Ни и идиот же этот Анселим! Как можно вообще было прийти в голову тащиться в этот Скайрим, да еще и зимой. Холодно так, что до костей пробирает, да еще и заселен не так густо, что от одного до другого поселения несколько дней ходу. Однако, при всем своем самодурстве и возможном скрытом желании заморозить всю труппу, старый босмер был в своем решении несомненно прав. Бывшая провинция Империи, а ныне отдельное государство устало от свалившихся бед, от этой войны, что, хвала Восьми и Одному, уже закончилась, но оставила после себя неизгладимые шрамы, от восставших древних тварей, рассказы о которых будоражили умы, казалось, всего континента. А теперь простой люд искал успокоения и всеми способами пытался отвлечься от тягостных пережитков прошлого, поэтому, куда бы не заехал караван артистов, их встречали со всем радушием, на какое были способны, и щедро одаривали, чего греха таить, кто чем горазд. И жизнь была бы прекрасной, если бы не этот лютый холод.
Их небольшой лагерь, расположившийся на небольшом отдалении от большака, возле небольшого ручейка, чей стремительный поток так и не смог сковать лед. Скупое северное солнце едва окрасило снега своим блекло-розоватым цветом, а Урзул уже выбиралась из своей палатки, сонно потирая глаза и зябко кутаясь в плащ. Там внутри, под плотным кожаным пологом, пропитанным для верности особой смесью, защищающей от влаги, было в разы теплее, и можно было бы последовать примеру многих и высовываться из своего ненадежного убежища только в случае крайней необходимости вплоть до того момента, когда настанет пора трогаться в дорогу. Но орсимерка позволить себе этого ну никак не могла. Ее, от природы деятельную, бездействие просто угнетало, а ежедневные тренировки, к которым она приучила себя за все эти годы, просто обязывали ее покинуть теплый плен палатки.
Она направилась к небольшой относительно ровной палатке, что облюбовала еще накануне, с дороги. Она находилась на почтительном отдалении от лагеря, что идти до нее пришлось достаточно долго. Впрочем, Урзул это не остановило. А пока ей пришлось двигаться, утаптывая меховыми сапогами неглубокий, покрытый ледяной коркой снег, она успела согреться и взбодриться. Все-таки, как бы ни было здесь, в Скайриме, холодно и неприветливо, но орсимерке здесь нравилось. Отчасти от того, что где-то здесь стояла крепость, которую покинули в свое время ее родители, от того что где-то здесь, должно быть, была ее кровная родня, которой она никогда не знала.
Наконец добравшись до намеченного пустыря танцовщица остановилась. Она нисколько не устала, только дыхание сбилось чуть чуть, в чем была виновата отнюдь не размеренная ходьба, а жесткий ледяной воздух, сковывающий легкие и не дающий нормально дышать. Впрочем, совсем скоро это уже не будет иметь какого-то значения. Разгоряченная кровь возьмет свое. Урзул, немного помедлив, скинула плащ и повесила его на корявый сук низенького деревца, оставшись в одной шерстяной рубахе меховых штанах, да сапогах. Холод, будто бы хищный зверь учуявший добычу, набросился на нее. Орчанка лишь упрямо дернула плечами, и медленно выдохнув, сделала тройное сальто. И в правду, стало немного теплее.

