Кажется, это путешествие обещало стать самым главным, судьбоносным в жизни Фемниса – совсем еще короткой жизни, надо сказать. Путешествие, из которого – бойчи был готов к этому – он мог бы и не вернуться. Но большая вероятность собственной неудачи и смерти не стала достаточным поводом для того, чтобы отнестись к нему халатно. Эльф готовился к отбытию несколько дней, часами просиживал с Сильвенаром, Хайоном – советником – и Прядильщиками, судорожно запоминая все то, что они говорили ему о Сиродииле и Башне-из-Золота, давился новой информацией, но требовал не жалеть и не щадить его, рассказывать больше, как можно больше. Фемнис не знал языка, на котором говорили имперцы, и более образованным сородичам пришлось обучать его наиболее ходовым словам и фразам и объяснять, как жестами договориться с местными. Этого было мало, и чем больше лесной узнавал, тем менее подготовленным сам себе казался. Для него за границами Валенвуда начинался чужой, далекий и враждебный мир, в котором ему предстояло не только выжить, но и отыскать потомка великой королевской династии. И снова выжить, но уже с ним вместе.
   Когда Сильвенар отослал его, велев выспаться и на утро отправляться в путь, Фемнис сперва хотел кинуться ему в ноги, умоляя рассказать еще, вложить больше знаний в бестолковую остроухую голову простого охотника, затем, спустя мгновение, обнять, заранее прощаясь и надеясь, что там, за чертой, духовный лидер станет его проводником в загробных чертогах Зелени, а потом… потом он просто кивнул, прикрывая глаза, покорно соглашаясь и бережно принимая из рук хранителя спящего светляка.
   Рано было себя хоронить, в конце концов.
   Он выспался – это было важно. Собрал все свои нехитрые пожитки, которые притащил на себе же из дома в Сильвенар: удобную кожаную броню с костяными вставками, костяной лук, полный стрел колчан, стальной кинжал, флягу, которую планировал наполнить по пути, и прочие мелочи, с которыми десятки раз путешествовал и охотился в прошлом. Теперь же всего казалось слишком мало, бойчи не мог отделаться от мысли, что чего-то не предусмотрел, не учел, не готов, все еще не готов к тому, чтобы взяться за порученное ему дело.
   Из скромной комнатки в таверне, которую он облюбовал, Фемнис вышел решительный и нарочито спокойный. Он знал, что никогда не сочтет себя достаточно подготовленным, а времени терять больше было нельзя. Сильвенар надеялся на него. Весь Лес надеялся на него!
   Большую часть пути до Арентии босмер преодолел пешком. Лошадям и повозкам он предпочитал девственный и не тронутый талморской заразой лес, а потому срезал, где мог, охотился, свежевал тушки, готовил на костре и охотно выходил к поселениям только с наступлением ночи, не желая подвергать себя лишней опасности ночевкой на природе. Жирный светляк, даренный ему Сильвенаром, постоянно вертелся рядом, ничуть не боясь рук и то и дело отдыхая на плече, так что Фемнису приходилось быть аккуратным и следить, как бы невзначай не раздавить путеводное насекомое.
   Арентия встретила бойчи причудливой архитектурой, в которой валенвудские ветви и лозы, украшенные каджитскими мотивами, оплетали массивные и приземистые каменные постройки имперских зодчих, шумными узкими улицами и шаткими подвесными платформами, телегами, лошадьми, ездовыми сенчами и вьючными гуарами. Город был небольшим, но, тем не менее, напоминал муравейник, полный деловитых суетливых рабочих. Грат-дубы здесь росли реже, а потому были плотно оплетены всевозможными архитектурными решениями Говорящих с Зеленью, а натянутые между ними подвесные мосты были длиннее и значительно крепче, чем в Сильвенаре.
   Последний оплот босмерской культуры по пути к Сиродиилу оказался вовсе не таким, каким его представлял Фемнис. Морщась и раздраженно отводя уши назад, эльф поборол в себе желание миновать отравленный иноземным ядом город и вошел под сень родных, окруженных каменными зданиями деревьев. Здесь он отдохнул и как следует подкрепился, а сердобольные и удивительно беззаботные сородичи за сущие гроши всучили ему добротный походный плащ с глубоким капюшоном из тонко выделанного меха. На ночь глядя идти не советовали, и Фемнис скоротал время в местной таверне, а утром вышел на северный большак. Это была широкая каменная дорога, каких в Валенвуде днем с огнем не сыщешь, и босмер, потоптавшись на месте, набрался храбрости и бодро зашагал вперед, придерживая наплечный мешок. По левую руку от него простирался бескрайний, родной сердцу Валенвуд. По правую… казалось бы, тот же лес, но лес этот постепенно редел, скрывая в себе заветную границу. С дороги меру наказано было не сворачивать, она должна была привести его прямиком в Скинград. Фемнис и не сворачивал, шагал и шагал, стараясь не привлекать внимания редких путников и караванов, попадавшихся ему на пути.
   А потом границу все же пришлось пересечь. Большак вдруг вильнул вправо, и лесной эльф уперся в не очень высокую, но на совесть выстроенную каменную стену с широкой аркой. На вершине сторожевой башни откровенно скучал одинокий альтмер, подпирающий собой флагшток с лениво колыхавшимся на нем знаменем Доминиона. Ворота же охраняли два босмера, не поленившиеся расспросить сородича, куда он собрался и зачем. Фемнис рассказал с Прядильщиками совместно придуманную легенду о старом дядюшке в Имперском Городе (мер едва вновь не назвал его Башней-из-Золота), лесные переглянулись, пожали плечами и пропустили его – проверить истинность его слов у них возможности все равно не было.
   Минуя стражу, сильвенаров посланец смерил ближайшего бойчи пренебрежительным взглядом, оценивая по достоинству его расшитую золотом форму из плотной черной кожи. Золотой орел на груди и перекрещенные стрелки на пластинах наплечников. Выйдя за ворота, Фемнис не удержался и сплюнул. Этому следовало положить конец, и чем быстрее, тем лучше.
