Эти две недели пролетели невыносимо быстро, но, вместе с тем, Нереварин наслаждался каждым мгновением, проведенным здесь. Данмер никогда не имел родства ни с одним из Великих Домов, ни с одним из эшлендерских кланов, хоть был и одинакого желанным гостем что тут, что там. Но мысли его всегда летели по направлению колючих и холодных ветров в сторону Эшленда, к хмурым и редким гейзерам, к серым пастбищам, к высокой и горькой траве, к созвездиям на всю ширину небес и самому теплому костру на все пустоши вокруг. Так было всегда, но никогда еще Нереварин не имел возможности провести с эшлендерами столько времени. Стоило отдать им должное, его приняли не просто как значимого гостя, что заберет их женщину, - а как члена клана. Он охотился с мужьями клана, занимался мужским ремеслом, учил тому, что знал сама но еще больше обучал себя на опыте кочевых темных эльфов.

За это время он учился традициям эшлендеров и изучал сам ритуал свадьбы. Дотошно, досконально, с присущем ему упорством во всем и всегда. Он хотел соблюсти все каноны и желал, чтобы ничто и никто не смел его тревожить в это время. Отлучался из клана он лишь на один день - тогда, когда сумел наконец выбрать что преподнести своей невесте в качестве личного подарка, оторванного от всего действа. Нереварин не разбирался в вещах, которые могли привлечь женщину. Откровенно говоря, она не разбирался ни в чем, что не было связано с войном или боем. Очевидно, что его выбор пал на посох, когда он ближе ознакомился с условным "арсеналом" эшлендеров.

Он отказался от чар, всегда стараясь держать подальше от себя магическое. Отказался от пафосных и вычурных каменьев. Твердая рукоять из поглощающего свет, глубокого и матового эбонита, навершие с лезвием и кольцом все из того же эбонита, в качестве единственного украшения - темнеющая позолота сложных узоров, сплетающихся по всей длине посоха, подобранной аккурат под юную шаманку.

И теперь, за вечер и ночь до свадьбы, он, укутав подарок в собственный тяжелый плащ, входил в юрту своей невесты. Было в этом что-то... мистическое, ненатуральное, словно Азура вновь погрузила его в другое время. Запахи, прыгающие искры костра, игра теней, - все мешало ощущать себя реально. И лишь в тот момента, когда бесконечно лазурное чистое небо оказывается прямо перед ним, Нереварин понимает, что уже с минуту смотрит перед собой, неспособный справиться с реальностью.

Перехватывает плащ и подарок одной рукой, он принимает шарф с трепетом, боясь сжать его слишком сильно или испачкать пеплом собственной кожи. Ишуннидан видел его насквозь, - а как иначе? - и теперь любителю спрятаться под теплое одеянию было предоставлено собственное небо. Вечное. Синее. Небо. У него нет слов, чтобы достойно отблагодарить Ишуннидан, а потому он низко кланяется и долго держит этот важный поклон. Шарф сразу же ложится на плечи поверх костяной брони, мягко огибая шипы из плотного защитного материала. Небесно-голубой - цвет Индорил. Всё вставало на свои места. Это было хорошим Знаком.

- Ишуннидан из клана Ахеммуза. До нашей свадьбы меньше суток, но я пришел к тебе сам. Я не смогу быть рядом с тобой так часто, а потому... Предлагаю тебе свой плащ и этот посох.

Плащ лег на плечи невесты согревающим обещанием защиты и безопасности. Лицо воина не изменилось, но внутри он ощутил неведомое доселе, а быть может просто давно забытое, щемящее чувство. Быть может, именно его он испытывал две сотни лет назад, когда бегал грязным беспризорником по улицам Имперского города. Далекая тоска, которую можно было уложить в одно слово.
"Семья"
Он всегда был этого лишен. Всегда был один. Даже тогда, в доме Кая, где он нашел едва ли не единственного друга в своей жизни. Даже когда весь Морровинд любил и восхищался тем, кто рассеял багровые вихри мора над Красной Горой. Рожденный неизвестными родителями.. Для него это была не просто часть пророчества, это была зияющая дыра в его душе, с которой он научился жить и на которую уже так много лет просто не обращал внимания.
Он смотрел на юную эшлендерку, что стояла перед ним в его же плаще. В какой-то момент наваждения прошлого отступили, и он впервые по-настоящему увидел ее. Он увидел молодую девушку с его свадебными дарами. Острым кинжалом кольнуло желание доверится ей, узнать ее, пустить ее в свою жизнь. Позволить ей заполнить вдруг напомнившую о себе пустоту. Обрести, наконец, семью.

