- Быстрее! Я видел, что он сюда побежал!
    - Да где же он? Я его не вижу!
    - Не шумите! Он не мог далеко уйти – ищем.
    Голоса этих троих и ещё нескольких босмеров, чьих слов уже нельзя было различить, одними из последних добрались до ушей Змея, которой в тот момент забирался в окно. Дом, который он выбрал, казался оставленным своими хозяевами: на тщательно отшлифованной деревянной поверхности мебели лежал тонкий, но всё же видимый слой пыли, то же касалось и пола. Забравшись внутрь асасин очутился в малом зале: месте куда более уютном и домашним чем зал большой, в котором оказываешься сразу открыв дверь. Первое что кидалось в глаза – это гора разноцветных пёстрых подушек, сваленных почти в самом центре и образующих нечто вроде лежака, повёрнутого (если только так можно было выразиться по отношению к данному образованию) в сторону маленького, камина, прикрытого тёмной острозубой решёткой чуть больше чем на половину. Не далеко от лежака, в углу, располагалось большое кресло приятного тёмно-зелёного оттенка, украшенного золотым узором, с высокими подлокотниками и высокой представительной изогнутой спинкой. Возле него стоял длинный стол, на котором выстроился ряд каких-то мелких, не различимых в темноте, вещей и стронный серебряный канделябр с длинными свечами на боках которых застыли восковые слёзы. С противоположной стороны располагался низкий комод с несколькими высокими вазами, предназначенными под цветы – но в данный момент они были пустыми, что лишний раз говорило об отсутствии хозяина. Прямо напротив метиса располагался огромный книжный шкаф полки которого были вделаны в стену и начинались едва ли не от самого пола, умещая на себе книги самого разного возрасте, вида и содержания, включая даже свитки пергамента. Последнее что оставалось отметить это пушистый ковёр на полу, судя по виду привезённый из самого Хаммерфела. Вот, пожалуй, и всё.

    Тяжело было возвращаться в этот дом. С виду он был так же красив и прекрасен как раньше, но внутри опустел и высох превратившись в гроб. Гроб в котором лежали любимые кости. Истлевшие губы стали сухими, связки пересохли и больше не звучали, руки не дарили тепла, глаза сгнили – до такой степени всё было отвратительно здесь. Но вместе с тем мы всё же получаем удовольствие приходя на могилу – чувствуем, что осталось ещё в этом мире что-то от прошлого, говорим с ним в слух или мысленно или просто безмолвно взираем с потухшим взором погружаясь в воспоминания. Тяжело было возвращаться в этот дом, но без него было ещё тяжелее.
    После того как Алазар покинул его, забрав прихватив с собой небольшую часть вещей, талморец долго искал своего «информатора», но безуспешно и то и дело, в тайне, даже не отдавая себе полного в том отчёта, надеялся, что бретонец вернётся в дом. Это было важнее даже чем сохранение увядающих воспоминаний, запаха трав которым пахли его волосы и одежды. Это было самой главной причиной по которой он не хотел расставаться с этим гробом.
    Встав на порог альтмер выудил из кармана ключ, вставил в скважину и повернул. Хорошо смазанный замок не издал ни звука, ухоженные петли не скрипнули, его тихий шаг, ставший привычкой ещё во времена обучения в Академии, был едва различим. Здесь он некогда мог встретить тёплый приём, порой дверь не успевала закрыться за спиной как Аладейн кидался ему на шею, на что он отвечал: «осторожнее, шторы не закрыты, кто-то может увидеть». Какими глупыми казались теперь эти слова и ограничения, он так и не успел насытиться его обществом. А теперь его встречали лишь пыль и пепел, окружённые темнотой. Подняв взгляд на красивую люстру в центре комнаты он произнёс несколько слов, и та немедля загорелась, ярко освещая комнату. «Сколько пыли собралось за эти две недели,» - с сожалением подумал он снимая обувь. Слугу после того случая, конечно, отпустили, а после ухода возлюбленного он тот час же отмёл идею о том, чтобы передать ведение хозяйства постороннему. Слишком велик шанс что тот сотрёт дорогие сердцу следы. Но уборка – дело завтрашнего дня, сейчас было довольно поздно и хотелось просто немного посидеть в тишине. Однако, прежде он взял со стола канделябр, зажёг свечи тем же простым заклинанием и отправился осматривать дом, проверяя не влезал ли сюда в его отсутствие.