   Так, горящий ненавистью к Талмору, эльф пропустил тот самый момент, когда он, вроде как, должен был замешкаться, набраться смелости и сделать роковой шаг. Когда бойчи вспомнил об этом, Валенвуд остался позади, а он больше не был дома. Под ногами крошилась и проминалась имперская земля, а светляк заполз поглубже в складки мантии, больше не способный вести за собой.
   Оставалось только натянуть на голову капюшон и идти вперед, к широкому мосту через рукав реки Сирид. Лес поредел очень быстро, открывая взору клочки неровной равнины. Дышалось здесь иначе, воздух уже не был по-валенвудски тяжелым и влажным, а промеж истончившихся стволов гуляли теплые ветры, забиравшиеся под подолы непривычного плаща. Теплое осеннее солнце грело спину, и Фемнис вскоре успокоился и пошел увереннее, с высоко поднятой головой. Не так уж сильно эта земля отличалась от родного Валенвуда. Он справится. Должен был справиться.
   Даже если понятия не имел, с чего начинать свои поиски.
   Первая же деревня, попавшаяся на глаза эльфу, вызвала у него острое желание укрыться в кустах и не вылезать оттуда. Дорога здесь была удивительно пустынна, и маленького босмера никто бы и не заметил. Однако усилием воли Фемнис остался на большаке и двинулся дальше, лишь глубже надвинув на лицо капюшон.
   Когда по поселения оставалось не более четырехсот шагов, острого слуха бойчи достиг хорошо ему, к сожалению, знакомый неприятный звук. Навострив примятые густым коротким мехом уши, эльф завертел головой и не сразу, но разглядел за деревьями небольшую группу местных.
   Они рубили лес.
   На сей раз мер не остановился – сколько можно было вставать столбом в ответ на каждую свою слишком ярко окрашенную мысль? Только напрягся, приподняв плечи, и глубоко вздохнул. Он – на чужой земле, где принято возделывать растения, питаться овощными салатами и топить дровами бесчисленные печи. Чтобы отвлечься, Фемнис принялся вслух повторять слова на тамриэлике, которые он успел выучить или случайно узнал заранее. Некоторый из них были практически аналогичны своим значениям на босмерисе. Потому что, как сказал Сильвенар, и те, и те в той или иной степени выросли из альдмериса. Босмерис, правда, в гораздо большей.

В поселение Фемнис прошел осторожно, но беспрепятственно. Название на указующей табличке он прочитать не смог, а лезть в сумку за свитком, на котором знающие сородичи накарябали ему местный алфавит, поленился. На него косились и оборачивались – бойчи отвечал круглоухим гигантам злыми взглядами блестящих темных глаз, благо, из-под капюшона это было едва ли видно. Хоть селяне не видели его острых ушей и характерных эльфийских черт лица, они жили слишком близко к Валенвуду, чтобы позволить себе принять невысокую фигурку с луком за спиной за невинного, пусть и заигравшегося подростка.
   Фемнис был узнан мгновенно и чувствовал это. Ровно как и непривычное, колючее напряжение, расцветавшее между ним и одним из местных, стоило им попасться на глаза друг другу.
   И к одному из них ему стоило обратиться, на ломаном тамриэлике объясняя, по что он явился в чужую землю и расхаживает здесь, как у себя дома?
   Угрюмый выбор «жертвы» был прерван испуганным криком. Фемнис вскинулся, весь напрягся, бегая взглядом по улице и стенам домов – каменных, приклеенных к земле собственной тяжестью – выискивая угрозу. Многие селяне мгновенно заспешили на звук, будто зная, что им ничего там не угрожает. А может быть, просто особо безрассудные зеваки. На ходу проверив, в порядке ли лук и хватает ли стрел в колчане, босмер нырнул в один из проулков следом за какой-то женщиной с ребенком. Несмотря на юный возраст, ребенок этот уже был Фемнису по середину груди.
   Открывшаяся картина вызвала смешанные чувства. Эльф замер прямо посреди дороги и тут же попятился, отступая в тень. Он был чужаком здесь и ровным счетом ничего не смыслил в происходящем, а значит, привлекать к себе внимание лишний раз не стоило.
   Имперцы напали на альтмеров, талморцев. Меч женщины-воина все еще покоился в ножнах, а колдун выглядел слишком испуганным, так что в том, кто стал зачинщиком, сомнений не возникало. Ноздри щекотал запах – один из немногих здесь, что были знакомы Фемнису. Тонкое переплетение испарений свежей крови, пота и мускуса. Запах страха и ненависти.
   Следить за развитием событий удобнее с высоты и, задрав голову, эльф быстро присмотрел себе удобный козырек. Забраться, правда, оказалось не так просто, как на привычное дерево, но вполне реально, и, заняв выгодную позицию, бойчи уселся поудобнее, опираясь руками перед собой и ничуть не заботясь о том, что его прекрасно видно со всех сторон и что здесь, в имперском поселении, сидеть на козырьках, вообще-то, не принято.

Фигура, неожиданно возникшая перед наиболее недружелюбно настроенным местным, заставила Фемниса оторопело моргнуть. Это был босмер! Низкорослый, остроухий, самый настоящий. Но одетый… совсем не по-босмерски. Не говоря уже о рисунке, нанесенном на лицо. Или это была тату?
   Бойчи пригнулся к козырьку, хищно прижимая уши. Теперь к представлению добавился причудливый сородич, который явно пытался разрешить разгоревшийся конфликт миром. Фемнис не вмешивался, только пару раз вскинул лук, да опустил его раньше, чем натянул тетиву. Разукрашенный распинался возвышенными речами, из которой сильвенаров посланец понимал хорошо если половину, утихомирил собаку, и к моменту, когда толпа селян смешалась, запутавшись в том, кто здесь правый, а кто – виноватый, лесной эльф уже был слишком поглощен зрелищем, чтобы допускать мысль о собственном в него вмешательстве. Там, внизу, кажется, и без него прекрасно справлялись. Быть может, здесь – в Империи – это обыкновенное дело, и местные день изо дня разрешают свои разногласия именно так?
