Первые дни узников в застенках замка Альдкрофт не были наполнены невообразимой мукой, запахом крови, каленого железа и паленой плоти. И, тем не менее, они изнуряли не меньше, чем могли боль и увечья. Пиратам давали совсем немного еды или воды — никогда и то, и другое не случалось в один день, и потому их мучил до голод, от которого сводило живот, то жажда настолько сильная, что черствый и соленый кусок хлеба драл горло, слишком сухое, чтобы глотать пищу. К концу недели удачей стала редкая возможность поймать крысу, прошмыгнувшую в камеру, и, подобно зверю, сожрать ее. Не дозволялась им и такая роскошь, как сон: несколько раз в час стражник, дежурящий в темнице, должен был будить пленников окриками, грохотом железа о железо — ударами плашмя мечом о прутья других, пустых камер. Держали пиратов поотдаль друг от друга, так, чтобы они не могли переговариваться или даже видеть друг друга, знать, все ли в порядке с выжившими товарищами.
Дни тянулись, сливаясь в один бесконечно долгий, будто Дракон Времени покинул этот мир. В мрачных подвалах день и ночь не отличались друг от друга. Ничего, что позволило бы отличить один день от другого.
К тому моменту, когда палач посадил первого из пленников на занозистый деревянный стул и, закрепив металлические обручи на руках и ногах жертвы, стал вбивать в металлический сапог клинья, медленно и мучительно дробя кости, редгард почти не кричал не из-за хваленной выносливости своего народа, а оттого, что сил уже не осталось даже чтобы держать голову ровно. Реальность расплывалась перед утомленными, воспаленными из-за слишком долгого бдения глазами узника, будто смотрел он сквозь толщу мутной, колышущейся воды. Воды, в которой кругами расходится кровь, привлекая акул и окрашивая мир в алый. Мысли путались, становились тяжелыми, тянули ко дну. Еще несколько дней и вот уже пленники, грязные, изнуренные, дурнопахнущие, покрывшиеся ранами, пузырящимися язвами из-за втертого в них экстракта гнили Намиры, с выдранными ногтями и не способные стоять на многократно переломанных, опухших и посиневших ногах, не могут отличить то, что думают, от того, что говорят — или их уже это не заботит. Они бормочут себе под нос, выкрикивают угрозы, вопрошают своих привезенных с затонувшей Йокуды богов о том, почему еще не прибыло подкрепление и не сравняло этот город с землей. Даже в этих обрывках фраз можно услышать отчаянное презрение, которое питают эти люди к слабосильным, ниже их на полголовы, а то и на голову, вынужденным трусливо прятать недостаток воинских навыков за магией своим пленителям — бретонам. В ругани, следующей за криками боли, легко можно разобрать угрозы, что придут другие, целый флот, и вытащат своих искалеченных собратьев из тюрьмы, а тех, кто мучил их, ждет судьба куда более страшная. Не раз и не два произносят пытуемые и название королевста, откуда, по их словам, Альдкрофту — и всему Даггерфоллу — стоит опасаться справедливой и неминуемой кары.
Сентинэль.
Редгарды свято верили, что приказ отдавал им сам король Джавал, решивший свести счеты с давним врагом Сентинэля, взять реванш за позорное поражение двухсотлетней давности. Поражение йокуданцев в Войне Бетонии до сих пор становилось поводом для насмешливых шуток, выводящих из себя каждого второго редгарда.
Но ничего более полезного пленники не говорят. И, похоже, не могут. Они отказываются верить, что прошло уже так много времени. Думают, что вот-вот должна прийти подмога — может, потому и держатся все еще хоть как-то, цепляясь за нелепую надежду. Но все сроки уже давно прошли, а новых хаммерфелльских фрегатов, с флагами или без них, у берегов Даггерфолла никто так и не увидел.

Не стоило даже мечтать, что темнокожие пленники расскажут все, что им известно, к концу второго вечера. И все же, ожидание новостей длилось мучительно долго, особенно в первые дни, когда не пришли еще вести из иных земель королевства, когда Эйдан еще не мог знать, не подверглись ли нападению другие земли. Наибольшее опасение вызывала Бетония, отделенная от остального Даггерфолла водами залива. Но страхи оказались напрасными — пострадал только Альдкрофт. Известие это приглушало беспокойство, но заставляло задаться вопросами, ответы на которые едва ли были приятными или точными.
От грязной составляющей выяснения правды Эйдан благоразумно держался в стороне, не выказывая даже тени желания присутствовать при допросах. Как убедился он сейчас, увидев в дверях герцога взволнованного и бледного настолько, что, в контрасте с ней, в действительности пшеничные волосы Роштейна казались не многим светлее, чем у большинства жителей Хай Рока.
- Благодарим, Ваша Светлость, за расторопность и за то, что хотя бы часть принесенных Вами новостей оказалась хорошей. Как Вы себя чувствуете? – с вполне искренней заботой в голосе спросил монарх, жестом предлагая Волдери присесть.
Сам Эйдан сидел в таком же кресле, как то, что предложил хозяину замка, а на тумбочке рядом с ним лежала книга. До появления Волдери король занимал себя чтением — как и большую часть времени, проведенного в стенах Альдкрофта, когда его досуг не скрашивала иная деятельность, несущая успокоение. То, что позволяло сказать себе: «Я не сидел, сложа руки». А здесь, в чужом замке, в его распоряжении было не так уж много возможностей. В другое рвемя Эйдан отсылал письма с инструкциями, согласно которым в подвластных ему территориях должны были собирать силы на случай, если война все же случится, и проводил часы, пытаясь сложить головоломку при помощи тактической карты, на которой раз за разом рассматривал все сценарии, которые только приходили ему в голову. Благо, тот, кому когда-то принадлежали эти покои, интересовался искусством войны. Хотя до того, как имя противника стало известно, не было в том особого смысла. Слишком мало они знали.
Но не теперь.
- Неожиданный шаг с его стороны, – Эйдан сцепил вместе пальцы, выдавая свое беспокойство. С армией Сэнтинеля тягаться сложно, но еще сложнее бороться с тем, чьих действий и мотивов не понимаешь, – Мы бы сказали, трудно объяснимый. Не звучало ли в признаниях пленных того, что могло бы прояснить мотивы короля Джавала?
Каковы бы ни были отношения Даггерфолла и Сэнтинеля в прошлом, когда оба королевства подчинялись Сиродиилу, ныне, когда Хаммерфелл обрел суверенитет, нападение на земли Хай Рока означало нападение на Империю. И пускай уже почти сорок лет Империю не назовешь могучей, пускай она в руинах и в году минувшем лишилась правителя, восседающего на Рубиновом Троне, и Легиона, но Сэнтинель — оплот Предвестников, сторонников Империи. Сейчас, когда большая часть Хаммерфелла принадлежала им, казалось, что не пройдет и десятилетия, как отпавшая после Великой Войны по своей воле провинция вернется в состав Империи. Тем более теперь, когда земли Скайрима, а, следом за ними, и Сиродиила полнились слухами о Драконорожденном.
Непонятно оставалось нападение и с точки зрения выгоды военной. Из всех государств, кои могли пойти войной на Даггерфолл, один лишь Сэнтинель не получал никакой видимой выгоды, действуя таким образом. Редгарды теряли суда и людей, не приобретая ничего, лишились они и эффекта внезапности, выдав свои намерения. Все, что могли они — ввести противника в заблуждение относительно своих планов. Но и этого, похоже, не сделали.