    Прикосновение прохладного ветерка, пробравшегося сквозь открытое окно и щель двери, было слабым, едва ощутимым, но тонкое пламя свечей немедля почувствовало его принявшись колыхаться и отклоняться в сторону. «Сквозняк?!» - взгляд альтмера метнулся к высокой светло-каштановой двери за которой располагался малый зал. Он точно знал, что закрыл все окна – естественная и разумная предосторожность, защищающая от ненужных гостей, в том числе и от богатой местной фауны (а порой даже флоры). Стало быть, что-то случилось… Осторожно задув свечи и опустив канделябр на пол Норалл сжал в руке заклятье бури и открыл дверь…
    Представшая перед ним картина на несколько секунд заставила его застыть в исступлении. Но тому причиной было не распростёртое на полу тело, не вид кровоточащей раны, не кровь и не разбитое окно, а образ на миг мелькнувший перед глазами, надежда столь внезапно и яростно сжавшая его сердце и душу. На миг он застрял между желанием немедля броситься к раненному, заглянуть под капюшон проверяя не рыжий ли это бретонец, страхом о том, что вместо дорогого он у видит за чёрной траурной тканью совершенно незнакомое лицо и природной осторожностью, предостерегающей от необдуманного контакта. Но всё это продлилось лишь миг и победителем оказалась осторожность. Не отпуская заклятья он быстро окинул взглядом раненного, окружающее его пространство, окно, оглядел комнату – нет ли ещё кого, - прислушался. На всё это ушло всего несколько секунд по истечению которых он опустился на корточки, подле незнакомца, сжал в пальцах капюшон, одёрнул… Бретонец, но не рыжий или, возможно, это была бретонка? Хотя, постойте, несмотря на черты он всё же оказался обладателем острых ушей… Стало быть босмер? «Судя по ярко выраженным бретонским чертам - метис. И кто же ты такой?» - задался он вопросом, но ничего нового для себя не заметил – разве что тонкую нить шрама на лице, которая наводила на чём-то очень остром и тонком. Во всяком случае труп на вопросы ответить не сможет.
    Развеяв заклинание и освободив руку, альтмер выудил из голенища нож и разрезал чёрную ткань, освобождая плечо в которое впилась стрела и какое же это было тощее плечо! В пору подумать, что в его дом забрался нищий, который чем-то не угодил какому-то местному лучнику, голодный, слабый, бездомный и одежды у него были грязными. В пору. Но пока он не спешил с выводами. Осторожно вытянув стрелу он принялся за исцеление и звенящее пение заклинания наполнило комнату, наполнила её холодным бело-голубым светом. «Зачем я ему помогаю?» - спросил он себя. Из чувства долга? По доброте душевной? Желая узнать, что произошло с метисом? Почему он в лез в его дом? Впрочем, последнее очевидно – стремился спрятаться от кого-то. Кого? Почему? Это ли было причиной помощи? Проще поступить так, чем разбираться с трупом? Почему бы и нет? Смешно, но ни один из этих вопросов и близко не подходил к истинной причине его поступка. Это было так странно – ждать возлюбленного и в этот же день найти в своём доме раненного. Он так походил на бретона (или всё-таки она?), хотя крови в нём было от обоих. Он казался таким же слабым и хрупким как Аладейн. Черты лица были столь необычны, растрёпанные волосы так же длинны. Подняв его на руки он ощутил исходивший от него запах трав, так же, как и от Алазара, правда травы были сосем другими, а если быть точным – паслён. Грустный цветок которому милее всего были кладбища. Завершив лечение он опустил незнакомца(ку?) на лежак из подушек, прижал пальцы к его шее. Вена слабо, но уверенно пульсировала и, если не считать потери крови, жизни больше ничего не угрожало.
    «Хорошо, а теперь я хочу получить от тебя некоторые ответы…» - заклинание заставило люстру загореться и альтмер приступил к тщательному осмотру. Для начала незнакомец всё же оказался мужчиной – это тот час же стало понятно по горлу. Затем он заметил сумку с травами и отцепив её быстро проглядел содержимое. Изучил складки необъятной чёрной мантии обнаружив на ней кровь – она же была и на руках и, судя по тому насколько она успела свернуться, можно было утверждать, что она была на них ещё до раны. Но самым примечательным было оружие – внимательно изучив каждую складку талморец вытащил всё оружие, которое только смог найти – особенно примечательным в этом списке оказался дорогой эльфийский кинжал, который бездомный никак не мог себе позволить. «А ещё у тебя с собой яды… - отметил он про себя. - И ты от кого-то бежал. Интересно. Кажется, этой ночью кто-то умер и его убил ты… Алазар, ты ведь тоже убивал». На его устах возникла грустная улыбка. «Почему именно ко мне? Почему именно ты? Почему именно сейчас – когда я решил навесить дом? Приди я сюда через день или немного позже – нашёл бы труп. К чему всё это? Боги играют со мной или с тобой?» Так или иначе…
    Покинув комнату через несколько минут он вернулся с бутылкой вина, бокалом и маленьким плотно закупоренным пузырьком. Опустившись у раненного он отложил в сторону вино, открыл пузырёк и поднёс его к носу незнакомца, который немедля должен был отреагировать на отвратительный резкий запах нашатырного спирта.

Незнакомец напрягает тело, пытаясь подняться, но со стороны это выглядит немного жалко: так много сил ему нужно, чтобы просто поднять голову и опереться. Казалось бы, вытекло не так уж много крови, но для существа столь хрупкого даже подобная рана может оказаться смертоносной. Вполне себе ожидаемо, но одно дело знать, наблюдать за этим – несколько иное. «Какие выразительные серо-голубые глаза, - подумал альтмер всматриваясь в них, - никогда ещё не видел глаз которые так сильно походили бы на глаза мертвеца…» От собственной мысли ему стало несколько не по себе, тем более что он прекрасно представлял себе комплекцию метиса. И даже видел обнажённое белое плечо, с тончайшей кожей совершенно лишённой жирового слоя. Жутко? Он видел вещи и похуже, но и назвать незнакомца образцом красоты не спешил. «Должно быть они такие стеклянные из-за потери крови…» Меж тем взгляд этот был не только отдавал склонностью, но и явно показывал, что их обладатель не в себе: ему не хватало чёткости, осмысленности, не хватало чувств которые должна была вызвать подобная ситуация. Словно пытаясь удостовериться – не ведение ли? – к его лицу тянут руку. «Помни что он убийца,» - напомнил ему внутренний голос и он, опережая сам протянул ему ладонь, но они так и не соприкоснулись. Метис схватился за плечо, альтмер обхватил пальцами горлышко бутылки и вынул пробку. Нужно было поспешить, пока убийца в сознании.
    - Ты пришёл в мой дом в поисках спасения и защиты, не так ли? – поинтересовался он в свою очередь, наполняя боках вином, которое само так было похоже на кровь. – Ты их нашёл.
    К добру это или к худу…
    «Как странно он говорит, - отметил альтмер подхватывая его под голову и приподнимая. – Словно с мертвецом разговариваю. Что же это за наваждение? Может всё из-за плохого настроения… А волосы такие необыкновенно мягкие…»
    - Пей, тебе нужно восстановить кровь, - прижав бокал к тёмным губам он осторожно наклонил его. – И не бойся, если бы я хотел тебя убить – просто не стал бы помогать.
    «А сколько раз я делал то же для Ала? Помогал ему восстановить потерянную кровь...»
    Поя своего… нежданного гостя вином Норал не удержался и пошевелил большим пальцем, проводя им по необычайно тонкой и мягкой шевелюре которая на ощупь была приятнее даже чем шёлк. Жаль он не знает такой ткани, не прочь был бы взять хотя бы платок, ибо такого действительно хотелось касаться. Его собственные волосы, увы, были жёсткими.