   Тогда, выходит, и босмер местный? Чужой. Имперский.
   А потом все как-то неуловимо переменилось в худшую сторону. Когда Фемнису казалось, что ситуация практически разрешилась, один из особенно крупных имперцев вдруг швырнул разукрашенного аккурат в его сторону. И толпа всколыхнулась, подобно стае вспугнутых зверем мелких птиц. Женщины кинулись врассыпную, увлекая за собой детей, те же, кто держал в руках хоть что-то, похожее на оружие, поднял его, готовый использовать. Эльфийка-воин выхватила меч и отмахнулась им от вооруженного топором круглоухого, затем отступила, чтобы, наконец, помочь подняться раненому магу, когда над ее головой занес оглоблю коренастый усатый селянин. И вскрикнул, отшатнувшись и роняя то, что должно было размозжить альтмерке череп, несмотря на искусно выкованный шлем. Из плеча человека торчала костяная стрела.
   В последнее мгновение Фемнис понял, что убивать не должен, и немного опустил руку.
   Не попыталась добить имперца и высокая эльфийка. Ее куда больше беспокоила безопасность раненого, и это было верно. Бойчи успел выпустить еще две стрелы, одна угодила в бедро единственному местному, у которого Фемнис разглядел меч, вторая пришлась в предплечье высокому ловкому юноше, который действительно мог добавить воительнице проблем.
   А потом имперка, живущая в доме, к которому и крепился облюбованный босмером козырек, решительно поджав губы и намереваясь хоть как-то поучаствовать в расправе, резко распахнула ставни. Тяжелый и неожиданный удар по хребту выбил дух из лесного эльфа и легко скинул его на мостовую. Фемнис едва успел сгруппироваться, чтобы не ушибиться слишком сильно, но пришлось выпустить из рук лук. Верное оружие отлетело к стене проклятого дома, а ставни так и остались открытыми; женщина, которую за ними было не видно, что-то кричала, и по интонации не оставалось сомнений в примерном содержании.
   Зло ругаясь на чистом босмерисе с деревенским акцентом, охотник, жмурясь от боли в позвоночнике, поднялся на ноги и тут же метнулся под козырек, подхватывая лук. Где-то на соседней улице блеснула голубоватая вспышка магии - видимо, именно туда отступили альтмеры. А совсем рядом обнаружился разукрашенный сородич, несколько растерянный, но уже с кинжалами наголо, готовый защищаться.
   Судя по всему, здесь уже никто не согласился бы отвечать на вопросы лесного эльфа.
   Фемнис попятился, пригибаясь к земле и коротко поглядывая на неудавшегося миротворца. Местные кричали что-то о босмерах, дикарях и Доминионе, но охотник все равно не мог быть уверен в том, что разукрашенный – друг. Чисты ли помыслы того, кого взрастила чужая земля, открыто ли его сознание гласу Леса?
   К месту потенциальной расправы уже спешила местная стража: два рослых воина в кольчуге и латах с мечами наголо.

Стрелять практически в упор было делом грязным и неблагодарным, но с луком Фемнис всяко управлялся куда лучше, нежели с кинжалом, а потому вертелся на месте, чаще прицеливаясь и спугивая, чем в действительности выпуская из пальцев оперение тонких стрел. Никому из местных не хотелось получить стрелу в лоб. Они жили рядом с Лесом, они должны были знать, что босмер не промахнется, – и они отступали, запоздало понимая, что собственные жизнь и семьи им дороже какой-то сомнительной истины, которой они, вроде как, искали.
   Многие, но не все. А те, кто желал этой самой истины, наседали все с большим рвением. Это были их дома, их земля, и численное преимущество было на их стороне. И все же Фемнис не ожидал, что его вдруг поволокут куда-то за ворот. Разукрашенному повезло, что лесной понял, кто в него вцепился, на мгновение раньше, чем хорошенько ткнул ему под ребра плечом лука. А там, откуда один босмер оттащил второго, этот самый второй успел увидеть поистине гигантского селянина в потертом окровавленном фартуке с бугристыми от мышц руками и огромным топором для разделки мяса.
   Успел увидеть за секунду до того, как пугающий мясник скрылся за углом дома.
   Бойчи, наконец, отпустили, и он отшатнулся, переводя дух и поправляя треклятый плащ, к которому он так не привык и который теперь служил его слабостью – хватай, кто хочешь, швыряй, как хочешь. Скрываться все равно больше было не от кого, так к чему ему излишняя маскировка?
   Но расстегнуть плащ Фемнис не успел – разукрашенный накинулся на него, вереща не хуже осой ужаленного Прядильщика, размахивая руками, куда-то указывая и явно что-то требуя. Охотник, машинально прижимая лук к груди в интуитивном жесте защиты, знай хлопал на него светло-карими глазами с зеленоватыми прожилками. От волнения эльф забыл все те немногие слова по-имперски, которые знал, и теперь совершенно не понимал, чего надобно этому темноглазову шуту.
   Разве что отрицательно головой покачал Фемнис вовремя, всем своим видом показывая: «Я не говорить имперский».
   Но преследователи не были намерены дать босмеру объясниться. Он заговорил на родном языке, но с необычным акцентом, и… пытался оправдать местных?
   И привел их обоих в тупик.
– А до сих пор это было не очевидно? – Огрызнулся Фемнис, оборачиваясь. Наиболее быстроногие имперцы уже сворачивали в проулок, потрясывая кто чем разжился. Один из них умудрился уже успеть где-то отломать рычаг от колодезной колонки.
