Альва чуть улыбнулся на ее слова. Он помнил все, возможно, даже слишком хорошо. И все-таки...
- Это невозможно забыть. Но ты осталась прежней, а я нет.
Император вынужден был это признать. Он уже не был "мальчишкой", что сбежал в Скайрим, и дело вовсе не в том, что тяготы закалили. Они убили "невинность", ту самую, что позволяет простому смертному жить и наслаждаться простой жизнью. Не случись его побега, он бы вел скромную и незатейливую жизнь помощника брата. Возможно, волнения в Империи подтолкнули бы его на весь этот сложный путь, пусть и несколько по-другому, а в Скайриме нашелся бы другой герой. Кто знает, как могло повернуться Колесо судьбы... но факт остается фактом. Ничего уже не вернуть, как нельзя вернуться к себе самому два года назад.
Мгновенно почувствовав изменения в обстановке и темпераменте Эмилиана, Альва оставил свои настойчивые попытки, хотя ее рука там вниз заставила его тяжело задышать.
- Теперь, когда мы женаты, твое происхождение, высокое или низкое, не играет никакой роли. И ты не просто Клинок, равно как я перестал быть их Мастером в том смысле, в котором они это понимают, - Альва послушно наклонился, подтягиваемый за амулет. - Хм... рост мало играет роли, например... - его рука скользнула меж упругих бедер супруги, - лежа... - прошептал он в ее губы и его ладонь резко прижалась к самым чувствительным местам, даже чуть поднимая девушку в воде.
Прикосновения были неизбежными, сильными, но при этом нежными, его пальцы играли с ее телом, словно на музыкальном инструменте.
Альва ответил, но яснее бретонке не стало. Она знала, что бремя власти давит на ее мужа, и как ему тяжело, понимала, почему они проводят вместе так мало времени, но он говорил об изменениях в нем самом. И Амелия, не способная прочесть его мысли и узнать, что у них просто разные точки отсчета, могла лишь честно ответить:
– Не для меня, – ведь она не знала того беззаботного «мальчишку», который участвовал в боях и прикрывал похождения брата. Тогда, на заснеженной дороге, она встретила уже мужчину, готового нести возложенную на него богами и людьми ответственность, сражающегося за судьбу этого мира. Сильного, благородного и заботливого. И пусть у нее ушло немало времени на то, чтобы понять это, сам Альва уже тогда был таким. Таким по мнению Эмилианы и оставался.
На краю сознания мелькнула мысль о том, что если имперец предполагает, что изменения в нем могли заставить их отдалиться, то что же произойдет, когда сама Амелия изменится достаточно сильно? Похоже император, сам того не желая, своими словами заронил в сердце жены семена сомнения и страха, которым однажды предстояло прорости.
Бретонка не смогла сдержать улыбки, услышав о том, что Альва перестал быть Мастером Клинков. Конечно, официально (насколько это возможно для данной организации) имперец и оставил этот пост, но разве это что-то принципиально изменило для ее братьев и сестер по ордену? Или для нее?
Новая ласка сорвала с губ бретонки стон, и ее собственное предположение оттого прозвучало с придыханием:
– Или использовать стол? – идея о нетрадиционном использовании императорского кабинета периодически посещала Эмилиану, и тем чаще, чем больше муж проводил времени за государственными делами. Но дальше раздумий дело пока не шло, спотыкаясь о робость и правила приличия. А тут такой шанс закинуть удочку и посмотреть на реакцию мужа.
– Но вообще… я имела ввиду, что ты всегда так или иначе был выше меня, – голос звучал хрипло, а длинные предложения давались с трудом, – И это никогда… – закончить бретонка не смогла, вновь застонав. А потом подалась вперед, касаясь губ мужа. Она договорит потом. Когда окажется вне досягаемости его рук. А пока…
Ладонь Эмилианы скользнула по животу имперца и опустилась ниже. И если движения Альвы были полны силы и уверенности мужчины, точно знающего, что он делает, подчиняющего любовницу своей воле и повелевающего ей, то в ласках императрицы была нежность и некоторая нерешимость. Робость девушки, все еще недостаточно опытной в различных аспектах постельных утех, но желающей научиться и доставить возлюбленному то же удовольствие, что дарил сейчас он.
