Все закончилось неожиданно и быстро. Исчезли охочие до свежей крови мертвецы, остались позади руины и Сердце, к коему Линндевар так и не прикоснулся. Все это сделалось лишь частью прошлого, а настоящее щерилось уродливым оскалом и скулило подобно побитому псу. Во всяком случае, то будущее, что было воплощено в Каморане. Глядя на Короля, разбитого, сломленного и подавленного, рейнджер все сильнее склонялся к мысли, что решение Сильвенара было ошибочным. Тот бойчи, что не слышал Леса хотя бы находился в трезвом уме и казался способным мыслить и принимать решения, обновленный же только и делал, что ползал по траве и обещал в скором времени рехнуться. Сбывались худшие опасения предводителя Сумеречной Лозы, но блондин, лишенный милосердия и сострадания, воплощал их отнюдь не в заботе и помощи, а в раздражении и излишней нервозности. Будто без него ее было мало? Впрочем, один раз он все-таки попытался ободрить сородича, отвратить его от проблем внутренних и направить в русло полезной для Валенвуда деятельности, но, потерпев фиаско, оставил Каморана на попечение Фемниса и расположился подальше ото всех, намереваясь, наконец, привети себя в порядок. Во всяком случае, того требовало израненное тело, которое, в отличие от той же души не собиралось ждать и могло доставить своему хозяину массу проблем.
Не желая становиться ходячим стонущим мешком, Линндевар разместился на траве под невысоким деревом с широкими раскидистыми ветвями, сгрудил в стороне от себя оружие и сумки, оставив лишь ту, где находились приспособления для лечения и перевязки ран, кое-как расстегнул и стащил доспех, стянул промокшую от крови и пришедшую в негодность рубаху и, сузив глаза, принялся придирчиво себя осматривать. В принципе, ран было немного и напоминали они скорее царапины, но рейнджер всерьез опасался, что мертвецы вполне могли внести в кровь какую-нибудь отвратительную заразу, а потому, первым делом, извлек из сумки пузырек с пахучей жидкостью, смочил ею чистую тряпицу и принялся обрабатывать раны. С руками воин справился легко, с грудью тоже, там, правда, была не то, чтобы рана, но внушительная гематома и большая ссадина, а вот лицо и спина доставили предводителю Сумеречной Лозы некоторые сложности: первое он из-за отсутствия воды видеть не мог, до второй же попросту не имел возможности дотянуться. Блондин изворачивался, выгибался, но результата так и не получил, лишь выронил на землю тряпицу. Раздосадованный этим фактом, он резко выдохнул, прислонил голову к стволу дерева и, глубоко вдохнув, позволил себе немного расслабиться. «Позже», - рассудил он, - «Если там действительно что-то было, нужный момент я все равно уже безнадежно упустил. Остается только надеяться на милость Й’ффре, стойкость собственного организма и помогать телу по мере сил».
Мгновением позже Линндевар еще подумал о том, что было бы неплохо выпить парочку укрепляющий отваров, но их под рукой не оказалось, а потому босмер прикрыл глаза, намереваясь немного отдохнуть. Вот только «немного» затянулось на энное время и обернулось вовсе не медитацией, а крепим сном.

Линндевар не видел красочных нереальных картинок, не проваливался в сладостные грезы, но, тем не менее, спал крепким, глубоким сном, утрачивая связь с окружающим миром. Он слишком устал для того, чтобы оставаться внимательным и чутким, тело его ныло и слабо горело, требуя отдыха и восстановления. Именно поэтому рейнджер не проснулся, когда к нему осторожно приблизился Прядильщик, и открыл глаза, лишь заслышав обращение звонкого голоса. «Проклятье!» - мысленно воскликнул предводитель Сумеречной Лозы и, неловко поерзав, сел. Ему требовалось время, чтобы осознать, что произошло, и понять, что делает возле него непоседа-Филлим, но возможности углубиться в размышления не было, и блондин не нашел ничего лучше, чем зацепиться за увиденные детали. Бойчи стоял от него в паре шагов, выглядел немного растерянным и сжимал в вытянутых руках бутылочку с лечебным снадобьем и чистую тряпку. «Хочешь мне помочь?» - Линндевар склонил голову к плечу, проморгался, стряхивая остатки сна, потер переносицу, сохраняя выражение лица совершенно невозмутимое, кое-как поднялся на ноги, отошел от дерева на несколько шагов и разместился на мягкой траве, дабы Прядильщику не составляло проблем заниматься его ранами.