   Спорить с сородичем лесной не стал. Вскинул лук, натянул тетиву и выпустил стрелу. Веревка лопнула, щедро осыпая преследователей всем тем, что до сих пор на ней держалось. Совсем молоденький круглоухий с заборной доской в руках прибавил ходу и избежал яблок, белья и прочего на свою голову, чтобы тут же получить по лицу от Фемниса плечом лука. Чтобы удар получился, босмеру пришлось подпрыгнуть. Голова имперца мотнулась в сторону, и он безвольно рухнул на мостовую, прямо в лужу чего-то терпко пахнущего.
   Едва снова коснувшись мостовой мысками, бойчи все тем же луком указал на стену ближайшего к себе дома.
– Ну, чего ты ждешь? Лезь!
   Времени они выиграли совсем немного. Кто-то из селян потерял сознание, хорошенько получив по голове чем-то тяжелым, другие упали, поскользнувшись на яблоках или споткнувшись о недвижимые тела товарищей. Но за ними уже лезли другие, переступая через «павших», с огнем и азартом преследователей в широко раскрытых глазах. Они были похожи на… нежить. На тупую нежить, одержимую единственной идеей, разве что не стонали и не скрипели костями. Нежить Фемнису довелось видеть лишь однажды, но неизгладимое впечатление она ему оставила на всю жизнь.
   Сглотнув, бойчи ловким движением закрепил лук за спиной – снова мешался даэдров плащ! – и метнулся назад, карабкаясь по стене каменного дома и изредка опираясь ногой на перегородившую ход телегу.
   Когда перед глазами, совсем рядом, что-то мелькнуло, Фемнис машинально зажмурился, чтобы уже в следующее мгновение замереть, распахнув блестящие глаза. Светляк, до сих пор дремавший где-то на его плече, выбрался, низко жужжа слюдяными крыльями, и устремился за разукрашенным бойчи.
– Что?..
   Разумеется, насекомое не ответило. Зато что-то тяжелое, прилетевшее снизу, ударило с такой силой, что потемнело в глазах, и пальцы невольно разжались. Коротко вскрикнув, Фемнис повалился прямо в телегу с овощами, откуда, впрочем, спустя пару секунд выпрыгнул, но уже на другую сторону, так что теперь телега была препятствие между ним и толпой, жаждущей его растерзать.
   Интересно, откуда такая ненависть?
   Шатаясь и постанывая от боли – в виске стреляло не хуже обезумевшего охотника, решившего одолеть Гончую Хирсина – босмер бесцеремонно сорвал пряжку и скинул успевший ему опостылеть плащ. Правый глаз залило кровью, и, стиснув зубы, эльф вскинул голову, выискивая взглядом разукрашенного. Ничего.
   Имперцы уже вовсю пытались снести телегу. Не обойти и даже не откатить ее осторожно. Препятствие на пути к почти настигнутой жертве. Чудовище, овладевшее умами людей, раззадоренное запахом свежедобытой крови, остро жаждало лишь триумфа, бездумно прокладывая себе дорогу смерти и разрушения, хрустя костями по древесине, бутылкам и капустным кочанам.
   Быть может, эти люди слишком долго жили на подступах к Валенвуду, и дух всепожирающей Дикой Охоты успел отравить и их.
   Фемнис побежал, ныряя в самые узкие и тесные щели, которые попадались ему на пути. Иногда он не вписывался в повороты и пару раз пребольно ударился плечом, обзаводясь на руках новыми ссадинами. Затем вскочил на какой-то сарай, с него – на крошечный балкон, повис, с трудом справляясь с болью и подступившей к горлу тошнотой, подтянулся и взобрался, наконец, на крышу.
   Кем бы ни был этот разукрашенный, теперь потерять его из виду Фемнис не мог. Недалеко же он уйдет без сильвенарова светляка!

И на крышах его тоже не оказалось. Да как так?! Не мог же босмер с таким ярким рисунком на лице вот так просто взять и испариться! Фемнис заметался, сигая по крышам ничуть не хуже, чем по ветвям родных грат-дубов, проверяя улочки, заглядывая вниз в отчаянной попытке найти сородича и, кажется, напрочь забыв о дотошных имперцах. Те уже дозрели до того, чтобы попытаться забраться на крышу следом, но из этого, разумеется, ничего не вышло, лесной эльф был куда ловчее городских круглоухих.
   На глаза разукрашенный попался совершенно случайно и то только после того, как Фемнис догадался проследить за теми местными, что преследовали не его. Все чаще в руках людей бойчи видел луки, мечи, кинжалы – кажется, отцы каждого семейства посчитали своим долгом достать из тайников все свое фамильное оружие. И ради чего? Ради того, чтобы растерзать пару лесных эльфов да еще пару высоких?
   На секунду охотнику стало интересно, уцелели ли альтмеры. Вполне, если смогли добраться до конюшен, ведь отсюда до величественных ворот на границе рукой подать. Если смогли.
   Уже через пару мгновений босмер спрыгнул с крыши, перемахнул через невысокий забор и оказался совсем рядом со своим сородичем. Светляк по-прежнему вертелся рядом, сейчас, посреди дня, ничем не отличаясь от любого другого крупного жука.
– Бежим!
   У эльфа ведь не было причин задерживаться здесь, в поселении, полном разъяренных дылд? По мнению Фемниса, не могло быть. Сейчас, в горячке спасения собственной жизни, детали из остроухой головы выветрились. Некто, кто привлек внимание сильвенарова насекомого, был босмером, а значит, место его было в Валенвуде.

А этот цветастый шут все кривлялся. Оттаскать бы за уши как следует, – мимолетом подумал Фемнис, припоминая радикальные методы воспитания, с которыми ему самому пришлось иметь дело в детстве… и тут же страшно устыдился. Уж кому-кому, а точно не ему покушаться на острые уши того бойчи, на чьем плече обосновался сильвенаров светляк.
   А если окажется правдой? А если в действительности тот самый эльф?