Вздрагивает от прикосновения. Взгляд холодный и колючий, полный недоверия, сомнения, вопросов. Вина не пьёт, не шевелиться, общаясь лишь при помощи глаз, затем всё же прикасается к руке и отталкивает её в сторону: много сил на это не требуется, альтмер сам отводит от губ бокал.
    - Ты потерял много крови, - объясняет он, опуская вино на пол. – Тебе нужно её восстановить. Смерть тебе больше не угрожает, но тебе будет проще перенести последствия если ты поешь.
    Убийца попавший во власть другого не редко бывает напуган и насторожен. Самые жестокие из них начинают в такой ситуации бояться до дрожи, до одурения. Со стороны может оказаться странным, но им ли не знать на что способен простой человек? Сейчас, глядя на метиса, Норалл на миг задал себя вопрос: «а не является ли его гость одним из таких тварей?». Быть может не стоило ему помогать? Быть может судьба подложила ему под порог избавление не желанное, а в виде острой стали или горького яда. Он ведь не знает его, совершенно не представляет, что можно от него ожидать. От подобных мыслей эльфа не отвращала даже видимая слабость и хрупкость асасина (или кем он был), слишком уж хорошо ему была знакома эта братия, чтобы поддаться на иллюзию даже самого хрупкого и безобидного из них.
    Услышав вопрос он спросил себя: «неужели это не очевидно?», но второй раз отвечать вопросом не стал. Это было несколько грубо, к тому же совершенно не подходило к моменту. Метис был слаб, не следовало распылять его силы на ненужные слова.
    - Да, - просто ответил он. - Я нашёл тебя в доме, вынул стрелу, залечил рану, привёл в себя и сейчас пытаюсь отпоить.
    Следующим, судя по виду, должен был стать вопрос «почему?» или по крайней мере казалось так, что он непременно возникнет. Но что же на него ответить? «Ты так напомнил мне любимого человека»? Существовали ли вообще объективные причины для помощи, которые можно было озвучить не опасаясь обесценивания самоотверженного поступка?
    - Если же спросишь о причине, по которой я тебе помогаю, то скажу, что считаю это правильным, - и вновь простой ответ, холодный и спокойный типичность которого растворялась в тоне и взгляде, внушающим уверенность в сказанном. Было ли это ложью?... – Так ты будешь пить, есть, спать или предпочтёшь задать ещё какие-то вопросы? Относительно последних следует отметить что к ним можно будет приступить завтра утром, когда твоё состояние заметно улучшится.
    Он взглядом указал на пол, где в пределах досягаемости гостя был бокал и бутылка вина.
    - И ещё мне интересно не мёрзнешь ли ты. Здесь вообще довольно жарко, но если ты мёрзнешь я могу принести плед или укрыть подушками…

Странно было видеть в ответ такую улыбку. Она была насмешливой. Взгляд остался холодным, лицо выражало недоверие. Расстроило ли это альтмера? Ждал ли он благодарности? Нет. Всякое доброе дело, коль оно свершается, не должно ждать благодарности и похвалы, иначе оно попросту перестаёт быть добрым. Впрочем… возможно была в его поступке небольшая корысть, он хотел поиметь с этой встречи кое-что важное: компания и суета отвлекла его от печальных мыслей связанных с этим домом, к тому же ассасин напоминал ему Аладейна и сколько бы боли и печали не причиняло это сходство, сколь глубокие и потаённые чувства не будило – хорошего всё равно было больше. Нет, насмешка его не коробила, скорее удивила заставив задуматься. Это ведь так очевидно – что именно он помог раненному, но какая же работа и жизнь должна быть у мера, чтобы он столь подозрительно относился к чужой помощи? Он предполагал подвох. Впрочем, на его месте Даверлос и сам бы насторожился, такое сейчас время…
    Вслед за этим угроза. Лицо альтмера, выражавшее спокойствие не дрогнуло от этих слов. Слишком резкий переход от просьбы к угрозе. Предупреждение? Нет. Страх. Хрупкий и слабый он наверняка рассчитывает в бою на хитрость, скорость, скрытность, яд, магию – вот козыри таких бойцов. Но оказавшись в руках сильных и опытных или подразумевай они таких, начинают нервничать и боятся. Взгляд эльфа скользит по плечам, лицу и шее, залёживаясь на сонной артерии. Кожа у убийцы была столь тонкой, что разглядеть пульсацию не составило труда, так же не сложно было оценить скорость дыхания и сделать определённый вывод. Вот так кот просто и тонко наше собственное тело нас выдаёт, стоит только потерять над собой контроль.
    - Не помню, чтобы я просил доверять мне, - произнёс он спокойно, даже с оттенком безразличия. – Хочешь – скаль зубы, мне всё равно. Уйдёшь, как только сможешь ходить – держать силком я тебя не собираюсь. Но… - мер сделал выразительную паузы и взгляд его изумрудных глаз приобрёл сходство со сталью. – Раз уж между нами установились такие холодные отношения, то мне бы хотелось знать кто ты, что бы сделал и почему влез в мой дом. Иначе, обессудь, я должен буду тебя связать – последнее что мне нужно это нож в горле посреди ночи и яд в еде. Имей в виду, если ты солжёшь мне – я это непременно узнаю и даже смогу проверить твои слова. Такая уж у меня работа, обучающая чтению по лицу и глазам…
    Конечно слова эти были грубостью и наверняка заставят метиса ощерится в ответ, но тут уж ничего не поделаешь. Вдруг незнакомцу не захочется оставлять свидетелей, знавших его в лицо?
    Тем временем метис пытается подняться, но безуспешно осел с тихим стоном. Даверлос бесстрастно наблюдает за этим, а затем осторожно протягивает ладонь к исцарапанному лицу. На кончиках пальцев загорается заклятье и тихий звон окутывает лицо, застилает полупрозрачной белой вуалью глаза.
    - Не волнуйся, всего лишь элементарное лечащее заклинание.
    Раны заживают буквально на глазах, ни оставив не единого следа на коже, кроме кровоподтёков. Выуживает из кармана платок, подносит его к лицу, стремясь прикоснуться уголком к красным пятнам.