- Иди сюда, - подозвал рейнджер собрата, раскрывая сумку и тяжело выдыхая. Не от усталости или недовольства, но из-за проклятой гематомы на груди, - Кажется, я проспал непозволительно долго, так что раны действительно нуждаются в перевязке. Это позднее. Сначала нужно промыть царапины на спине. Я не вижу, что там, но судя по ощущениям, парочка глубоких следов от когтей там есть. На левой лопатке. Их может быть не видно из-за крови. Меня также немного беспокоит правая рука и возможное заражение крови. Будем надеяться, что последнее меня минует, но, если у тебя отыщется что-нибудь обеззараживающее, я буду благодарен.
Поделившись с горе-целителем собственными выводами и подозрениями, предводитель Сумеречной Лозы расправил плечи и замолчал. Филлиму подобное поведение, конечно, могло показаться странным и удивительным, но для блондина оно являлось абсолютно естественным. Он никогда не считал себя хорошим лекарем и предпочитал поручать дела, в которых был не сведущ, тем, кто смыслит в них больше или, на худой конец, тем, кто обладает прямыми руками и может заменить его собственные. К тому же, Прядильщик, каким бы взбалмошным и безответственным не казался, доказал свою надежность и полезность, а Линндевар всегда предпочитал судить по делам и поступкам.
- Можешь начинать, - проговорил он, давая сородичу понять, что принимает его помощь и не станет огрызться или еще как противиться лечению, - Делай то, что считаешь нужным. Меня не жалей. Я умею переносить боль и неприятные ощущения молча.
Рейнджер прямо и уверенно глянул на Филлима, а после отвернулся и принялся рассматривать кроны деревьев.

Созерцанием окружающего пейзажа нелюдимый рейнджер занимался все то время, что непоседливый Прядильщик крутился возле него и возился с ранами, царапинами и ссадинами. Линндевар не счел нужным как-либо реагировать на уточнение про крик, умалчивая о том, что в случае чего, просто перехватил бы руку горе-целителя и остановил бы процесс. Оставил блондин без внимания и комплимент, адресованный его характеру. Лишь коротко кивнул и выдавил из себя что-то нечленораздельное, находящееся между «у», «мм» и «ага». Говорить Предводителю Сумеречной Лозы не хотелось. Конечно, при желании, он мог отыскать несколько подходящих тем, способных скрасить утомительную процедуру, но предпочел сохранять тишину и напоминать каменное изваяние. Ни один мускул на его лице не дрогнул даже тогда, когда Филлим тронул распоротую щеку. «Пусть делает свое дело», - подумал Линндевар, прикрывая глаза, чтобы их не разъедала пахучая жидкость.
Из состояния оцепенения рейнджер выбрался немного позднее. К тому времени Прядильщик уже успел покончить с перевязкой и вовсю болтал о короле и Сердце. Блондин мысленно скривился. Он не любил, когда собеседники перескакивали с одного на другое, теряя нить повествования, но за годы жизни в Валенвуде свыкся с дурной привычкой, свойственной большинству бойчи. Пользуясь все той же многолетней выдержкой, воин терпеливо выслушал все, что желал вывалить на него Филлим, помолчал некоторое время, размышляя, но после все же заговорил.
- Разумеется, он справится, - произнес предводитель Сумеречной Лозы совершенно не желая выдавать свои сомнения и страхи, - Ему потребуется время, и дать это самое время мы вполне в силах. В противном случае, мы получим безумного короля.
Договорив, Линндевар привычным жестом потянулся к поясу, намереваясь выудить из небольшой поясной сумки курительные принадлежности, но, вспомнив, что оставил их дома, сокрушенно вздохнул и устроил руки на коленях, перед этим расставив ноги в стороны. Рейнджеру хотелось отвлечься, хотя бы немного, и он знал, что ничто, кроме сладковатого дыма, не способно ему в этом помочь. «Жаль», - мысленно заметил босмер, но заострять на том внимание не стал, - поднял взгляд на Прядильщика и ответил на другие, затронутые им вопросы.
- Нет. Я не хочу проникаться этими ощущениями. Сердце и так произвело на меня определенное впечатление, и то, что я так и не коснулся Древа было исключительно моим выбором. Я мог успеть, если бы пожелал. Но, как есть те, кому доставляет удовольствие лететь на пламя, так есть и те, кто предпочтет скитаться в тенях и блуждать во мраке. Святыни, Филлим, не для всех.