   И даже бежать как-то веселее стало, несмотря на гудящую боль в голове. Круглоухие так и не отставали, а Фемнис знай продирался через кусты, следом за разукрашенным нырял под изгороди, съезжал в неглубокие овраги, где приходилось шлепать сапогами по совсем рыхлой сырой земле. Дорогу они выбрали иную, в обход большака и заставы, намереваясь, видно, вернуться в Лес там, где ничего, кроме собственной интуиции, не подскажет, что тут пролегла заветная граница. Кто бы мог подумать, что все так удачно сложится: охотник, кажется, и нескольких часов в чужеземьи не провел, а уже обнаружил Его. Не иначе как им и всей их рисковой затее благоволили Боги. Это вдохновляло и придавало сил.
   Фемнису, но не его причудливому спутнику. Сперва один бойчи другого нагнал, затем перегнал и, наконец, охотнику пришлось тормозить, чтобы не потерять своего выдыхающегося сородича из виду. У них над головами сомкнулись густые кроны, поднимаясь все выше, пропуская все меньше света. Крупной живности здесь, в такой близости к имперскому поселению, не водилось, а вот птицы то и дело вспархивали из зарослей высокой – выше Фемниса – сочной травы, густого кустарника и непроходимых переплетений лежалого валежника, нередко – прямо из-под ног.
   И, наконец, преследователи отстали. Очень вовремя – разукрашенный аккурат шлепнулся носом в вечно сырой лесной полог. Упал и замер, и Фемнис, недолго думая, последовал его примеру – затаился на нижней ветке разлогой старой ели, умело скрывавшей компактное босмерское тело своими пушистыми темно-зелеными лапищами. Действительно отстали. Некоторое время еще слышались их взволнованные перекрикивания, после чего люди сделали то, что не мешало бы сделать талморцам, – ушли.
   Бойчи ловко соскользнул с ветки на траву и в полтора прыжка оказался рядом с сородичем, опасаясь, не задохся ли тот насмерть после такой пробежки. Ан нет, живой был.
– Смотри, муравьи в нос наползут, – беззлобно ухмыльнулся мер, усаживаясь на корточки и с нескрываемым интересом присматриваясь к разукрашенному, одновременно рукавом утирая с лица уже подсохшую кровь.
   Светляк, чудом не пострадавший во время бега и падения выбранного им (а на деле – далеко не им) босмера, выбрался из складок смявшейся ткани и с низким жужжанием поднялся в тяжелый влажный воздух, тускло переливаясь в рассеянном, но все же дневном свете пухлым желтым брюшком.

Чего греха таить: теперь, когда им не угрожало жестокой расправой население целой деревни, Фемнис изучал сородича взглядом широко раскрытых глаз и с совершенно бесстыдным интересом, будто чучело экзотического животного, каких в Валенвуде отродясь не видывали. Прическа, манера говорить и держаться, даже комплекция ― все было вроде бы и босмерским, и в то же время незнакомец буквально каждым жестом выдавал то, что вырос он вдалеке от родных земель. Он ведь в Лесу родился? Бойчи задумался на мгновение, силясь припомнить, упоминал ли это Сильвенар, но, не справившись к задачей за считанные мгновения, он от ее решения попросту отказался. Не так это сейчас было важно.
   А вот чуждый акцент в речи и одежда совершенно особенного пошива… Это уже было совсем не родным, не валенвудским. Теперь Фемнис даже немного опасался подходить к этому босмеру, вроде как побаиваются прикасаться к больным, даже если уверены наверняка, что хворь не заразна. Хотя такой, какой он был сейчас, собрат выглядел крайне безобидно. Он лежал на спине, глядя на охотника вроде как снизу вверх, узкая грудь тяжело вздымалась после изнуряющего бега, многочисленные листья, травинки и ветви застряли в длинных волосах и изгибах брони, а пестрый рисунок на лице ― слава тебе, Й’ффре, это был все же рисунок! ― потешно растекся как-то наискось. Странно было наблюдать, как кто-то позволяет себе выглядеть настолько беззащитным перед тем, кого едва знает.
   Отметил бойчи и то, что сам стал предметом пристального изучения, хотя имперский сородич, надо отдать ему должное, занимался этим самым изучением куда менее навязчиво.
― Сам встанешь, когда отдышишься.
   Не нужно было быть прозорливым Прядильщиком, чтобы видеть: он не торопится подниматься, а коли захочет, трудностей у него не возникнет, чай кости не сломаны. Эльф попросту отдыхал, и Фемнис не видел надобности в том, чтобы лишать его этой возможности. Если все, что они предполагали, ― правда, и светляк не ошибся… то этому пока еще беззаботному (по крайней мере, такое он производил впечатление) бойчи отдыхать вскоре станет попросту некогда.
   Ну пусть отдыхает. Фемнис пока зарылся в свою скромную сумку, выудил оттуда целебное зелье, отхлебнул из горла, закупорил пузырек обратно и повертел головой, выискивая в чаще леса какие-либо признаки близости ручья или родника, чтобы умыть кровь с лица, а заодно порекомендовать умыться сородичу, которому еще комья сырой земли из волос вычесывать. Ничего. Бойчи вздохнул и поморщился, оставляя попытки оторвать от лица налипшие на кровь волосы ― где-то выше лба корни тревожили едва успевшую затянуться рану.
― Своих? ― эльф немало удивился, не сразу даже поняв, о ком речь, а когда понял, фыркнул с таким выразительным пренебрежением, что в том, как он к этим самым «своим» относится, сомнений остаться попросту не могло. ― Они мне не «свои» и в Валенвуде им делать нечего.
   Эльф наморщился, опуская взгляд в землю под сапогами. Да, он готов был помочь альтмерам и даже сражаться на их стороне, но это никак не могло повлиять на то, что, по мнению Фемниса, нечего им было показывать свой нос со своих драгоценных во всех отношениях Островов.