    Его гость отвернулся, сжал пальцами подушки сминая и натягивая ткань впился в неё ногтями словно готовый разорвать в любое мгновение. Затем следует попытка закрыть открытое плечо и шею и всё явственнее проступает в сознании мысль: «тебе неуютно, ты боишься…». Видит оттенки чувств, мелькающих на лице – но так скоротечно и не явно что ни кажутся тенью дрожащего пламени и игрой воображения. Альтмер замечает всё это, расслабленный и спокойный с виду, он отмечает всё, но никак не позволяет себе на это реагировать. Всё-таки какой разной бывает одна и так же тишина – на кого-то она давит подобно толще воды, заставляя сжаться в комок, а кто-то просто уже всё решил про себя и ждёт ответа дабы понять по какому сценарию начинать действовать. Молчание затягивается, но Даверлос не торопит, не выказывает недовольства и нетерпения, просто отмеряет проходящее время ожидая слов или той черты, за которой последует действие. Молчание – это тоже форма ответа. «В чём дело? Ты не можешь мне сказать? Что именно? Кого ты убил? Кем ты работаешь? Своё имя? Что такого страшного есть в моём вопросе? Или, может, тебе нельзя раскрывать рта, и ты боишься кого-то кроме меня? Или же подбираешь для меня подходящую ложь? А хочу ли я знать всю правду?...» Вопросы, много вопросов, тянущихся один за другим, будящих своими нападками любопытство. «А стоит ли исполнять своё обещание? Стоит ли давать ему шанс подняться с постели и перерезать мне горло?» Эльф внимательнее вгляделся в черты лица, но тут ассасин, наконец, подал голос.
    Рассказ его был несколько… сумбурен, но прокрутив его несколько раз в голове Норалл смог разобраться о чём тот говорил и сопоставив его слова со сказанным ранее он хорошенько задумался. Всего несколько минут назад убийца так отчаянно рвался на свободу, запрещал задерживать его, спешил… за деньгами? Возможно. Лгал из страха, прикрывая своё отчаянное желание вырваться на свободу? Ведь не скажешь так просто: «отпусти меня». Но всё же альтмеру мерещилась за его спинами какая-то сила, какая-то необходимость торопиться и бежать… Он знал, что спросить, это явно проступило в его взгляде: какой-то вопрос, опасный, точный. Он позволил ощутить это, а затем отступил.
    - Хорошо, этой правды мне достаточно, я не буду тебя связывать.
    Он едва касается лица уголком платка, начиная стирать засохшую кровь, как его руки касается прохладное бледное запястье, и он в очередной раз поражается его хрупкости и тонкости. «И это рука отбирает жизнь? Удивительно. Она скорее подходит искусно сделанной фарфоровой кукле».
    - Змей, тебе всё равно нужно будет умыться, не так ли? – отозвался он, однако отняв руку с платком. – Ты ведь не сможешь выйти на улицу с окровавленным лицом? Значит тебе придаться умыться, так почему бы не сделать это сразу и не пачкать мои подушки? Кстати, то же касается и одежды. Я был бы благодарен если бы ты снял мантию на ночь. Можешь не смущаться, женщин в доме нет и не будет, а я привёл бы одежду в порядок и вернул тебе утром. Кроме того, у меня осталась кое-какая одежда… если ты сильно смущаешься, то я могу дать её тебе на ночь. И ещё неплохо было бы обтереть тебя влажным полотенцем. Крови действительно осталось много. И твоей и этого Ватье. Можешь сделать всё это сам, если справишься, конечно…
    Альтмер окинул его взглядом и при том сделал это весьма скептично. У Змея едва хватило сил чтобы приподняться, что уж говорить об активных действиях.
    - А ещё тебе по прежнему нужно попить, для восстановления крови нужна жидкость и определённые элементы…

    Сам так сам. Эльф не возражает и не настаивает, просто наблюдает безучастно за возней, ожидая итога. На его глазах постепенно и неспешно обнажается чужое тело, обтянутое кожей столь бледной и тонкой, что он видит на ней тёмные нити вен, а местами явной становиться даже сеть капилляров. Руки теперь выглядят ещё тоньше. Рёбра заметно выступают. На животе, кажется, можно прощупать любой орган. На миг им овладевает желание протянуть руку и коснуться всего этого, просто, чтобы убедиться не мираж ли, но он не двигается с места. Взгляд его остаётся подёрнул пеленой, лишённой чувств и эмоций, словно у человека, давно сидящего в очереди и погрузившегося в свои мысли. Но всё же следует отдать должное упорству ассасина. Ему явно было тяжело, он буквально боролся с собственными одеждами, - на удивление просторными и широкими, - но помощи не просил, а альтмер – не предлагал. Решился – делай. Однако, когда балахон таки пал к его ногам метис казался совершенно вымотанным… и довольным. Ладони обхватывают острые плечи. И вновь желание прикоснуться – проверить не холодно ли. Вновь оно оказывается подавлено, не обретя никакого внешнего проявления.
    Услышав слова Даверлос моргнул, оживая, внимательно выслушал и слегка вскинул брови услышав последнее, сказанное с небольшой задержкой слово.
    - Талморец значит? – он сухо усмехнулся. – Ну, пусть так…
    Ответ сухой, безликий, не дающий ничего, к имеющимся умозаключениям, но и не опровергающий его. Пожалуй, им обоим не следовало знать друг о друге слишком много. Жаль, что ассасин оказался столь сообразительным, очень жаль. За такую сообразительность по-хорошему следовало убить, ведь он был агентом для которого крайне важно было оставаться инкогнито, если не сказать жизненно важно. Впрочем, всех альтмеров Валенвуда так или иначе считали причисляли к Талмору.
    Отвернувшись он берёт лежавшую неподалёку сумку, уже зная, что именно там найдёт. Открывает, шуршит перебираемыми травами, гремит стеклом, выуживает на свет одну тёмную бутыль и тут же, при Змее, проверяет на просвет. Красный. Вновь лезет в сумку и выуживает оттуда вторую склянку… вернее одно только горлышко от неё.
    - Похоже разбилось при падении, - он демонстрирует осколок змею и убирает его обратно в сумку. – Сочувствую.
    Завернув сумку и оружие в мантию он сворачивает её и откладывает добро в сторону. Ещё раз окидывает оценивающим взглядом гостя, затем выносит вердикт:
    - Полагаю с остальным ты сам уже не справишься… - тихо вздохнув смыкает руки на тонкой ноге, намереваясь стащить сапоги, затем расстегнуть пояс, снять штаны.
    «Ал был бы зол, - внезапно подумал он про себя, - чужак на его подушках. Пачкает их кровью и грязью. Не слишком ли это неуважительно к его памяти? Или, может, ему было бы всё равно? Он ведь ушёл, а я даже не задумался об этом когда положил на них Змея… Ладно, их всё равно пора было вытряхнуть.» Тихий вздох, едва заметная грусть во взгляде. Жаль, всё равно жаль… в них чувствовался аромат трав, той причудливой смеси которую использовали некроманты для обезвреживания трупной вони.