Не смотря на мороз тренировка прошла удачно. Урзул размялась как следует, убедившись лишний раз, что находится в прекрасной форме, и не то что не околела, но даже и пропотеть умудрилась. В лагерь она вернулась спустя часа два, но уже не шагала размеренно, а бежала трассой, опасаясь, как бы не застудить разгоряченное упражнениями тело. Бежать было неудобно - ноги то и дело увязали в снегу, да и тяжелый меховой плащ, накинутый на плечи тоже ощутимо мешал, но орчанка на шаг переходить не спешите, желая поскорее вернуться в тепло.
За время ее отсутствия в их небольшом лагере мало что изменилось. Ее товарищи до сих пор не спешили покидать своих шатров, и лишь над цветными шапками некоторых тянулись вверх тоненькие струйки дыма от вновь разожженных очагов, а откуда-то доносился запах готовящейся еды, ощутив который Урзул вдруг поняла, что весьма проголодалась. Она наказала себе обязательно заглянуть к Ирме, но чуть позже, когда в порядок себя приведет.
Очажок в ее шатре, слабо мерцавший углями, когда она уходила, больше не дымил, а холод, ощутив свою силу, поспешил пробраться под плотный полог и расположился теперь по-хозяйски внутри, лишая Урзул надежды отогреться как можно скорее. Но орчанку это не особо смутило. Немного повозившись с кремнем и огнивом над аккуратно сложенными сухими ветками, заготовленными накануне, и удовлетворенно проследив, как расходится огонь, облизывая своими языками древесину, Урзул, подхватив котелок, вышла из палатки и направилась за водой к ручейку, зябко ежась от продирающего холода. Вернулась она быстро, но даже этого непродолжительного времени огню хватило, чтобы разгареться как следует и вступить в схватку с морозом. Девушка подвесила котелок над очажком, а сама опустилась на спальник и продвинулись ближе, подставляя благословенному теплу холодные ладони.
Когда вода начала закипать, Урзул сняла посудину и поставила ее на землю, подкинув огню еще веток. В палатке стало уже совсем тепло, да и руки отогрелись, что можно было спокойно раздеться, что она и сделала. Стащив с себя влажную рубаху, орсимерка обнажилась по пояс и потянулась за чистой тряпочкой, что приветливо выглядывала из кармана ее походной сумки. Конечно, условия неригодны для полноценного купания, но при смыть с себя все же было необходимо. Хоть тряпочкой, в воде смоченной обтереться, а все коже комфортнее будет.
Урзул самозабвенно терла свое тело, не заботясь о том, что крупные теплые капли с плохоотжатой ткани падали на штаны, как вдруг ей послышались чьи-то шаги снаружи. Она не придала этому особого значения. Наверняка кто-то из труппы за водой побрел. Того, что кто-то решит зайти к ней она не ожидала, поэтому весьма удивилась, когда полог резко распахнулся, а проеме возник чей-то силуэт, а на раскрасневшуюся от усердного трения кожу пахнуло холодом. В шатре было гораздо темнее, чем на улице, поэтому лица вторженца было не разглядеть, одно было определенно ясно - этот человек был не из труппы и орчанке не был он знаком. Она настолько опешила, что замерла в той же позе, в которой застал ее незнакомец - голова слегка откинута, одна рука запрокинута за голову, а вторая, сжимающая тряпицу так и застыла у подмышки. Спустя несколько мгновений она всё-таки сообразила, что полуобнаженная сидит перед незнакомым мужчиной, и поспешила прикрыть руками хотя бы грудь.
- Ты кто такой? И какого чахлого скампа вваливаешься сюда без спросу? - справившись с оцепенением полюбопытствовала орсимерка. В голосе ее отчетливо слышалось возмущение.

Отредактировано Урзул гра-Шадбак (16.03.2016 12:46:23)

Как бы поступил любой нормальный незванный гость, окажись в такой ситуации? Правильно, извинившись, вышел бы вон и дождался бы снаружи, пока женщина хотя бы оденется. Но этот человек был явно из ненормальных, незнакомых с тактом и элементарным правилами приличия. Он не просто не ушел прочь, а наоборот, вошел внутрь. Хоть полог опустил, что мороз больше внутрь шатре не проникал, и на том спасибо.
Этот, назвавшийся Торбьорном, самым неприличным образом глазел на нее, а Урзул смотрела в ответ, настороженно застыв на месте. Первая волна возмущения спала, а на смену его пришло любопытство с малой толикой опасения. Теперь, когда яркий белый свет из-за спины пришельца не бил в глаза, а слабый свет очажка худо-ладно освещал его лицо, ей наконец удалось рассмотреть этого мужчину. Норд - безошибочно определила она, хотя не совсем типичное отсутствие поросли на голове и лице поначалу сбило ее с толку. Его пристальный взгляд, бесстыдно гуляющий по ее телу, орсимерку нисколько не смущал и неуютно почувствовать себя не заставил. К подобным и многим другим взглядам в свою сторону она уже очень давно привыкла и принимала их как должное. Но вот слова о том, что человек является посланником короля ее заметно насторожили. Она вся напряглась, пытаясь понять, чем их скромная труппа смогла заинтересовать столь высокопоставленное лицо. Законов вроде они никаких не нарушали, хотя как знать. Разумнее всего было отправить этого посланника прямиком к Анселиму, пусть с ним разбирается без ее участия, но девушка с ответом медлила.
Когда эта игра в гляделки ей наскучила и стало очевидно, что мужчина никуда уходить не собирается, Урзул передернула плечами и решила вернуться к тому, на чем остановилась с приходом Торбьорна. Она отняла руки от груди, и окунув остывшую тряпицу в теплую воду, снова принялась обтираться. Теперь присутствие чужого мужчины ее нисколько не волновало. Если хочет, то пусть его, смотрит. В конце концов, не она ли представала часто перед обширной публикой в том виде, в котором любой нормальный, стесненный рамками приличия человек или мер показаться бы не решился?
А мужчина все не уходил. То ли ответа ждал, то ли уже забыл за чем пришел. Шумно вздохнув, орсимерка вновь подняла на него глаза и наконец заговорила.
- Ну допустим труппа. А что? Мы мирные артисты, законов никаких не нарушали, жителей не беспокоили, непотребств не учиняли. Какие у нас могут быть вопросы?

