной любезностью, не располагавшей затягивать беседу. - Мне сообщили, что вы желаете поговорить о неких, - ирония в голосе графа стала на порядок более явной, - важных вопросах. Будем же взаимно учтивы и не потратим времени друг друга напрасно.

Прежний Альва Карвейн, каким Люций знал его по донесениям из Брумы, мог вспылить до откровенной дерзости  от высокомерного к нему отношения, тем более, в присутствии дамы. Люций знал, какое впечатление может производить Эльвира, и раз уж ей надумалось обескуражить его своим появлением, - пусть мирится с тем, что он использует ее присутствие как еще один вспомогательный фактор в проверке их гостя инкогнито.

[AVA]http://sa.uploads.ru/09YV5.jpg[/AVA][NIC]Люциус Матиус[/NIC]

Поведение Коума беспокоило девушку все больше и больше, и все же она смогла заставить себя отвлечься от проблем служки и сосредоточится на словах Командора. Роштейн был прав – владение мечом было ей необходимо, и не только по названным им причинам. Амели и раньше вступала в схватки, но в случае поражения у нее всегда оставался шанс сбежать, теперь же амулет давал подобную возможность Довакину, девушке же оставалась лишь погибнуть, если не сумеет справится. И все же так ей было спокойнее.
К тому же бретонка, как никто из членов ордена, осознавала масштабность стоящей перед ними задачи. Мастер вряд ли сумеет посетить все провинции, а значит эта обязанность ляжет на плечи других Клинков. Сердце звало бретонку в Бравил, что виделся ей имперским аналогом Рифтена, но разум подсказывал, что просто так Довакин ее не отпустит, как уже было множество раз до этого. И снотворное в этом случае не поможет, как и кольца. Возможно, если она начнет сражаться лучше, если докажет Альве, что способна сама себя защитить, он изменит свое мнение, позволит ей приносить пользу ордену, а не висеть обузой на его шее?
Себрис, видимо придерживающийся мнение, что повторение – мать учения, вновь произносил уже знакомые Амелии фразы. Впрочем Альва нередко поступал так же, а вот Натея смогла удивить. Бретонка озадаченно посмотрела сначала на Командора, потом на босмерку.
– Следить за ногами? – переспросила она, не торопясь, впрочем опускать приготовленный для парирования клинок – с Роштейна станется атаковать без предупреждения, Амелия уже как-то раз попалась на подобную уловку.

Подпись автора

Я в подробностях помню
Всё то, чего не было,
И знаю всё о том, чего нет.

[AVA]http://sa.uploads.ru/09YV5.jpg[/AVA][NIC]Люциус Матиус[/NIC]

Карвейн предложил открытую игру и при этом сумел не показать своих карт. А Люциус Матиус ценил умение играть в прятки, оставаясь на виду, и улыбка прокралась в его глаза - одобрительная, гораздо более дружелюбная, чем вежливый излом губ.
- Полно, Альва, - граф привнес в голос долю ироничного укора, - вы говорите так, что я сразу вижу своего школьного наставника и урок по истории Тамриэля, - он окинул рослого брумца взглядом. - Альтмера, к слову говоря. Рад, что свои домашние задания вы тоже выполняете своевременно.
Люциус сделал шаг,  вполоборота к жене.
- Дорогая, вы знакомы с Альвой Карвейном, сыном вдовствующей старшей графини Брумы? Думаю, нет.
Он посмотрел на спутника своего гостя, но не спешил пускаться в формальные выяснения. Капля официоза сейчас ему была нужна лишь для смены темы и иллюзии светски пустой беседы.
- Эльвира оказала мне честь, сменив дом отца на скучные обязанности моей супруги и графини. Заботу о сегодняшнем празднике, в частности.
Люциус сделал жест, приглашая, наконец, гостей сесть в кресла, полукругом удобно развернутые к камину.
- Я устанавливаю в своих землях празднование дня святого Джиуба. Это парень, что освободил часть Империи от угрозы крылатых тварей, терроризировавших население. Вы могли слышать о нем, живя в Скайриме.
Взяв со стола графин, Люциус наполнил бокалы. Снова повернувшись к Альве, он улыбался куда более открыто и тепло, чем минутами раньше.
Графиня Эльвира отняла у мужа бокал, предназначенный гостю. Она подала его Карвейну своей рукой.
- Разумеется,  Брума, - оживление в голосе женщины звучало озорством и намеком, - в вашем лице приглашена на праздничный турнир и на обед в честь того, кто сумел отвести крылатую беду...  Я распоряжусь, чтобы нашему гостю поставили кресло рядом с тобой, любовь моя, и вы сможете болтать о политике, сколько угодно.

