- Я думал, в Скайриме не бывает настоящего лета, но, пожалуй, я ошибся. Мне казалось, что оно только называется так, просто потому что у нас уже с незапамятных времён общий календарь, но нет. Конечно, оно другое, но…
Два данмера сидели на каменной приступи перед клубом «Новый Гнисис». Совсем молодой бритоголовый парнишка в простой одежде и мер постарше. Они сидели и потягивали какую-то национальную выпивку прямо на улице. Говорил тот, что старше.

- Но всё же все мы под одним Солнцем и Небом. Вот что примерно значит понятие «н’вах», Ран.
- Я не понимаю.
- У тебя серая кожа и красные глаза, как и у твоих родственников в Морровинде, а небо над Виндхельмом такое же голубое, как и над Блэклайтом. Но все же небо Скайрима и небо Морровинда – разные Небеса.
Юноша, названный Раном, тяжело вздохнул и сделал маленький глоток из деревянной кружки.
- Ты не видел неба над Морровиндом, так ведь?
- Ну да. Но я всегда мечтал его увидеть…
- Не сомневаюсь. Так и почему  не был на нашей родине?
- Отец говорит, нельзя оставить хозяйство. Дорого это. Да и сестра у меня болеет… Может быть, на следующий год она поправится и я смогу скопить…
- А твоему отцу так говорил его отец. И отец его отца. И так до самого Красного Года. Потому что на самом деле вы не хотите возвращаться.
На этот раз Ран одним махом осушил стакан. Ему не нравилось, что говорил этот приезжий. И не нравилось как. Ран злился, но не мог не слушать.
- Потому что вам тут нужна надежда на то, что где-то есть земля обетованная, где-то есть благородные предки, честь и достоинство. Что за несправедливость, претерпленную тут, где-то там вас ждёт награда. Когда-нибудь. Может, через год?..
- Да тебе-то, ну откуда знать, каково здесь жить? Скамп, это проклятая дыра!
Каас горько усмехнулся.
- А теперь представь, что бы ты почувствовал, когда осознал, что в Блэклайте может быть ещё хуже? Каково бы было тебе и твоей семье понять, что там, на Востоке, нет прекрасной страны предков?
- Ну… Знаешь… Здесь приходится жить среди нордов, которые нас ненавидят и презирают. Как будто если бы я мог выбирать, где родиться, то решил бы обязательно родиться фермером на куске льда, только для того, чтобы бесить проклятых людей!
- Вот именно! Сначала ты мне рассказываешь, как в душе считаешь себя морровиндцем, а потом говоришь, кстати, с хорошим таким акцентом, что родился и вырос среди нордов! Ты не можешь быть одновременно виндхельмцем и морровиндцем, пойми. Пока ты, твой отец, и все вы, «серые», не найдёте твёрдое самоопределение – норды будут вас презирать. Данмеры будут вас презирать. Вы две сотни лет н’вахи для двух народов. Подумай над этим, я сейчас.

Старший данмер вскочил на ноги, отряхнулся, и ушёл, хлопнув дверью клуба. Ран сидел с невидящим взором, направленным вглубь узкой улочки квартала «Серых», и действительно задумался. Он так давно мечтал прикоснуться к частичке чего-то оттуда, с родины, с места героических историй прошлого. И вот появился он. Приплыл на данмерском корабле, сошел с борта в данмерском одеянии, на его лице красной охрой выведен данмерский узор, ухмылка была такой, какая могла принадлежать только данмеру. Но сейчас Ран чувствовал себя обманутым. Казалось, его новый знакомый Мирон Каас издевается над ним. А может, нет? Может, он говорил серьёзно? Из-за этой вечной гадкой ухмылки не поймёшь, что у него на уме!

Дверь за спиной снова хлопнула и Ран вздрогнул. Мирон вернулся. В руках у него была его красивая лютня. Тоже вся такая из себя данмерская. И стоит, наверное, целое состояние.
- Пошли, я тебе кое-что покажу.
- Куда? Что ты хочешь мне показать?
- Вставай. Покажу тебе, как налаживать отношения с нордами.

***

Дворец. Ран поверить не мог, что стоит во дворце. Зал был огромным, но ему всё равно казалось, что древние каменные стены давят на него. Когда-то здесь сидел Ульфрик, которого данмеры квартала «серых» считали причиной чуть ли не всех своих бед, и никто из серокожих, кажется, не преступал этот порог.
Каас только слышал об этом. Даже если так, ему было всё равно. Он проходил мимо стражников, танов, всего честного люда, шёл прямо к центру залы.

- Мутсэры! Под этим Солнцем и Небом я приветствую вас! Позвольте мне представиться, я - Мирон Каас. Я странствующий менестрель и музыкант, и так хотел бы подарить сим залам свой талант! Кто даст на это мне благословение? Кто снимет для меня преграды? Я не прошу награды. Лишь пред искусством преткновения!

Отредактировано Мирон Каас (27.09.2017 17:01:00)

Красные с жёлтым глаза сузились, хищно озираясь. Жажда, неистребимый глубокий голод до чувственности и страсти, заворочалась под укрытием из серой кожи.
Почему Каас считал, что он в своём праве требовать внимания? Почему эти почтенные, но такие сухие северяне должны слушать, вместо того, чтобы говорить? Они не знают, но мер с Востока уверен – это потому что он принёс Её слово, а оно бывает услышано, не зависимо от чьего бы то ни было желания. Холодные и могучие стены Исграмора должны прогреться изнутри шёпотом Мефалы, госпожи искусства.

Дай мне только возможность.
И Она дала. Как всегда в обличии прекрасной женщины.

Менестрель благодарно поклонился и тут же вскинулся, вкладывая в свои движения толику самолюбивой изящности. Кучерявые волосы рассыпались по лицу. Руки ещё не коснулись струн, но блаженная улыбка уже осветила лицо данмера.
А потом ноты одна за другой полетели в окружающих как отравленные стрелы, яд непредсказуемых ритмов которых ещё долго будет течь по венам поражённых. Игра – очаровательна, а лютня зачарована, так что никому не укрыться от метких выстрелов.
Для данмера это была молитва, и он отдавался ей как любой фанатик.

Кажется, когда-то, до того, как переродиться в горниле своеобразной музыкальной манеры пепельного менестреля, это была нордская баллада – ещё можно было угадать характерные гаммы. Баллады севера раскатистые, могучие и холодные, как снежные пустыни вечной атморанской белизны. Каас же играл так, что если музыка нордов была северной вьюгой, то с его манерой угадывались всполохи душного жара Красной Горы.

Как к этому отнесутся слушатели? Он не знал. Из-под полуприкрытых век он смотрел поверх их лиц.
Не хватало ударных - как будто сердце не билось. И когда данмер не смог больше выдерживать этого вакуума, его ноги ожили. Каблуки сапог начали высекать из камня глухие удары, хоть как-то стараясь восполнить это упущение…

Отредактировано Мирон Каас (03.10.2017 20:26:12)