Озвучив ту мысль, что засела в его сознании сразу после ухода из Гектахейма, предводитель Сумеречной Лозы замолчал, продолжая испытующе смотреть на своего собеседника.

Линндевар не хотел, чтобы ему отвечали. Это была не та тема, на которую мрачный рейнджер жаждал поговорить, но вот его непоседливому собеседнику она показалась невероятно захватывающей и интересной. Что ж, пусть так. Предводитель Сумеречной Лозы никогда не являлся тем, кто боится посмотреть правде в глаза и выложить ее на стол, какой бы горькой, неприглядной или тяжелой она не являлась.
- Филлим, - блондин слабо нахмурился, пошарил перед собой и, подобрав с земли тоненькую веточку, переломил ее и сунул один из обломков в рот, - Сумеречная Лоза, как ты верно заметил, покрыта тайной, и я, как следовало бы догадаться, не стану тем, кто выложит ее секреты.
Воин едва заметно улыбнулся. Теперь он был не просто посторонним бойчи, но тем, кто способен предостеречь, посоветовать, научить.
- Есть вопросы, задаваться которыми не следует, равно как и совать в них нос. Моя деревня – один из таких вопросов. Если бы ты был одним из нас, ты бы знал, а так – не за чем. Твое счастье, что тебе вообще удалось дойти до границ и выбраться живым. Вероятно, то было не при мне, потому как лично я подобного бы не допустил.
Линндевар приложил к веточке во рту пальцы и вытянул ее, непроизвольно выдавая свое желание закурить, откинулся на одну из рук и продолжил рассказывать.
- То, что тебя интересует, если прозвучит, уничтожит сам смысл существования деревни и ее обитателей. Мы должны оставаться невидимыми и безымянными. Незаметно появляться и также тихо исчезать. Иногда, впрочем, не очень-то тихо. Больше ничего про Лозу я тебе не скажу, но могу поведать на счет себя. Нет, я не родился в деревне рейнджеров. Пришел туда много лет назад. На свет появился в маленькой деревеньке у самых границ Валенвуда. Там вырос. Потом ушел.
Предводитель Сумеречной Лозы отвернулся и какое-то время молчал, не то вспоминая события далекой давности, не то обдумывая иные вопросы своего незадачливого собеседника. Что именно он делал, по непроницаемому лицу определить было невозможно. Филлиму только и оставалось, что ждать, гадать и нетерпеливо ерзать. Впрочем, долго томить своего собрата рейнджер не стал. Покрутил веточку в пальцах и заговорил снова.
- Иногда я думаю, что, если бы и мы получали свое наказание, было бы лучше. Идти на осознанное преступление и знать, что за этим не последует расплаты, - тяжело. Не скажу, что это служит искушением, но уж точно уводит от раскаяния и ведет к переоценке и некоторым ложным истинам. Пожалуй, это убивает душу. Однако я говорю только про себя. Мои подчиненные куда сильнее похожи на Фемниса или тебя. Они исполняют свой долг и говорят, что на все воля Леса и Й’фрре. Я же не склонен перекладывать свою ответственность на кого бы то ни было. Сколько не ищи оправданий, а решения все равно принимает конкретный бойчи, а не кто-либо иной. Еще одна причина, почему я не хочу касаться Сердца. Ему достаточно скверны и без меня.
Линндевар выдохнул, внимательно посмотрел на Прядильщика, гадая, понял он его или нет, и замолчал. Тему блондин находил исчерпанной, впрочем, не на столько, чтобы не отвечать на вопросы, сыщись они у любопытного собрата.

Ответ Филлиму не понравился. Линндевар видел это, глядя на замершего хмурого собрата и слушая непривычную тишину, но забирать свои слова обратно, вдаваться в детали или делать что-либо еще в том же роде не стал. «Не за чем», - подумал рейнджер поднося веточку к зубам и принимаясь слабо покусывать кончик, - «Чего я ждал от Прядильщика, любящего и почитающего богов? Понимания? Симпатии к тому, кто давно уже готов отречься как от Й’ффре, так и от песни Леса? Не стоило и начинать». Предводитель Сумеречной Лозы выдохнул, слабо кашлянул и раздраженно зашвырнул веточку в ближайшие кусты. «Довольно», - заключил он тут же, закрывая тему не только для Филлима, но и для себя самого. В конце концов, если уж в чем-то неугомонный бойчи и был прав, так это в том, что для теологии было не место и не время. Их потрепанной четверке предстояло восстановить силы и совершить новый сложный переход. Но, что самое паршивое, настоящие испытания с этого только начинались.