    Возня, сопровождаемая шелестом ткани. Движения не быстрые, но такие ловкие и точные что спешка и не требуется. Обувь быстро оказывается возле мантии, рядом с нею пояс, затем он берётся за штаны. Странная картина, даже немного дикая, если смотреть со стороны… а ещё со стороны в ней можно было бы углядеть подтекст, точно всё происходило в причудливой и диковиной фантазии. Но ситуация была ещё стране от того, что этого подтекста не было. Зачем вообще было нужно стирать чужие вещи? Не довольно ли вылечить ран, дать поспать до утра и выпроводить вон не вторгаясь лишний раз в пространство незнакомца, да ещё и убийцы? Откуда вдруг такая чрезмерная забота? «Раз уж я его приютил, нужно всё сделать правильно, - лгал он себе. – Тем более что это не так уж и сложно. К тому же уж лучше я займу себя чем-то на ночь, вместо того, чтобы спать с убийцей за стенкой.» Но ведь этот убийца там напомнил ему Аладейна. На краткий миг он поверил, что это рыжий юноша вернулся в дом, вернулся к нему… а жив ли он вообще? И эхо этой веры поселилось в его сознании, призрак дёргал за струны его души, заставляя поступать слишком… слишком заботливо, слишком нежно, слишком глупо. Разве ему не следовало перерезать ассасину горло за то, что он распознал в нём талморца? А самому быть осторожнее?
    - Действительно, - выдыхает он устало. – Нечего. Не похож.
    Простой ответ, прежнее спокойствие и бесчувственность, погружение в то, чем он занят. По-прежнему ни единой подсказки. Если это был выпад наобум, то он потерпел фиаско, если обдуманные слова – то Змей просто останется со своими мыслями. Или сам придумает себе какую-нибудь правдоподобную историю. Не все альтмеры Валенвуда служат Талмору, но все они часть Доминиона. Увы, сейчас эти понятия слились во едино и их редко различают. Сейчас ему не хотелось придумывать что-то и врать.
    Тихое недовольство в ответ на его действия. Оно могло бы быть и громче, но у гостя попросту не было сил, так что это можно было прировнять к крику… или нет? Он был покинут потому, что не слышал и не слушал. Остался один на один с гробом и лежащими в нём вещами, в этом жутком склепе. Руки прекращают своё движение, мер поднимает глаза и всматривается в мертвенно бледные черты лица. Слёз не было, но глаза плакали. Может Алазар тоже сейчас плачет? Жив ли он или Лес забрал его? Или… может… он уже нашёл себе защитника? Такого который ещё и согреет. Далос отводит глаза, тихо вздыхает и взявшись за почти стянутые штаны рывком подтягивает их к талии возвращая на место.
    - Если тебе до такой степени этого хочется, то воля твоя…
    Взяв вещи он выпрямляется и неспешным широким шагом покидает комнату направляясь в ванную. Здесь, бросив мантию на дно пустого таза и разложив остальные пожитки на низкой деревянной скамье он набирает воду в небольшую лохань замачивает в ней полотенце, берёт из спальни тонкий плед, прибрасывая его через плечо, и возвращается, вновь опускаясь на колени возле Змея.
    Отжав полотенце до полусырого состояния он складывает его и ещё раз хорошенько протирает лицо и шею. Вновь отжимает. Принимается за плечо, грудь, тонкие ключицы, на забыв при этом мягко оттянуть чужие руки. Прикосновение полотенце осушается как нечто мягкое и тёплое, почти живое…

    Кожа постепенно обнажалась от прикосновений тёплой влажной мочалки, демонстрируя свою белизну и тонкую сеть тёмных сосудов. Её несомненным, пусть и странным, преимуществом в данной ситуации была практически неестественная белизна, подчёркнутая недавней потерей крови, на которой так легко можно было увидеть оставшиеся подтёки и стереть их. Хорошенько замочив другой угол полотенца и вновь сложив его альтмер ещё раз хорошенько растёр кожу на груди и плечах заметив, что она весьма чутко реагировала даже на его осторожное воздействие мягкой тканью. Это было так странно… Ему в руки попалось существо, сочетающее в себе столько необычного и странного, что его в пору было принять за представителя другой расы, а не обычной помести бретона и босмера. Немного странно, немного жутко, немного удивительно, но чего Змей не вызывал в нём так это отвращения. Возможно явись он в его жизнь как-то иначе, возможно, неприязнь и была бы, но теперь этого уже не узнать. Теперь он вызывал чувства скорее тёплые, чем холодные, хотя и стоило держаться с ним на стороже.
     Ещё раз хорошенько протерев грудь и плечи он заново сложил влажное полотенце и чистой бело-зелёной тканью принялся протирать измазанные кровью руки. Здесь было немного сложнее. Кровь успела подсохнуть, свернуться и плохо стиралась с пальцев, а из-под ногтей и вовсе не хотела выбираться. Пришлось хорошенько повозиться пока руки не приняли «невинный» вид.
    Что же до дрожащих губ и пульсирующей на шее вены – он заметил их, более того – чувствовал, как колотиться сердце у него под рукой. Убийца казался спокойным и даже послушным, но так ли это было внутри? «Почему он так остро реагирует на прикосновения? – задумался альтмер, продолжая возиться с остатками крови. – Почему ему так больно терпеть чужие прикосновения? Быть может дело в насилии?» Или причиной всему игра воображения, которая так старательно выстраивала существующие и не существующие параллели? Алазар… как же тебя не хватало в этом доме… как же тебя не хватало в этой жизни… как же мало здесь теперь было шума и так невыносимо много тишины. Настолько, что хотелось кричать.
    - Я знаю, что тебе это не нравиться, но придётся потерпеть, - выдохнул он закончив с руками и хорошенько отжав полотенце. – Сейчас я переверну тебя и вытру спину.
    Сев рядом он слегка приобнял метиса и перевернул на живот, позволив оказаться практически у него на коленях, так как лежак был не слишком широким. Здесь крови было больше всего: её размазала с трудом тянутая мантия до самой поясницы, успели уже пропитаться ею подушки, которым теперь нужна была хорошая стирка. Даверлос вновь сложил полотенце так, чтобы оно было максимально чистым и коснулся тёплой тканью плеча, скользя рукою вдоль спины до самых штанов, затем опять возвращался к плечу и движение повторялось. Долгое, неспешное, с нажимом, но не причиняющее боли и неудобства, похожее на успокаивающее поглаживание.
    - У тебя кровь в штаны затекла, - бесцветным тоном ответил он, догадываясь что вновь получит в ответ испуг и сопротивление. – Да и ткань мокрая. Ты уверен что не хочешь сменить их?...
    Отложив полотенце в сторону он перегнулся через Змея и, упарившись рукой в подушки, принялся переставлять оные, отбрасывая в сторону те, что были испачканы в крови и подкладывая на них место чистые.