- Если хочешь. - отвечает он ей неожиданно глухим голосом. Слишком глубокие раны открылись в нем, что бы легко справится с собой. Воин берет себя в руки. Голос снова становится тихим и ровным, как шелест травы в пепельной Пустоши.  - Я могу научить тебя, если того хочешь.

Музыка ветра звенит костяными трубочками на куполе юрты. Звон проникает в голову воина, касается самых дальних уголков его памяти, пробуждает воспоминания. Его ли это память? Он здесь и бесконечно далеко. Та же Пустошь, такая же юрта, только тогда они были не вдвоем. Мужчины сидят на подушках полукругом вокруг очага. Они ашханы и гулаханы племен. Он говорит с ними. Его голос такой же, как сейчас и совершенно другой. Он зовет их друзьями и родичами, и они приветствуют его, называют  ханом Эшленда. Девушка с белыми рисунками на лице подносит ему чашу с питьем. Она так похожа на его невесту, на Ишуннидан, хоть кожа ее и глаза отливают золотом, не пеплом и огнем. Он отпивает из чаши. Сладостный вкус проникает в горло, разливается по телу мягким теплом. Он чувствует, как над пологом юрты в бесконечном мраке ночи бесчисленные звезды кружат по небосклону, видит этот небесный хоровод, стоит лишь поднять голову, и счастье наполняет его. Звезды смешиваются с искрами костра, голоса предков поют ему о славе и победе. Сладкий привкус на губах вдруг оборачивается болью. Он опускает глаза, но юрта исчезла. Израненный, он лежит среди мягких подушек. Кровь из его ран темная и густая. От нее идет сладковатый запах напитка из чаши. Губы жжет нестерпимый огонь, внутренности сворачиваются тугими узлами. Он горит изнутри. В шатре есть еще кто-то. Три силуэта. Его друзья. Горят свечи. Силуэты все ближе. Золотые глаза, полные невыразимой тоски, любви и сожаления. Они словно извиняются, просят простить. Тот, кто умирает на шелковых подушках, простил уже давно. Ладонь опускается на лицо умирающего и мир меркнет. Чувство полета во тьме, сквозь чьи-то шепоты, сквозь сотни жизней.

Воин открывает глаза. Полог юрты. Музыка ветра костяными трубочками звенит над ним. И встревоженные алые глаза. В них страх и беспокойство. Ишуннидан, невеста. Его бьет мелкая дрожь. И стыд. Она не должна была видеть его таким, не должна видеть его слабости. В глазах все расплывается. В теле все еще отголоски тихого движения сквозь тьму, но он чувствует, что девушка рядом. Хочется рассказать ей, объяснить. Поймет ли она? Он очень хочет ее понимания.

- Прости. - Мысли, желание рассказать не облекаются в речь. Вместо потока слова лишь тихий, сдавленный голос из едва открытых губ - Я не хотел, что бы ты это видела.

Ему горько, от осознания своей слабости. Горько, что она видит каким слабым и уязвимым он может быть. Он порывается встать, но тело отказывает, едва шевельнувшись. От движения перед глазами все смешивается в серо-синее пятно, будто провели ладонью по не просохшей краске на холсте. Остается лишь лежать, ощущая злость на себя, ждать, когда пройдет его беспомощность, и он сможет объясниться. Если она захочет слушать.

Слабость отступала медленно. Куда медленнее, чем ему бы хотелось. Тени прошлого, отголоски чужой памяти все еще витали где-то на задворках его сознания, но власть над собственным телом возвращалась. Настоящий, реальный мир начал проступать сквозь смазанную пелену забвения.

Ишуннидан, невеста. Она держит его голову на своих коленях. Ее губы мягкие и теплые. Он чувствует это тепло сквозь собственную дрожь, сквозь лихорадку очередного видения. Генерал не дает о себе забыть, напоминает ему о том, кто он и какова его цель, даже здесь, в юрте невесты посреди Эшленда, за несколько часов до свадьбы. Бросает его в свой бездонный омут памяти, показывая, что выбор сделан очень давно и с пути уже не свернуть. Очередной знак того, что Герой не может принадлежать лишь себе. Только Судьба, только Долг.

Голос девушки сплетается в певучую молитву, в ее глазах блестит звездный свет. Каждое прикосновение ее рук дарит спокойное тепло. Так греет пепел, что впитал тепло солнца за жаркий день. Легкое покалывание от ее прикосновений говорит о чарах, но ему приятнее думать, что сами ее руки несут ему мир и покой.

