Ночная пустыня богата на звуки - и не только те ее места, которые самовольно и самодовольно оккупировали живые существа, вообразив, что смогут закрепиться надолго на переменчивом в своем извечном движении, песке. Едва проступающее бледным пятном из глубины капюшона, острое лицо было обращено к дороге. Удивительно, но пустыня не покорила и не упокоила под своим покровом каменной кладки рукотворного пути - и извилистая лента текла надежно, оставаясь верной под каждым шагом - будь то конный или пеший путник. Ольхэн не афишировал своего ухода, как и не желала соблюдать ритуалов общественного столования и прочей светскости. Она была немного голодна, не настолько, чтобы откровенно податься инстинкту - и настолько, чтобы рискнуть поискать пищу среди не слишком внимательных или не слишком осторожных обитателей расцветшей шатрами стоянки Даггерфолла.

К профессиональному шпионажу данмерка относилась с определенным пиететом - и себя в число тех, кто хоть как-то мог преуспеть на этом поприще, не относила.Она не терпела политики и политиканов, но умела слушать и слышать. В сложившейся ситуации политика так или иначе вмешивалась в ее ученые изыскания.

Дорогу данмерка из виду не теряла, но предпочитала двигаться по зыбковатому намету песка, позволяя ветру парусом надувать серо-коричневатый плащ и просторную длинную, до лодыжек, тунику. Широкий шарф позволял хоть как-то удерживать капюшон на голове. Движение против песчаных порывов создавало этакое ощущение полета, сопротивление потокам воздуха рождало в замершей давно душе вапира желание раскинуть руки широко, уподобившись птице, которая не в состоянии подняться в небо. Аналогия с утраченной жизнью в такие моменты подавляла меньше.

Путника, преодолевающего пустынную ночную дорогу, Ольхэн заметила не сразу - но и достаточно быстро, стоило ей подняться на одну из дюн. Это ли не шанс? Увы, кровожадность, несмотря на природу своего существования, данмерка во главу угла не возводила. Однако же, вот такие передвижения, без сопровождения, в столь поздний час, давали самые интересные выводы. Вампир на некоторое время замерла, созерцая движущуюся фигуру, решая для себя, стоит ли обнаруживать присутствие и свидетельство такой самонадеянности - или же уподобиться неуловимому хищнику и, воспользовавшись преимуществами собственных сил, пригубить крови. Конечно, возникали и сомнения, от которых данмерка склонялась к первому варианту. А потому, она позволила телу своему поддаться воле оползающего песка и ускорить спуск к каменной ленте дороги, на фоне которой перестала бы быть невидимкой. Тихо шуршал песок под тонкой подошвой сапог без каблука, хлопала ткань, овевая фигуру, летел за спиной плащ и оставшаяся свободной широкая лента шарфа.

Данмерка была еще довольно далеко, но споро сокращала расстояние, пребывая в этой своей эйфории, отгоняющей пугливое благоразумие на краткие мгновения.

Покорный мотылек на пламени сгорает
Твоем, свеча, свой рок и смерть благословив...(с)

Едва ли Ольхэн желала достигнуть столь явной цели, как встреча с живым существом, скорее, нежели полагалось человеческой прыти. Однако, нетерпение, пощипывающее кончики пальцев, любопытство и легкий голод подталкивали к не слишком-то оправданному риску. Данмерка прибегла к силам своего мертвого тела, сокращая расстояние настолько, насколько насторожило бы любого — но пользуясь тем, что шедший впереди путник отвернулся.

Закрались ли в его голову смутные опасения? Возможно. Хотя, шаг его не замедлился и не ускорился, не стал панически неровным. В пустыне, могло бы показаться, существовали лишь ночь, ветер, колеблющий саваноподобные барханы — и две фигуры, равноудаленные от очагов покоя, сулимого веселым пламенем костров и плотными барьерами шатров.

Наконец, Ольхэн достигла оставленной у стен дороги, песок едва слышно зашуршал под легкой стопой. Порывы ветра усилились, когда она миновала заслон ссыпающегося песчаного возвышения, капюшон слетел, распуская свитый широкой петлей шарф. Рассыпались в потоках воздуха темные волосы, окружая слишком бледное острое лицо.

Ближе, еще ближе. Она особенно ценила тот миг, когда предельный слух мог различить сердцебиение, а вечное проклятие холодной кожи отступало при касании. Вампир немного сожалела, что путник был не из «простых», о чем свидетельствовала его одежда. Будь он слугой или наймитом — дургое дело, но отступиться так не позволяла гордость. Девушка чуть прикрыла темно-алые глаза, восстанавливая ускользнувший образ, тонкий профиль, желанный и манящий.

Она надеялась, что этот странно уязвимо-одинокий путник окажется пугливым — или осторожным, ей не хотелось проворачивать давно зарекомендовавшую себя схему: догнал-ударил/обаял — и пропитание себе же обеспечил. Нарочито явственно она прихватывала ткань плаща, довольно шумно хлопающего по ветру, старалась обнаружить интерес к себе, — и в то же время обдумывала, не будет ли подобное знакомство стоить головы, насколько поддается этот экземпляр внушению — и будет ли съедобен без последствий... Хотя, последнее — лишь крайний вариант.

Расстояние сократилось почти втрое, данмерка вернулась к изначальной скорости движения, стараясь вжиться в роль удобной компаньонки, пуская на лицо встревоженную маску. Далекая от политических интриг, Ольхэн готова была поклясться, что мимолетно украденный у ночи образ был ей знаком. Увы, не лично, да и черты на расстоянии чуть разбивались мельтешением песчинок в потоках воздуха...

— Постойте!... — Сама не ожидая, и испытав что-то, похожее на страх, ругая свой порыв, Ольхэн сотворила еще не слишком-то оформившуюся мысль звуком голоса. А интуиция уже вопияла. Но возрастающее беспокойство, эйфория опасности возможной были слишком приятны. — Постойте же...

Отредактировано Ольхэн (18.11.2015 22:32:28)