    Может это моя ошибка? Змей извивается под рукой, тает стремясь выскользнуть, вывернутся, убежать словно кошка, боящаяся воды. Что такого он делает? Почему убийца так боится? Ведь по сути – мелочь.
    - Пожалуйста, перестань вертеться, и я быстро закончу. Уже поздно, я устал и мне бы хотелось…
    Недовольное шипение в ответ. Укус.
    Боль растекается по телу, заставая в врасплох своей неожиданностью. Горячая тёплая кровь бежит по коже. Эльф стискивает челюсти, застывает на миг сминая пальцами влажное полотенце. Да, наверное, это его вина. Он всегда так плохо слышит… Алазар из-за этого и ушёл, не так ли? Он столько раз просил «не лги мне», но это оказалось так сложно. А затем эта глупая ошибка. Восемь, он даже не знал толком из-за чего бретонец ушёл: из-за лжи, из-за этого датского случая или из-за чего-то ещё?
    - Ладно, я не буду тебя трогать, - голос тихий, но напряжённый от испытываемой боли сам начал походить на шипение. – А теперь отпусти, иначе я вынужден буду вновь тебя коснуться и это будет… совсем не ласково.
    И зачем нужно было доводить всё до крайности? А ведь в его действиях не было никаких плохих намерений…
    Полотенце опускается в розовую от крови воду. Челюсти разжимаются причиняя при этом не меньшую боль. Поток крови увеличивается заливая тёмную ткань штанов. «Так укусить – ещё уметь нужно…» И откуда, спрашивается, столько сил? Простенькое заклинание Восстановления, немного Изменения и словно ничего и не было – только кровь на штанах. Ладно, всё равно у него наметилась стирка.
    - Выпей вина – поможет, - поднявшись мер прихватил с собой лохань воды с полотенцем и сбросил тонкий плед с плеча на спину Змея. – Если будет холодно. Мне показалось что тебе хочется чем-то укрыться.
    Ведь он так отчаянно впился пальцами в свои плечи, ища защиты. Или пытаясь себя успокоить?
    - Прости.
    Развернувшись эльф покинул комнату и закрыв за собой дверь направился в ванную. Долгий его ждал вечер. До этого он планировал поесть, убраться и лечь спать, теперь же к этому прибавилась ещё и стирка. Постояв немного обдумывая порядок действия он в начале направился на кухню – где развёл огонь и поставил воду кипятиться. Следующим шагом стало замачивание одежды. За одно он снял свои штаны, запачканные кровью, переоделся в спальне и припомнив о подушках – вернулся в малый зал.
    - Позвонишь если я понадоблюсь, - сказал эльф опуская на пол, в переделах досягаемости, меленький серебряный колокольчик который он прихватил из спальни.
    Забрав подушки он покинул зал, вернулся в ванную и оценил нанесённый кровью ущерб как незначительный. В основном пропитались наволочки которые легко было заменить и лишь две подушки оказались вымазаны до самых перьев. Бросив их в таз с водой, он вернулся в кухню, где уже закипела вода. И так, шаг за шаг он постепенно выполнял намеченный план…

    Лучи восходящего солнца опустились ему на веки окрашивая черноту сна в багрянец. Золотой эльф поморщился, в полузабытьии дёрнув головой и пытаясь спастись от этой напасти, но когда сознание вернулось к нему он сел и, сделав несколько глубоких вдохов, потёр глаза. За окном постепенно разгорался рассвет, окрашивая небо в розовое, а землю в оранжево-красное. Подойдя к нему эльф полностью открыл занавески одну из которых он предусмотрительно оставил приоткрытой, чтобы лучи смогли пробраться внутрь и разбудить его. Улицы были почти пусты, лишь несколько прохожих широко зевнув свернули за угол да пробежало несколько неопрятных мальчуганов (показалось или одна из них была девчонкой?) из черни так похожих на беспризорников. Пели птицы, раскрывались цветы, воздух дышал ещё желанной прохладой ночи которое горячее солнце будет испарять ещё пару-тройку часов. Отойдя от окна Даверлос вышел в коридор.
    Все то, что он планировал с вечера было сделано, хотя и далеко за полночь в следствии чего по утру он чувствовал себя уставшим и не выспавшимся. Холодная вода, которой он хорошенько умылся, от части развеяла сонливость и помогла набрался сил. Вещи, которые он стирал большую часть ночи, всё ещё весели здесь – висели на протянутых под потолком верёвках, над вместительной деревянной ванной – и за ночь успели практически полностью высохнуть. Это говорило о том, что его нежданный гость всё-ещё находился в доме, если, конечно, не выбрался так же, как и вошёл в одном только пледе и штанах. Сняв с верёвок его вещи альтмер направился в небольшую комнатку в разное время служившей ему кабинетом и комнатой слуги, там он водрузил кусок тонкого дерева на большой солидный стол, застелил его специально подготовленной белой тканью, достал тяжёлый утюг и принялся готовить одежду к уходу гостя.
    Странный у него вчера выдался вечер. Совершенно неожиданный. Сейчас, по утру, ситуация виделась под несколько иными углами, и его природная осторожность вновь напомнила о себе в не самой приятной для Змея форме. К несчастью он оказался слишком сообразителен и к ещё большему несчастью – умудрился в слух высказать свои мысли. По-хорошему следовало убить эту змею пока она не ужалила, раз уж она догадалась в чьих руках оказалась. «Довольно ходить по грани, - рассуждал он, - не много ли границ ты уже перешёл? Не слишком ли ты увлёкся? Пора бы и остановится… из этого не выйдет ничего хорошего. Рано или поздно это закончится весьма плачевно, ты это знаешь…» Но если Змей служил тем, о ком он подумал, то опасаться его не стоило. Ассасины в тёмных одеяниях, тихие клинки ночи, разношёрстые, фанатики... Он слышал о них разное, но большинство сходилось во мнении что это больные на голову люди, обожающие убивать. Но за это их и боялись. А ещё Далос в своё время подумывал что безумцами, жаждущими крови разумным членам братства управлять будет намного проще, в том числе за счёт религии. Уговорить безумцев верить в Пустоту куда проще, чем нормальных. Что было вполне в духе Мефалы, которую считали той самой Матерью Ночи. Но это если Змей один из них. К сожалению, мало вероятно было что они забрались так далеко от Империи. Вероятнее всего он просто наёмник, тот, кто сделает за деньги всё что угодно и с лёгкостью продаст открытую им тайну. Его следовало убить, а не помогать… В конце концов разве не разгневался он на всех бретонов, полукровок и представителей других рас после ухода Алазара? Разве не проклял их всех в сердцах, когда оказался брошен любимым? Разве не глупостью было вот так просто отпускать его? Как он мог умудрится не заметить за собой такого малодушия?
    За этими размышлениями он привёл в порядок мантию, успел зашить вспоротый ножом рукав и убрать все принадлежности обратно на место, но так и не пришёл к определённому выводу. Будь его гость человеком чести, можно было бы рассчитывать на ответную услугу, но наёмники, как известно, в большинстве своём чести лишены. Разве что пустить ищейку по его следу и посмотреть куда тот направится… А ведь проблему решал один только удар ножа и всё постепенно пришло к мысли – «Что меня останавливает?» неужели в нём было так много от Алазара? Или это сходство, как и желание помочь, тоже медленно растаяло по утру словно туман отступая перед отдохнувшим разумом? Может следует вновь на него взглянуть? «Пусть спит, убить не долго…» Сложив вещи он вышел с ними в большой зал, поставил их на стол перед удобным диваном и направился в кухню, готовить завтрак. Стараясь не слишком при этом шуметь опасаясь разбудить Змея.