Она подносит к его губам чашу с чаем. Снова кольнуло досада на собственную слабость, но сейчас это чувство не жжет душу. Она поймет, стоит лишь объяснить ей. Он верит в это, ему хочется верить. Мгновения складываются в минуты. Он молчит, не отрывая взгляда от ее глаз, наслаждаясь теплом ее рук. Быть может, та Судьба, что связывает его, что заставляет идти по пути Долга, привела его сюда ради нее. Когда-то, ради Подвига, судьба даровала ему друга и наставника. Быть может теперь, ради нового Подвига, судьба дарует ему жену. Почему бы и нет. Разве не заслужил он немного радости? Разве он не заслужил семьи?

- Я благодарю тебя за твою заботу, Ишуннидан. - в его тихом, еще слабом голосе почти тепло звучит благодарность, едва различимая надежда. - Воистину, ты стала бы достойной шаманкой для своего племени.

Тихо и спокойно. Никогда еще после погружения в память Генерала ему не было так легко возвращаться. Он не шел чрез туман, как было раньше, а словно вынырнул из мутного озера. Усталый и обессиленный, да. Но не сломленный.

- Такое случалось со мной и раньше, - произносит он. - Но, никогда еще возвращение в наш мир и..наше время не было столь легким, как сейчас.

Он порывается объяснить ей, рассказать, но не находит слов. Да и в какие слова можно облечь душу кимерского вождя, что врывается в сознание вихрем своей древней памяти, рисует прекрасные картины прошлых побед и ядовитую горечь предательства? Если кто и поймет его, то только она, Мудрая Женщина, его невеста. Если кому и можно довериться, то только семье.

- Скажи, ты знаешь, кто я? Знаешь, что было начертано мне судьбой? - Не те слова. Конечно, она знает. Кто в Морровинде не знает о Герое? Он тяжело вздыхает. "Азура, пусть она поймет." - То, что сейчас произошло со мной - не болезнь. Это часть моей сути. У всего есть своя цена, Ишуннидан. У бессмертия, пророчеств, Воплощений. То, что ты видела, то откуда ты помогла мне вернуться - плата за мой выбор.

Он касается ее руки. Его пальцы дрожат, но повинуются, мягко сжимая ее ладонь.

- Если хочешь, я расскажу тебе, почему это происходит со мной и чью жизнь я проживаю раз за разом, пока мое тело бессильно и объято огнем лихорадки. - Он подносит ее ладонь к своей груди. Узкая девичья длань с тонкими и ловкими пальцами молодой шаманки. - Если хочешь, я расскажу тебе все.

В очередной раз он решает довериться той Судьбе, что привела его сюда. Видит ли она это в его глазах? Видит ли она его надежду?

Ее руки были нежными и теплыми, взгляд мягким, голос успокаивал. Он чувствовал как, мысли внутри него облекаются в слова, волной рвется наружу исповедь. Никогда прежде он не чувствовал такой потребности ком-то близком, такого желания рассказать. Воспаленное недавним видением сознание порывалось открыться, хлынуть потоком мыслей и воспоминаний. Невеста, Ишуннидан готова слушать.

- Я расскажу тебе, Ишуннидан.  – слова, не сдерживаемые более ничем, полились подобно реке, что прорвала годами возводимую плотину. Новое, невиданное доселе ощущение, будто в душной комнате распахнулось окно и ветер свежим потоком ворвался внутрь, заставляло подрагивать тихий голос воина. Пальцы руки то поглаживали, то мягко сжимали ладонь девушки, двигались, словно перебирали струны лютни. Грудь вздымалась от дыхания, заставляя поскрипывать кожаные ремни крепления костяной кирасы. Беспокойная жилка билась, пульсировала на его виске, выдавая возбуждение. Лишь взгляд был неподвижен, устремлен в алые глаза невесты. В его багровых глубинах разгорался огонь памяти, и танцевали далекие призраки прошлых дней.
Наконец рядом была та, кому он мог открыться, рассказать. Та, что хотела услышать.
"Мне это нужно, девочка. Быть может, куда нужнее, чем тебе."