Люциус посмотрел на жену со смирением перед превосходящей силой и перевел взгляд на Альву Карвейна. Из двух почетных мест ему определили второе, рядом с графом, а не с графиней.
Что ж, она была права, - усадив Альву рядом с хозяйкой, можно было сразу  трубить в фанфары, что он - виновник празднества. А рядом с графом - всего лишь гость из графской семьи Брумы.
И ни единого намека на Довакина.
На того, кого ищут по Тамриэлю для императорского трона.
Того, кого могут искать не только для трона. Но и за тем, чтобы тихо всадить клинок под ребра.Или использовать - так, как привыкли использовать "недалеких" людей талморские кукловоды.

- Эльвира нетерпелива и хочет покрасоваться в своем новом платье. Одежда и слова - любимые маски женщин. И послов, - Люциус сделал небольшой глоток из своего бокала, полюбовался игрой темно-красных отсветов, что падали на стол через вино. - По посланнику судят о пославшем. О ком вы предлагаете судить мне в вашем лице,  Альва Карвейн? Не думаю, чтобы вы был присланы как лицо официальное, - или вы сразу, не обинуясь, явились бы ко мне с письмами или печатью доверившего вам это посольство. Нет, - прежде, чем могли возникнуть недопонимания, Люциус отмел их легким жестом прочь, - я не выражаю недоверия к вашему посольству.  Я хочу представлять, кому оказали доверие вы.

Орбисон облизала губы, выдавая себя с головой. Конечно, подобный жест был строжайше запрещен, но за время своего путешествия бретонка подрастеряла изрядную порцию манер. Неуверенный взгляд зеленых глаз скользнул по Себрису, по земле и вернулся к мужчине. Амелия еще раз глубоко вздохнула, успокаиваясь, а потом рванула, но не вперед, как было бы логично, а в строну, так, чтобы солнце оказалось у нее за спиной, слепя своими лучами бретона. И лишь затем она рискнула атаковать.
Себрис ушел в сторону настолько плавно и неспеша, будто танцевал, а не тренировал владению оружием. А затем развернулся и, повернув клинок плашмя, ударил им аристократку по спине. Не настолько сильно, чтобы та не свалилась ненароком с обрыва, но вполне обидно.
Больше он не говорил, не сбивал дыхание. Подойдя ближе, можно было заметить, что меч он теперь держит одной рукой, а правый глаз закрыт.
Чародейка остановилась, стараясь унять в себе обиду и растущую злость – Роштейн играл с ней, это было понятно и вполне заслуженно. Вот только эмоции (по крайней мерее такие эмоции) – плохое подспорье там, где выручить могут лишь трезвый расчет и хитрость. Поэтому Клинок просто дышала, справляясь с собой, под насмешливым взглядом бретона, а потом, улыбнувшись, вновь атаковала.
Звон оружия смешался со свистом стрел. Увлечённые друг другом и шуточным боем, бретонцы позабыли обо всём, кроме концентрации, скорости и нарастающего азарта. Себрису нравилось то, как двигается Амелия, он видел успех в фехтовании молодой дворянки и понимал, частью это его заслуга.
Мелкое крошево из-под подошв сапогов слетало с обрыва, бретонец то и дело подходил слишком близко к краю, чаще теснил к нему оппонента, но всегда отводил обратно или придерживал девушку рукой, если та оступалась.
Барабанная дробь, помпезная, но беспокойная, слышимая даже за пределами города, прервала тренировку. Роштейн вполоборота посмотрел на трепыхающиеся под ветром штандарты, на серые высокие стены, и приказал Клинкам сворачиваться.

Подпись автора

Я в подробностях помню
Всё то, чего не было,
И знаю всё о том, чего нет.