― Мар, ― охотник выразительно повторил это имя, будто пробуя его на вкус и явно придавая ему излишне большое значение. То, что это было всего лишь сокращение, ему и в голову не пришло, другим были заняты мысли. А светляк продолжал вертеться над прохлаждающимся на земле бойчи, так что Фемнис немного подался вперед, вытягивая жилистую шею и с замиранием сердца озвучивая-таки самый важный для него на данный момент вопрос:
― Ты ведь… Каморан?

Фемнис опешил. Моргнул, отпрянул назад, заметно смутившись и прижимая уши к голове… Но сородич не остановился: сел, заливаясь аж до слез, блестящих в уголках глаз, записал охотника в барды, а предположение его ― в небылицы, а часть сказанного из-за акцента и смеха бойчи так и вовсе не разобрал, и уже к концу то ли шутливой, то ли издевательской речи сильвенаров посланец сидел, втянув голову в плечи, наклонив голову вперед и неуловимо напоминая огромную хищную птицу, готовую сорваться с ветки и как следует настучать острым клювом по лбу обидчику. Уж коли взглядом действительно можно было бы убивать ― по крайней мере, если бы Фемнис умел, ― этот беззлобный звонкий смех быстро бы оборвался самым радикальным образом.
   Гонец он. Угу, как же. Шут как есть.
   Не сводя с Мара красноречивого взгляда, охотник дождался, пока ни в чем не повинный светляк решит покружится уже у его головы ― для разнообразия ― вскинул руку и ловко поймал насекомое в кулак прямо над своим ухом. Поднес кулак к лицу, глядя на светляка сквозь пальцы с явным недоверием, тряхнул, так что жук отозвался возмущенным жужжанием, и вновь отпустил его. Насекомое помедлило, расправляя слюдяные крылья, поднялось в сырой валенвудский воздух… и снова как ни в чем не бывало закружилось где-то над головой Мара.
   Ну не барахлит же он, светлячок-то сильвенаров?..
   А повторять вопрос, вновь выставляя себя посмешищем, Фемнису хотелось еще меньше, чем допускать, что его желтопузый маячок ошибся.
― На свою рожу сперва посмотри, ― огрызнулся эльф, поднимаясь на ноги. ― Из меня так себе сказитель.
   Это выражение блаженного идиотизма на лице сородича вкупе с цветным рисунком ужасно раздражало, но охотник попытался успокоиться, сделав несколько глубоких вдохов и прикрыв на мгновение глаза. Не по лбу же, действительно, бить и на собственном горбу тащить в Сильвенар. В конце концов, никто не говорил, что этому Мару можно без малейших сомнений верить на слово.
― Если этот самый Каморан действительно так считает, то плохи наши дела, ― Фемнис вздохнул и обернулся, через плечо глядя в пронизанную редкими солнечными лучами лесную чащу. ― Хорошо, пусть так. Гонец, говоришь?
   Он пристально посмотрел на Мара, коротко глянув и на светляка над его головой, после чего улыбнулся ему как можно более беззаботно.
― Где живет этот… господин? Я могу отвести тебя.

― Вот это самое и не так, ― Фемнис сделал неопределенный жест рукой, отдаленно напоминающий тот, которым обычно предлагают посмотреть на себя. ― Краска эта. Зачем она тебе вообще?
   Бойчи особо тщательно всмотрелся в лицо своего собеседника, выискивая естественные эльфийские черты под толстым слоем расплывшегося красителя, и, сделав для себя определенные выводы, машинально произнес:
― Ты же ничего так, ― и, подумав немного, добавил. ― Прятать особо нечего, вроде.
   Предполагаемый Каморан тем временем словил светляка, заставив охотника немного напрячься. А если раздавит и деру даст? В родных лесах Фемнис его еще выследит, чай не бабочек гонял все детство, а если обратно в Сиродиил? Не возвращаться же после такой оплошности в Сильвенар со словами: "Извините, я жука сломал, а можно нового?" Даже в мыслях это звучало смешно и нелепо.
   Но нет, лесной эльф с насекомым обращался достаточно бережно. А вот встречный заданный им вопрос заставил Фемниса помрачнеть, как осенняя грозовая туча.
― Обвинять его только, разве что, в том, что он до сих пор не на троне. В остальном же виноват Талмор.
   Разумеется, это не было правдой, босмер не уточнял даже, в чем именно обвиняются высокие эльфы, и не задумывался о том, так ли невинны лесные. Перед ним была поставлена вполне ясная задача, и мыслить шире Фемнис предпочел бы начать только после того, как успешно ее решит. Чтобы не отвлекаться.
   А еще он предпочел бы двинуться, наконец, в сторону сильвенарова Дворца-Цветка, но его разукрашенный сородич, кажется, никуда не торопился. Ощущение создавалось такое, будто в лес он пришел исключительно за тем, чтобы хорошенько разглядеть какого-нибудь светлячка.
― Фалинести так Фалинести, ― охотник негромко усмехнулся. Сильвенар всяко был по пути. ― Сказать по правде, многие по-прежнему считают его столицей. Даже несмотря на то, что город уже вон сколько лет как пустил корни.
   "У нас в Сиродииле". Аж зубы сводило от того, насколько… неправильно это звучало в устах лесного эльфа. Да не простого, а, если верить светлячку духовного лидера, самого что ни на есть королевского!
   Недоверие во взгляде "имперского" босмера выглядело, пожалуй, естественнее всего того, что он демонстрировал ранее, хотя Фемнис не настолько хорошо разбирался как в чужих эмоциях, так и в чарах Иллюзии (при помощи которых эти самые эмоции можно было легко подделать), чтобы уверенно обвинить сородича во лжи. На самом деле, он попросту его не понимал. Не слова ― в них, несмотря на акцент, еще можно было разобраться, а язык тела, взглядов и интонаций. Будто плотно завязанный мешочек: видно только пухлые кожаные бока и совсем ничего неизвестно о том, что под ними скрывается. Велико же было искушение распутать тугие узлы и заглянуть внутрь, но пока бойчи даже примерно не представлял, с какой стороны к этому нарочито беззаботному шуту подступиться.