- Да, я не тот, не Воплощение из ваших песен. Я не слышал их, но уверен, что там поют о Нереваре Воплощенном, не обо мне.
Когда-то меня звали Федрис Дарелет. Данмер без родителей, без дома. Само это имя мне дали просто потому, что какое-то имя должно было быть. Приют никогда не был моим домом. Как и сам Имперский город. Все, что я видел там это грязь, страх и голод. Не потому, что ничего другого там нет. Просто я ничего другого не искал, никогда не поднимал глаз. Жил так, как привык. Делал то, что умел.
Кем я был тогда? Чем я был?
Неважно. Этот человек начал умирать еще в камере имперской тюрьмы. Тот, кто сошел на берег Вварденфелла, уже не был тем вором, хоть и продолжал звать себя Федрис. Уже тогда Судьба начала менять меня, медленно превращала в того, кем я должен был стать. Азура ли, Кай, Нибани или мой собственный выбор - в конце концов, я стал тем, кем мне предначертано было стать. Кто такой Кай? Мой отец. Отец, того, кого ты видишь сейчас перед собой. Отец Нереварина. Что в этом странного? У каждого должен быть какой-никакой отец. Мой - Кай. Да, не настоящий отец. Настоящего я никогда не знал, мать тоже.
Да, Кай. Кай и пророчества. Именно в его маленьком доме в Балморе на левом берегу реки Одай я впервые услышал это имя. Нереварин. Да, знаю, ему было приказано направить меня на этот путь. Он помогал мне, учил меня, заботился.. По своему желанию или повинуясь приказу - сейчас это уже не имеет значения. Да и тогда тоже не имело. Важно было только, что лишь тогда я понял, что значит быть кому-то нужным. Тогда же началось мое обучение. И первые испытания. Азура, чего я только не делал, пока, наконец, я не узнал, к чему меня готовят. Конечно, я догадывался раньше. Особенно, когда начал видеть странные сны. Не те, что посылала мне Азура, успокаивая, обещая. Другие. Темные. Те, что были рождены глубоко в недрах Красной Горы.
Конечно, я догадывался. Но кто в здравом уме поверил бы в такое? Даже, когда я прочел расшифрованное Каем послание Императора обо мне, я не верил. Даже когда Дивайт Фир исцелил мой корпрус, даже когда сама Азура в пещере Воплощения объявила, что Неревар возрожден. Я не понимал тогда. Я спрашивал себя, как я могу быть Нереваром, если я - Федрис? Много позже, посреди пепельной пустоши, в редкую звездную ночь, стоя над телом пепельного вампира с мечом в руке, я осознал, что не Судьба делает меня Героем, Нереварином. Лишь я сам. Лишь мой выбор. В этот момент Федрис умер навсегда и я начал забывать это имя.
Да, ты можешь звать меня так, если хочешь. Почему нет? Это имя не лучше и не хуже других, что я носил в своей жизни. Федрис Дарелет, Дирам Улвен, Нереварин - все они мои, но кто из них - я? За двести лет странствий в поисках ответа я так и смог узнать наверняка. Двести лет.. За это время я познал все, что может познать смертный. Все и ничего. Я видел чужие боль, горе, страдания, смерть. Видел и радость, восторг, счастье. Был ли я когда-либо счастлив? Страдал ли я когда-нибудь?
Почему я тогда ушел? Я могу ответить тысячей слов, привести сотни причин. И ни одна из них не будет ложью. Но и правдой они тоже не будут. Думаю, я ушел тогда потому, что у меня не было дома. Места, куда хотелось бы вернуться, где меня кто-то ждет. Меня, понимаешь? Не Нереварина. У меня был отец, для которого я не был сыном, и никогда не было семьи. А что есть дом, если не семья? Свою я никогда не знал, а у Неревара Воплощенного не может быть семьи. Ведь он не человек, он Герой.
Почему я вернулся? Судьба, Ишуннидан. Судьба и Долг. Я мог забыть о них, мог убежать, но они никогда не забывали обо мне. Как не забывала и Азура. Она нашла меня и призвала назад. Ведь выбор сделан. Я сам сделал этот выбор. Сам принял этот путь, сам одел то кольцо, сам пустил в свою голову Генерала.
Неревар Индорил. Он мертв уже бесчисленные века, но я чувствую его каждое мгновение. Он часть меня, но я - не ОН! Его память во мне, но это не моя память. Он врывается в мою голову, ослепляет меня картинами своей жизни, заставляет проживать его воспоминания вновь и вновь, пока мое тело лежит беспомощным, тяжелым грузом, как пустая раковина, покинутая своим владельцем. Это цена пророчества, цена которую я плачу за право совершить Подвиг, назначенный мне Судьбой. Сколько я уже совершил? Сколько еще предстоит? Будет ли конец?..
Не думаю. Нет, пока я жив. Я - вьючный гуар, Ишуннидан. Мой погонщик - Судьба. Груз мой - Долг. А ремни моей сбруи - это выбор, что сделал. Я сам надел на себя эту упряжь, сам закусил удила. Двести лет я убегал, думал, что свободен, что мой Подвиг свершен. Пока Судьба не дернула меня за вожжи, указав мне на мой путь. Да, я обманывал себя, думая, что могу быть свободен, что могу идти, куда пожелаю. Теперь я это вижу. Когда я выбрал этот путь, я взвалил на себя долг перед Морровиндом и данмерами. Смогу ли я когда-нибудь выплатить его?..
Не утомил ли я тебя, Ишуннидан, моя невеста? Прости, иногда мне кажется, что я так же стар, как Генерал. Быть может, ты хочешь что-то спросить? Спрашивай и я отвечу, как смогу. Коль жизнь одну мы пополам разделим завтра, ты должна знать, кто станет твоим мужем.