На слова Волдери Эйдан в ответ лишь покачал головой — услышанное объяснение казалось ему неправильным, но лучшего варианта сам он предложить не мог. Разве что план не удался и редгарды отступились, готовя нечто новое? Только сейчас, с этой мыслью, монарху пришло осознание еще одного возможного сценария события, который ранее он упускал из виду:
- Не упоминали ли они о приказах, им данных? Быть может, все три корабля должны были подготовить плацдарм для нападения, захватив маяк, но два капитана самонадеянно нарушили приказ, желая стяжать славы, и попытались взять город своими силами... с предсказуемым результатом, – вполне в духе редгардов. Редкие записи о битвах, в которых участвовали темнокожие воины, не сохранили упоминаний о том, как они нарушали приказы ради личных подвигов, – Впрочем, тогда бы в наших водах видели куда больше судов, подобных тем, что участвовали в нападении.
Чем дальше Эйдан рассуждал, тем сильнее он погружался в мысли свои, и уже к середине сказанного не столько обращался к собеседнику, сколько думал вслух. Заметно сие было по его взгляду, рассредоточенному, обращенному уже не к герцогу, а куда-то вдаль и одновременно внутрь себя, и по тому, как в задумчивости король касался пальцами подбородка — стоило Эйдану осознать, что он отвлекся, как он отдернул руку от лица, возвращаясь в здесь и сейчас. Благо, даже не смотря на все это, он не прослушал, что предлагал ему герцог.
- Благодарим Вас, Ваша Светлость. Мы почтем за честь вернуться в Даггерфолл в сопровождении Ваших воинов.
Едва ли Сентинэль будет так самонадеян, чтобы напасть сразу же на столицу. Но до Бетонии, кою Эйдан считал сейчас наиболее привлекательной целью для врага, куда ближе добираться из портов Даггерфолла, а не Альдкрофта. К тому же воины, предоставленные Роштейном, могли принести дополнительную пользу. Многие другие феодалы куда охотнее предоставят свою помощь правителю, увидев пример Альдкрофта. Так, стоит одному сделать первый шаг, как многие другие, до того застывшие в нерешительности, последуют за ним. Никто не хочет отставать, быть последним из равных.
Проблемой может стать разве что уязвленная гордость Рыцарей Дракона. С этим Эйдан рассчитывал справиться, донеся нужные слова до тех из их числа, что были близки к нему, чтобы они сами уже убедили собратьев-рыцарей, напомнили бы им, что какова ни была бы их выучка, орден не настолько многочисленен.
Решение, принятое следом, по меркам порой слишком рассудительного Эйдана можно назвать спонтанным. Основными причинами стали помощь, которой в этот свой визит король от Роштейна видел в достатке, и забота о судьбах своих земель, которой славился молодой герцог и которую своими глазами мог наблюдать монарх.
- Вы многое предлагаете нам, герцог, но мы хотим попросить Вас еще об одной услуге.
О какой — Эйдан озвучивать сразу не стал, давая себе время еще раз взвесить свои намерения.

Что ж, если дальнейшими своими действиями редгарды покажут, что в них действительно присутствует заподозренная теперь Эйданом склонность противника недооценивать, а силы (и, вероятно, припасы) рассчитывать впритык, не оставляя себе страховки на случай неудачи первоначального плана, то, даже при численном превосходстве войска Сэнтинеля могут оказаться не такой большой угрозой, какой казались изначально. Впрочем, повторять совершенную уже нападавшими ошибку и недооценивать врага король не собирался.
Но все это покажет время. В настоящий же момент важнее другое. Услуга, о которой намеревался заговорить Эйдан, одновременно с тем была наградой. Из тех, что несут с собой обязанностей не меньше, чем почестей.
- Герцог Роштейн, мы желаем видеть Вас подле нас в качестве нашего советника, – торжественность слов казалась почти странной здесь и сейчас, в окружении мягких кресел и без свидетелей, что могли бы услышать, – Своими делами Вы доказали свою преданность Даггерфоллу.