    Весёлое бульканье густого овощного супа уже прекратилось, но поверхность его продолжала исходить дымным жаром и пряным ароматом, от которого рот наполнялся слюной и который, захватив весь зал, расползался по другим комнатам. В этом деле ему помогал сквозняк, призванный парой открытых окон. День сегодня обещал выдаться душным. Терзаемый этой слабой ещё духотой, недосыпом, тяжёлыми мыслями и недавним завтраком (а мы знаем, как усыпляюще порой действует еда) Даверлос опустился на диван и в скором времени прикрыл веки погружаясь в лёгкую дрёму. Окружившая его темнота была полна образов, но бессвязных, размышлений, но спутанных и по сути своей этот полёт ничем не сдерживаемой мысли не давал ничего полезного, хотя он то и дело одёргивал себя стремясь вернуться на верный путь и решиться на неприятное дело которое подсказывал ему разум.
    Но было в его нынешнем сознании одно бесспорное преимущество – обострившийся донельзя слух. Быть может сознание и отреагировало с запозданием, но всё же он не упустил из внимания звон бокала, который в другой ситуации наверняка бы прослушал, особенно если бы был на кухне. Через несколько секунд раскрыв веки и мысленным усилием отгоняя охватившую его расслабленность, он поднялся и направился в спальню, желая выяснить что произошло и не нужна ли гостью помощь. У того, конечно, был колокольчик, но…
    Эльф с секунду помедлил, затем поднял руку и постучав вошёл. Как он и предположил – его гость уже очнулся ото сна и даже поднялся на ноги.
- Доброе утро, - поприветствовал он окидывая взглядом гостя и пытаясь дать оценку его состоянию, но заглянув ему в лицо на миг застыл, забыв об этом важном деле.
    Казалось несколько секунд пред ним было одно лишь лицо, такое худое что невольно начинаешь представлять на его месте череп – так легко угадывались его очертания, к этому странному ведению подводила и бледность кожи и резкие густые тени отбрасываемые рассветным солнцем. Но не это было главной чертой, приковавшей взгляд – то лишь фон, угадывающийся, но ничего не значащий – главным было выражение глаз. Холодные и блестящие точно льдинки, сейчас они казались потухшими, мёртвыми, но вместе с тем в самой глубине зрачка мерещилась какая-то искра. Осторожная, слабая, но грозящая разразиться яростным пожаром. В этом мерещилась и решимость, и боль, и мертвенное остекленение. И картина эта в целом завораживала какой-то неуловимой, странной жутью. Но стоило лишь один раз моргнуть и всё растаяло. Показалось? Далос смутился.
    Выглядел он сейчас не лучшим образом – всё ещё бледный, всё ещё поразительно худой, да ещё и с таким выражением на лице. Хотелось подставить ему плечо, поддержать, ибо казалось, что он вот-вот упадёт, но, памятуя о вчерашнем вечере, альтмер удержался.
    - Кошмар?
    Мысль об убийстве сама собой отступила на задний план и там истаяла. «Бретонец. Бретонец.» - Навязчиво крутилось в голове, внезапно стало тяжело на душе и захотелось уединиться. Только позволить себе этого он не мог. «Пусть идёт, он и так настрадался. А мне пусть помогут боги. Зачем-то же они подбросили его в мой дом…» Печаль лишь на миг мелькнула в его чистых светло-зелёных глазах каким-то неуловимым движением ресниц и тут же пропала, возвращая лицу обычное расслабленно-спокойное выражение, служившее его излюбленной маской. В миру, на работе, на улице, перед зеркалом, всюду.
    – Ты готов идти? Я приготовил завтрак, так что если хочешь можешь поесть перед уходом. Твои вещи на столе, вместе с оружием и сумкой.
    Эльф сделал шаг от дверного проёма, предоставляя Змею возможность выйти в коридор и убрал руки за спину, наблюдая за своим гостем. Какие мысли крутились у него в голове в этот миг не поняли бы даже даэдра, слишком уж хорошо сидела маска, но наблюдал он внимательно хотя взгляд этот не казался тяжёлым или излишне пристальным. Так обычно смотрели на огонь или на воду предаваясь каким-то своим размышлениям.
    - Сделай себе одолжение – останься, - внезапно нарушил он своё молчание. – Куда бы ты не спешил, выйдя сейчас ты только ещё больше задержишься. Сил у тебя не много, в пути их не восстановишь, дорога покажется тебе тяжёлой, длинной и выйдет долгой. Отдохни, а я потом помогу тебе добраться до нужного места.