― Фемнис, ― свое имя охотник все же сопроводил легким приветственным поклоном. Он мог сколько угодно не доверять Каморану и сомневаться в нем, но должное почтение выказывать был обязан. Хотя бы немного. С поправкой на то, что, может быть, это и не Каморан был вовсе. ― Я… должен был найти… кое-кого. И вернусь к этим поискам позже… если возникнет необходимость.
   Под конец босмер говорил медленно, тщательно подбирая слова и намеренно их растягивая, чтобы дать себе больше времени на раздумья. И не придумал ничего лучше, кроме как сказать правду, неуклюже завуалировав ее под загадку.
― Знаешь… Я мог бы представить тебя Сильвенару. Сам Лес тебя, похоже, считает особенным.

Полученный ответ Фемниса, признаться, немного обескуражил. Он, несмотря на все попытки Сильвенара и приближенных на скорую руку его обучить, все еще знал о Сиродииле слишком мало, чтобы сходу сообразить, за кого должны были принимать его разукрашенного сородича в Империи и зачем для этого было так размалевывать рожу. Для лесного охотника стоящий перед ним эльф был исключительно некоронованным королем Валенвуда (кажется), и Фемнис не хотел признавать на ним право быть кем угодно еще. А такой король должен быть доставлен в Сильвенар (или в Фалинести?) и непременно коронован.
   Разве могло было быть иначе? Потому сильвенаров посланец, сам того не ведая, был солидарен с "имперским" босмером в том, что разговор весь этот не имел никакого смысла и только тратил бесценное время. Каждое мгновение талморские лесопилки пожирали по древнему дереву, играя на и без того истрепанных струнах терпения Леса, каждое мгновение слабел Сильвенар, а они здесь пытались склеить никому не нужную беседу, которая, к слову, все равно не клеилась.
   Но бойчи ведь так и не признался в своей принадлежности к королевскому роду. Показать бы его Сильвенару, того не обманешь, но как? Непохоже было, что Фемнис почти убедил сородича идти следом. А так, если послушать себя со стороны... Он бы и сам никуда с таким подозрительным типом не пошел.
   И куда девалось все то красноречие, с которым охотник выступал на площадях Фалинести, чудом не сгорая от стыда каждый раз, как открывал рот?
   Плохой из Фемниса был игрок.
   Зато он был хорошим охотником, выносливым бегуном и упрямым преследователем. Расслабиться босмер так и не успел, что теперь сыграло ему на руку: он ринулся вслед за беглецом со сноровкой до сих пор таившейся в засаде дикой кошки. Из головы мгновенно вылетело все лишнее, кроме "Догнать" и "Каморан". Ну разумеется, Каморан, кто еще мог с таким рвением удирать от ответственности, которой обременяла его бегущая в его жилах королевская кровь!
   Преимущество, насколько мог судить Фемнис, было на его стороне. Они уже успели выяснить опытным путем, что бегает он быстрее и в густых лесных зарослях маневрирует лучше, да только слишком близко была Сиродиильская граница, чтобы бойчи был уверен наверняка, что сородича ему удастся догнать раньше, чем под ногами снова окажется чужая, имперская земля.
   Не замечал Фемнис, в отличие от Каморана, и сопротивления самого Леса. То и дело под ногами улепетывающего босмера оказывались очень неудобные коряги и корни, невесть откуда взявшиеся колючки цеплялись за причудливого пошива одежду и длинные волосы, тонкие ветви хлестали по разукрашенному лицу. Лесному охотнику ничто из этого не мешало. В пылу преследования он, правда, не сразу понял, что по бокам хрустит валежником что-то тяжелое, а поняв, не остановился. Никакие лесные твари теперь не должны были стать для него препятствием, хотя мелькающая в кустарнике рыжая шерсть наводила на самые невеселые мысли. Лес редел, и с каждым мгновением таяло преимущество остроухого преследователя.
   Пока из последних, по сути, зарослей, отделявших Каморана от его драгоценной Империи, не выпрыгнуло сразу два сенча. Грузно опустившись на толстые мощные лапы, огромные кошки сопроводили свое эффектное появление остервенелым рыком. Фемнис замер в нескольких метрах от горе-беглеца, ошалело глядя на грозных хищников, которые не только обогнали его, но и преградили дорогу Мару. Одна такая тварь легко могла растерзать с десяток босмеров, и, насколько было известно охотнику, столь крупные, а значит, взрослые и умные особи никогда не подходили так близко к границе их родного Леса.
   Сенчи дернулись было вперед, заставляя отступить дальше, но остались на месте, помахивая длинными полосатыми хвостами и хмуро глядя на стоящего прямо перед ними Каморана своими кошачьими глазами, в которых переливались изумрудные искры Зелени.

В отличие от Каморана, который то ли был уверен в том, что жестокая расправа ему не грозит, то ли был настолько расстроен, что сражаться за свою жизнь больше не собирался, Фемнис откровенно боялся сенчей. Всю свою жизнь он провел в Лесах и знал: пока босмеры охотятся на зайцев, кабанов, оленей и мамонтов, на них самих охотятся сенчи: тигры, леопарды, пантеры, львы. У эльфа были знакомые, которые однажды пропали в чаще и растерзанные останки которых позже находили другие охотники, и самому ему случалось натыкаться на таких: еще совсем свежие фрагменты тел или уже выбеленные временем кости, по которым любой опытный следопыт легко мог определить, что принадлежат они меру. Страх перед огромными кошками с крепкими челюстями был впитан им с молоком матери, и пусть Фемнис никогда не ставил под сомнение власть Сильвенара (в том числе и его умение повелевать лесным зверьем, даже если это ― звериные формы каджитов), он так же хорошо знал, что Лес жесток и непреклонен.
   Были ли тигры союзниками сильвенарова посланца, или данный им приказ допускал… индивидуальный подход?
