Невозможно было не заметить действие, что оказывала на альтмера докучливая сильвенарова хворь. За последние несколько месяцев бойчи сильно ослаб, порою по полдня не мог встать с постели или прерывал важную встречу лишь потому, что кашель душил его, лишая всякой возможности говорить. Этот недуг ― недуг его народа, его податливость и слабость ― причудливо переплетался в Сильвенаре с мощью древнего Леса подобно тому, как древо, пуская корни в нетвердую почву, стягивает ее, уберегая от размыва. Лесной эльф не был уверен в том, что протянет долго, оставь его Лес наедине с самим собой. Теперь трудно было сказать, какая часть его жила, а какая ― умирала, слишком глубоко проникли эти части друг в друга.
Была ли истинной жалость во взгляде золотисто-зеленых альтмерских глаз? Кто их знает, высокие эльфы артистичны, а тех же из них, кто достиг совершенства в искусстве притворства, никогда не раскусишь, даже будучи лучшим дипломатом Доминиона. Парадоксально, что самые сложные и запутанные дела удавалось неизменно разрешить босмеру, который был ближе всего к самому простому, честному и понятному ― к народу Валенвуда.
Сильвенар не хотел жалости, но не спорил с ней и не пытался ее пресекать. Он прекрасно понимал беспокойство тех, кто окружал его. Во взгляде Хайона не было жалости, только верность и искренняя забота, готовность подать руку, на которую мог бы опереться духовный лидер. А Зеленая Леди… При воспоминании о ней мысли наполнялись нежностью и грустью. Он мало что мог теперь для нее сделать, и с тех пор, как здоровье его начало ухудшаться, женщина, и без того раздражительная и нелюдимая, совсем замкнулась в себе, неохотно обмениваясь даже с самыми близкими эльфами короткими емкими репликами и ни с кем вовсе ― мыслями. Тенью она неотступно следовала за ним, всегда была рядом, кроме тех моментов, когда он сам просил оставить его, ― вот как сейчас. Она была сильной, и на непроницаемом красивом и строгом лице Сильвенар не замечал никаких признаков тревоги и страха. Но в то же время он был единственным, кто мог прикоснуться к душе легендарного воина, и там, в витиеватых узорах магического плетения, что переливающимся зеленью кружевом оседало на веках, он видел то, что и ожидал, и чувствовал себя виноватым за то, что заставляет ее испытывать то, что чуждо ее непоколебимой природе.
Лесной эльф кивнул высокому, соглашаясь с тем, что расположение еще не сменилось немилостью. В конце концов, немало нужно было постараться, чтобы не понравиться одному из самых радушных и улыбчивых босмеров Валенвуда. Сильвенар слушал, изредка потешно склоняя голову к плечу, что придавало ему некоторое сходство с любопытным лесным зверьком, запоминал, впитывал. Перевел взгляд на родник, когда того пожелал альтмер. Он был внимателен и сосредоточен, но в то же время вертел в руках всякие мелочи, нашитые на собственную мантию: камушки, черепа мелких животных и птиц ― подобно заскучавшему ребенку и, пожалуй, меньше всего походил сейчас на венценосного вершителя чужих судеб, способного убивать словами.
― Вы ведь талморец?
А что еще мог иметь ввиду незнакомец, говоря о несчастье, что постигло его семью. Сильвенар уже слышал об этом. Много кто слышал. О чистках, об отношении чистокровных меров к тем, чья родословная была не столь однообразна. Опасно было талморцу вот так сюда являться и говорить такие вещи, с другой стороны – где, как не здесь, он мог быть хотя бы сам с собой честен, если бы желал говорить против Талмора?
Смутило босмера и то, что его желтокожий гость поспешил провести заметную черту между собой и своими сородичами. «Я не как все», ― удобно, когда говоришь с кем-то, кто склонен обобщать и верить ярлыкам. В этом кроется выгода, это будоражит интерес. В то же время много ли веры тому, кто так легко отказывается от общности со своим народом? Особенно в глазах того, кто, по сути своей и являет собой воплощение этой общности.
Но альтмер явно понимал, какой большой опасности подвергался, и все же не умолкал, будто лис, который, угодив в смертоносный капкан, отчаянно рвется и до последнего своего вздоха пытается укусить охотника.
И напоследок ― предложение службы. Пожалуй, то, ради чего высокий эльф и явился в грот. Кульминация всех его витиеватых речей.
Сильвенар ответил не сразу. Откинул на спину длинные спутанные волосы, задумчиво глядя перед собой, приподнялся, чтобы пересесть поближе к альтмеру, потер пальцами шею, скользя взглядом по густому травяному ковру, что выстилал подножие расселины. Где-то высоко в ветвях закричала хищная птица ― быть может, та самая, что принесла плод духовному лидеру. Она следила и, похоже, беспокоилась.
― Довольно неожиданно это все, ― честно признался бойчи, таки поднимая взгляд на талморца. Сидели они теперь совсем рядом. ― Мне все еще непонятно, какой может быть Вам в этом интерес. Вы действительно сильно рискуете, но ради чего?