Блондин слабо нахмурился, запрокинул голову, рассматривая кроны деревьев и, глубоко вдохнув, затих. Отвечать на высказывания собеседника он не собирался. Во всяком случае на те, что касались тем отстраненных.
К еде же Линндевар отнесся уже более благодушно. Слабо кивнув, в знак благодарности, принял из рук Прядильщика прутик с аппетитными кусочками мяса и принялся неторопливо уничтожать лакомство. В отличие от того же Каморана, рейнджер ел даже тогда, когда настроение его находилось между «паршиво» и «очень паршиво». Он был из тех, кто следил за своим телом и не позволял ему терять форму. К тому же, тренировки и потребности низменные очень хорошо отвлекали воина от тех внутренних проблем, с которыми он не мог совладать и которые предпочитал просто не трогать.
Впрочем, на сей раз, еда не помогла. Как ни старался предводитель Сумеречной Лозы он так и не смог перестать думать над словами Филлима. «Правда ли это? Действительно ли это так? Неужели каждый должен покориться воле высших сил и жить по их законам? Неужели все, что есть, зависит только лишь от богов? Неужели один не может сломать себя настолько, что сделается свободным от каких-либо рамок?» Вопросы эти были блондину интересны. Нет, он не думал отрекаться и, побывав в Гектахейме, осознал, насколько сильна его связь с Лесом, но, несмотря на это, так и не смог понять одного: кто стоит за его выбором, провидение или он сам.
Линндевар снова нахмурился. Доел мясо и положил опустевший на землю. Говорить не хотелось. Прислушавшись к себе, рейнджер снова заметил, что более всего жаждет отвлечься и успокоить душу. Повернул голову к Филлиму, окинув суровым взглядом хрупкую фигурку бойчи и, переступив через собственное нежелание демонстрировать слабости, обратился.
- У тебя есть что-нибудь из курительных смесей?

Вопроса, вплётшегося в привычную музыку Леса, Филлим, определенно, не ожидал. На подвижном лице его тут же отразилось удивление, довольство и что-то еще, что Линндевар обозначил как детский восторг. Бойчи, подскочил, засуетился и юркнул в собственную походную сумку. Рейнджер, так и не сменивший позы, наблюдал за перемещениями собрата несколько отстраненно с все тем же невозмутимым выражением лица, однако, мысли его в этот момент пребывали далеко от небольшой полянки, послужившей удобным местом для привала. Предводитель Сумеречной Лозы был погружен в себя, вспоминая давно минувшие события и размышляя о тех днях, когда сурового расписанного узорами и пристрастившегося к курительным смесям блондина еще не существовало. С тех пор прошло много лет, но Линндевар хорошо помнил себя прежнего, свои интересы, мечты, планы и увлечения. Он никогда не был таким, как Филлим, предпочитая узкий круг общения веселым компаниям, но, вместе с тем, между ними наблюдалось что-то общее, - непосредственность, открытость и упрямство. Впрочем, те же черты отличали и Мириэль. Если кто и походил на непоседливого Прядильщика, так это она. Такая же светлая, теплая и живая. Рейнджер помнил, как тянулся к ней, как хрупкая эльфийка успокаивала его душу и почти незримо подставляла свое плечо, когда он нуждался в поддержке и понимании. Сейчас этого не было. Остался только ароматный травяной дым, забивающий легкие и унимающий нервы. «Дешевая замена», - заметил предводитель Сумеречной Лозы и, моргнув, воззрился на Филлима.
Тот как раз перебирал мешочки, выкладывая перед собеседником то одно, то другое средство. Блондин заставил себя сменить позу, склониться над курительными смесями и покрутить в пальцах несколько из них. Жучиные крылья, сушеные гусеницы, травы, грибы… Нужда в осмотре отпала бы, выслушай Линндевар трескотню Прядильщика, но пропустив ее мимо ушей, пришлось разбираться самому. Впрочем, снадобья, подходящие для курения, рейнджер знал хорошо, а потому без каких-либо затруднений извлек из общей массы то, что его интересовало, - несколько мешочков с сушеными душистыми травами, способными расслабить и очистить душу и разум от излишних переживаний.