- Вот как? Перед королем, значит, выступить? - Урзул расслабилась, ведь ее воображение уже успело нарисовать ей не очень приятные картины, как всю труппу вяжут по рукам, конфискуют ценный, разумеется в художественном плане, реквизит и отправляют в темницу ближайшего города за какие-то неведомые преступления. Конечно, среди артистов попадался порядочный сброд, порой даже с весьма темным прошлым, но давно прошли те времена, когда жулье, что держал при себе Анселим для того, чтобы толпу заводили, шарились по карманам увлеченных зрителей.
Нельзя сказать, что слова Торбьорна не удивили орчанки. Удивили и весьма. При всем ее богатом жизненном опыте и всем том разнообразии мест, в которых ей доводилось выступать, представать перед сильнейшими мира сего, не просто знатью, а венеценосными особами, ей еще не доводилось. У королей и имераторов, обычно, имеется при дворе свои небольшие труппы, которые злые языки называют сборищами дармоедов, и состоят они из людей хорошо проверенных, что ни против короны, ни против Их Сиятельства ничего недоброго умышлять не будут. Голь перекатную, что представлял собой их коллектив, никто и никогда ко двору не приглашал. Мало ли... Но, видимо, в Скайриме были другие порядки.
- Это тебе к Анселиму нужно, - немного промолчав добавила Урзул, отправляя тряпицу в котелок и поднимаясь с земли. - Его шатер находится там, - она махнула рукой, задавая примерное направление, - неподалеку. Ты его сразу увидишь, он самый большой и заметно выделяется среди прочих.
Понимая, что у норда едва ли найдутся к ней еще вопросы, орсимерка отвернулась от него и нагнулась, чтобы подхватить со своего лежака кусок ткани, заметно больше предыдущего, и принялась насухо обтираться, чтобы наконец переодеться в чистую рубаху.

Отредактировано Урзул гра-Шадбак (18.03.2016 17:13:28)

Урзул покидать своего шатра пока не спешила. Хоть голод уже ощутимо начал понимать не, а мысли о наваристой похлебке близкой подруги покоя не давали, но необходимо было закончить свои личные дела. Тщательно обтеревшись сухой тканью, слегка морщась от того, как грубая ткань царапает по раздраженной трением мокрой тряпицы коже, орсимерка пошарила в своей суме и извлекла оттуда чистую рубаху и пузырек с драгоценным розовым маслом, которым и принялась натираться. Масло приятно холодило и успокаивало кожу. После чего она наконец надела рубаху.
Орсимерка всегда возила с собой небольшой алтарь Дибеллы, любовно завернутый в мягкую ткань от повреждений и чужих глаз, и никогда с ним не расставалась. Сделанный на заказ и освященный по всем правилам, что алтарям из храмов не уступал ничем кроме размера. В свое время Урзул отдала за него все свои полуторагодовые сбережения, но оно того стоило. Будучи глубоко религиозной, орчанка не могла представить каждый свой день без молитвы, и если когда-то давно она обходилась хорошо заученными в храме словами, что шептала с жаром, приложив к губам амулет, то теперь она молилась совершенно иначе, отступившись от того, что так долго старшие жрицы вбивали ей в голову. Она больше не читала тех молитв, посчитав, что не может быть искренности и душевности в словах, зазубренных наизусть. Теперь, уединившись в своей палатке она убирала ткань со своего алтарика, вставала перед ним на колени и тихим, едва различимым шепотом проговаривала все то, что приходило ей на ум. Она благодарила свою Покровительницу за новый чудесный день, за дары, что несет он, за невообразимую красоту, что простирается вокруг и за многое другое, не забывая так же и почести воздать и восхвалить.
За этим-то и застал ее норд. Ранее посчитав, что разговор окончен и говорить, собственно, не о чем больше, Урзул никак не ожидала его возвращения. На этот раз он застал ее за занятием действительно интимным, касающемся только ее и ее Богини, что открыто демонстрировать она была не готова. Поспешно прикрыв тряпицей алтарь, орсимерка взвилась с колен, и сложив руки на груди, с вызовом уставилась на Торбьорна.
- Куда это, позволь спросить? - Она успела понять, что королевский посланник наверняка договорился с Анселимом о выступлении, но вот почему он лично пришел сообщить об этом за грань ее понимания выходило.