Отредактировано Даверлос (09.08.2016 15:34:32)

    Змей определённо производил странное впечатление существа из иного мира, причём мира тёмного и мрачного. И тем сильнее было это ощущение, чем уютнее была атмосфера комнаты и выше солнце, окрашивающее всё в золотые цвета, так и не достигшие его бледной кожи и чёрных одеяний. Он был подобен чёрно-белому наброску – единственному нераскрашенному участку во всей картинке. Забытый художником холст, к которому он потерял всякий интерес добравшись до самого главного. И в голосе ассасина звучала такая пустота, словно внутри он был полым и вполне мог породить эхо, стоит только постучать по его бледной каменной коже.
    Он не создавал впечатления эмоциональной личности, но, казалось, что увиденный им кошмар лишь усилил это впечатление, сковав незримыми ледяными оковами саму душу. Что же приснилось ему такого страшного? И часто ли его терзали кошмары? Какое Даверлосу до этого дело? Природное любопытство?
    Длинный плед волочился по полу подобно потоку воды. Тёплой и мягкой. Альтмер проводил его взглядом, позволив покинуть комнату, а затем вышел следом.
    Длинный коридор заканчивался залом и в нём было всего четыре двери – две позади вели в спальню и кабинет, одна – та, из которой они вышли и ещё одна напротив – ванная комната. Света здесь было меньше, свечи не горели, а потому царил слабый полумрак развеиваемый лишь небольшим окошком, оставшимся за их спинами и потоком света впереди – обеспеченным большими окнами зала. Немного слишком большими для дома шпиона.
    Слова в ответ были сказаны не оборачиваясь, в пустоту, были услышаны и заставили альтмера задуматься. «Глупец, ты просто упадёшь по пути или тебя съедят местные твари. Конечно, если держаться дорог дело другое…» Взять бы и удержать, но как? Гость воспротивится и вновь пустит в ход свои зубы или даже яд со сталью. Конечно, можно победить в бою, но убудет ли это победа… будет ли это хотя бы бой? Принуждение грозило ещё большим вредом, от него потребно было найти нужные слова и быстро, но какие? К чему воззвать? Так странно и мерзко – словно ты за стеклом, хрупким и ненадёжным, наблюдаешь жуткую картину в которую надобно вмешаться, но вместе с тем не имеешь права его разбить.
    Эти метания и отразились на его лице облачившись в личину беспокойства, нарушившую безупречную симметрию безучастной маски и их встретил Змей, внезапно решивший обернуться и одарить его своей улыбкой. Такой же причудливой, как и он сам.
    - Это вопрос жизни и смерти? – поинтересовался мер не пытаясь скрыть своё беспокойство. – Или ненужное усердие? Тот, кто требует, понимает, что требует этого от смертного и когда речь идёт об убийстве он знает, что не всё может пойти так гладко как ему бы хотелось. – Помедлив альтмер кивнул в сторону зала, - но всё то, с чем ты ко мне пришёл там и ждёт тебя.
    Нет. Это всё были не те слова, не такие, не правильные и совершенно не держащие. Может оно к лучшему? Может и не нужно его останавливать? Тогда откуда же взялось это глупое раздражение?
    - Это идеотизм. Валенвуд – дремучий лес полный живности, бандитов и ядовитых насекомых. Идти по ему в таком состоянии, верный способ оказаться на чьём-то столе в виде разодранного куска мяса или рагу. – Недовольство? Осуждение? Раздражение? Во всяком случае спокойные зелёные глаза полыхнули, а губы стянулись в тонкую линию. – Останься или давай я хотя бы дам тебе денег, чтобы ты мог добраться до нужного места. Сколько тебе нужно?
    Всё-же недовольство. Тихая злость, съедающая изнутри. Как же это глупо-глупо-глупо-глупо! Почему не подождать немного? Зачем рисковать так жизнью? Ради чего? Ради кого? Но буря эта быстро успокаивается, ведь каждый в праве принимать те решения которые считает нужными. Но что если один считает, что другого следует запереть в комнате, как мать не пускающая неразумное дитя к ножам?
    - Поешь хотя бы… - выдыхает он успокоившись. – Иначе свалишься за следующим же деревом.

    «К чему весь этот пыл? Признайся себе ты погорячился. А всё от чего? От тоски, от горя, от печали. Неужто думаешь ты найти замену? Нет, для этого ты слишком умён, но ты ищешь призрак, не так ли? Хотя бы тень былого, которой можно было бы упиваться. Оставшись во тьме, начинаешь ценить один единственный язык пламени, в то время как раньше считал должным само солнце. Узрев столько странных совпадений ты смутился, растерялся и не желаешь отпускать не разобравшись во всём, но можешь ли ты разобраться? Ты ведь запутался, не так ли?» - быть может Даверлос Норалл не задавал себе на прямую этих вопросов, но чувства его и мысли двигались примерно в этом ключе, но только хаос вмешивался в поток размышлений, не давая им обрести стройности, критичности и строгости. А всё от того, что он волновался. Представший перед ним незнакомец был прочной этих волнений или странная череда совпадений (но, скорее всего, и то и другое), но сейчас его едва ли можно было назвать спокойным и безразличным. А ведь он должен был быть безразличен. Должен был быть по-альтмерски холоден и сдержан. Должен был убить незнакомца как агент и сдать страже – как гражданин… Но выходило так, что он никому и ничем не был обязан.
    И что же он делал? Он злился. Слова Змея обожгли его как слова родного мера, заставив поморщится и выражая сим жестом, то ли пренебрежительное: «глупец!», то ли досаду. И он готов был вспылить вновь не зная даже, что скажет или сделает в этом пылу как последние слова Змея стали для него стаканом холодной воды.
    - Но и отказывать - глупо, - бросил он неспешно направляясь в кухню. – Посторонний может решить, что тебя избаловали.
    Оказавшись в кухне, окружённый утварью и горячим, пышущим влажным паром, супом, он совсем остыл и вернулся в зал уже спокойный и невозмутимый. Хотя не мог бы поручится за крепость этого льда. Выкладывая на стол салфетки и приборы, хлеб, масло, кубок и графин он прекрасно понимал, что чувства лишь вредят, но ничего не мог с собой поделать.