   Напряженно отводя назад мясистые заостренные уши, Фемнис таки подошел ближе, осторожно ступая по сырой земле и стараясь не делать резких движений. Плечо кольнуло болью, и эльф с удивлением заметил совсем еще свежий порез чуть ниже сустава ― будто полоснуло хорошо заточенное лезвие, вспоров броню так же легко, как и кожу под ней. Брошенного Камораном ножа он в пылу погони и не заметил, а ведь бросок мог быть и более метким.
   Сенчи не двигались с места, с шумом раздувая ноздри. Часто вздымались и опадали полосатые бока. Кошки несколько выдохлись после спринта и были возбуждены запахом крови, пота и страха, которыми от двух лесных прямо-таки несло, но не нападали. По крайней мере, пока.
   Нехорошо получится, если, вдруг сорвавшись с незримого поводка, они разорвут и наследника королевской династии, и того, кого за ним послали. И только когда один из сенчей вдруг опустился на зад и принялся беззаботно вылизывать переднюю лапу, Фемнис поверил, что жрать их, похоже, действительно не собираются.
― Тебе очень повезло, что они послушны Лесу, ― сквозь зубы процедил бойчи, все еще чувствуя себя в высшей степени неуютно в присутствии двоих хищников. Уточнять, что повезло, вообще-то, им обоим, он не стал. Остановившись рядом с сородичем, охотник опустился на корточки и только теперь заметил, что Мар, пока бежал, умудрился себе все лицо расцарапать. ― Почему ты бежишь? Если ты…
   Подернув ухом, Фемнис коротко глянул на сенчей. Второй все еще стоял, внимательно глядя на рассевшихся перед ним лесных эльфов, и один из этих эльфов справедливо рассудил, что хорошо бы судьбу больше не испытывать. А поговорить можно и позже.
― Пойдем, ― босмер тронул Каморана за плечо, привлекая внимание, и вручил ему выуженное из походной сумки зелье исцеления. ― Они всегда голодны, а Лес не так уж и терпелив.
   Фемнис уже был готов отвечать на любые вопросы, лишь бы убраться подальше с глаз огромных свирепых кошек.

В ответ на колкий комментарий охотник только хмыкнул, скривив губы в некоем подобии иронической усмешки. Кому невезение, а кому ― большая, прямо-таки невероятная удача. Не иначе как боги благоволили Фемнису, иначе как бы он умудрился наткнуться на искомого сородича, едва успев покинуть Валенвуд?
   Наконец, они шли. Шли прочь от Империи, углубляясь в вековые леса, и их не преследовали ни круглоухие, ни сенчи (хотя по поводу последних босмер уверен не был). И теперь, с осознанием того, что ему все, вроде как, удалось, к эльфу пришла усталость.
   А Каморан хоть и выглядел так, будто ведут его в темницу, чтобы непременно допросить и подвергнуть пыткам, заговорил в такой манере, что у лесного появился повод вздохнуть свободнее. Не то чтобы он не любил выпить, расслабиться и послушать небылиц от Прядильщиков, но теперь, когда на его плечах лежала ― и давила! ― ответственность, которая бы сломала любого другого эльфа (по крайней мере, так ему хотелось думать), не было места праздности. После последнего обмена любезностями разговор по делу для охотника был что глоток свежего чистого воздуха.
― Фемнис, ― машинально отозвался мер. У него напрочь вылетело из головы, называл ли он уже свое имя. В любом случае, лишним не будет, верно? ― Я… Сильвенар выбрал меня, чтобы я нашел последнего Каморана там, где Башня-из-Золота, ― он запнулся и торопливо поправился, ― Башня Белого Золота.
   Перешагивая через очередное бревно, Фемнис глянул на сородича с вновь ожившим в нем интересом. Это, выходит, и есть последний Каморан? Живой, настоящий.
― Я должен проводить тебя в Сильвенар. У духовного лидера к тебе дело.

С ключом это Мар хорошо придумал. Фемнис уже успел забыть о том, что, собственно, тоже искал какой-нибудь родник, и теперь сперва подождал немного, наблюдая за тем, как «имперский» босмер стирает с лица кровь и краску и становится похож на нормально лесного эльфа, а затем и сам присел на корточки, с наслаждением погружая перепачканные и ссаженные руки в студеную чистую воду. Лицо горело: от быстрого бега или страха перед сенчами, или простого стыда ― и умывание теперь принесло невиданное облегчение. Умывшись, бойчи жадно напился и только после этого поднялся на ноги, глубоко дыша. Намокшие волосы липли к лицу, так что Фемнис убрал их за уши и откинул на спину. Даже рана теперь, кажется, ныла меньше.
― Только живым, ― поправил он Каморана, не очень успешно утирая мокрое лицо кожаным рукавом. ― Мы ж не некроманты, чтобы нам от мертвого прок был. А затем, что нужен ты Валенвуду.
   Охотник поправил свою походную сумку и кинул долгий взгляд в сторону, где, по его мнению, находился Сильвенар. Фемниса тянуло туда неумолимо: был ли это зов Леса, не терпящего промедления, или же у босмера чересчур разыгралось воображение, трудно сказать. Эльфу определенно не терпелось представить Каморана духовному лидеру. Сделать что-то действительно важное.
   Впрочем, он ведь уже сделал, верно? И останавливаться на достигнутом не собирался.
― Зачем-зачем, ― ух, Фемнис рассказал бы, длинно, и в красках бы расписал, но накопившаяся усталость дала о себе знать. Вряд ли ему удалось бы верно передать нужную мысль с заплетающимся языком. ― Сильвенар тебе все расскажет. Ты знаешь, как добраться до Сильвенара и Фалинести?
   Это было бы странно. В конце концов, откуда Каморану было знать лесные дороги, если он в Валенвуде не бывал то ли никогда, то ли уже долгое время? Или бывал? Охотник слегка нахмурился, напрягая память, но так и не вспомнил, говорил ли Сильвенар об этом прямым текстом, или же он ― Фемнис ― сам все это додумал.