- Эти подойдут, - проговорил блондин, уведомляя собрата о выборе, потянулся к собственной сумке и выудил из нее красивую резную трубку, выполненную из кости.
На вопросы же предводитель Сумеречной Лозы ответил после продолжительной паузы, когда, наконец, смог вдохнуть сладковатый аромат выбранной смеси и выпустить изо рта несколько струек дыма.
- Посмотреть Сильвенар было бы интересно, - обозначил свою позицию Линндевар, - Но я не уверен, что у меня будет на то время. Все зависит от Каморана и дальнейших указаний Сильвенара. Я, прежде всего, исполняю свой долг и только во вторую очередь думаю о развлечениях. Если у меня выдастся возможность побродить, я приму твое предложение и охотно составлю компанию.
Договорив, рейнджер замолчал и сделал очередную глубокую затяжку.

Филлим ответил звонким хихиканьем. Вероятно, сухая и чопорная речь собеседника его забавляла, но Линндевар не видел в своих словах ничего, что могло бы показаться смешным. Возможно, он даже пресек бы неуместную веселость собрата, окажись она таковой, но сейчас бойчи находились на привале и общались на весьма личные и отвлеченные темы. Улыбки, искренность и открытость здесь были более, чем подходящими. Вот только сам рейнджер так и не улыбнулся. Он даже на уточнение Прядильщика про лук ответил коротко и почти официально.
- Знаю.
Откинулся на руку, затянулся, наслаждаясь приятным дымком, пощипывающим легкие, посмотрел в небо, в кой-то веке испытывая острую потребность отвести глаза. Предводителю Сумеречной Лозы вдруг стало обидно и стыдно. Стыдно за то, что никогда больше не сможет жить так, как жил. Маленький рыжий босмер, произнося свою фразу, оказался удивительно точен, даже Сильвенару, и тому, в свое время удалось меньше и с большими усилиями. Филлиму же даже не пришлось напрягаться. Так легко, так естественно у него получилось уловить то, что отличало сурового воина от других. Линндевар не умел расслабляться. Вообще. Он не знал, как это делать. Когда-то рейнджер жил семьей, трудясь и работая ради жены и будущего ребенка; после семью заменила Лоза, и блондин направил все свои силы на ее развитие, посвятил себя служению. Был ли в этом отдых? – Нет, не было. Предводитель потаённой деревни, задумался, прикидывая, когда в последний раз действительно расслаблялся, но так и не смог вспомнить. А это, в свою очередь, уже было обидно. Впрочем, погрузиться в сожаления Линндевар себе не позволил. Сделал глубокую затяжку и, выпуская дым, повернулся лицом к Филлиму. Тот как раз жаждал сменить примочку. Препятствовать сему рейнджер не стал. В конце концов, зачем мешать тому, кто делает свою работу.
Выслушав просьбу и уже привычно пропустив мимо ушей словесный поток собеседника, блондин вытащил изо рта трубку и наклонился вперед. Одновременно с этим, он, наконец, соизволил выдавить из себя предложение более распространенное, нежели одно слово.
- Означают, - ответил он, глядя в глаза собеседника и прикидывая, стоит ли вдаваться в детали или хватит общих слов, - Если буквально, то татуировки на руках отражают стрелы и меч, хотя и образно. Татуировка на груди символизирует перерождение; на лице – месть. В них много нюансов, и говорить обо всех я не стану. Но в этот узор, по сути, вплетена вся моя жизнь, начиная, правда, не с детства, а с прихода в Сумеречную Лозу. Впрочем, она наносилась постепенно, а такой вид, как сейчас, приобрела уже после того, как я стал предводителем рейнджеров. Должен признать, что это было глупое решение, - у меня и без татуировок запоминающаяся внешность, - но в те годы, самовыражение казалось мне более важным, нежели скрытность.
Линндевар несколько недовольно дернул губами и замолчал. Определенно, он полагал, что сказал все, что нужно, и даже более того. Конечно, любой уважающий других босмер счел бы нужным продолжить общение и, хотя бы приличия ради, поинтересоваться чем-то из прошлого или настоящего собеседника, но рейнджер не имел привычки строить хорошую мину при плохой игре.