Никто еще не слышал от него этих слов. Никто за все две сотни лет. Молодая эшлендерка слушает его. Ишуннидан, невеста. Завтра она станет его женой и он, наконец, обретет семью. Кому еще можно довериться, если не семье?

Слабость отступала, смываемая чистым потоком слов, что, наконец, были сказаны не себе самому у тлеющих углей полуночного костра, но той, что хотела услышать, понять. Тяжкий груз двухвекового молчания не исчез, но дышать стало легче. Свободно, как никогда не было за все годы странствий.

- Никому прежде не рассказывал я столько о себе. Но ты, Ишуннидан, ты имеешь право знать. - его голос, все еще тихий, обретал силу. Он отвел свой взгляд от ее глаз, повернул голову, что все еще лежала на ее коленях, в сторону.  - Одиночество всегда было моим уделом и не тяготило меня, как не тяготит ноша, что с рождения, с первого момента жизни, с тобой. Только лишившись ее можно понять, какой тяжелой она была.

Девушка заговорила о жизни своей, о судьбе и долге. В ее словах он слышал и радостную дерзость юности, и спокойную мудрость взрослой женщины. Жизнь в исполнении долга, радость в благе, что приносишь, исполняя его. Горькая усмешка едва коснулась его лица. Чем станет жизнь, когда долг будет исполнен до конца, чем станет радость, когда благо, за которое столько боролся, в которое верил, оборачивается пустотой и сомнениями? Ответ он знал слишком хорошо.
Небольшое усилие, скрип ремней на доспехах и он уже сидел, поджав ноги напротив невесты. Голова все еще кружилась. Движения были замедленными,  лишенными холодной точности опытного воина.

- Свободы не существует, Ишуннидан.  - он прикрыл глаза, пытаясь унять головокружение.  - Блуждание по далеким странам дает лишь чувство свободы, иллюзию, приятную, но ненастоящую. Даже такой иллюзии хватит, чтоб ощутить себя счастливым. Ты говоришь, что находишь счастье в исполнении своего долга день за днем, в благе что приносишь людям. Я мнил, что исполнил свой, думал, что свершенный подвиг освобождает меня от обязательств. Потому и бежал за призраком свободы, уходя все дальше в ласковый туман приятной лжи.

Он выдохнул и открыл глаза. Она сидела перед ним, задумчивый взгляд был устремлен на него. Резные браслеты охватывали ее тонкие руки, эшлендерский свадебный наряд пестрел украшениями. Он глядел на нее, будто только сейчас увидел впервые. Острый подбородок, прямой нос, тонкие брови, миндалевидный разрез глаз и сами глаза, чуть раскосые, алые, глубокие и внимательные. Она была красива. Не тем холодным и недоступным великолепием, которым блистают изящные статуи богинь в храмах, но своей дикой первозданной красотой, чистой и суровой, как сама пепельная пустошь. Как Эшленд, земля, что более всего полюбилась ему.

- Одиночество свое я видел частью Судьбы Нереварина, частью выбора, сделанного мной. Я всегда шел путями своей Судьбы и Долга, пока пути эти были для меня открыты.  - произнес он, глядя в алые глаза своей невесты. Он почти любовался ею в тот миг, и взгляд был полон тепла. - Ныне, Судьба привела меня к тебе и ты, Ишуннидан, моя невеста, станешь частью моей Судьбы. Но не только Судьба определяет путь, но наш собственный выбор. Здесь и сейчас я делаю свой. Я выбираю тебя, Ишуннидан.

Он протянул руку и коснулся ее щеки, осторожно и невесомо, одними только пальцами. В груди рождалось странное, приятное волнение и, в то же время, ему было очень спокойно. Будто в это мгновение он обрел мир.

- Я выбираю тебя, Ишуннидан. - повторил он тихо, чуть наклонив голову. - Выберешь ли ты меня?