Альва не стал спорить, он редко копался в себе и задумывался глубоко о вещах, что двигали им самим. Это началось лишь в последние годы, особенно подстегнутое испытанием в гробницах. Не говоря о том, что государственные дела требовали невероятной прозорливостью, которой он не обладал. А более прямые методы решения не позволяла ни все еще достаточно шаткая власть, ни плачевное финансовое положение Империи, которое еще предстояло разрешить...
Но не раньше, чем они вдоволь насладятся друг другом. Предложение Эмилианы отозвалось со стороны имперца тихой, но нежной усмешкой, стоило представить столь пикантную картину. Не говоря о том, что столь нежные дорогие наряды бретонки вряд ли могут выдержать его напора, особенно, если он не будет сдерживаться как и обещал по ее просьбе...
Он не дал ей закончить, усилив напор пальцев, а ее ответные прикосновения раздразнили изголодавшегося мужчину так сильно и быстро, что вновь пробудили дракона. Альва смог позволить супруге лишь немного отточить свое мастерство нежных и чувственных пальцев, прежде чем он развернул ее и заставил ухватиться руками за бортик бассейна, в то время как ее бедра и ягодицы были целиком в его власти. Шумный вдох ознаменовал новое единение между возлюбленными, разгоряченных томными разговорами и любовными играми.
И вот как можно было трактовать эту усмешку? Как поощрение и побуждение к дальнейшим действиям и экспериментам? Или как снисхождение к ее очередной глупости? И что будет, если она все же попробует? Похоже иначе чем на практике ей не узнать.
Но это все потом. А пока муж рядом, и нет места ни предположениям, ни размышлениям. Даже ласкам места не осталось – все что Эмилиана могла это крепче держаться за скользкий бортик, плавиться в руках мужа, следовать за его движениями. И снова простонать его имя, прежде чем обмякнуть в крепких руках.
А позже, прислонившись к широкой груди, найти взглядом ту самую корзинку, ради использования которой она и пришла сюда, и тихим, все еще хриплым голосом, спросить, кивнув в ее сторону:
– Позволишь мне?
Альва не сразу отпустил Эмилиану, стоило той прижаться к его груди. И неизвестно, обдумывал ли он ее предложение, то ли просто пытался сам придти в себя после того, что произошло вновь. Такая близость с их тесной связью была чем-то большим, чем просто какое-то развлечение или удовлетворение насущных потребностей. Но если это и выматывало больше, то император желал, чтобы эта приятная усталость никуда не уходила, и только усиливалась. Наконец, он кивнул и отпустил девушку, подплывая вместе с ней ближе к корзине.
Неожиданно он спросил так, будто они об этом говорили каждый день.
- Ты получала письма от своей семьи? Что думает твой отец?
Такой переход мог показаться странным и спонтанным, но это были не государственные дела. По крайней мере, Альва не хотел все это сводить к ним.
Эмилиана и сама не торопилась выбираться из объятий супруга, хоть ответа и ожидала с нетерпением. Но Альва не торопился нарушать тишину, а потом и вовсе отпустил ее. Можно ли было это понимать как «да»?
Не став медлить, бретонка подплыла к корзине. Оглянулась на последовавшего за ней мужа, прикинула, оперлась руками о бортик и, подпрыгнув, села на светлую плитку, оставив в воде лишь ноги. Убрала вышитое полотенце с корзины и заглянула внутрь.
Неглубокая и широкая, она таила в себе множество всего нужного – от нескольких брусков мыла до ароматических масел, от травяных отваров до лечебных зелий. Императрице даже проверять не требовалось – исполнительные служанки не просто положили все, что она сказала, но, похоже, добавили кое-что и от себя. И теперь Эмилиана с интересом изучала содержимое корзины, прикидывая, с чего бы начать. Оттого вопрос мужа и застал ее врасплох.
– А? – растерянно отозвалась бретонка, как раз выбиравшая мыло. Перевела на Альву озадаченный взгляд, но честно ответила, – Я получила письмо от матушки неделю назад. Что мой отец думает о чем?